наконец Протуберанец Четырнадцатый кивнул.
– Просто не знаю, как это получается, варвар Челвик, но всякий раз, когда мы с тобой встречаемся, ты меня убеждаешь сделать что-то такое, чего я вовсе не намеревался делать.
– Ну, и подвел я вас хотя бы раз, Верховный Старейшина?
– Таких мизерных шансов ты мне никогда не обещал.
– И такой высокой награды тоже. Так что мы квиты.
Протуберанец Четырнадцатый склонил голову.
– Ты прав. Забирай этих двоих и увози их из Микогена куда хочешь, Я не желаю их больше видеть, пока не придет час… но это, конечно же, случится тогда, когда меня уже не будет в живых.
– Может быть, и не случится, Верховный Старейшина. Но твой народ терпеливо ждал почти двадцать тысячелетий, так разве трудно подождать еще двести лет?
– Что касается меня, то я бы не ждал ни одной минуты, но мой народ будет ждать столько, сколько нужно.
Встав, он сказал:
– Я пойду первым. А ты забирай их и уходи!
59
Скоро они уже неслись вдоль по туннелю, похожему на тот, что одолели когда-то Селдон и Челвик по пути из Имперского сектора в Стрилингский Университет. А этот туннель вел из Микогена – Селдон не решался спросить, куда. Лицо Челвика словно окаменело, и к разговору он явно не был расположен.
Челвик занял переднее место в четырехместной машине, Дорс и Селдон разместились на задних сиденьях.
У Дорс вид тоже был невеселый, но Селдон все-таки решился заговорить с ней:
– Правда, как здорово снова очутиться в нормальной одежде?
– Никогда в жизни, – ответила Дорс с неожиданным подъемом, – я не надену и даже не посмотрю на что-либо, хотя бы отдаленно напоминающее кертл. Никогда в жизни не напялю эту проклятую шапочку. Честно говоря, мне почему-то даже кажется, что я теперь буду шарахаться от лысых – обыкновенных лысых.
Она немного помолчала, и вдруг задала Челвику тот вопрос, что вертелся у Селдона на языке:
– Четтер, – спросила она как можно более небрежно, – почему бы тебе не сообщить нам, куда мы, собственно, направляемся?
Челвик развернулся вполоборота и печально поглядел на Селдона и Дорс.
– Кое-куда, – ответил он, – где вам труднее будет угодить в беду, хотя я сильно сомневаюсь, что такое место вообще существует.
Дорс смутилась и пустилась в оправдания.
– Четтер, я одна во всем виновата. В Стрилинге я отпустила Гэри одного наверх. В Микогене я, правда, пошла вместе с ним, но, видимо, не должна была позволить ему войти в Святилище.
– Я так решил, – вставил Селдон. – И Дорс тут, безусловно, ни при чем.
Челвик и не подумал ругаться.
– Я так понял, что ты хотел увидеть робота, Что за причине? Можешь сказать?
Селдон почувствовал, что заливается краской.
– Я ошибся, Челвик, Я увидел совсем не то, что ожидал, надеялся увидеть. Если бы я знал, что находится в алтаре, я бы и не подумал соваться туда. Можешь назвать случившееся полным фиаско.
– My хорошо, Селдон, но скажи, пожалуйста, что ты надеялся там увидеть? Не торопись. Расскажи все по порядку. Путь у нас неблизкий, так что давай, выкладывай.
– Дело в том, Челвик, что мне показалось, будто существуют или существовали гуманоидные роботы. Я решил, что они – долгожители, что хотя бы один из них мог уцелеть до сих пор и что именно он может находиться в алтаре. Робот там действительно оказался, но он металлический, мертвый, он просто символ и ничего больше, Если бы я только знал…
– Да. Если бы все только знали, тогда не было бы нужды задавать вопросы и искать на них ответы. Но откуда тебе стало известно, что когда-то существовали гуманоидные роботы? Уверен, никто из микогенцев не стал бы с тобой об этом говорить. Следовательно, узнать об этом ты мог только из микогенской Книги. Из книжки с батарейкой, напечатанной на древиеаврорском языке и современном галактическом. Так?
– Так.
– И где же ты раздобыл Книгу?
Селдон помолчал и пробормотал:
– При довольно-таки запутанных обстоятельствах.
– Меня запутать не так-то просто, Селдон.
Селдон все рассказал, и Челвик едва заметно улыбнулся.
– Неужели ты не заподозрил подвоха? – удивился Челвик. – Ни одна Сестра ни за что на свете не сделала бы такого, если бы только ее загодя как следует не проинструктировали и не убедили.
Селдон нахмурился и затряс головой.
– Не так легко было догадаться. Люди меняются. А тебе, конечно, легко смеяться. Я же не знал того, что знаешь ты, и Дорс не знала. Если ты не хотел, чтобы я попадался тут в ловушки, почему ты не предупредил меня о том, что они существуют?
– Согласен. Беру свои слова обратно. Как бы то ни было, я так понимаю, что Книги у тебя больше нет.
– Нет. Протуберанец Четырнадцатый забрал ее у меня.
– И много ты успел прочитать?
– Нет, не так много. Не успел. Длинная книга, и должен тебе признаться, жутко нудная.
– Да, знаю. Я, пожалуй, в свое время прочитал из нее побольше, чем ты. Она не только нудная, но и совершенно ненадежная. Она представляет собой односторонний, официальный микогенский взгляд на историю, причем задача Книги состоит гораздо больше в том, чтобы изложить этот взгляд, чем объективно рассказать о том, что было на самом деле. Местами так много тумана напущено, что постороннему – даже если ему попадется в руки Книга – ни за что на свете не сообразить, о чем идет речь. Ну вот ты, к примеру, вычитал там про роботов. Что там было об этом написано?
– Я тебе уже сказал. Написано про гуманоидных роботов, про роботов, которых внешне нельзя было отличить от людей.
– И много их было? – спросил Челвик.
– Не говорится… По крайней мере, мне упоминание об их численности не встретилось. Может быть, их было совсем немного, но один из них в Книге упоминается как «Ренегат». Похоже, сказано это в отрицательном смысле, осуждающем, но почему – я не понял.
– А мне ты ничего такого не рассказывал, – упрекнула Селдона Дорс. – Если бы рассказал, я бы тебе объяснила, что это ни в коем случае не имя собственное. Это устаревшее слово и означает приблизительно то же самое, что на современном галактическом значит слово «предатель». Причем древнее слово более выразительно. Предатель совершает измену трусливо, а ренегат бравирует ею.
– Семантика древнего языка – это по твоей части, Дорс, – сказал Челвик, – но, во всяком случае, если этот Ренегат действительно существовал и если он был гуманоидным роботом, значит, он точно был предателем и врагом, и уж никак не его должны были хранить в алтаре Старейшин.
– Я не знал, – сказал Селдон, – что значит это слово, но, как я уже сказал, я уловил, что этот Ренегат был врагом. И я подумал, что, может быть, его в конце концов победили и он хранится там, как трофей, как свидетельство победы микогенцев.
– А что, в Книге говорится о том, что Ренегата победили?
– Нет, ничего такого я не прочитал, но подумал, что, может быть, что-то пропустил, не успел прочесть…
– Вряд ли. Любая микогенская победа воспевалась бы в Книге на все лады.
– Там еще кое-что было сказано про Ренегата, но, – Селдон здорово растерялся, – я не уверен, что понял правильно.
– Ну я же сказал тебе, – усмехнулся Челвик, – что временами там все так закручено…
– И все-таки, там говорилось, что Ренегат умел как-то влиять на людские эмоции… как-то управлять ими…
– Это любой политик умеет, – пожав плечами, хмыкнул Челвик. – Когда это у кого-нибудь получается, говорят, что у него дар божий.
Селдон вздохнул.
– Ну, в общем, мне жутко хотелось поверить, что это он. Я готов был многое отдать ради того, чтобы увидеть древнего гуманоидного робота, который до сих пор жив и которому я мог бы задать кое-какие вопросы.
– Зачем? – спросил Челвик.
– Чтобы вызнать кое-какие подробности о доисторическом обществе, когда в Галактике населенными были всего-навсего несколько миров. Построить исходные посылки психоистории на таком материале было бы гораздо легче.
– И ты уверен, что тому, что ты мог бы услышать в ответ, можно было бы доверять? Столько тысячелетий прошло, и ты мог бы поверить воспоминаниям дряхлого робота? Да ты хоть представляешь себе, насколько эти воспоминания могли бы быть извращены?
– Верно, – неожиданно вставила Дорс. – Гэри, тут дело могло бы обстоять точно так же, как с компьютеризированными хрониками, я же тебе говорила, помнишь? С течением времени память этого робота могла быть утрачена, стерта, извращена. И чем глубже бы ты забирался, тем менее надежны были бы его воспоминания.
Челвик кивнул.
– Я слыхал, что в информатике такое явление называется принципом неуверенности.
– Но разве не может быть так, – задумчиво проговорил Селдон, – что какие-то сведения, по определенной причине, могли сохраниться? Фрагменты микогенской Книги относятся к событиям двадцатитысячелетней давности и при этом могут описывать реальные события. Чем ценнее сведения, тем тщательнее они сохраняются, тем более они долговечны и точны.
– Все дело в том, что имеешь в виду под «какими-то» сведениями. То, что стремится сохранить Книга, может оказаться вовсе не тем, что ты в ней ищешь. То, что может лучше всего помнить робот, может оказаться тем, что тебе вовсе не нужно.
Селдон в отчаянии всплеснул руками.
– Ну что же это такое получается? Куда бы я ни повернул в поисках разработки психоистории, все выходит так, что я захожу в тупик. К чему же тогда все старания?
– Это тебе сейчас так кажется, – холодно отозвался Челвик, – но все может обернуться таким образом, что мелькнет искра и озарит такую дорогу к психоистории, о которой мы теперь даже не догадываемся. Не надо отчаиваться… Так… Похоже, мы приближаемся к стоянке. Давайте-ка выйдем, разомнемся, перекусим.
Пережевывая кусочки баранины и почти безвкусного хлеба – не то что в Микогене, – Селдон сказал:
– Я так понял, Челвик, что тем огнивом, от которого возгорится искра, ты считаешь меня. А я в этом совершенно не уверен.
– Понятное дело, – кивнул Челвик, – Но пока у меня нет подходящего кандидата на должность этого самого огнива, и – делать нечего – придется остановиться на тебе.
Селдон горько вздохнул и сказал:
– Ладно, попытаюсь, но пока – ни малейшего проблеска надежды. «Вероятно, но неосуществимо» – как я говорил в самом начале, и сейчас я в этом убежден сильнее, чем когда бы то ни было.
Глава тринадцатая
Термарии
Амариль, Юго – математик, делящий с Гэри Селдоном славу разработки фрагментов психоистории. Именно он…
Однако обстоятельства, в которых прошло его раннее детство, едва ли менее драматичны, чем его вклад в математику. Родившись в страшной бедности в секторе Даль древнего Трентора, он мог бы прожить жизнь в нищете и безвестности, если бы Селдон совершенно случайно не познакомился с ним во время…
Галактическая энциклопедия
60
Властелин Галактики устал – устал физически. Губы у него болели от того, что ему нужно было непрерывно растягивать их в милостивой улыбке. Шея онемела от того, что ему нужно было все время вертеть головой туда-сюда, изображая неподдельный интерес. Даже уши болели – устали слушать. Все тело ныло от непрерывного вставания, поворотов, рукопожатий и поклонов.
А ведь был всего-навсего самый обычный прием, не котором по обыкновению присутствовали мэры, вице-короли и министры с супругами как с Трентора, так и кое-откуда из Галактики. Притащилось их не меньше тысячи, толпа вышла на редкость разномастная, все болтали на разных наречиях, и, что хуже всего, с Императором все старались говорить на имперском галактическом, и выходило еще хуже. Но что самое ужасное, Император не должен был забывать о том, что ему нельзя делать никаких замечаний по содержанию сказанного и отвечать можно только бессодержательно.
Весь прием – и визуально, и вербально – записывался, и по его прошествии Эдо Демерзель посмотрит, хорошо ли, верно ли вел себя Клеон Первый. То есть, это Император так думал. Демерзель-то, конечно, скажет, что он попросту собирал информацию или решил проследить за поведением какой-то группы гостей. Может, и так.
Счастливчик Демерзель!
Император не мог покинуть границ Дворца и его окрестностей, А Демерзель, будь на то его воля, мог бы прочесать всю Галактику. Император всегда был на виду, всегда в пределах досягаемости, всегда вынужден принимать надоедливых посетителей – от очень важных до абсолютно никчемных, Демерзель хранил инкогнито и никогда не показывался никому на глаза на дворцовой территории. Он оставался всего-навсего именем, внушавшим всеобщий страх, этаким невидимкой, одно упоминание о котором приводило в трепет.
Император был Человеком-живущим-внутри, и к его услугам были все прелести и западни власти. А Демерзель был Человеком-живущим-снаружи, и у него ничегошеньки не было, даже формального титула, но его руки, его разум могли дотянуться куда угодно, и он не просил никаких наград за свои неустанные труды, кроме единственной – настоящей власти.
Это забавляло Императора. Он любил иной раз поиграть сам с собой в такую игру: представить, что на самом деле в любое мгновение может без предупреждения, по сфабрикованному обвинению, арестовать Демерзеля, отправить за решетку, в ссылку, пытать, казнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Просто не знаю, как это получается, варвар Челвик, но всякий раз, когда мы с тобой встречаемся, ты меня убеждаешь сделать что-то такое, чего я вовсе не намеревался делать.
– Ну, и подвел я вас хотя бы раз, Верховный Старейшина?
– Таких мизерных шансов ты мне никогда не обещал.
– И такой высокой награды тоже. Так что мы квиты.
Протуберанец Четырнадцатый склонил голову.
– Ты прав. Забирай этих двоих и увози их из Микогена куда хочешь, Я не желаю их больше видеть, пока не придет час… но это, конечно же, случится тогда, когда меня уже не будет в живых.
– Может быть, и не случится, Верховный Старейшина. Но твой народ терпеливо ждал почти двадцать тысячелетий, так разве трудно подождать еще двести лет?
– Что касается меня, то я бы не ждал ни одной минуты, но мой народ будет ждать столько, сколько нужно.
Встав, он сказал:
– Я пойду первым. А ты забирай их и уходи!
59
Скоро они уже неслись вдоль по туннелю, похожему на тот, что одолели когда-то Селдон и Челвик по пути из Имперского сектора в Стрилингский Университет. А этот туннель вел из Микогена – Селдон не решался спросить, куда. Лицо Челвика словно окаменело, и к разговору он явно не был расположен.
Челвик занял переднее место в четырехместной машине, Дорс и Селдон разместились на задних сиденьях.
У Дорс вид тоже был невеселый, но Селдон все-таки решился заговорить с ней:
– Правда, как здорово снова очутиться в нормальной одежде?
– Никогда в жизни, – ответила Дорс с неожиданным подъемом, – я не надену и даже не посмотрю на что-либо, хотя бы отдаленно напоминающее кертл. Никогда в жизни не напялю эту проклятую шапочку. Честно говоря, мне почему-то даже кажется, что я теперь буду шарахаться от лысых – обыкновенных лысых.
Она немного помолчала, и вдруг задала Челвику тот вопрос, что вертелся у Селдона на языке:
– Четтер, – спросила она как можно более небрежно, – почему бы тебе не сообщить нам, куда мы, собственно, направляемся?
Челвик развернулся вполоборота и печально поглядел на Селдона и Дорс.
– Кое-куда, – ответил он, – где вам труднее будет угодить в беду, хотя я сильно сомневаюсь, что такое место вообще существует.
Дорс смутилась и пустилась в оправдания.
– Четтер, я одна во всем виновата. В Стрилинге я отпустила Гэри одного наверх. В Микогене я, правда, пошла вместе с ним, но, видимо, не должна была позволить ему войти в Святилище.
– Я так решил, – вставил Селдон. – И Дорс тут, безусловно, ни при чем.
Челвик и не подумал ругаться.
– Я так понял, что ты хотел увидеть робота, Что за причине? Можешь сказать?
Селдон почувствовал, что заливается краской.
– Я ошибся, Челвик, Я увидел совсем не то, что ожидал, надеялся увидеть. Если бы я знал, что находится в алтаре, я бы и не подумал соваться туда. Можешь назвать случившееся полным фиаско.
– My хорошо, Селдон, но скажи, пожалуйста, что ты надеялся там увидеть? Не торопись. Расскажи все по порядку. Путь у нас неблизкий, так что давай, выкладывай.
– Дело в том, Челвик, что мне показалось, будто существуют или существовали гуманоидные роботы. Я решил, что они – долгожители, что хотя бы один из них мог уцелеть до сих пор и что именно он может находиться в алтаре. Робот там действительно оказался, но он металлический, мертвый, он просто символ и ничего больше, Если бы я только знал…
– Да. Если бы все только знали, тогда не было бы нужды задавать вопросы и искать на них ответы. Но откуда тебе стало известно, что когда-то существовали гуманоидные роботы? Уверен, никто из микогенцев не стал бы с тобой об этом говорить. Следовательно, узнать об этом ты мог только из микогенской Книги. Из книжки с батарейкой, напечатанной на древиеаврорском языке и современном галактическом. Так?
– Так.
– И где же ты раздобыл Книгу?
Селдон помолчал и пробормотал:
– При довольно-таки запутанных обстоятельствах.
– Меня запутать не так-то просто, Селдон.
Селдон все рассказал, и Челвик едва заметно улыбнулся.
– Неужели ты не заподозрил подвоха? – удивился Челвик. – Ни одна Сестра ни за что на свете не сделала бы такого, если бы только ее загодя как следует не проинструктировали и не убедили.
Селдон нахмурился и затряс головой.
– Не так легко было догадаться. Люди меняются. А тебе, конечно, легко смеяться. Я же не знал того, что знаешь ты, и Дорс не знала. Если ты не хотел, чтобы я попадался тут в ловушки, почему ты не предупредил меня о том, что они существуют?
– Согласен. Беру свои слова обратно. Как бы то ни было, я так понимаю, что Книги у тебя больше нет.
– Нет. Протуберанец Четырнадцатый забрал ее у меня.
– И много ты успел прочитать?
– Нет, не так много. Не успел. Длинная книга, и должен тебе признаться, жутко нудная.
– Да, знаю. Я, пожалуй, в свое время прочитал из нее побольше, чем ты. Она не только нудная, но и совершенно ненадежная. Она представляет собой односторонний, официальный микогенский взгляд на историю, причем задача Книги состоит гораздо больше в том, чтобы изложить этот взгляд, чем объективно рассказать о том, что было на самом деле. Местами так много тумана напущено, что постороннему – даже если ему попадется в руки Книга – ни за что на свете не сообразить, о чем идет речь. Ну вот ты, к примеру, вычитал там про роботов. Что там было об этом написано?
– Я тебе уже сказал. Написано про гуманоидных роботов, про роботов, которых внешне нельзя было отличить от людей.
– И много их было? – спросил Челвик.
– Не говорится… По крайней мере, мне упоминание об их численности не встретилось. Может быть, их было совсем немного, но один из них в Книге упоминается как «Ренегат». Похоже, сказано это в отрицательном смысле, осуждающем, но почему – я не понял.
– А мне ты ничего такого не рассказывал, – упрекнула Селдона Дорс. – Если бы рассказал, я бы тебе объяснила, что это ни в коем случае не имя собственное. Это устаревшее слово и означает приблизительно то же самое, что на современном галактическом значит слово «предатель». Причем древнее слово более выразительно. Предатель совершает измену трусливо, а ренегат бравирует ею.
– Семантика древнего языка – это по твоей части, Дорс, – сказал Челвик, – но, во всяком случае, если этот Ренегат действительно существовал и если он был гуманоидным роботом, значит, он точно был предателем и врагом, и уж никак не его должны были хранить в алтаре Старейшин.
– Я не знал, – сказал Селдон, – что значит это слово, но, как я уже сказал, я уловил, что этот Ренегат был врагом. И я подумал, что, может быть, его в конце концов победили и он хранится там, как трофей, как свидетельство победы микогенцев.
– А что, в Книге говорится о том, что Ренегата победили?
– Нет, ничего такого я не прочитал, но подумал, что, может быть, что-то пропустил, не успел прочесть…
– Вряд ли. Любая микогенская победа воспевалась бы в Книге на все лады.
– Там еще кое-что было сказано про Ренегата, но, – Селдон здорово растерялся, – я не уверен, что понял правильно.
– Ну я же сказал тебе, – усмехнулся Челвик, – что временами там все так закручено…
– И все-таки, там говорилось, что Ренегат умел как-то влиять на людские эмоции… как-то управлять ими…
– Это любой политик умеет, – пожав плечами, хмыкнул Челвик. – Когда это у кого-нибудь получается, говорят, что у него дар божий.
Селдон вздохнул.
– Ну, в общем, мне жутко хотелось поверить, что это он. Я готов был многое отдать ради того, чтобы увидеть древнего гуманоидного робота, который до сих пор жив и которому я мог бы задать кое-какие вопросы.
– Зачем? – спросил Челвик.
– Чтобы вызнать кое-какие подробности о доисторическом обществе, когда в Галактике населенными были всего-навсего несколько миров. Построить исходные посылки психоистории на таком материале было бы гораздо легче.
– И ты уверен, что тому, что ты мог бы услышать в ответ, можно было бы доверять? Столько тысячелетий прошло, и ты мог бы поверить воспоминаниям дряхлого робота? Да ты хоть представляешь себе, насколько эти воспоминания могли бы быть извращены?
– Верно, – неожиданно вставила Дорс. – Гэри, тут дело могло бы обстоять точно так же, как с компьютеризированными хрониками, я же тебе говорила, помнишь? С течением времени память этого робота могла быть утрачена, стерта, извращена. И чем глубже бы ты забирался, тем менее надежны были бы его воспоминания.
Челвик кивнул.
– Я слыхал, что в информатике такое явление называется принципом неуверенности.
– Но разве не может быть так, – задумчиво проговорил Селдон, – что какие-то сведения, по определенной причине, могли сохраниться? Фрагменты микогенской Книги относятся к событиям двадцатитысячелетней давности и при этом могут описывать реальные события. Чем ценнее сведения, тем тщательнее они сохраняются, тем более они долговечны и точны.
– Все дело в том, что имеешь в виду под «какими-то» сведениями. То, что стремится сохранить Книга, может оказаться вовсе не тем, что ты в ней ищешь. То, что может лучше всего помнить робот, может оказаться тем, что тебе вовсе не нужно.
Селдон в отчаянии всплеснул руками.
– Ну что же это такое получается? Куда бы я ни повернул в поисках разработки психоистории, все выходит так, что я захожу в тупик. К чему же тогда все старания?
– Это тебе сейчас так кажется, – холодно отозвался Челвик, – но все может обернуться таким образом, что мелькнет искра и озарит такую дорогу к психоистории, о которой мы теперь даже не догадываемся. Не надо отчаиваться… Так… Похоже, мы приближаемся к стоянке. Давайте-ка выйдем, разомнемся, перекусим.
Пережевывая кусочки баранины и почти безвкусного хлеба – не то что в Микогене, – Селдон сказал:
– Я так понял, Челвик, что тем огнивом, от которого возгорится искра, ты считаешь меня. А я в этом совершенно не уверен.
– Понятное дело, – кивнул Челвик, – Но пока у меня нет подходящего кандидата на должность этого самого огнива, и – делать нечего – придется остановиться на тебе.
Селдон горько вздохнул и сказал:
– Ладно, попытаюсь, но пока – ни малейшего проблеска надежды. «Вероятно, но неосуществимо» – как я говорил в самом начале, и сейчас я в этом убежден сильнее, чем когда бы то ни было.
Глава тринадцатая
Термарии
Амариль, Юго – математик, делящий с Гэри Селдоном славу разработки фрагментов психоистории. Именно он…
Однако обстоятельства, в которых прошло его раннее детство, едва ли менее драматичны, чем его вклад в математику. Родившись в страшной бедности в секторе Даль древнего Трентора, он мог бы прожить жизнь в нищете и безвестности, если бы Селдон совершенно случайно не познакомился с ним во время…
Галактическая энциклопедия
60
Властелин Галактики устал – устал физически. Губы у него болели от того, что ему нужно было непрерывно растягивать их в милостивой улыбке. Шея онемела от того, что ему нужно было все время вертеть головой туда-сюда, изображая неподдельный интерес. Даже уши болели – устали слушать. Все тело ныло от непрерывного вставания, поворотов, рукопожатий и поклонов.
А ведь был всего-навсего самый обычный прием, не котором по обыкновению присутствовали мэры, вице-короли и министры с супругами как с Трентора, так и кое-откуда из Галактики. Притащилось их не меньше тысячи, толпа вышла на редкость разномастная, все болтали на разных наречиях, и, что хуже всего, с Императором все старались говорить на имперском галактическом, и выходило еще хуже. Но что самое ужасное, Император не должен был забывать о том, что ему нельзя делать никаких замечаний по содержанию сказанного и отвечать можно только бессодержательно.
Весь прием – и визуально, и вербально – записывался, и по его прошествии Эдо Демерзель посмотрит, хорошо ли, верно ли вел себя Клеон Первый. То есть, это Император так думал. Демерзель-то, конечно, скажет, что он попросту собирал информацию или решил проследить за поведением какой-то группы гостей. Может, и так.
Счастливчик Демерзель!
Император не мог покинуть границ Дворца и его окрестностей, А Демерзель, будь на то его воля, мог бы прочесать всю Галактику. Император всегда был на виду, всегда в пределах досягаемости, всегда вынужден принимать надоедливых посетителей – от очень важных до абсолютно никчемных, Демерзель хранил инкогнито и никогда не показывался никому на глаза на дворцовой территории. Он оставался всего-навсего именем, внушавшим всеобщий страх, этаким невидимкой, одно упоминание о котором приводило в трепет.
Император был Человеком-живущим-внутри, и к его услугам были все прелести и западни власти. А Демерзель был Человеком-живущим-снаружи, и у него ничегошеньки не было, даже формального титула, но его руки, его разум могли дотянуться куда угодно, и он не просил никаких наград за свои неустанные труды, кроме единственной – настоящей власти.
Это забавляло Императора. Он любил иной раз поиграть сам с собой в такую игру: представить, что на самом деле в любое мгновение может без предупреждения, по сфабрикованному обвинению, арестовать Демерзеля, отправить за решетку, в ссылку, пытать, казнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60