Так что, если ты не собираешься мне помогать, лучше отойди. Скоро будет первое Рождество, которое мы справим в новом доме, и я собираюсь его отпраздновать, с тобой или без тебя.
Чиун, казалось, призадумался.
— Это дерево напомнило мне о его величественных собратьях, украшающих склоны холмов в моей родной Корее, — наконец заметил он. — Да, пахнут они очень похоже.
— Тогда за работу, — смягчившись, предложил Римо.
— И эту красоту ты загубил ради своей варварской церемонии, — сурово добавил Чиун.
— Если ты будешь и дальше продолжать в том же духе, тогда под деревом никаких подарков для тебя не окажется.
— Подарки? — оживился Чиун. — Для меня?
— Ага. Таков обычай. Я кладу подарки для тебя, а ты — для меня.
Чиун с интересом заглянул под елку. Подарков не было.
— А когда это произойдет? — спросил он.
— Что?
— Когда там появятся подарки?
— В сочельник, то есть в воскресенье вечером.
— А ты их уже купил? — недоверчиво поинтересовался Чиун.
— Ну, не совсем, — загадочно ответил Римо.
— У меня для тебя подарков нет.
— Что ж, времени осталось еще достаточно.
Прищурившись, Чиун с нескрываемым интересом уставился на Римо, сосредоточенно наряжавшего елку.
— Последние несколько лет тебя не так уж интересовала эта рождественская дребедень, — заметил он.
— За последнее время мне впервые пришлось убить Санта-Клауса.
— Ага! — проговорил Чиун, со значением поднимая украшенный длинным ногтем палец. — Наконец-то мы подобрались к сути дела.
Римо решил промолчать. Он вынул из коробки связку колокольчиков и теперь старательно очищал ее от налипших упаковочных стружек.
— Кхм, насчет твоего задания, — Чиун решил зайти с другой стороны. Все прошло успешно?
— Он мертв, если ты хотел узнать именно это, — отозвался Римо, и, пригнув верхушку елки, нацепил на нее колокольчики. Когда он отпустил руки, комната наполнилась веселым перезвоном.
— Да, для человека, который отплатил негодяю за смерть стольких детей, ты выглядишь не слишком счастливо.
— Убийца и сам был еще ребенком.
Чиун чуть не поперхнулся от изумления.
— Нет! Ты просто не мог убить ребенка! Это против всех правил, которые я пытался тебе привить! Дети священны. Скажи же, что я ослышался, Римо.
— Убийца был ребенок душой, а не телом.
— А, один из миллионов слабоумных, населяющих Америку! Печальная история. Думаю, все дело в том, что люди здесь пожирают в бесчисленных количествах гамбургеры. Они явно разрушают мозговые клетки.
— Мне так хотелось убить этого парня, что я стал сам себе противен.
— В твоей работе нет места ненависти. Ты просто должен своевременно и эффективно, как и подобает профессионалу, избавлять императора от врагов. — Я сделал все правильно. Это была легкая смерть.
— Но ты-то отнесся к этому не так легко!
Отложив коробку с украшениями в сторону, Римо уселся на циновку. Тихо, но все еще взволнованно, он рассказал Мастеру Синанджу обо всем, что произошло предыдущей ночью. Закончив, он спросил:
— Как ты считаешь, я поступил правильно?
— Когда тигр из простого хищника становится людоедом, — глубокомысленно проговорил Чиун, — его нужно выследить и уничтожить.
— Тигр осознает смысл своих поступков. А насчет того парня я вовсе в этом не уверен.
— Если молодой тигр убивает ребенка, с ним нужно сделать то же самое, что и со взрослым. Не важно, понимал ли он, что творит, или нет, ведь тигр уже почувствовал вкус крови, и воспоминание об этом будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Точно так же, как и этот несчастный слабоумный. Он совершил тяжкий грех. Некоторые люди не стали бы судить его слишком строго, но дело вовсе не в этом. Он вкусил крови, так что самым лучшим выходом было выпустить его душу на свободу, чтобы она смогла вернуться на землю в другом воплощении, и отплатить за все свои прошлые прегрешения.
— Послушать тебя, так ты просто Второй Мессия.
— Надеюсь, ты хотел сделать мне комплимент.
— Напрасно надеешься.
— Тогда мне не остается ничего иного, как считать твои слова оскорблением, — резко бросил Чиун, — и оставить тебя, предпочитающего кромешную тьму свету подлинной мудрости, влачить свое жалкое существование.
Произнеся эту обличительную речь, Мастер Синанджу одним движением поднялся на ноги и прошествовал обратно в спальню. Он с такой силой захлопнул за собой дверь, что волосы Римо взметнулись вверх. Как ни странно, хотя движение было резким, дверь закрылась почти беззвучно.
Римо вернулся к прерванному занятию, но на душе у него было неспокойно.
Внезапно зазвонил телефон, и ему пришлось снять трубку.
— Римо, мне нужно с тобой увидеться, — Таким кислым тоном мог говорить только Харолд У. Смит, глава КЮРЕ и непосредственный начальник Римо.
— Разве вы не хотите получить отчет по последнему заданию?
— Нет, ведь если бы все сорвалось, ты бы уже позвонил мне сам.
— А вы не можете предположить, что ошиблись?
— У меня есть значительно более важная проблема. Прошу тебя, немедленно приезжай в Фолкрофт.
— Мы с Чиуном будем там через полчаса.
— Нет, — поспешно проговорил Смит. — Приезжай один. Я не хочу, чтобы Чиун участвовал во всем этом.
Дверь, ведущая в спальню старого корейца, внезапно распахнулась, и на пороге показался сам Мастер Синанджу. Судя по его лицу, Чиун обиделся.
— Я все слышал, — громко объявил он.
— По-моему, вы вляпались, Смитти, — заметил Римо.
Харолд Смит тяжело вздохнул.
— Близится срок обновления контракта, и мне хотелось избежать преждевременного торга.
— Торг никогда не бывает преждевременным, — заявил Чиун, повысив голос, чтобы на другом конце провода его тоже услышали.
— Ты что, говоришь по громкой связи? — недовольно поинтересовался Смит.
— Нет. Но ты же знаешь, обидное слово Чиун расслышит даже с другого берега Атлантического океана.
— Значит, через полчаса, — сказал Смит. — До встречи.
— Этот человек с каждым днем становится все невыносимее, — надменно проговорил Чиун.
— И что ты собираешься из него вытянуть на этот раз? Снова Диснейленд?
Или, может быть, тебе не дает покоя годовой доход Рокфеллера?
— Наши переговоры по поводу Диснейленда потерпели неудачу.
— Нет, только не это! — в притворном ужасе вскричал Римо.
— Смит утверждает, что теперешний владелец не собирается расставаться со своей собственностью, — с горечью сказал Чиун. — Тем не менее, я оставляю за собой право продолжить этот разговор. Слишком долго я помогал тебе справляться с работой, не получая должного вознаграждения.
— А я думал, что мы с тобой, как ты любишь выражаться, равноправные компаньоны.
— Да, но это должны знать только мы с тобой. К Смиту это не имеет ни малейшего отношения. Когда речь заходит о подписании контракта, я выступаю в роли Мастера, а ты — всего лишь мой ученик. Я пытался донести это до императора Смита, но тщетно. Он, все-таки, потрясающий тугодум.
— Именно поэтому ты и не поехал со мной в Провиденс?
— Может быть. Если бы ты позорно провалил задание, мои переговоры могли бы сдвинуться с мертвой точки. Тем не менее, глупо держать на тебя зло за этот неожиданный успех. Уверен, ты сделал это не нарочно.
— Очень мило с твоей стороны, но у меня действительно такое чувство, как будто я потерпел неудачу.
— Можно тебя процитировать в беседе со Смитом?
— Делай что угодно, — ответил Римо. — Я ухожу.
Мастер Синанджу поспешно засеменил за ним.
— А я собираюсь пойти с тобой, — сообщил он. — Как знать, может быть, Смит решил поручить тебе такое задание, что станет умолять меня о помощи.
Разумеется, за соответствующее вознаграждение.
Уже стоявший в дверях, Римо бросил тоскливый взгляд на наполовину украшенную елку. Он не подозревал, что сможет вернуться только когда иголки уже засохнут и осыплются.
* * *
Когда Бартоломью Бронзини вышел из полицейского участка в Юме, его молчание не предвещало ничего хорошего. Вслед за ним, возглавляемые Джиро Исудзу, в дверях показались трое адвокатов из Корпорации Нишитцу.
Спустившись по лестнице, Исудзу повернулся к Бронзини и сообщил:
— Полиция теперь не беспокоить. Не хотят потерять доход от съемки. И потом, мы обещали использовать в съемках полицейских.
— Почему ты все время затыкал мне рот? Я хотел им все рассказать.
— Нет необходимости. Теперь ситуация под контролем. Полиция обвинять пикетчиков. — Постой, но я ведь тоже принимал участие в этой заварушке. Я расквасил им носы. По крайней мере, я виноват в случившемся ничуть не меньше, чем они.
И потом, какого дьявола ты приказал своим идиотам открыть огонь?
— Вам грозить опасность.
— Черта лысого! Я укладывал их наплаво и нарево — то есть, я хочу сказать, направо и налево.
— Действовать, чтобы спасать вашу жизнь. Кроме того, предотвратить демонстрацию.
— Они имели полное право выступить с протестом. Америка — свободная страна.
— Но съемки ведет Япония. Нельзя публичный скандал — мешать работе.
— Нельзя публичный скандал! — передразнил Бронзини. — Четверо пикетчиков убиты, и ты надеешься, что это не попадет на первые полосы?
— Полиция обещала приостановить дело, пока мы не снимем фильм.
— Что? Но вы же не надеетесь замять эту историю насовсем?
— Не надо насовсем. На две недели.
— Две недели? — взревел Бронзини. — Так вот за сколько вы планируете закончить съемку? Мать вашу, это же невозможно. Прошу прощения, но я не помню, как это будет по-французски.
— Сначала мы делать натурные съемки, — объяснил Исудзу. — Разбиваться на девять групп, все работаем одновременно. Другие актеры прилетать, и подключаться к работе. Так мы укладываться даже в меньшие, чем намечено, сроки. А теперь идемте.
— Куда это?
— Надо решить еще одну проблему. Пожалуйста, за нами.
Японцы погрузились в автобус. Упершись в землю ногами, Бронзини сидел в седле своего «Харли» и ждал, пока они отъедут.
— Все это чушь. Полный бред, — ворчал он себе под нос.
Тем не менее, когда автобус тронулся, Бронзини поехал следом за ним по прямым, будто расчерченным по линейке улицам, сначала через центр города, а потом по пыльному шоссе. Они уже приближались к городским окраинам. На горизонте показались очертания далеких Шоколадных гор. Стоявшие на обочине оштукатуренные домики постепенно уступили место бесконечным полям, засаженным салатом — из всех овощей в Юме выращивали в основном только его.
Вскоре поля сменились пустынным пейзажем, кое-где попадались песчаные дюны, поросшие низкорослым кустарником. Асфальтированное шоссе давно уже кончилось, но автобус, то и дело петляя, продолжал ехать вперед. Интересно, куда мы направляемся? подумал Бронзини.
Наконец, впереди показался огороженный участок, охраняемый людьми из Нишитцу. В тени одной из дюн стояло несколько полосатых палаток, и Бронзини понял, что перед ним основной съемочный лагерь. Но какого черта они разбили его посреди пустыни?
Подъехав к палаткам, автобус остановился рядом с кучкой джипов, украшенных эмблемой Нишитцу.
— В чем дело, Джиро? — потребовал объяснений Бронзини, спрыгивая на землю.
— Базовый лагерь для съемки.
— Неужели? Не слишком ли далеко вы забрались?
— Мы будем снимать в пустыне.
— Что?! — только и смог выдавить из себя Бронзини. — Неужто вы собираетесь залить все белой краской, и притвориться, что это снег? Вот что, этот фокус не пройдет. И я не потерплю идиотских картонных декораций. Съемки будут в городе, на настоящих улицах с настоящими домами, а в массовке будут участвовать настоящие жители. В моих фильмах все должно быть только подлинное.
— В финале картины действие происходит в пустыне. Мы снимем это здесь.
— Одну минутку, — поднял руку Бронзини. — Одну минуточку. Я хотел бы взглянуть на сценарий.
— Сценарий послан вчера. Вы не получать?
— Он у моего агента.
— А, — кивнул Джиро. — Я сейчас, пожалуйста.
Подойдя к одному из фургонов, он залез внутрь, и вскоре вернулся со сценарием. Бронзини тут же выхватил папку, и взглянул на обложку. Сквозь затянутое прозрачной пленкой окошко виднелось название: «Красное рождество».
— Как? А что случилось с «Джонни и Рождественским духом»?
— При переработке название поменяли.
Бронзини принялся судорожно перелистывать страницы, пока не добрался до диалога с участием его героя, Мака. Первая же фраза, попавшаяся ему на глаза, звучала так: «Хрен вам, коммунисты, ублюдки, безбожники!»
— Да это же не мой сценарий! — взревел Бронзини.
— Это переработанный вариант, — спокойно ответил Исудзу. — Имена героев те же. Поменялись отдельные детали.
— Но где же Джонни, мальчишка? Здесь нет ни одной его реплики.
— Тот герой умирать на странице восемь.
— Умирает? Да это же центральный персонаж всего фильма! А человек, которого играю я, всего лишь катализатор, позволяющий раскрыть его образ, не унимался Бронзини, тыча пальцем в страницу. — А это что еще за дрянь?
Какая к черту танковая атака?
— Джонни погибать в танковом бою. Очень героический, очень грустный эпизод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41