Потому он и велел Кате следить за ней, Ножу — сторожить ее дверь и Кайдису Зербине — потихоньку таскать ее вещи.
Пентеро Исс хотел иметь собственную Простирающую Руки.
Аш стояла посреди комнаты, обдумывая то, что открылось ей. Кожа на груди и руках покрылась мурашками, и ее начало трясти. Приемный отец намеревался запереть ее в Кости и использовать в собственных целях. Он уже держал там кого-то, и она должна была пополнить его собрание редкостей.
Как давно он понял, кто она? С самого начала? Не потому ли он и спас ее в младенчестве?
Так она и стояла неизвестно сколько времени, дрожа то ли от гнева, то ли от потрясения, то ли от холода. Рассказ Канта изменил всю ее жизнь. Теперь ее память такая же грязная, как вода в ванне.
В дверь постучали, прервав ее раздумья.
— Кто там? — спросила Аш прежним властным тоном, будто никогда и не покидала Крепости Масок.
— Это Геритас Кант. Я должен поговорить с тобой перед отъездом.
— Одну минуту, я оденусь. — Голос Аш был так же холоден, как ее тело. Она подошла к корзинке с одеждой и стала ее разбирать. Чтобы двое мужчин покупали что-то для девушки! Аш с улыбкой, близкой к слезам, пересматривала то, что они принесли. Решив, как видно, побаловать ее, они предусмотрели все, в чем ничего не смыслили. Они приобрели красные шелковые юбки, красивые вышитые сорочки и плащ из тончайшей шерсти. Все было окрашено в живые, яркие тона: синий, как море, корсаж, изумрудно-зеленые ленты, замшевые сапожки цвета ржавчины.
Аш смеялась и плакала одновременно, разглядывая тонкую шемизетку — такие носили жены баронов в Крепости Масок. В корзинке имелись шелковые туфельки, ажурные митенки, кружевные воротнички, костяные пуговки — все, что, по мнению обоих мужчин, должно было ей понравиться.
Ей и правда понравилось. Так понравилось, что она прижала эти вещицы к груди, как живые. Представляя себе, как Ангус с Райфом ходили по рынку, подбирая цвета, щупая ткани и прикидывая, впору ли ей это будет, она хихикала, как маленькая. Геритас Кант пыхтел за дверью, нетерпеливо постукивая клюшками по полу.
Пора было одеваться, но она не обнаружила в корзинке ни шерстяных чулок, ни белья. Мужчины — какой с них спрос? Придется обойтись тем, что есть.
Выбрав самую простую шерстяную юбку, белую сорочку, расшитую крошечными незабудками, и ярко-красный корсаж, Аш стала складывать обратно все остальное. При этом из складок нижней юбки выпал муслиновый мешочек. Аш развязала его. Вот и белье. Красивое дамское белье, надушенное и украшенное бантиками. Ангус, смекнула она. Это он вспомнил, что надо и это купить.
Пять минут спустя, одетая, она открыла дверь Геритасу.
Вид у него был нездоровый, и клюшки, на которые он опирался, тряслись. Аш устыдилась, что заставила его ждать, и хотела помочь ему. Он отклонил ее услуги, и оба они пережили несколько неловких минут, пока он не дотащился до очага и не уселся на высокий, с прямой спинкой стул, сделанный, как догадалась Аш, специально для него.
— Деньгам перевод, — первым делом промолвил он, и Аш не сразу поняла, что речь идет о ее новой одежде, а поняв, промолчала.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — Зеленые глаза Канта вытянули из Аш ответ еще до того, как она кивнула. — Вот и ладно. Значит, мои заклятия пришлись к месту. Ты чувствуешь их?
— Кажется, да. Все внутренности словно досками заколочены.
— В некотором смысле так оно и есть. — Кант поправил неловко подвернувшуюся правую ногу. — Заклятия служат двум целям. Во-первых, они прячут тебя, чтобы чародеям и узникам Провала труднее было тебя выследить. Это не значит, что они тебя вовсе не найдут. Прибегая к своей силе, ты можешь с тем же успехом зажечь маяк на вершине горы или затрубить в рог. Заклятия призваны лишь одурачить тех, кто ищет не слишком усердно.
Аш принудила себя кивнуть еще раз.
— Во-вторых, они оберегают тебя. Напряжение, которое ты чувствуешь, — это следствие воздвигнутых мной преград. Твое тело скреплено колдовскими швами. Они стягивают твое сердце, печень, мозг и чрево, защищая их от вторжения. Сейчас они крепки, но со временем ослабеют. Я молюсь, чтобы они продержались до Пещеры Черного Льда, но не уверен в этом. Ты можешь помочь, если будешь поддерживать свои силы. Ешь как следует и почаще, спи подольше, не изматывай себя и старайся не попадать в такие положения, когда страх может толкнуть тебя прибегнуть к магии.
— Я не совсем понимаю.
— Как Простирающая Руки ты рождена для одного: чтобы проломить Стену Провала. Эта сила заключена вот здесь, — он ткнул себя пальцем в грудь, — внутри тебя. — И никакая плоть и кровь не устоит, если твои руки протянутся к ней. — Глаза Геритаса превратились в колючие зеленые огни на бледном, как у трупа, лице. — Ты думаешь, что я пугаю тебя, Асария Марка. Может, оно и так. Может, я и сам боюсь. Мы живем на древней земле, питаемой древними преданиями и древней силой. До того, как здесь появились города и кланы, до того даже, как суллы воздвигли здесь свои города из ледового дерева и камня, были другие — не люди в нашем смысле этого слова, однако они имели глаза и рты, как и мы, и строили чертоги из земли и бревен в сердце Глуши. Не могу сказать, сколько веков они существовали, но вымерли они за одно столетие: жители Провала перебили их либо забрали к себе. Суллы называют то время Бен Горо, Стариной, и хранят память о тех существах, передавая ее из поколения в поколение, хотя и не имеют с ними ни общей крови, ни родства. Они это делают, чтобы почтить Древних, как они их называют, и чтобы страх перед Последними никогда не угас.
— Зачем ты мне об этом рассказываешь?
— Чтобы ты знала, что поставлено на кон. Всякий неопытный чародей опасен. Гнев, страх, ужас — любое сильное чувство способно исторгнуть из него магию. Ты должна остерегаться таких потрясений. Если ты замахнешься на кого-то в гневе, твоя сила может выплеснуться наружу. Не давай себе воли — от этого зависит не только твоя жизнь.
Аш решила молчать... и не бояться.
— Будь у нас больше времени, я показал бы тебе то, что суллы называют саэр раль, Путь Пламени, — это учение позволяет владеть своими чувствами, не поддаваясь страху или гневу. Сам я никогда не прибегал к нему, но я родился в Ревущих горах и знаю, что пламя холодным не бывает. — Кант пристукнул клюшками. — Однако мне приходится отправлять тебя на Север, защищенную одними только заклятиями. Думаю, нам обоим следует молиться, чтобы в следующую нашу встречу твоя сила уже разрядилась и мне, старику, не пришлось учить тебя искусству владеть собой. Знай одно: всякое колдовство, к которому ты прибегнешь, прежде чем доберешься до пещеры, разорвет наложенные мной узы. — С губ Канта брызнула слюна. — Ты поняла?
— Да.
— Заклятия не устоят против силы Простирающей Руки. — Кант помолчал и добавил тихо: — Мало что устоит.
Аш держала себя в руках, не желая раскрываться перед этим человеком. Кант, посмотрев на нее, пожал плечами.
— Вот, собственно, и все, что я хотел сказать. — Он начал слезать со стула, и Аш отвернулась, чтобы не стеснять его. Его затрудненное дыхание кололо ей спину, как дротиками.
Когда он наконец двинулся к двери, она повернулась и спросила:
— Откуда мой приемный отец узнал, что я — Простирающая Руки?
— Давай уточним: ты хочешь знать «откуда» или «когда»?
Его проницательность обезоружила Аш.
— Хорошо — когда?
На лице Канта отразилось что-то вроде сочувствия.
— Пророчества о пришествии следующей Простирающей Руки передаются из уст в уста десять веков с самой смерти предыдущей. Многие я сам читал или слышал. Некоторые из них — явная подделка, состряпанная любителями надувать. Другие так начинены устаревшими оборотами и метафорами, что нет двух ученых, толкующих их одинаково. Третьи написаны на мертвых языках и в переводе утрачивают многие оттенки смысла. И лишь очень немногие похожи на правду. Одно из таких пророчеств — это детский стишок, хорошо известный на Севере.
— Прочти мне его, — сказала Аш, видя, что Кант колеблется.
Кант переставил клюшки поудобнее и произнес тихо и таинственно:
На белый свет ты глянешь
На горе, у закрытых дверей,
И руки врагам протянешь,
Судьбы не зная своей.
Тишина наполнила комнату, как холодная вода. Аш стояла неподвижно, Кант ждал. Воздух между ними сгустился и потемнел. Запахло стариной. Аш выдерживала взгляд Канта, пока он сам не отвел глаза. Ей не хотелось обсуждать с ним эти стихи. Все и так ясно. Ее оставили на северном склоне Смертельной горы, в пяти шагах от Тупиковых ворот, «закрытых дверей», а Пентеро Исс, Ангус Лок и вот этот человек знали, кто она, задолго до того, как она сама узнала об этом.
Вот Кант и ответил на ее настоящий, невысказанный вопрос. Ее приемный отец знал все с самого начала. В Венисе каждый год находят десятки брошенных младенцев — у порога богатых особняков, на ступенях Храма Костей, у пьедестала статуи Пенгарона на площади Четырех Молений. Через руки Исса прошли, наверно, сотни детей, но он взял себе только одного младенца — девочку, оставленную умирать за Тупиковыми воротами.
Аш закрыла глаза и напомнила себе, что должна быть сильной.
— Хорошо, ступай теперь, — сказала она Канту. — Скажи Ангусу, что я готова.
Он пожевал губами, но смолчал, склонил голову, как получивший приказ слуга, и вышел.
Только когда дверь за ним закрылась, Аш ухватилась за стол, ища опоры. А она-то думала, что отец любит ее.
Несколько минут спустя, когда вошел Ангус, она уже овладела собой, и ее лицо ничего не выражало. Облегчение, которое она испытала при виде его широкого красного лица, удивило ее. Он сбрил бороду, подстригся и прямо цвел здоровьем.
— Экая ты красавица, — сказал он, оглядев ее с головы до пят — Я так и думал, что синее тебе пойдет.
Она уже и позабыла, что одета во все новое. Аш хотела ответить, но как-то не нашла слов и просто покружилась на месте, чтобы Ангус разглядел ее со всех сторон. Юбка обвилась вокруг лодыжек, и тогда Аш вспомнила, как много раз проделывала то же самое для Пентеро Исса.
Ангус смотрел на нее без улыбки, тоже явно не желая ничего говорить.
— Хочу поблагодарить тебя за все эти чудесные вещи... — начала Аш.
— Пустяки, — твердо остановил ее Ангус. Аш не поняла его внезапной суровости. — Пора в дорогу. Райф ждет нас с лошадьми. — Он взял корзинку с вещами Аш и вышел.
Она, надев новый плащ и перчатки, последовала за ним. В темных сенях она столкнулась с сестрой Ганнет. Старушка, не поздоровавшись с ней, еще суровее сжала свои сморщенные губы.
Аш открыла дверь, и навстречу ударил ветер. Поднималась буря, и снег летел, запорашивая кремово-красный ковер на полу. Канту это не понравится, подумала Аш, торопливо завязывая тесемки плаща.
Ее новые сапожки сразу ушли глубоко в снег. Райф стоял у чугунных ворот с Лосем, гнедым и пони — крепкой лошадкой с толстыми ногами и шеей. Она была серая, как Лось, но потемнее и с пятнами, невидной масти, как сказал бы мастер Хейстикс, большеголовая и с белыми носочками на трех ногах.
Райф усмехнулся при виде Аш. Вьюга его не пугала — он не дрожал и не притопывал ногами, как делают многие на холоде.
— Красотка, правда? — спросил он, кивнув на пони.
— Да. — Аш остановилась недалеко от лошади, чтобы не пугать ее для первого раза. — Как ее звать?
— Снегурка, — с той же ухмылкой ответил Райф. Аш, как дурочка, тоже заухмылялась.
— Чудесное имя. Просто чудесное. — Сняв перчатки, она подошла к пони сбоку. — Снегурка. — Не трогая лошадку, она дала ей обнюхать себя. Мастер Хейстикс всегда на этом настаивал. «Перво-наперво дайте новой лошади к вам принюхаться, — говорил он. — Каково бы вам было, если б незнакомый человек подошел и схватил вас за шею?» Аш показалось вдруг очень важным, чтобы Снегурка полюбила ее.
Снегурка понюхала, посмотрела и мотнула головой. Аш взглянула на Райфа. Он кивнул, и она потрепала Снегурку по шее. Пони внимательно следила за ней большим карим глазом. Когда рука опустилась к холке, Снегурка сама стала напрашиваться на ласку, и сердце Аш стеснилось от радости. А когда Райф дал ей зеленое яблочко для пони, она подумала, что сейчас заплачет.
— Возьми, — сказал он. — Прежний владелец говорил, что она любит такие больше всего.
Снегурка приняла предложенное яблоко и позволила погладить свою гриву, пока жевала его.
— Ну, вот вы и подружились, — сказал Ангус, вынося остатки поклажи. Аш улыбнулась ему. С гнедого сняли повязку, и Аш с облегчением увидела, что собачьи укусы благополучно зарубцевались, а потом заметила Геритаса Канта — он стоял в дверях и смотрел на нее.
— Давай ножку. — Ангус согнулся, чтобы подсадить ее в седло.
Немного встревоженная присутствием Канта, Аш поставила левую ногу на его сложенные ладони и села. Седло оказалось ей как раз впору, и Райф тут же подогнал стремена ей по росту. Снегурка все это время стояла спокойно, точно и метель, и новые седоки были для нее самым обычным делом.
Когда все расселись по коням, Кант крикнул с порога:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Пентеро Исс хотел иметь собственную Простирающую Руки.
Аш стояла посреди комнаты, обдумывая то, что открылось ей. Кожа на груди и руках покрылась мурашками, и ее начало трясти. Приемный отец намеревался запереть ее в Кости и использовать в собственных целях. Он уже держал там кого-то, и она должна была пополнить его собрание редкостей.
Как давно он понял, кто она? С самого начала? Не потому ли он и спас ее в младенчестве?
Так она и стояла неизвестно сколько времени, дрожа то ли от гнева, то ли от потрясения, то ли от холода. Рассказ Канта изменил всю ее жизнь. Теперь ее память такая же грязная, как вода в ванне.
В дверь постучали, прервав ее раздумья.
— Кто там? — спросила Аш прежним властным тоном, будто никогда и не покидала Крепости Масок.
— Это Геритас Кант. Я должен поговорить с тобой перед отъездом.
— Одну минуту, я оденусь. — Голос Аш был так же холоден, как ее тело. Она подошла к корзинке с одеждой и стала ее разбирать. Чтобы двое мужчин покупали что-то для девушки! Аш с улыбкой, близкой к слезам, пересматривала то, что они принесли. Решив, как видно, побаловать ее, они предусмотрели все, в чем ничего не смыслили. Они приобрели красные шелковые юбки, красивые вышитые сорочки и плащ из тончайшей шерсти. Все было окрашено в живые, яркие тона: синий, как море, корсаж, изумрудно-зеленые ленты, замшевые сапожки цвета ржавчины.
Аш смеялась и плакала одновременно, разглядывая тонкую шемизетку — такие носили жены баронов в Крепости Масок. В корзинке имелись шелковые туфельки, ажурные митенки, кружевные воротнички, костяные пуговки — все, что, по мнению обоих мужчин, должно было ей понравиться.
Ей и правда понравилось. Так понравилось, что она прижала эти вещицы к груди, как живые. Представляя себе, как Ангус с Райфом ходили по рынку, подбирая цвета, щупая ткани и прикидывая, впору ли ей это будет, она хихикала, как маленькая. Геритас Кант пыхтел за дверью, нетерпеливо постукивая клюшками по полу.
Пора было одеваться, но она не обнаружила в корзинке ни шерстяных чулок, ни белья. Мужчины — какой с них спрос? Придется обойтись тем, что есть.
Выбрав самую простую шерстяную юбку, белую сорочку, расшитую крошечными незабудками, и ярко-красный корсаж, Аш стала складывать обратно все остальное. При этом из складок нижней юбки выпал муслиновый мешочек. Аш развязала его. Вот и белье. Красивое дамское белье, надушенное и украшенное бантиками. Ангус, смекнула она. Это он вспомнил, что надо и это купить.
Пять минут спустя, одетая, она открыла дверь Геритасу.
Вид у него был нездоровый, и клюшки, на которые он опирался, тряслись. Аш устыдилась, что заставила его ждать, и хотела помочь ему. Он отклонил ее услуги, и оба они пережили несколько неловких минут, пока он не дотащился до очага и не уселся на высокий, с прямой спинкой стул, сделанный, как догадалась Аш, специально для него.
— Деньгам перевод, — первым делом промолвил он, и Аш не сразу поняла, что речь идет о ее новой одежде, а поняв, промолчала.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — Зеленые глаза Канта вытянули из Аш ответ еще до того, как она кивнула. — Вот и ладно. Значит, мои заклятия пришлись к месту. Ты чувствуешь их?
— Кажется, да. Все внутренности словно досками заколочены.
— В некотором смысле так оно и есть. — Кант поправил неловко подвернувшуюся правую ногу. — Заклятия служат двум целям. Во-первых, они прячут тебя, чтобы чародеям и узникам Провала труднее было тебя выследить. Это не значит, что они тебя вовсе не найдут. Прибегая к своей силе, ты можешь с тем же успехом зажечь маяк на вершине горы или затрубить в рог. Заклятия призваны лишь одурачить тех, кто ищет не слишком усердно.
Аш принудила себя кивнуть еще раз.
— Во-вторых, они оберегают тебя. Напряжение, которое ты чувствуешь, — это следствие воздвигнутых мной преград. Твое тело скреплено колдовскими швами. Они стягивают твое сердце, печень, мозг и чрево, защищая их от вторжения. Сейчас они крепки, но со временем ослабеют. Я молюсь, чтобы они продержались до Пещеры Черного Льда, но не уверен в этом. Ты можешь помочь, если будешь поддерживать свои силы. Ешь как следует и почаще, спи подольше, не изматывай себя и старайся не попадать в такие положения, когда страх может толкнуть тебя прибегнуть к магии.
— Я не совсем понимаю.
— Как Простирающая Руки ты рождена для одного: чтобы проломить Стену Провала. Эта сила заключена вот здесь, — он ткнул себя пальцем в грудь, — внутри тебя. — И никакая плоть и кровь не устоит, если твои руки протянутся к ней. — Глаза Геритаса превратились в колючие зеленые огни на бледном, как у трупа, лице. — Ты думаешь, что я пугаю тебя, Асария Марка. Может, оно и так. Может, я и сам боюсь. Мы живем на древней земле, питаемой древними преданиями и древней силой. До того, как здесь появились города и кланы, до того даже, как суллы воздвигли здесь свои города из ледового дерева и камня, были другие — не люди в нашем смысле этого слова, однако они имели глаза и рты, как и мы, и строили чертоги из земли и бревен в сердце Глуши. Не могу сказать, сколько веков они существовали, но вымерли они за одно столетие: жители Провала перебили их либо забрали к себе. Суллы называют то время Бен Горо, Стариной, и хранят память о тех существах, передавая ее из поколения в поколение, хотя и не имеют с ними ни общей крови, ни родства. Они это делают, чтобы почтить Древних, как они их называют, и чтобы страх перед Последними никогда не угас.
— Зачем ты мне об этом рассказываешь?
— Чтобы ты знала, что поставлено на кон. Всякий неопытный чародей опасен. Гнев, страх, ужас — любое сильное чувство способно исторгнуть из него магию. Ты должна остерегаться таких потрясений. Если ты замахнешься на кого-то в гневе, твоя сила может выплеснуться наружу. Не давай себе воли — от этого зависит не только твоя жизнь.
Аш решила молчать... и не бояться.
— Будь у нас больше времени, я показал бы тебе то, что суллы называют саэр раль, Путь Пламени, — это учение позволяет владеть своими чувствами, не поддаваясь страху или гневу. Сам я никогда не прибегал к нему, но я родился в Ревущих горах и знаю, что пламя холодным не бывает. — Кант пристукнул клюшками. — Однако мне приходится отправлять тебя на Север, защищенную одними только заклятиями. Думаю, нам обоим следует молиться, чтобы в следующую нашу встречу твоя сила уже разрядилась и мне, старику, не пришлось учить тебя искусству владеть собой. Знай одно: всякое колдовство, к которому ты прибегнешь, прежде чем доберешься до пещеры, разорвет наложенные мной узы. — С губ Канта брызнула слюна. — Ты поняла?
— Да.
— Заклятия не устоят против силы Простирающей Руки. — Кант помолчал и добавил тихо: — Мало что устоит.
Аш держала себя в руках, не желая раскрываться перед этим человеком. Кант, посмотрев на нее, пожал плечами.
— Вот, собственно, и все, что я хотел сказать. — Он начал слезать со стула, и Аш отвернулась, чтобы не стеснять его. Его затрудненное дыхание кололо ей спину, как дротиками.
Когда он наконец двинулся к двери, она повернулась и спросила:
— Откуда мой приемный отец узнал, что я — Простирающая Руки?
— Давай уточним: ты хочешь знать «откуда» или «когда»?
Его проницательность обезоружила Аш.
— Хорошо — когда?
На лице Канта отразилось что-то вроде сочувствия.
— Пророчества о пришествии следующей Простирающей Руки передаются из уст в уста десять веков с самой смерти предыдущей. Многие я сам читал или слышал. Некоторые из них — явная подделка, состряпанная любителями надувать. Другие так начинены устаревшими оборотами и метафорами, что нет двух ученых, толкующих их одинаково. Третьи написаны на мертвых языках и в переводе утрачивают многие оттенки смысла. И лишь очень немногие похожи на правду. Одно из таких пророчеств — это детский стишок, хорошо известный на Севере.
— Прочти мне его, — сказала Аш, видя, что Кант колеблется.
Кант переставил клюшки поудобнее и произнес тихо и таинственно:
На белый свет ты глянешь
На горе, у закрытых дверей,
И руки врагам протянешь,
Судьбы не зная своей.
Тишина наполнила комнату, как холодная вода. Аш стояла неподвижно, Кант ждал. Воздух между ними сгустился и потемнел. Запахло стариной. Аш выдерживала взгляд Канта, пока он сам не отвел глаза. Ей не хотелось обсуждать с ним эти стихи. Все и так ясно. Ее оставили на северном склоне Смертельной горы, в пяти шагах от Тупиковых ворот, «закрытых дверей», а Пентеро Исс, Ангус Лок и вот этот человек знали, кто она, задолго до того, как она сама узнала об этом.
Вот Кант и ответил на ее настоящий, невысказанный вопрос. Ее приемный отец знал все с самого начала. В Венисе каждый год находят десятки брошенных младенцев — у порога богатых особняков, на ступенях Храма Костей, у пьедестала статуи Пенгарона на площади Четырех Молений. Через руки Исса прошли, наверно, сотни детей, но он взял себе только одного младенца — девочку, оставленную умирать за Тупиковыми воротами.
Аш закрыла глаза и напомнила себе, что должна быть сильной.
— Хорошо, ступай теперь, — сказала она Канту. — Скажи Ангусу, что я готова.
Он пожевал губами, но смолчал, склонил голову, как получивший приказ слуга, и вышел.
Только когда дверь за ним закрылась, Аш ухватилась за стол, ища опоры. А она-то думала, что отец любит ее.
Несколько минут спустя, когда вошел Ангус, она уже овладела собой, и ее лицо ничего не выражало. Облегчение, которое она испытала при виде его широкого красного лица, удивило ее. Он сбрил бороду, подстригся и прямо цвел здоровьем.
— Экая ты красавица, — сказал он, оглядев ее с головы до пят — Я так и думал, что синее тебе пойдет.
Она уже и позабыла, что одета во все новое. Аш хотела ответить, но как-то не нашла слов и просто покружилась на месте, чтобы Ангус разглядел ее со всех сторон. Юбка обвилась вокруг лодыжек, и тогда Аш вспомнила, как много раз проделывала то же самое для Пентеро Исса.
Ангус смотрел на нее без улыбки, тоже явно не желая ничего говорить.
— Хочу поблагодарить тебя за все эти чудесные вещи... — начала Аш.
— Пустяки, — твердо остановил ее Ангус. Аш не поняла его внезапной суровости. — Пора в дорогу. Райф ждет нас с лошадьми. — Он взял корзинку с вещами Аш и вышел.
Она, надев новый плащ и перчатки, последовала за ним. В темных сенях она столкнулась с сестрой Ганнет. Старушка, не поздоровавшись с ней, еще суровее сжала свои сморщенные губы.
Аш открыла дверь, и навстречу ударил ветер. Поднималась буря, и снег летел, запорашивая кремово-красный ковер на полу. Канту это не понравится, подумала Аш, торопливо завязывая тесемки плаща.
Ее новые сапожки сразу ушли глубоко в снег. Райф стоял у чугунных ворот с Лосем, гнедым и пони — крепкой лошадкой с толстыми ногами и шеей. Она была серая, как Лось, но потемнее и с пятнами, невидной масти, как сказал бы мастер Хейстикс, большеголовая и с белыми носочками на трех ногах.
Райф усмехнулся при виде Аш. Вьюга его не пугала — он не дрожал и не притопывал ногами, как делают многие на холоде.
— Красотка, правда? — спросил он, кивнув на пони.
— Да. — Аш остановилась недалеко от лошади, чтобы не пугать ее для первого раза. — Как ее звать?
— Снегурка, — с той же ухмылкой ответил Райф. Аш, как дурочка, тоже заухмылялась.
— Чудесное имя. Просто чудесное. — Сняв перчатки, она подошла к пони сбоку. — Снегурка. — Не трогая лошадку, она дала ей обнюхать себя. Мастер Хейстикс всегда на этом настаивал. «Перво-наперво дайте новой лошади к вам принюхаться, — говорил он. — Каково бы вам было, если б незнакомый человек подошел и схватил вас за шею?» Аш показалось вдруг очень важным, чтобы Снегурка полюбила ее.
Снегурка понюхала, посмотрела и мотнула головой. Аш взглянула на Райфа. Он кивнул, и она потрепала Снегурку по шее. Пони внимательно следила за ней большим карим глазом. Когда рука опустилась к холке, Снегурка сама стала напрашиваться на ласку, и сердце Аш стеснилось от радости. А когда Райф дал ей зеленое яблочко для пони, она подумала, что сейчас заплачет.
— Возьми, — сказал он. — Прежний владелец говорил, что она любит такие больше всего.
Снегурка приняла предложенное яблоко и позволила погладить свою гриву, пока жевала его.
— Ну, вот вы и подружились, — сказал Ангус, вынося остатки поклажи. Аш улыбнулась ему. С гнедого сняли повязку, и Аш с облегчением увидела, что собачьи укусы благополучно зарубцевались, а потом заметила Геритаса Канта — он стоял в дверях и смотрел на нее.
— Давай ножку. — Ангус согнулся, чтобы подсадить ее в седло.
Немного встревоженная присутствием Канта, Аш поставила левую ногу на его сложенные ладони и села. Седло оказалось ей как раз впору, и Райф тут же подогнал стремена ей по росту. Снегурка все это время стояла спокойно, точно и метель, и новые седоки были для нее самым обычным делом.
Когда все расселись по коням, Кант крикнул с порога:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107