Фабрики, производившие товары для удовольствия и красивой жизни, перепрофилировались на военные нужды, и как всегда нашлись ушлые, успевшие нахватать коробками, а то и контейнерами товары, предположительно попадающие в разряд дефицитных. Многое из того, с чем уже давно распростился в быту, можно было найти за баснословные деньги, если пройти пешком по нижним дешевым уровням, ущельями, у самого подножия башен.
Дело было даже не в цене. Какая-то сумма регулярно перечислялась на карточку, с тем, чтобы воспользоваться ею в лучшие времена, буде они настанут. Впрочем, с учетом пары эскадрилий, способных одномоментно оплавить всю планету, стоит им только прорваться сквозь «железный щит», реальную ценность представлял только продовольственный паек.
Даже в столичном секторе и даже в благополучные времена нижние уровни имели дурную славу злачных. Теперь же, когда в подаче электричества для освещения улиц случались перебои, оставалось надеяться только на фары авиатранспорта. Его, впрочем, с сокращением отпуска топлива частным лицам, тоже стало намного меньше. А шансов нарваться на неприятности на пустынных темных улицах - намного больше.
С другой стороны, логика сегодняшнего дня и чувство почвы, уходящей из-под ног, предполагали: а почему бы нет? Если сегодня она не сделает поблажку себе, любимой, вполне возможно, она не сделает ее никогда.
Размышления на эту тему прервал сигнал таймера. Натали подняла глаза на приборную панель.
Атомная энергия была само собой разумеющейся основой всего. Никогда прежде ей не доводилось думать об атоме, как о враге, затаившемся поблизости и молча ждущем часа, чтобы заявить о себе. Круглые проградуированные табло со стрелками и запрещенным сектором, выделенным цветом. Температура носителя, показатель активности - эти словосочетания выглядели привычно и звучали совершенно безобидно. Бывало, стрелки прыгали почти к самой границе, но только на долю секунды, чаще всего глазу не удавалось даже схватить это движение.
Теперь обе стрелки стояли на границе допустимого сектора. Как приклеенные. Хотя нет. Впившись в них глазами, распахнутыми вдвое против обычного, Натали готова была поклясться, что проклятые стрелки вибрируют и ползут. Кажется... нет, совершенно точно... это был тот случай, когда следовало пригласить специалиста. Инженера, который хотя бы предположительно знает, что все это значит.
Не сводя с табло глаз, она потянулась к комму и мучительно ждала, пока на той стороне ответят. Дежурная смена чай пьет... или разложили «Четыре башни»? Время ожидания показалось Натали бесконечным, а голос техника, ответившего на вызов, - невозможно ленивым.
- Оставайтесь на месте. Сейчас будем.
Цепляясь ногой за ногу, Натали отошла к своему стулу и села, инстинктивно отодвинув его спинкой к самой стене. Несколько лишних сантиметров между нею и заблокированной дверью вовнутрь.
Если ахнет, котлован тут будет в диаметре километров десять. Во всяком случае, она всегда так себе это представляла. Как-то вдруг стало особенно жарко, она почти чувствовала, как шелушится, расслаиваясь, кожа, и потрескивает электричество, насыщающее воздух. Как это легко сказать: «оставайтесь на месте!»
Что, они полагают, она взглядом остановит эти проклятые стрелки? И какой вообще смысл в том, найдут они ее здесь - не найдут?
Видимо, именно взглядом Натали и пыталась их остановить, непроизвольно вжимаясь в стену все невыносимо долгое время, пока ремонтная группа в тяжелых скафандрах спускалась сюда, вниз, и топала мимо нее. Инженер, возглавлявший группу, открутил кремальеру шлюзовой камеры, отвалил многослойную дверь, и все восемь человек, включив прожектора на шлемах, канули в темную жаркую пасть. Повинуясь инструкции, невесть откуда всплывшей в мозгу, Натали завернула за ними замок и села ждать. Потом встала, облокотившись на стену спиной.
Снова ждать, обливаясь попеременно холодным и горячим потом. Натали сообразила, что может включить комм и слушать, как они переговариваются между собой по рации. В конце концов, она была их связью с внешним миром. Дублем этой связи. Кровь колотилась в висках в том же сумасшедшем ритме, как стучали бы ее каблуки, убегай она прочь по коридору, улепетывай во все лопатки на крыльях сумасшедшего ужаса.
- ...глушить?
- Спятил? Мы не можем остановить производство. Течь не так уж велика!
- Течь? Да тут один пар уже! Теплообмен... тьфу...
Последовавшие за тем сантехнические термины Натали не поняла, а потому пропустила. Разве что уяснила себе, что темп обмена репликами был более чем живой. Радиационные помехи накладывались на тяжелое дыхание через редукторы.
- Ну, сколько там натикало?
- Сколько есть, все твои. Не бойся, нужную дозу все равно схватить не успеешь.
В этих перчатках у них, должно быть, страшно неловкие руки. На пульте, само собой, были и часы, но время, которое они показывали, никак не укладывалось в ее субъективное ощущение. Прошли века, прежде чем кремальера стронулась с места, а ремонтники заговорили о другом. Неуклюжие белые фигуры протопали мимо нее. Лица под пластиковыми щитками покрывал пот, и все они казались одинаковыми.
- Ты глянь, какую стрекозу они тут сушат! Девушка, полчасика для героя не найдется у вас? Вечерком, скажем? Вас-то мы тоже спасли!
- Ты двигай давай! - чиф бригады толкнул остряка в спину, и тот продвинулся вперед одним длинным ныряющим шагом. - В душ сперва, на дезактивацию. После будешь проверять... функционирование систем!
- А премию дадут? В пяти шагах же были! Л сделали без остановки цикла, даже без эвакуации.
- Дадут. Догонят и еще дадут. Смотри: будешь хорошо работать - на другую точку вызовут.
Переведя дух, полуоглохшая от собственного пульса, Натали обнаружила, что рядом с ней молча переодевается сменщица. Уже? Нет, похоже, ту вызвали вне очереди, стрелки на часах сдвинулись совсем ненамного. А те - температура носителя и показатель активности - тронулись в обратный путь, на понижение. Уверенно. Медленно. Она может идти домой. Империя заботится о своих людях.
Когда через сутки пришло время снова отправляться на смену, ее скрутило в бараний рог: отказали ноги и разболелся желудок. Это было больше, чем страх, и страшнее, чем смерть. Полная, совершенная бессмысленная безнадежность.
* * *
Мягкая влажность и зеленоватые тени. Матовые стекла окон лишь чуть фильтруют дневной свет, льющийся в просторную комнату, как молоко в кофе. «Привратник» все еще был настроен на семнадцать параметров опознания Эстергази-старого, и адмирал прошел в квартиру сына беспрепятственно, с некоторым облегчением обнаружив, что она пуста. Никто не кинулся ему навстречу, даже собаки. Это заставило его задуматься, сколь давно он здесь не был. Пережил последнего бассета Адретт, надо же. Даже не рассчитывал.
Квартира поглотила его, как пещера. Слишком велика. Слишком просторна для одного. Уверен, тут даже эхо есть. Каково-то тут невестке, особенно теперь, когда Харальд на Церере? В сущности немудрено удариться в крайность. Добро еще, если безобидную. Впрочем, сын всегда редко бывал дома. Оборотная сторона бюрократической карьеры. Харальд был первым в семье, кто сошел с военной дорожки. Парадоксально, но причиной его решения послужило желание находиться ближе к жене. Теперь, имея за спиной груз опыта, адмирал понимал сына лучше. Не теплый женин бок, но дикий страх потерять то, что дорого, не оказаться вовремя рядом. Не сделать... что-то, все равно - важное или пустяк, из-за чего потом не спать ночами. Что-то такое, что может превратиться в вечно тлеющий очаг стыда.
Эстергази знают толк в любви.
Одна надежда на это.
В ожидании Адретт он отыскал себе уютное кресло под пальмами и даже коньяк в буфете. Налил, но пить не хотелось. Сел и позволил времени утекать сквозь пальцы. Климатическая установка увлажняла воздух, фильтры в плинтусах у самого пола поглощали и без того микроскопическое количество пыли. Все, что могут позволить себе князья.
Сейчас выясняется, не позволили ли мы себе слишком много.
Легкие шаги послышались на пороге гостиной. «Привратник», само собой, оповестил хозяйку о наличии гостя, как и о том, кто собственно пожаловал. Так что поднявшись в лифте и снимая на ходу шляпу, Адретт сразу, хотя и не торопясь, прошла приветствовать свекра. Свет в длинном коридоре включался перед ней и гас за ее спиной.
Мягкую широкополую шляпу Адретт бросила на столик. Усилием воли сдерживаясь, чтобы не сказать невестке колкость, адмирал в подробностях рассмотрел ее безупречный траур. Под шляпой покрывал волосы и укутывал шею шелковый шарф. Широкие черные брюки и жакет-болеро. Каждая булавка была на своем месте, а ряд больших белых пуговиц на жакете вкупе с высокими каблуками изящных туфель доконал адмирала. Глаза на каменном лице были безмятежнее, чем вода, налитая в стакан. Машина, говорившая с ним человеческим голосом, и та выглядела более живой. Была на одном из своих собраний, не иначе. Выходила на люди. Вместе тропою скорбей, или что-то в этом роде. Женщины сходят с ума по-своему.
- Я позаботился о себе, - сказал он, кивнув на рюмку.
- Я вижу.
Пауза.
- Ты как?
- Вполне.
Еще более продолжительная пауза.
- Мне нужно поговорить с тобой.
Адретт меланхолично кивнула, опускаясь в кресло напротив.
- Ты взрослая женщина, и я не рискнул бы вмешиваться в то, как ты проводишь свои дни. Ну, во всяком случае до тех пор, пока это не причиняет ущерба имени.
Женщина зябко вздернула плечи и посмотрела на него враждебно.
- В том, что касается фамильной чести, вы вполне можете на меня положиться. Я доказала это неоднократно, разве нет?
- Случилось так, что мне нужен твой совет.
- Должно быть, действительно нужен, - хмыкнула Адретт. - Иначе господа мужчины постарались бы обойтись своими силами.
- Это касательно Рубена.
Вода в стакане сделалась непроницаемо черной.
- Помнишь проект «Врата Валгаллы»?
- Ну? - женщина выпрямилась. - Помню, разумеется. Хотите проделать это с Рубом? Я категорически против. Это больше, чем вы можете требовать от человека. Долг тут кончается. Пусть мальчик уходит долиной черных лилий.
- Нет. Не хотим. Мы, - старик внезапно обнаружил, что смотрит в пол, - уже сделали это. Нет никаких черных лилий. Для него - нет.
Она сидела и смотрела на него, уронив с колена белую, изысканно орхидейную руку. Было слышно, как жужжит аппарат, увлажняющий воздух для тропического сада. Все тяжеловесно-округлые фразы, предписанные в разговоре с дамой своего круга и предусмотрительно придуманные загодя, улетучились из головы, словно при разгерметизации.
- Мы не можем сейчас его отпустить. Хуже того... сейчас это было бы эквивалентно убийству.
- Он... слышит и говорит?
Старик кивнул.
- Хочешь его видеть?
- Господи, нет. - Она дернулась назад, и глаза ее сделались как разинутые рты «Герники». - Я этого не вынесу. Я уже...
- Жаль, - и он принялся заполнять молчание между ними, рассказывая невестке про правила имперской игры, про двусмысленный юридический и гражданский статус «экспериментальной сущности», про термические бомбардировки и острую нехватку квалифицированных кадров. Про досрочный призыв из Академии. И про гидравлический пресс, само собой. Ему казалось, словами он ломает стену.
Мы, мужчины, сколько угодно можем размахивать руками, говорить на повышенных тонах, производить еще тысячу суетливых телодвижений, убеждая себя и других, будто от нас все на свете зависит, включая и само существование мира. Но в глубине души каждый из нас подозревает, насколько необходимо встречать одобрение в глазах женщин, безмолвно взирающих со стороны. Мы с детства привыкли оглядываться: верным ли идем путем.
Моральный ценз.
- У него неподходящее психологическое состояние, - закончил адмирал. - Ты права, ни от кого еще не требовалось больше, чем жизнь. Но Рубен ведь и не кто попало. Уверен, со временем он полностью восстановится. Было бы желание. Раз уж он привел в действие голосовые механизмы, то за двигательными дело не станет. Беда в том, что времени - нет. Мы должны предъявить флоту нечто летающее. Другого способа сохранить ему хотя бы эту форму существования я не вижу. Харальда на Зиглинде нет. Кирилла, к счастью, - тоже. Надо придумать что-то дельное, пока парадом командую я.
- Вы, мужчины, всегда только ломаете, - с глубокой внутренней убежденностью сказала Адретт. - А потом в полной растерянности просите: сначала маму, а потом - жену, да кто под руку попадется... собери, мол. Почини. Исп... исправь, сложи, склей, чтобы было, как прежде: новенькое, красивое, целое. Что, ты думаешь, я могу тебе предложить сейчас? Вам, мужчинам, женщина нужна, чтобы излиться в нее и обрести утешение на дружественной груди. А кстати, вот... помнишь последнюю девушку, на которую Руб завелся?
Олаф посмотрел на невестку недоуменно.
- Та тощеватая брюнетка на выпускном... Нина, кажется?
- Ее звали Натали.
- При чем тут она?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46