Поэтому, когда в два часа ночи позвонил Джиро Исудзу, и сообщил, что, по настоянию Бронзини, кинокомпания решила изменить свою позицию по данному вопросу, и просит делегацию немедленно (у Исудзу получилось «немедренно») приехать на съемочную площадку, Ли Рэбкин принялся будить нужных людей чуть ли не до того, как японец повесил трубку.
Сонных пикетчиков уже ожидало несколько автобусов «Нишитцу», на которых, без дальнейших объяснений, их отвезли в базовый лагерь.
Где-то неподалеку, среди палаток, кашлянув, заработал электрогенератор.
Из одного из фургонов вышел Джиро Исудзу, и поклонился так низко, что Рэбкин счел этот жест признанием полной победы профсоюза.
— Ну что, будем играть по-нашему? — усмехнувшись, спросил он.
— Играть? Не понимаю. Мы привезти вас, чтобы вести переговоры о профсоюзной поддержке.
— Это я и имел в виду, — снисходительно объяснил Ли Рэбкин, подумав про себя, что япошка явно туго соображает. Теперь понятно, почему он решился сначала пойти в обход профсоюза.
— За мной, пожалуйста, — пригласил Исудзу, резко разворачиваясь. Траншея для переговоров уже готова.
— Траншея? — прошептал кто-то из пикетчиков на ухо Рэбкину.
Беспечно пожав плечами, тот ответил:
— Черт, да они даже сидят все время на полу. Наверное, переговоры у них принято проводить в траншее.
Вслед за Джиро пикетчики обошли палаточный лагерь и углубились в лабиринт песчаных дюн. В лунном свете пустыня выглядела жутковато — глубокие тени контрастировали со сверкавшими, словно иней, песчинками. Впереди показались силуэты трех людей с автоматами Калашникова на груди.
— А почему это они вооружены? — нервно поинтересовался кто-то из профсоюзных деятелей.
— Фильм о войне, — повысив голос, чтобы все смогли его расслышать, сказал Ли Рэбкин. — Наверное, они репетируют.
Внезапно шедший впереди Исудзу исчез, и Рэбкин поспешил, чтобы догнать его, но обнаружил, что японец просто спустился по доске в почти двухметровой глубины траншею. Судя по всему, она была вырыта совсем недавно — на дне валялось несколько лопат.
— Сюда, пожалуйста, — снова послышался голос Исудзу.
— Церемонии, словно на приеме у папы римского, — пробормотал Рэбкин себе под нос, спускаясь вниз. Один из охранников тут же поспешил к генератору.
— Наверное, они хотят наладить освещение, — обратился Ли к идущим за ним товарищам.
— Неплохо бы, а то тут темно, как в заднице.
Когда, наконец, все представители профсоюза собрались в траншее, Джиро Исудзу что-то скомандовал по-японски.
— Ну что, нам садиться на землю, или как? — спросил Рэбкин, пытаясь разглядеть в темноте лицо Джиро.
— Нет, ведь вы сейчас умрете, — спокойно отозвался японец.
В следующую секунду глаза Ли Рэбкина словно взорвались изнутри. На долю секунды он ощутил, как по ногам его пробежал ток, а потом он упал ничком, и, замкнув таким образом, цепь, позволил своему телу медленно обугливаться, словно забытая на плите яичница.
* * *
Джиро Исудзу равнодушно смотрел, как внизу извиваются тела пикетчиков. Они дымились еще долго даже после того, как электрогенератор отключили от зарытых в песке металлических пластин. Хотя теперь уже в траншее снова было безопасно, Джиро предпочел не пробираться среди обуглившихся тел, и подождал, пока чьи-то руки не помогут ему взобраться наверх с замаскированного под песок резинового коврика.
Бросив через плечо еще одно короткое приказание, Джиро Исудзу, не оборачиваясь, зашагал прочь. До рассвета оставался всего час, а предстояло столько еще успеть...
Глава 11
Утром двадцать третьего декабря на территорию Соединенных Штатов со стороны Канады надвинулся холодный атмосферный фронт, и температура упала везде ниже нуля. В этот знаменательный день двумя самыми теплыми городами страны оказались Майами, штат Флорида, и Юма, штат Аризона. И тем не менее, в Юме было вовсе не жарко.
Когда над горой Джила занялась заря, Бартоломью Бронзини вот уже час как был на ногах. Наскоро позавтракав в ресторане при отеле, он вернулся обратно в номер, чтобы провести обычную ежедневную тренировку.
Когда Бронзини вышел из вестибюля гостиницы, его удивили две вещи. Было холодно — градусов пять тепла, не больше, и нигде не было видно демонстрантов от профсоюза.
Заглянув в вестибюль, Бронзини спросил у девушки-регистраторши:
— Как, никаких пикетчиков? Что случилось?
Придвинувшись к нему поближе, та прошептала:
— У меня подруга работает в «Рамаде», они там остановились. Так вот, она говорит, что сегодня ночью все эти профсоюзные деятели сбежали, не заплатив по счетам.
— Наверное, деньги кончились. Спасибо.
Пикетов не было и на ведущей к съемочной площадке дороге, когда Бронзини подъехал туда на своем «Харли». Впереди стоял охрана — двое японцев около сломанного танка Т-62, которые попытались остановить его, но Бартоломью даже не сбавил скорости.
— Да они совсем с ума посходили, не пускают меня на съемочную площадку, — пробормотал Бронзини сквозь зубы. — Что я им, Грета Гарбо, что ли?
В палаточном лагере никого не было, только невдалеке один из танков, на время превращенный в бульдозер, засыпал песком траншею.
Проехав дальше, к основной съемочной площадке, Бронзини был немало удивлен, увидев, что там происходит.
Перед ним было около тысячи человек, выстроенных в боевом порядке. Люди были одеты в коричневую форму Народно-освободительной Армии, каждый держал свой Калашников на караул. По обе стороны от солдат в идеальном порядке стояли танки и бронетранспортеры, около которых в ожидании команды стояли их экипажи.
Перед этой маленькой армией, спиной к Бронзини, стоял Джиро Исудзу.
Соскочив с мотоцикла, Бронзини направился прямо к нему.
— Бронзини-сан, что вы здесь делать так рано? — с легким раздражением в голосе спросил продюсер.
— Отличная форма, Джиро, — спокойно заметил Бронзини. — Если ты собираешься принять участие в массовке, то кто же будет режиссером? Один из разнорабочих?
Джиро Исудзу, помрачнев еще больше, ответил:
— Иногда мне придется руководить съемками, находясь прямо в кадре. Вы же знаете, как это делается.
— Да, я когда-то пробовал себя, как режиссер, — признал Бронзини. — Вот только меч мне для этого не требовался.
Схватившись за рукоять своего парадного меча, в котором Бронзини, как знаток, узнал настоящее оружие самурая, Джиро выпалил:
— Меч приносить удачу. Он в моей семье уже много поколений.
— Постарайся только об него не споткнуться, — посоветовал Бронзини, и перевел взгляд на стройные ряды массовки. Между ними сновали люди из съемочной бригады, раздавая почтовые конверты.
— Мы снимаем, как китайские солдаты готовиться к бою, — невинно объяснил Джиро Исудзу. — Вы нам пока не нужны.
— Правда? — откликнулся Бронзини, заметив, что японцы из съемочной бригады тоже были в военной форме. Часть из них, вооружившись видеокамерами «Нишитцу», снимала происходящее, а высоко над ними студийный кран проносил оператора, который спешил увековечить эту впечатляющую панораму на кинопленку. — А что, операторы тоже носят форму?
— Нам придется использовать всех, кого только можно. Для массовки не хватает людей.
— Ага. — На глазах у Бронзини, японцы присели на корточки, и вынув из-за пояса ножи, принялись обрезать на руках ногти, а потом каждый отхватил у себя по пряди волос. Все это они старательно заклеивали в конверты.
— А это, черт побери, для чего? — спросил Бартоломью.
— Китайский военный обычай. Солдаты, отправляющиеся в бой, посылают домой часть своего тела, чтобы родственники смогли захоронить ее, если они не вернутся.
— Неплохая деталь, — хмыкнул Бронзини. — Но тебе не кажется, что эмблема Американской Экспресс-почты будут выглядеть на экране несколько не к месту?
По рядам прошли люди, собравшие конверты, и затем, по знаку Исудзу, солдаты поднялись на ноги и прокричали: «Банзай!»
— Банзай? — изумленно воскликнул Бронзини. — Может быть, я чего-то не понимаю, но ведь «Банзай» — японское слово!
— Люди немного увлеклись. Мы отредактировать при монтаже. Хорошо?
— Мне нужно получить согласие технического консультанта. Он как раз должен сегодня приехать. Я не допущу, чтобы картина с моим участием превратилась в кусок дерьма, ясно?
— Мы уже оставили ему записку в отеле, с просьбой встретиться на съемках десанта. Хорошо?
— Ничего хорошего я тут не вижу. Только вчера я перечитывал сценарий, и хотел спросить об одной вещи. Я понимаю, что у нас, конечно, японский фильм, но разве человек, которого я играю, обязательно должен умирать?
— Вы — герой, и умираете, как герой. Трагическая сцена.
— А эпизод, когда американцы сбрасывают на свой город атомную бомбу?
Что это, по-вашему, такое?
— Это счастливая развязка. Злобные китайцы гибнут все до одного.
— Да, вместе с остальным гражданским населением. Как насчет того, чтобы переделать это место?
— Возможно. Давайте обсуждать позже.
— Ладно, — согласился Бронзини, оглядывая стоящих строем солдат. Потрясающее зрелище. Сколько здесь человек?
— Больше двух тысяч.
— Что ж, надеюсь, они обошлись вам недорого. На съемках «Гранди-4» у нас был из-за этого перерасход в бюджете.
— Пока мы укладываемся и в бюджет, и в съемочный график. Пожалуйста, подождите в основном лагере.
— Хорошо, но у меня осталась еще пара вопросов. Что это там закапывают около лагеря?
— Мусор.
— Ого! Индейцы, конечно, будут в восторге, когда узнают, что мы превратили их резервацию в помойку.
— Индейцам заплатили. Они не создавать проблем. Кроме того, мы договорились с профсоюзом. Они согласны не мешать съемкам, а мы учтем их требования в следующем фильме. А теперь идите.
— Дайте знать, когда будете снимать первую сцену. — Бронзини взглянул на часы. — В это время года у нас есть полдня до наступления «волшебного часа».
— Волшебный час?
— Именно. После захода солнца, в течение часа еще достаточно светло, чтобы снимать. Американские режиссеры называют это время «волшебным часом».
Только не говорите, что никогда не встречались с этим термином.
— Это первый фильм для Нишитцу.
— Неужели? — спросил Бронзини, влезая на мотоцикл. — И, насколько я могу судить, Джиро, он же станет последним. Остается только надеяться, что вы не потяните вслед за собой на дно и меня.
И с этими словами, поддав газу, Бронзини умчался в сторону основного лагеря.
* * *
Римо Уильямс прибыл на авиабазу Льюк ровно в восемь утра. Притормозив взятый напрокат автомобиль у въезда на базу, Римо подождал, пока к нему подойдет часовой в летной форме.
— Я со съемок, — сказал Римо.
— Ваше имя, сэр?
— Римо Дюрок.
Часовой углубился в изучение списка приглашенных.
— Думаю, меня будет несложно найти. Начните с тех трех или четырех фамилий, которые не похожи на японские.
— Да, сэр. Все правильно, Римо Дюрок. Можете проезжать. Вам нужно вон то красное кирпичное здание.
— Большое спасибо, — поблагодарил Римо.
Поставив машину около красного строения, которое оказалось на краю аэродрома, он осмотрелся. На взлетной полосе пристроился винтовой самолет, казавшийся просто крошечным рядом с неповоротливыми транспортными «Геркулесами», стоявшими крыло к крылу с краю.
Зайдя в здание, Римо предъявил поддельное удостоверение на имя Дюрока, и сержант отвел его в отведенное для съемочной бригады помещение.
— Эй, Римо! Что-то ты опаздываешь, — окликнул его Билл Роум.
— Извините. Пришлось поколесить, пока нашел въезд на базу, — ответил Римо. Он заметил, что кроме Роума в комнате находится еще один человек, крепкого телосложения и в куртке цвета хаки.
— Познакомься с Джимом, Римо. Джим Конкэннон — технический консультант Бронзини.
— Как поживаете? — спросил Римо.
— Гениально, — отозвался Конкэннон.
— Джим — наш эксперт по всем вопросам, касающимся военного снаряжения, — пояснил Роум. — Он работал с Бронзини во всех сериях «Гранди». Джим сейчас показывал мне, как проверять эти японские парашюты.
Оглянувшись вокруг, Римо заметил, что комната завалена парашютными сумками. Их было, судя по всему, несколько сотен, и все черного цвета.
Конкэннон как раз раскладывал один из них, вынимая парашют из мешка, чтобы осмотреть нейлоновый купол. Приблизив ткань к лицу, он внимательно разглядывал ее на свет.
— Нужно проверить все участки, на которые ляжет основная нагрузка, объяснял он. — На мелкие дырочки в самом куполе можно не обращать внимания, главное, чтобы стропы были хорошенько закреплены и не спутаны.
— Ясно, — откликнулся Билл Роум, бросая Римо парашют. — За дело, сынок.
В конце концов, именно твоя задница будет висеть под одним из этих японских зонтиков. Разложив сумку на длинном столе, Римо отстегнул пряжки и проверил стропы и купол на прочность. На ощупь они казались вполне надежными.
— Да, за что боролись, — говорил тем временем Роум, пока Джим показывал им, как укладывать парашюты заново. — Я отлично помню времена, когда над японскими товарами смеялся весь западный мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Сонных пикетчиков уже ожидало несколько автобусов «Нишитцу», на которых, без дальнейших объяснений, их отвезли в базовый лагерь.
Где-то неподалеку, среди палаток, кашлянув, заработал электрогенератор.
Из одного из фургонов вышел Джиро Исудзу, и поклонился так низко, что Рэбкин счел этот жест признанием полной победы профсоюза.
— Ну что, будем играть по-нашему? — усмехнувшись, спросил он.
— Играть? Не понимаю. Мы привезти вас, чтобы вести переговоры о профсоюзной поддержке.
— Это я и имел в виду, — снисходительно объяснил Ли Рэбкин, подумав про себя, что япошка явно туго соображает. Теперь понятно, почему он решился сначала пойти в обход профсоюза.
— За мной, пожалуйста, — пригласил Исудзу, резко разворачиваясь. Траншея для переговоров уже готова.
— Траншея? — прошептал кто-то из пикетчиков на ухо Рэбкину.
Беспечно пожав плечами, тот ответил:
— Черт, да они даже сидят все время на полу. Наверное, переговоры у них принято проводить в траншее.
Вслед за Джиро пикетчики обошли палаточный лагерь и углубились в лабиринт песчаных дюн. В лунном свете пустыня выглядела жутковато — глубокие тени контрастировали со сверкавшими, словно иней, песчинками. Впереди показались силуэты трех людей с автоматами Калашникова на груди.
— А почему это они вооружены? — нервно поинтересовался кто-то из профсоюзных деятелей.
— Фильм о войне, — повысив голос, чтобы все смогли его расслышать, сказал Ли Рэбкин. — Наверное, они репетируют.
Внезапно шедший впереди Исудзу исчез, и Рэбкин поспешил, чтобы догнать его, но обнаружил, что японец просто спустился по доске в почти двухметровой глубины траншею. Судя по всему, она была вырыта совсем недавно — на дне валялось несколько лопат.
— Сюда, пожалуйста, — снова послышался голос Исудзу.
— Церемонии, словно на приеме у папы римского, — пробормотал Рэбкин себе под нос, спускаясь вниз. Один из охранников тут же поспешил к генератору.
— Наверное, они хотят наладить освещение, — обратился Ли к идущим за ним товарищам.
— Неплохо бы, а то тут темно, как в заднице.
Когда, наконец, все представители профсоюза собрались в траншее, Джиро Исудзу что-то скомандовал по-японски.
— Ну что, нам садиться на землю, или как? — спросил Рэбкин, пытаясь разглядеть в темноте лицо Джиро.
— Нет, ведь вы сейчас умрете, — спокойно отозвался японец.
В следующую секунду глаза Ли Рэбкина словно взорвались изнутри. На долю секунды он ощутил, как по ногам его пробежал ток, а потом он упал ничком, и, замкнув таким образом, цепь, позволил своему телу медленно обугливаться, словно забытая на плите яичница.
* * *
Джиро Исудзу равнодушно смотрел, как внизу извиваются тела пикетчиков. Они дымились еще долго даже после того, как электрогенератор отключили от зарытых в песке металлических пластин. Хотя теперь уже в траншее снова было безопасно, Джиро предпочел не пробираться среди обуглившихся тел, и подождал, пока чьи-то руки не помогут ему взобраться наверх с замаскированного под песок резинового коврика.
Бросив через плечо еще одно короткое приказание, Джиро Исудзу, не оборачиваясь, зашагал прочь. До рассвета оставался всего час, а предстояло столько еще успеть...
Глава 11
Утром двадцать третьего декабря на территорию Соединенных Штатов со стороны Канады надвинулся холодный атмосферный фронт, и температура упала везде ниже нуля. В этот знаменательный день двумя самыми теплыми городами страны оказались Майами, штат Флорида, и Юма, штат Аризона. И тем не менее, в Юме было вовсе не жарко.
Когда над горой Джила занялась заря, Бартоломью Бронзини вот уже час как был на ногах. Наскоро позавтракав в ресторане при отеле, он вернулся обратно в номер, чтобы провести обычную ежедневную тренировку.
Когда Бронзини вышел из вестибюля гостиницы, его удивили две вещи. Было холодно — градусов пять тепла, не больше, и нигде не было видно демонстрантов от профсоюза.
Заглянув в вестибюль, Бронзини спросил у девушки-регистраторши:
— Как, никаких пикетчиков? Что случилось?
Придвинувшись к нему поближе, та прошептала:
— У меня подруга работает в «Рамаде», они там остановились. Так вот, она говорит, что сегодня ночью все эти профсоюзные деятели сбежали, не заплатив по счетам.
— Наверное, деньги кончились. Спасибо.
Пикетов не было и на ведущей к съемочной площадке дороге, когда Бронзини подъехал туда на своем «Харли». Впереди стоял охрана — двое японцев около сломанного танка Т-62, которые попытались остановить его, но Бартоломью даже не сбавил скорости.
— Да они совсем с ума посходили, не пускают меня на съемочную площадку, — пробормотал Бронзини сквозь зубы. — Что я им, Грета Гарбо, что ли?
В палаточном лагере никого не было, только невдалеке один из танков, на время превращенный в бульдозер, засыпал песком траншею.
Проехав дальше, к основной съемочной площадке, Бронзини был немало удивлен, увидев, что там происходит.
Перед ним было около тысячи человек, выстроенных в боевом порядке. Люди были одеты в коричневую форму Народно-освободительной Армии, каждый держал свой Калашников на караул. По обе стороны от солдат в идеальном порядке стояли танки и бронетранспортеры, около которых в ожидании команды стояли их экипажи.
Перед этой маленькой армией, спиной к Бронзини, стоял Джиро Исудзу.
Соскочив с мотоцикла, Бронзини направился прямо к нему.
— Бронзини-сан, что вы здесь делать так рано? — с легким раздражением в голосе спросил продюсер.
— Отличная форма, Джиро, — спокойно заметил Бронзини. — Если ты собираешься принять участие в массовке, то кто же будет режиссером? Один из разнорабочих?
Джиро Исудзу, помрачнев еще больше, ответил:
— Иногда мне придется руководить съемками, находясь прямо в кадре. Вы же знаете, как это делается.
— Да, я когда-то пробовал себя, как режиссер, — признал Бронзини. — Вот только меч мне для этого не требовался.
Схватившись за рукоять своего парадного меча, в котором Бронзини, как знаток, узнал настоящее оружие самурая, Джиро выпалил:
— Меч приносить удачу. Он в моей семье уже много поколений.
— Постарайся только об него не споткнуться, — посоветовал Бронзини, и перевел взгляд на стройные ряды массовки. Между ними сновали люди из съемочной бригады, раздавая почтовые конверты.
— Мы снимаем, как китайские солдаты готовиться к бою, — невинно объяснил Джиро Исудзу. — Вы нам пока не нужны.
— Правда? — откликнулся Бронзини, заметив, что японцы из съемочной бригады тоже были в военной форме. Часть из них, вооружившись видеокамерами «Нишитцу», снимала происходящее, а высоко над ними студийный кран проносил оператора, который спешил увековечить эту впечатляющую панораму на кинопленку. — А что, операторы тоже носят форму?
— Нам придется использовать всех, кого только можно. Для массовки не хватает людей.
— Ага. — На глазах у Бронзини, японцы присели на корточки, и вынув из-за пояса ножи, принялись обрезать на руках ногти, а потом каждый отхватил у себя по пряди волос. Все это они старательно заклеивали в конверты.
— А это, черт побери, для чего? — спросил Бартоломью.
— Китайский военный обычай. Солдаты, отправляющиеся в бой, посылают домой часть своего тела, чтобы родственники смогли захоронить ее, если они не вернутся.
— Неплохая деталь, — хмыкнул Бронзини. — Но тебе не кажется, что эмблема Американской Экспресс-почты будут выглядеть на экране несколько не к месту?
По рядам прошли люди, собравшие конверты, и затем, по знаку Исудзу, солдаты поднялись на ноги и прокричали: «Банзай!»
— Банзай? — изумленно воскликнул Бронзини. — Может быть, я чего-то не понимаю, но ведь «Банзай» — японское слово!
— Люди немного увлеклись. Мы отредактировать при монтаже. Хорошо?
— Мне нужно получить согласие технического консультанта. Он как раз должен сегодня приехать. Я не допущу, чтобы картина с моим участием превратилась в кусок дерьма, ясно?
— Мы уже оставили ему записку в отеле, с просьбой встретиться на съемках десанта. Хорошо?
— Ничего хорошего я тут не вижу. Только вчера я перечитывал сценарий, и хотел спросить об одной вещи. Я понимаю, что у нас, конечно, японский фильм, но разве человек, которого я играю, обязательно должен умирать?
— Вы — герой, и умираете, как герой. Трагическая сцена.
— А эпизод, когда американцы сбрасывают на свой город атомную бомбу?
Что это, по-вашему, такое?
— Это счастливая развязка. Злобные китайцы гибнут все до одного.
— Да, вместе с остальным гражданским населением. Как насчет того, чтобы переделать это место?
— Возможно. Давайте обсуждать позже.
— Ладно, — согласился Бронзини, оглядывая стоящих строем солдат. Потрясающее зрелище. Сколько здесь человек?
— Больше двух тысяч.
— Что ж, надеюсь, они обошлись вам недорого. На съемках «Гранди-4» у нас был из-за этого перерасход в бюджете.
— Пока мы укладываемся и в бюджет, и в съемочный график. Пожалуйста, подождите в основном лагере.
— Хорошо, но у меня осталась еще пара вопросов. Что это там закапывают около лагеря?
— Мусор.
— Ого! Индейцы, конечно, будут в восторге, когда узнают, что мы превратили их резервацию в помойку.
— Индейцам заплатили. Они не создавать проблем. Кроме того, мы договорились с профсоюзом. Они согласны не мешать съемкам, а мы учтем их требования в следующем фильме. А теперь идите.
— Дайте знать, когда будете снимать первую сцену. — Бронзини взглянул на часы. — В это время года у нас есть полдня до наступления «волшебного часа».
— Волшебный час?
— Именно. После захода солнца, в течение часа еще достаточно светло, чтобы снимать. Американские режиссеры называют это время «волшебным часом».
Только не говорите, что никогда не встречались с этим термином.
— Это первый фильм для Нишитцу.
— Неужели? — спросил Бронзини, влезая на мотоцикл. — И, насколько я могу судить, Джиро, он же станет последним. Остается только надеяться, что вы не потяните вслед за собой на дно и меня.
И с этими словами, поддав газу, Бронзини умчался в сторону основного лагеря.
* * *
Римо Уильямс прибыл на авиабазу Льюк ровно в восемь утра. Притормозив взятый напрокат автомобиль у въезда на базу, Римо подождал, пока к нему подойдет часовой в летной форме.
— Я со съемок, — сказал Римо.
— Ваше имя, сэр?
— Римо Дюрок.
Часовой углубился в изучение списка приглашенных.
— Думаю, меня будет несложно найти. Начните с тех трех или четырех фамилий, которые не похожи на японские.
— Да, сэр. Все правильно, Римо Дюрок. Можете проезжать. Вам нужно вон то красное кирпичное здание.
— Большое спасибо, — поблагодарил Римо.
Поставив машину около красного строения, которое оказалось на краю аэродрома, он осмотрелся. На взлетной полосе пристроился винтовой самолет, казавшийся просто крошечным рядом с неповоротливыми транспортными «Геркулесами», стоявшими крыло к крылу с краю.
Зайдя в здание, Римо предъявил поддельное удостоверение на имя Дюрока, и сержант отвел его в отведенное для съемочной бригады помещение.
— Эй, Римо! Что-то ты опаздываешь, — окликнул его Билл Роум.
— Извините. Пришлось поколесить, пока нашел въезд на базу, — ответил Римо. Он заметил, что кроме Роума в комнате находится еще один человек, крепкого телосложения и в куртке цвета хаки.
— Познакомься с Джимом, Римо. Джим Конкэннон — технический консультант Бронзини.
— Как поживаете? — спросил Римо.
— Гениально, — отозвался Конкэннон.
— Джим — наш эксперт по всем вопросам, касающимся военного снаряжения, — пояснил Роум. — Он работал с Бронзини во всех сериях «Гранди». Джим сейчас показывал мне, как проверять эти японские парашюты.
Оглянувшись вокруг, Римо заметил, что комната завалена парашютными сумками. Их было, судя по всему, несколько сотен, и все черного цвета.
Конкэннон как раз раскладывал один из них, вынимая парашют из мешка, чтобы осмотреть нейлоновый купол. Приблизив ткань к лицу, он внимательно разглядывал ее на свет.
— Нужно проверить все участки, на которые ляжет основная нагрузка, объяснял он. — На мелкие дырочки в самом куполе можно не обращать внимания, главное, чтобы стропы были хорошенько закреплены и не спутаны.
— Ясно, — откликнулся Билл Роум, бросая Римо парашют. — За дело, сынок.
В конце концов, именно твоя задница будет висеть под одним из этих японских зонтиков. Разложив сумку на длинном столе, Римо отстегнул пряжки и проверил стропы и купол на прочность. На ощупь они казались вполне надежными.
— Да, за что боролись, — говорил тем временем Роум, пока Джим показывал им, как укладывать парашюты заново. — Я отлично помню времена, когда над японскими товарами смеялся весь западный мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41