И поняла по ослепительной вспышке его эмоционального спектра, что он это знает.
— Пожалуйста, — совсем тихо произнес он, — поставь ту картинку, которую сняла в саду Мандалы.
Она, не отрываясь от его голубых глаз, нащупала знакомые как свои пять пальцев клавиши пульта и набрала код.
Каюта исчезла, сменившись рощей достающих до неба секвой. В зеленых кронах над головой запели птицы. Струя воздуха из тианьги, пахнущая влажной землей и сосной, освежила горячую кожу Вийи.
Он испустил долгий, прерывистый вздох, посмотрел вокруг невидящими глазами и шагнул к ней, протягивая руки.
Она увернулась, запустила пальцы в его темные вьющиеся волосы и отдалась его жадному поцелую.
* * *
За километр от них Мандериан, некогда рахал-Кестели, а ныне скромный последователь святого Лледдина, преодолел беспокойный сон и проснулся.
Уяснив себе источник своего беспокойства, он встал с постели, преклонил колени на холодном полу каюты, в полной темноте, и закрыл лицо руками.
* * *
«САМЕДИ»
Эммет Быстрорук подался вперед, с затаенным дыханием следя за борьбой полуголой окровавленной Моб, оскалившей зубы и обнажившей нож, и свирепого должарианца в сером мундире.
В начале ночи ничего особенного не происходило: Быстрорук, заранее настроивший датчики панархистов на свой личный код, с разочарованием убедился, что заключенных должарианцы в качестве партнеров по сексу использовать не намерены. Старые и хилые им, как видно, не по вкусу. Потенциальное богатство Быстрорука таяло на глазах. Материал об изнасиловании Панарха он не позволил бы Сандайвер передавать по гиперсвязи — нечего увеселять Братство задаром. Продать чип для узкого круга на Рифтхавене — другое дело.
Затем экипаж начал беспокоиться, поскольку должарианцы со своей половины не выходили. Постепенное осознание того, что для своих дикарских игр они предпочитают своих же соплеменников, привело наиболее извращенных членов команды в негодование. Одно время Быстрорук опасался бунта, но потом Хестику пришла блестящая идея: проникнуть на должарскую территорию самим.
Пока что из вылазки вернулись только двое.
Моб и серый солдат прошли с воем весь коридор, ругаясь, рыча и норовя схватить друг друга. На стенах остались длинные следы крови. Быстрорук, содрогаясь, в сотый раз посмотрел на свою дверь, чтобы проверить, на месте ли готовая к действию плазменная пушка.
В самом крайнем случае он, зная, где прячутся трое бори, может навести на них должарианцев — хотя вообще-то они нужны ему живыми. По крайней мере Тат. Она одна на борту способна взломать моррийоновский код.
Должарианец тем временем подсек Моб и навалился на нее, тиская своей лапищей одну из ее татуированных грудей. Быстрорук беспокойно заерзал на стуле, глядя, как она вывернулась из-под солдата и двинула его коленом в пах.
Точнее, попыталась двинуть. Он поймал ее за лодыжку, швырнул на пол и снова взгромоздился на нее. Быстрорук издал тихий стон и воровато оглянулся, словно его кто-то мог видеть.
Он был почти уверен, что отыскал все жучки, но наверняка знать не мог. Капитан, командовавший «Самеди» до него, был не только крайне подозрителен, даже для рифтеров, но еще и снабдил свою каюту множеством имиджеров, чтобы записывать с разных точек свои игрища с волосатыми парнокопытными млекопитающими, — эти записи он, очевидно, пересматривал, когда лишался очередного любимца.
Быстрорук скривился. Посмотрев эти ролики, он собрал в каюте все одеяла вместе со стенными драпировками и выбросил их в космос. Он придерживался весьма широких взглядов, но даже должарианцы не едят своих партнеров по сексу.
Это Тат, вскоре после того, как Быстрорук взял ее к себе, раскопала закодированные видеосюжеты и показала их экипажу, к бесконечному восторгу всех его членов. Это сразу сделало ее популярной, по крайней мере настолько, что команда долго воздерживалась от мучительной процедуры «посвящения» по отношению к ней и ее родственникам-бори. Быстроруку это принесло облегчение. Ему уже надоело набирать новых людей чуть ли не на каждой остановке.
С другой стороны, компетентность Тат вызывала в нем беспокойство. Далеко ли простираются ее таланты? Может, она и его коды взломает?
Он выбросил Тат из головы. В данный момент она не может следить за ним, даже если нашла имиджеры: она со своими братьями, или кузенами, или кем они ей там доводятся (Быстрорук находил отталкивающей их привычку спать вместе целыми семьями), прячется где-то внутри километровой снарядной трубки.
Он облизнул губы, с наслаждением созерцая поражение Моб. И переключился ненадолго, чтобы проверить другие коридоры. Ничего. Моррийон, уж конечно, отсоединил все имиджеры на должарской территории. Быстрорук снова просмотрел все каналы, надеясь обнаружить Сандайвер, преследуемую парочкой тарканцев.
А Хестик где?
* * *
Дрожа от предвкушения, Сандайвер проскользнула на должарскую половину. Тяжелая гравитация, навалившись на нее, несколько погасила ее энтузиазм: в такой обстановке особенно не побегаешь. Разве что удастся заманить объект в ее собственную каюту.
Она знала, где помещается Анарис, но знала и то, что там всегда несут караул два тарканца. Она надеялась, что хоть сейчас их там нет.
Повернув за угол, она услышала топот, а потом долгий, клокочущий вопль. На стене виднелась кровь; сердце Сандайвер заколотилось, но она заставила себя усмехнуться. Итак, охота началась!
Анарис жил в самом конце, в большой каюте. Лишь бы только он не был занят с одной из своих поганых тарканок. Хестик обещал отвлечь Дестаэр, вторую по старшинству в подразделении, а Кедр Файв заявил, что обезвредит всех прочих баб.
Сандайвер, расправив плечи, обогнула последний угол. Гравитация давила на позвоночник, затрудняя походку. Но увидев, что дверь не охраняется, Сандайвер обрела новую энергию и хищно ухмыльнулась.
«Мы введем Каруш-на Рахали в моду у Флаури на Рифтхавене».
Странно, что никому это не пришло в голову раньше — трахаться, как настоящие завоеватели. Не спрашивая согласия и не отвечая за последствия. Какая соблазнительная идея — и почему она не получила более широкого распространения? Правда, чтобы наплевать на последствия, нужны сильные люди, а не слабаки, которые вечно разводят сантименты.
Сандайвер презрительно вздернула губу, подходя к двери Анариса. Уж он-то не станет рассусоливать о любви, совместной жизни и доверии.
Она запаслась несколькими кодами для отпирания дверей, но дверь Анариса свободно откатилась вбок, и Сандайвер поразило такое пренебрежение.
Перед ней открылась опрятная комната без всяких следов погрома. Анарис, высокий и широкоплечий, сидел за пультом, который явно не был рассчитан на человека его калибра.
Он резко обернулся, и у нее по спине прошел холодок под взглядом его темных глаз.
— Ты чего тут сидишь? — поддразнила она, встав на пороге. — Чего не развлекаешься с остальными? Не встает, что ли?
— Отец украсил моими причиндалами мостик своего флагмана, — сказал он и встал.
Его рост подавлял Сандайвер. От усиленной гравитации и сердцебиения звенело в голове.
Дверь упиралась ей в бедро — Сандайвер немного подвинулась, и дверь закрылась за ней. Она напряглась, но он прислонился к спинке кресла и с юмористическим выражением смерил посетительницу взглядом.
— Еще вопросы есть?
Выходит, его не возьмешь обычными подначками, от которых другие мужики заводятся. Это раззадорило ее еще больше.
— Почему ты не идешь к своим? — Она махнула рукой в сторону коридора, не рассчитала взмаха и больно ушибла руку о дверь.
— Не все должарианцы придерживаются старых суеверий.
— Суеверий? — Она пососала запястье, где уже назревал синяк. Провались она, эта тяжелая гравитация!
Он вздернул плечо.
— А как же еще назвать веру в то, что после драки дети родятся крепче, или что схождение лун продлевает твой пыл, или что сохранение целомудрия в промежутках усиливает боевое мастерство? Конечно, это суеверие. — Он саркастически усмехнулся, показав крепкие белые зубы, в которых никакого юмора не чувствовалось. — Я предпочитаю сам выбирать время, место — и партнершу.
Это было едва завуалированное оскорбление — первое в ее жизни. Ее щеки вспыхнули от гнева — ощущение столь ей незнакомое, что она не сумела с этим справиться. Чтобы отвлечься, она взглянула на экран его пульта и увидела там звездную карту с огнями и светящимися линиями, идущими в одном направлении.
Она сразу узнала эту карту. У Быстрорука была такая же — на ней он старательно суммировал то немногое, что они знали о передвижениях эсабиановского флота. Анарис, похоже, имел доступ к гораздо более обширной информации.
Он переменил позу, и на его лице впервые проявился слабый интерес. Он понял, что она узнала карту, но объяснять ничего не стал, а лениво выключил пульт и шагнул к ней.
Тревога кольнула ее, почти такая же сильная, как боль в запястье. И она выпалила:
— Я никому не скажу.
— Верно, не скажешь, — согласился он.
Тревога превратилась в страх, когда она не увидела на этом сильном лице никакого тепла, никакого зова.
— Ты ведь сказал, что сам выбираешь время, место и партнершу? — с напускной бравадой сказала она.
Холодный юмор в немигающих черных глазах поразил ее, как удар. Она дрогнула и схватилась за дверную кнопку.
Точнее, попыталась. В суставах из-за повышенной тяжести стреляло, и она поворачивалась слишком медленно. Анарис опередил ее, защелкнув замок.
— И то, и другое, и третье, конечно, не идеально. — Он стиснул ее ушибленное запястье без намека на нежность. — Ну да ничего, сойдет.
24

«ГРОЗНЫЙ»
Пока они ждали коммандера Тотокили, лейтенант-коммандер Ром-Санчес уловил в капитане Нг затаенную искру юмора — словно она хотела поделиться с ними какой-то шуткой, но не могла. Он посмотрел вокруг, уверенный, заметили ли это другие в тактической рубке. Коммандер Крайно уж точно заметил. Хотя его рубленое лицо ничего не выражало, он слишком долго служил под началом Нг, чтобы не научиться угадывать, в каком она настроении. Что до орудийщицы Наваз, Ром-Санчес так и не разобрался, насколько она чувствительна к чужим эмоциям: всю душу она вкладывала в свою технику, делавшую «Грозный» почти не зависящим от центров снабжения.
Пси-заградник на столе перед капитаном указывал на важность предстоящего совещания.
«Хочет быть уверенной, что должарианка не узнает наших секретов».
Ром-Санчес не сомневался, что темой совещания будет подход к Геенне, до которой осталось меньше двух суток.
Геенна. Какое зловещее слово. Из любопытства Ром-Санчес отыскал его значение и пожалел об этом. Иллюстрация, работа какого-то художника, которому не следовало бы давать волю, лишила его спокойного сна: мусорная свалка за стенами древнего города Утерянной Земли, окутанная зловонным дымом, и пламя, ползущее из щелей, где свалены тела преступников, пожираемые голодными собаками... Неужели и в Тысяче Солнц существует нечто подобное?
Перед стартом им сообщили координаты планеты и ничего более. И что еще хуже, в базах данных Флота не имелось никакой информации о Геенне — даже на том уровне, к которому имел доступ Ром-Санчес. Абсолютно никакой.
Зашипел люк, избавив его от бесплодных раздумий, и. вошел коммандер Тотокили. Как только он сел, капитан Нг включила пси-заградник, и прибор начал излучать ультразвуковые волны.
— Это совещание проходит под грифом секретности в соответствии с кодексом военного положения. — Она говорила строго официально, но этому противоречила улыбка, приподнимающая уголки ее рта. — Следуя инструкциям, полученным от адмирала Найберга, я пригласила вас сюда, за сорок восемь часов до Геенны, чтобы вы присутствовали при вскрытии секретного пакета.
Крайно по привычке повернул пульт к капитану, но Нг, вместо того чтобы ввести свои опознавательные данные, достала из внутреннего кармана плотный, цвета буйволовой кожи конверт.
— Всегда мечтала это сделать, — улыбнулась она.
Остальные в изумленном молчании смотрели, как она разрывает конверт. У Ром-Санчеса от треска пергаментной бумаги даже мурашки пошли по коже. Прямо как в историческом сериале. Он никогда еще не видел приказов, отданных в письменном виде, — и другие, по всей вероятности, тоже.
Нг извлекла из конверта листок бумаги, развернула его, и ее глаза широко раскрылись. Помолчав, она положила листок на стол перед собой и начала смеяться.
Ром-Санчес, как ни вытягивал шею, не мог рассмотреть текст — он видел только, что все письмо состоит из одной строчки с четырьмя словами, написанной сильным, размашистым почерком. Мало того, что приказ на бумаге, он еще и написан от руки.
— Блестяще! — выдохнула наконец Нг. — Прямо охренеть можно!
Ром-Санчес затаил дыхание. Он никогда еще не слышал, чтобы Нг выражалась столь ненормативно. Она, встретившись с ним взглядом, рассмеялась еще громче, и он почувствовал, что покраснел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70