Подобрав полы плаща до груди, чтобы не зацепиться, она медленно поползла вперед.
Это быстро, говорила она себе, поглядывая то на следующую стенку, то на мерина. Он хороший коняшка, она уверена. Просто он не привык, чтобы ночью по его стойлу ползали люди — до сих пор к нему захаживали только крысы.
Преодоление каменных яслей оказалось делом трудным и болезненным. Аш оцарапала ногу об острый край — до крови, как она поняла, хотя задержаться для осмотра не посмела. Мерин пристально наблюдал за ней. Как только она начинала спешить, он перемещался, топоча копытами по унавоженному полу. Сердце так и трепыхалось в груди пойманной птицей. Каждое мгновение она ожидала, что в крепости поднимется крик и отовсюду набегут вооруженные люди с факелами. Где-то сейчас Марафис Глазастый? Вернулся ли уже на свой пост? А может, Ката прокралась в комнату, чтобы взглянуть на Аш еще раз до того, как лечь спать?
— А, чтоб тебе! — тихо выругалась Аш, зацепив локтем ведро и опрокинув его. Пол в стойле был слегка покатый, и вода потекла прямо под дверь.
— Чертов вороной опять ведро перевернул! — раздался голос мастера Хейстикса. — Шустрый, натруси там сена, покуда у него копыта не отсырели.
Одолев все препятствия, Аш протиснулась в следующее стойло. Плащ все-таки зацепился за дерево, и она освободила его в тот самый миг, когда дверь в денник вороного распахнулась. Аш замерла, а конюх по прозвищу Шустрый, насвистывая, стал сыпать на пол свежее сено. Мерин, рассерженный этими вторжениями, лягнул его. Шустрый выругался, остальные двое засмеялись. Аш услышала, как щелкнула деревянная щеколда: это Шустрый запер дверь.
— Чертов вороной. Больше я к нему ночью не пойду. — Конюх вернулся к ящикам. — Эй! Вы трогали плашки! Они не так лежали, когда я за сеном пошел!
Между игроками завелся оживленный спор, причем мастер Хейстикс и другой конюх клялись всеми замерзшими на улицах бездомными собаками, что они даже и не глядели на плашки, не говоря уже о том, чтобы их трогать.
Аш оглядела стойло, в котором оказалась. Оно было пустым, если не считать красивой темной сбруи на крючке у двери. Красное с черным изображение собачника на Железном Шпиле, оттиснутое на носовом ремне, указывало, что обыкновенно здесь держит своего коня какой-то гвардеец. Аш не позволила себе вздохнуть с облегчением, хотя и ощутила его. Большинство Рубак сейчас в городе, блюдут порядок среди праздничных толп, а значит, многие стойла будут пустыми.
Теперь она продвигалась быстро. Спор насчет плашек разгорелся на славу: голос мастера Хейстикса от легкого негодования перешел к праведному гневу, поскольку Шустрый продолжал обвинять его в плутовстве, и повышенные голоса заглушали легкий шум, который производила Аш, переползая из стойла в стойло. Многие, как она и предполагала, были пусты. Чем больше она изваливалась в сене, навозе и конском волосе, тем спокойнее принимали ее лошади. Одна жеребая кобыла, спавшая лежа, попыталась встать при ее вторжении и придавила ее к стене, но больше никакого ущерба Аш не понесла. Секрет, как открыла она, был в том, чтобы сразу поворачиваться на спину и замирать на миг, подставляя лошади свое мягкое горло и давая обнюхать себя. После этого они пропускали ее без препон.
Наконец Аш очутилась в последнем перед задней дверью стойле, вместе с годовалой кобылой, бодрой, игривой и ничуть не сонной. Кобыла поначалу держалась настороженно, но потом хорошенько обнюхала Аш и стала тыкаться носом в ее плащ, ища чего-нибудь вкусного.
— Прости, девочка, — одними губами проговорила Аш, тронутая ласковостью и красотой лошади. — Сегодня у меня ничего нет.
Выглянув из-под двери стойла, Аш убедилась, что мастер Хейстикс и конюхи слишком поглощены своим спором и вряд ли заметят, если кто-то выскользнет в дальнюю дверь. Она тихо попрощалась с кобылкой и пролезла под стенкой.
Оказавшись в густом мраке на конце ряда стойл, она стала пробираться к двери. Мужчины трясли головами и шаркали ногами по камню. Спор приобретал нешуточный характер — теперь речь шла уже не о плашках, а о деньгах. Один фонарь догорал, и его огонек сделался оранжевым и тусклым. Аш ступала осторожно, на краешек ступни, и передвигалась вдоль стены, стараясь слиться с серым камнем. Она охотно припустила бы бегом, но это сразу бы ее выдало.
Створки задней двери, как и двери во двор, были слегка приоткрыты ради удобства запоздалых путников и гвардейцев. Воздух, идущий оттуда, холодил Аш щеку. Аш уже приготовилась сделать последний шаг, когда загрохотала противоположная дверь. Она поспешно отпрянула назад, во мрак.
Дверь во двор распахнулась, и на пороге возникла массивная, с бычьей шеей, фигура Марафиса Глазастого. Одетый в мягкий, как человеческая кожа, плащ, соответствующий его чину, он держал в одной руке рогатый фонарь, горящий ярким голубым пламенем, а в другой кинжал с крабьей рукояткой. Спорщики умолкли, и плашки посыпались из рук Шустрого на пол.
— Эй ты! — сказал Нож мастеру Хейстиксу, ткнув кинжалом в его сторону. — Не проходила ли здесь только что воспитанница правителя?
Хейстикс с чувством потряс головой:
— Нет, начальник. У нас все тихо. Никто не проходил, кроме ваших дозорных с подружками.
Нож проворчал что-то, и его маленький рот словно ниткой стянули. При виде его ноги Аш превратилась в соломинку. Далеко ли он видит с того места, где стоит? Освещают ли фонари дальнюю дверь или, наоборот, слепят ему глаза?
— Осветите конюшню как следует! Заприте все двери и не пропускайте никого, пока я не отменю приказа. Ясно?
— А как же быть с вашими гвардейцами, начальник?
Марафису не нужны были слова, чтобы заставить Хейстикса умолкнуть, — достаточно было одного взгляда. Нож пожал плечами — у любого другого это бы выражало неуверенность, но у него было лишь мощным сокращением мускулов и костей, — повернулся и зашагал прочь. Луч голубого света тянулся за ним, как дым.
Мастер Хейстикс заторопился следом — ему было куда легче говорить Ножу в спину, чем стоять с ним лицом к лицу.
— Как скажете, начальник. Как скажете. Шустрый, тащи фонари, а ты, Гриббон, помоги мне дверь запереть.
Больше Аш не стала дожидаться. Пока все трое лошадников провожали Марафиса, она выскользнула в ночь через открытую дверь.
Холод и тьма охватили ее, словно воды темного пруда. Ветер свистел, и твердый снег скрипел под сапогами. Свежесложенные, подправленные стены высились по обе стороны, как каменные великаны. Ворота были в тридцати шагах перед Аш.
Конюшенные, или товарные, ворота представляли собой железный частокол из острых пик. По бокам от него располагались две караулки из известняка, гладко отполированного ветрами за несколько веков. Решетка была поднята, и с ее зубьев падали комки снега и конского навоза. Цепи удерживали ее на месте. Они были обмотаны вокруг колес и рычагов и тянулись от поперечной балки в караульную, трепеща на ветру, как железная листва.
Аш смотрела туда, дыша часто и прерывисто. Ее единственная надежда — то, что стражники у ворот еще не слышали о ее бегстве. А слышать они никак не могли — кто-то должен был пройти через конюшню, чтобы сказать им об этом. Аш хорошо знала, что там никто не проходил, но появление Марафиса отняло у нее всякую уверенность. Он раздавил бы ей череп голыми руками, если бы захотел.
— Перестань!
Аш стукнула себя костяшками пальцев по лбу, пытаясь выбить оттуда страх.
Снег у нее под ногами осветился — это в конюшне зажгли фонари. Услышав скрип закрываемой двери, Аш отступила в сторону и подождала, пока ее не заперли на засов. Свет зажигался не только в конюшне: вдоль всей крепостной стены вспыхивали факелы. Сквозь рев ветра слышались громкие команды, скрежет запираемых ворот и бряцание оружия.
Аш двинулась к воротам, отряхивая на ходу грязь и сено с плаща и пряча волосы под капюшон. От нее дурно пахло, и она не могла решить, хорошо это или плохо. Из зарешеченного окна левой караулки падал бледный свет, и недавно протоптанные дорожки тянулись к ее двери и обратно, поэтому Аш направилась туда. Когда она подошла,, у решетки окна появился человек. Видя, что за ней наблюдают, Аш больше не могла держаться естественно, и ее движения сделались какими-то судорожными.
Дверь караулки распахнулась, и вышел гвардеец, молодой, черноволосый, с красивым ртом и слишком широко расставленными глазами. Крест на его стальном латном вороте обозначал его как третьего или четвертого баронского сына.
— Кто идет? — спросил он, обнажив меч.
Второй стражник поднес фонарь к самому окну, осветив Аш. Она, поморгав, присела в реверансе и сказала, потупившись:
— Пожалуйста, пропустите меня.
Охранник шагнул вперед. Как все гвардейцы, он был чисто выбрит и одет поверх лат в мягкую, хорошо выделанную кожу. Его красный узорчатый клинок мерцал и переливался при свете. Краем глаза Аш видела, что он смотрит поверх нее на растущее кольцо факелов, загорающихся на стене. Издали донесся крик, и гвардеец замер, прислушиваясь.
Аш стиснула челюсти так, что зубы заныли. Упершись ногами в снег, она принудила себя стоять спокойно. Она служанка, посыльная, швея — бояться ей нечего.
— Ты из девок Тилла Бейли, что ли?
Аш так старалась стоять смирно, что вопрос застал ее врасплох. Подняв голову, она рискнула посмотреть на гвардейца. Вид у него был недовольный. Шум в крепости не умолкал.
— Я спрашиваю, ты из девок Тилла Бейли? — Он сделал мечом рубящий взмах в сторону Рога. — Из тех, что привели сюда на праздник?
Аш судорожно вздохнула. Он принял ее за продажную женщину.
— Отвечай, когда спрашивают. — Часовой обнажил мелкие желтые зубы.
— Да. — Аш кивнула, не отрывая глаз от меча. — Из них.
Часовой сплюнул, и Аш показалось, что он готов пропустить ее. Он уже собрался спрятать меч, но тут в крепости зазвонил большой колокол, и сердце у Аш ушло в пятки. Этот колокол, висящий на самом верху Бочонка, звонил только во время войны, бунта или осады, и это служило сигналом к закрытию всех крепостных ворот.
Часовой схватил Аш за руку и потащил ее к окну караульной. Острые ногти, желтые, как зубы, впились в тело Аш. Второй гвардеец в караулке отошел от окна. Миг спустя цепи дрогнули, и механизм ворот ожил. Конюшенные ворота начали опускаться.
— Пожалуйста, выпустите меня, пока еще не закрылись. Тилл ждет меня назад. — Аш старалась подражать вкрадчивым интонациям Каты, выпрашивающей розовые коврижки. Это было ошибкой — в голосе помимо ее воли пробилось отчаяние.
Гвардеец притиснул ее лицо к самому окну.
— Грод, как быть с этой? Она от Тилла.
Грод, крутивший лебедку, повернул голову, чтобы взглянуть на Аш. Седеющий, почти лысый, он имел вид бывалого солдата. Его свиные глазки смотрели пронзительно, и на латах не было никаких знаков различия. Первым движением Аш было попятиться, но первый гвардеец, крепко обхватив ее голову, продолжал держать у окна. Оконная решетка резала щеку, вытягивая из нее тепло. Медленно и осторожно действуя рукой, прижатой к стене караульни, Аш достала из-под плаща острую булавку, которую взяла для продажи.
Колокол все звонил, и его низкие жалобные переливы терзали слух. Решетка ворот скрипела и трещала, опускаясь мелкими, неохотными рывками.
В тот миг, когда пальцы Аш обхватили гладкую медь булавки, Грод изрек:
— Ничего она не от Тилла. Тощая, патлы всклокочены и плащ весь измызган. У Тилла все курочки пухленькие, не то что эта замарашка. — Грод сощурил глаза, вглядываясь в торчащие из-под капюшона волосы Аш. Отняв руку от лебедки, он пропустил ее сквозь решетку и ухватил одну прядь. От боли у Аш на глазах выступили слезы.
На пальцах у Грода осталась сажа. С холодной усмешкой он продолжал теребить посветлевшие волосы. Его пальцы сжались в кулак.
— Она останется тут. Веди ее сюда, Сторрин. Надо будет показать ее властям.
Услышав это, Аш рывком освободила голову, оставив Гроду клок своих волос, и ткнула булавкой в красивый рот Сторрина, пропоров губу и десну.
Раненый гвардеец свирепо выругался и замахнулся кулаком. Удар пришелся Аш в плечо, но она устояла на ногах. Грод внутри бешено крутил рукоятку, намереваясь опустить решетку, прежде чем прийти на помощь напарнику. Так мог поступить только равнодушный и холодный человек — Аш презирала его за это.
Она метнулась к воротам, но Сторрин успел схватить ее за полу плаща и повалил в снег. Упав на колени, Аш дернула завязки у горла. Они не давали ей дышать. Снег колол ноги, как толченое стекло. Сторрин, держа ее за плащ, упер свой клинок ей в спину и велел вести себя тихо. Аш почти не почувствовала боли. Главное было разорвать завязки и освободить горло.
Решетка была почти над самой головой, и с острых пик сыпался снег. Собственные руки казались Аш большими и неуклюжими. Ну почему эти тесемки никак не развязываются?
Сторрин дернул за плащ, протащил Аш по снегу. Аш, попытавшись встать, на миг провалилась в черноту. Сторрин тыкал мечом ей в ребра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Это быстро, говорила она себе, поглядывая то на следующую стенку, то на мерина. Он хороший коняшка, она уверена. Просто он не привык, чтобы ночью по его стойлу ползали люди — до сих пор к нему захаживали только крысы.
Преодоление каменных яслей оказалось делом трудным и болезненным. Аш оцарапала ногу об острый край — до крови, как она поняла, хотя задержаться для осмотра не посмела. Мерин пристально наблюдал за ней. Как только она начинала спешить, он перемещался, топоча копытами по унавоженному полу. Сердце так и трепыхалось в груди пойманной птицей. Каждое мгновение она ожидала, что в крепости поднимется крик и отовсюду набегут вооруженные люди с факелами. Где-то сейчас Марафис Глазастый? Вернулся ли уже на свой пост? А может, Ката прокралась в комнату, чтобы взглянуть на Аш еще раз до того, как лечь спать?
— А, чтоб тебе! — тихо выругалась Аш, зацепив локтем ведро и опрокинув его. Пол в стойле был слегка покатый, и вода потекла прямо под дверь.
— Чертов вороной опять ведро перевернул! — раздался голос мастера Хейстикса. — Шустрый, натруси там сена, покуда у него копыта не отсырели.
Одолев все препятствия, Аш протиснулась в следующее стойло. Плащ все-таки зацепился за дерево, и она освободила его в тот самый миг, когда дверь в денник вороного распахнулась. Аш замерла, а конюх по прозвищу Шустрый, насвистывая, стал сыпать на пол свежее сено. Мерин, рассерженный этими вторжениями, лягнул его. Шустрый выругался, остальные двое засмеялись. Аш услышала, как щелкнула деревянная щеколда: это Шустрый запер дверь.
— Чертов вороной. Больше я к нему ночью не пойду. — Конюх вернулся к ящикам. — Эй! Вы трогали плашки! Они не так лежали, когда я за сеном пошел!
Между игроками завелся оживленный спор, причем мастер Хейстикс и другой конюх клялись всеми замерзшими на улицах бездомными собаками, что они даже и не глядели на плашки, не говоря уже о том, чтобы их трогать.
Аш оглядела стойло, в котором оказалась. Оно было пустым, если не считать красивой темной сбруи на крючке у двери. Красное с черным изображение собачника на Железном Шпиле, оттиснутое на носовом ремне, указывало, что обыкновенно здесь держит своего коня какой-то гвардеец. Аш не позволила себе вздохнуть с облегчением, хотя и ощутила его. Большинство Рубак сейчас в городе, блюдут порядок среди праздничных толп, а значит, многие стойла будут пустыми.
Теперь она продвигалась быстро. Спор насчет плашек разгорелся на славу: голос мастера Хейстикса от легкого негодования перешел к праведному гневу, поскольку Шустрый продолжал обвинять его в плутовстве, и повышенные голоса заглушали легкий шум, который производила Аш, переползая из стойла в стойло. Многие, как она и предполагала, были пусты. Чем больше она изваливалась в сене, навозе и конском волосе, тем спокойнее принимали ее лошади. Одна жеребая кобыла, спавшая лежа, попыталась встать при ее вторжении и придавила ее к стене, но больше никакого ущерба Аш не понесла. Секрет, как открыла она, был в том, чтобы сразу поворачиваться на спину и замирать на миг, подставляя лошади свое мягкое горло и давая обнюхать себя. После этого они пропускали ее без препон.
Наконец Аш очутилась в последнем перед задней дверью стойле, вместе с годовалой кобылой, бодрой, игривой и ничуть не сонной. Кобыла поначалу держалась настороженно, но потом хорошенько обнюхала Аш и стала тыкаться носом в ее плащ, ища чего-нибудь вкусного.
— Прости, девочка, — одними губами проговорила Аш, тронутая ласковостью и красотой лошади. — Сегодня у меня ничего нет.
Выглянув из-под двери стойла, Аш убедилась, что мастер Хейстикс и конюхи слишком поглощены своим спором и вряд ли заметят, если кто-то выскользнет в дальнюю дверь. Она тихо попрощалась с кобылкой и пролезла под стенкой.
Оказавшись в густом мраке на конце ряда стойл, она стала пробираться к двери. Мужчины трясли головами и шаркали ногами по камню. Спор приобретал нешуточный характер — теперь речь шла уже не о плашках, а о деньгах. Один фонарь догорал, и его огонек сделался оранжевым и тусклым. Аш ступала осторожно, на краешек ступни, и передвигалась вдоль стены, стараясь слиться с серым камнем. Она охотно припустила бы бегом, но это сразу бы ее выдало.
Створки задней двери, как и двери во двор, были слегка приоткрыты ради удобства запоздалых путников и гвардейцев. Воздух, идущий оттуда, холодил Аш щеку. Аш уже приготовилась сделать последний шаг, когда загрохотала противоположная дверь. Она поспешно отпрянула назад, во мрак.
Дверь во двор распахнулась, и на пороге возникла массивная, с бычьей шеей, фигура Марафиса Глазастого. Одетый в мягкий, как человеческая кожа, плащ, соответствующий его чину, он держал в одной руке рогатый фонарь, горящий ярким голубым пламенем, а в другой кинжал с крабьей рукояткой. Спорщики умолкли, и плашки посыпались из рук Шустрого на пол.
— Эй ты! — сказал Нож мастеру Хейстиксу, ткнув кинжалом в его сторону. — Не проходила ли здесь только что воспитанница правителя?
Хейстикс с чувством потряс головой:
— Нет, начальник. У нас все тихо. Никто не проходил, кроме ваших дозорных с подружками.
Нож проворчал что-то, и его маленький рот словно ниткой стянули. При виде его ноги Аш превратилась в соломинку. Далеко ли он видит с того места, где стоит? Освещают ли фонари дальнюю дверь или, наоборот, слепят ему глаза?
— Осветите конюшню как следует! Заприте все двери и не пропускайте никого, пока я не отменю приказа. Ясно?
— А как же быть с вашими гвардейцами, начальник?
Марафису не нужны были слова, чтобы заставить Хейстикса умолкнуть, — достаточно было одного взгляда. Нож пожал плечами — у любого другого это бы выражало неуверенность, но у него было лишь мощным сокращением мускулов и костей, — повернулся и зашагал прочь. Луч голубого света тянулся за ним, как дым.
Мастер Хейстикс заторопился следом — ему было куда легче говорить Ножу в спину, чем стоять с ним лицом к лицу.
— Как скажете, начальник. Как скажете. Шустрый, тащи фонари, а ты, Гриббон, помоги мне дверь запереть.
Больше Аш не стала дожидаться. Пока все трое лошадников провожали Марафиса, она выскользнула в ночь через открытую дверь.
Холод и тьма охватили ее, словно воды темного пруда. Ветер свистел, и твердый снег скрипел под сапогами. Свежесложенные, подправленные стены высились по обе стороны, как каменные великаны. Ворота были в тридцати шагах перед Аш.
Конюшенные, или товарные, ворота представляли собой железный частокол из острых пик. По бокам от него располагались две караулки из известняка, гладко отполированного ветрами за несколько веков. Решетка была поднята, и с ее зубьев падали комки снега и конского навоза. Цепи удерживали ее на месте. Они были обмотаны вокруг колес и рычагов и тянулись от поперечной балки в караульную, трепеща на ветру, как железная листва.
Аш смотрела туда, дыша часто и прерывисто. Ее единственная надежда — то, что стражники у ворот еще не слышали о ее бегстве. А слышать они никак не могли — кто-то должен был пройти через конюшню, чтобы сказать им об этом. Аш хорошо знала, что там никто не проходил, но появление Марафиса отняло у нее всякую уверенность. Он раздавил бы ей череп голыми руками, если бы захотел.
— Перестань!
Аш стукнула себя костяшками пальцев по лбу, пытаясь выбить оттуда страх.
Снег у нее под ногами осветился — это в конюшне зажгли фонари. Услышав скрип закрываемой двери, Аш отступила в сторону и подождала, пока ее не заперли на засов. Свет зажигался не только в конюшне: вдоль всей крепостной стены вспыхивали факелы. Сквозь рев ветра слышались громкие команды, скрежет запираемых ворот и бряцание оружия.
Аш двинулась к воротам, отряхивая на ходу грязь и сено с плаща и пряча волосы под капюшон. От нее дурно пахло, и она не могла решить, хорошо это или плохо. Из зарешеченного окна левой караулки падал бледный свет, и недавно протоптанные дорожки тянулись к ее двери и обратно, поэтому Аш направилась туда. Когда она подошла,, у решетки окна появился человек. Видя, что за ней наблюдают, Аш больше не могла держаться естественно, и ее движения сделались какими-то судорожными.
Дверь караулки распахнулась, и вышел гвардеец, молодой, черноволосый, с красивым ртом и слишком широко расставленными глазами. Крест на его стальном латном вороте обозначал его как третьего или четвертого баронского сына.
— Кто идет? — спросил он, обнажив меч.
Второй стражник поднес фонарь к самому окну, осветив Аш. Она, поморгав, присела в реверансе и сказала, потупившись:
— Пожалуйста, пропустите меня.
Охранник шагнул вперед. Как все гвардейцы, он был чисто выбрит и одет поверх лат в мягкую, хорошо выделанную кожу. Его красный узорчатый клинок мерцал и переливался при свете. Краем глаза Аш видела, что он смотрит поверх нее на растущее кольцо факелов, загорающихся на стене. Издали донесся крик, и гвардеец замер, прислушиваясь.
Аш стиснула челюсти так, что зубы заныли. Упершись ногами в снег, она принудила себя стоять спокойно. Она служанка, посыльная, швея — бояться ей нечего.
— Ты из девок Тилла Бейли, что ли?
Аш так старалась стоять смирно, что вопрос застал ее врасплох. Подняв голову, она рискнула посмотреть на гвардейца. Вид у него был недовольный. Шум в крепости не умолкал.
— Я спрашиваю, ты из девок Тилла Бейли? — Он сделал мечом рубящий взмах в сторону Рога. — Из тех, что привели сюда на праздник?
Аш судорожно вздохнула. Он принял ее за продажную женщину.
— Отвечай, когда спрашивают. — Часовой обнажил мелкие желтые зубы.
— Да. — Аш кивнула, не отрывая глаз от меча. — Из них.
Часовой сплюнул, и Аш показалось, что он готов пропустить ее. Он уже собрался спрятать меч, но тут в крепости зазвонил большой колокол, и сердце у Аш ушло в пятки. Этот колокол, висящий на самом верху Бочонка, звонил только во время войны, бунта или осады, и это служило сигналом к закрытию всех крепостных ворот.
Часовой схватил Аш за руку и потащил ее к окну караульной. Острые ногти, желтые, как зубы, впились в тело Аш. Второй гвардеец в караулке отошел от окна. Миг спустя цепи дрогнули, и механизм ворот ожил. Конюшенные ворота начали опускаться.
— Пожалуйста, выпустите меня, пока еще не закрылись. Тилл ждет меня назад. — Аш старалась подражать вкрадчивым интонациям Каты, выпрашивающей розовые коврижки. Это было ошибкой — в голосе помимо ее воли пробилось отчаяние.
Гвардеец притиснул ее лицо к самому окну.
— Грод, как быть с этой? Она от Тилла.
Грод, крутивший лебедку, повернул голову, чтобы взглянуть на Аш. Седеющий, почти лысый, он имел вид бывалого солдата. Его свиные глазки смотрели пронзительно, и на латах не было никаких знаков различия. Первым движением Аш было попятиться, но первый гвардеец, крепко обхватив ее голову, продолжал держать у окна. Оконная решетка резала щеку, вытягивая из нее тепло. Медленно и осторожно действуя рукой, прижатой к стене караульни, Аш достала из-под плаща острую булавку, которую взяла для продажи.
Колокол все звонил, и его низкие жалобные переливы терзали слух. Решетка ворот скрипела и трещала, опускаясь мелкими, неохотными рывками.
В тот миг, когда пальцы Аш обхватили гладкую медь булавки, Грод изрек:
— Ничего она не от Тилла. Тощая, патлы всклокочены и плащ весь измызган. У Тилла все курочки пухленькие, не то что эта замарашка. — Грод сощурил глаза, вглядываясь в торчащие из-под капюшона волосы Аш. Отняв руку от лебедки, он пропустил ее сквозь решетку и ухватил одну прядь. От боли у Аш на глазах выступили слезы.
На пальцах у Грода осталась сажа. С холодной усмешкой он продолжал теребить посветлевшие волосы. Его пальцы сжались в кулак.
— Она останется тут. Веди ее сюда, Сторрин. Надо будет показать ее властям.
Услышав это, Аш рывком освободила голову, оставив Гроду клок своих волос, и ткнула булавкой в красивый рот Сторрина, пропоров губу и десну.
Раненый гвардеец свирепо выругался и замахнулся кулаком. Удар пришелся Аш в плечо, но она устояла на ногах. Грод внутри бешено крутил рукоятку, намереваясь опустить решетку, прежде чем прийти на помощь напарнику. Так мог поступить только равнодушный и холодный человек — Аш презирала его за это.
Она метнулась к воротам, но Сторрин успел схватить ее за полу плаща и повалил в снег. Упав на колени, Аш дернула завязки у горла. Они не давали ей дышать. Снег колол ноги, как толченое стекло. Сторрин, держа ее за плащ, упер свой клинок ей в спину и велел вести себя тихо. Аш почти не почувствовала боли. Главное было разорвать завязки и освободить горло.
Решетка была почти над самой головой, и с острых пик сыпался снег. Собственные руки казались Аш большими и неуклюжими. Ну почему эти тесемки никак не развязываются?
Сторрин дернул за плащ, протащил Аш по снегу. Аш, попытавшись встать, на миг провалилась в черноту. Сторрин тыкал мечом ей в ребра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107