Однако кто может понять, что на уме у юной девицы. Они непредсказуемы, точно погода весной, и речи их бессмысленны, как журчание ручейка. Валерию вспомнилось учение жрецов Асуры. Те утверждали, что женщина, не познавшая мужчины, лишена собственной души, – и лишь первый ее возлюбленный, словно на девственном воске, оставляет отпечаток своей. Почему-то эта мысль привела Валерия в странное возбуждение.
Он так давно не знал женщины…
Под копытом коня что-то хрустнуло. Валерий спешился и увидел валяющуюся на палой листве статуэтку – миниатюрное изображение той девушки, которая стояла перед ним. Он с недоумением взглянул на Релату – зачем ей понадобилось таскать в лес, в вечерний час, свои изображения, даже столь искусные. Но девушка, казалось, не замечала ничего вокруг, а смотрела, не отрываясь, на принца.
Валерий протянул ей фигурку. – Вот, возьмите, госпожа, мне кажется, вы случайно оборонили…
Релата не обратила на безделушку никакого внимания и повторила:
– Я ждала вас…
Ее голос странно вибрировал, но Валерий приписал это волнению девушки.
– Большая честь для меня, сударыня, – он машинально сунул фигурку в седельный мешок и, поклонившись со всей галантностью, которую только сумел в себе изыскать, вежливо произнес:
– И я рад нашей встрече. Не хотите ли…
Пожалуй, он и сам толком не знал, что собирался предложить девушке. И хотя по глазам ее, восторженным и ясным, видел, что она готова согласиться на все, что он ни сказал бы, договорить Валерий не успел. За спиной послышался торопливый стук копыт.
Ораст пробирался сквозь чащу, не разбирая дороги, точно раненый зверь, ломая кусты, топча жухлую траву, пиная как назло попадающийся под ноги валежник. Уже почти стемнело, не разглядеть было ни выбоин, ни предательских коряг под ногами… несколько раз он падал, в кровь разбил руки, подвернул лодыжку, так что остаток пути ему пришлось хромать через силу, хватаясь за стволы и ветви деревьев.
Настойчиво, с яростной верой отчаяния, он твердил себе, что еще не поздно, что он не может опоздать. Что место в лесу было выбрано надежное, и вряд ли кто-то обнаружит там Релату. Он повторял это раз за разом – словно частота повторений могла претворить желание в реальность.
Словно в тумане, ему вспоминалось, как отправился он, покорный, ошеломленный происходящим, сломленный столь внезапным крушением всех своих планов, в конюшню вслед за Винсентом. Там, осторожно уложенный на деревянный пол в проходе между стойлами, лежал хозяин дома, накрытый попоной – бледный, в испарине. Норовистый конь ударил его копытом в плечо, когда Тиберий пытался прощупать у того опухоль на колене. Перепуганные конюхи толпились вокруг и бестолково галдели, советуя пользовать всевозможные народные средства, одно другого нелепее, вроде компресса из собственной мочи. Там же был испуганный, трясущийся брат Винсента – Дельриг.
Ораст медленно опустился на колени перед Тиберием и искоса взглянул на Винсента – не ушел ли тот. Как бы не так. Наследник барона с прищуром смотрел на мгновенно поникшего жреца, выразительно оглаживая рукоять убранного в ножны кинжала. Неудавшийся чернокнижник вздохнул, для вида пошептал губами, пусть все думают, что он перед врачеванием, как надлежит, возносит молитву Солнцеликому, и начал осмотр.
Он помнил, какое мертвенное, ледяное спокойствие овладело им в тот миг. Совсем недавно он летел во весь опор, окрыленный, не ведающий преград и опасностей – птица, устремленная к солнцу, – и вдруг путь его пресекся, точно золотой меч рассек туго натянутую нить, длань Митры встретила его, преградила дорогу, и самое дыхание его прервалось от внезапности и жестокости нападения.
Ораст слишком долго был жрецом, чтобы не научиться в любой мелочи, сколь ни ничтожной, усматривать знак судьбы и перст провидения. Все его богоборческие порывы и устремления – какой гнусной насмешкой обернулись они! Казалось, весь сонм Темных Богов хихикал в отдалении, наслаждаясь своим бездействием, дозволяя Митре по-прежнему править своим недостойным аколитом, вертеть, точно безвольной куклой, на миг позволяя приподнять голову, – и тут же с яростной насмешкой втаптывать обратно в грязь.
И все же, когда изначальное отчаяние миновало, Ораст сумел взять себя в руки. В волчьей ухмылке приподнялась верхняя губа, обнажая острые зубы. Было ли случившееся с ним случайностью или волей богов, он не знал. И сказал себе, что это не должно иметь для него никакого значения. Истинное могущество в том и состоит, чтобы одерживать верх над любыми соперниками, – будь то бессмертные небожители, или слепая нелепость судьбы. Не имело значения, кто встал у него на пути, кто пытается нарушить столь тщательно вынашиваемые планы. Ораст ощутил себя стрелой, выпущенной из лука. Он вновь почуял в себе несгибаемую силу, незримое притяжение цели. Никакие задержки больше не страшили его.
Ловкими опытными пальцами он ощупал поврежденное плечо Тиберия. Сустав был выбит. Ключица сломана. При прикосновении Тиберий поморщился, однако, сжав губы, удержал стон, лишь крупные капли пота выступили на лбу. Даже в своей отстраненности жрец не мог не восхититься стойкостью старого воина. Нажатием на три Узла Живой Силы он лишил чувствительности поврежденный участок тела. Раненый заметно расслабился.
Вправить вывих было бы несложно, – но приходилось действовать крайне осторожно, чтобы не сдвинуть сломанную кость. На мгновение Ораст сосредоточился, наложив руки в нужных местах, и, ощутив горячие токи, с силой рванул руку Тиберия и резким крутящим движением вправил сустав. Старик вскрикнул, выгнулся дугой. Винсент с воплем выхватил кинжал, подскочил к нему и приставил обнаженное лезвие к горлу жреца.
– Проклятый пес! Я убью тебя…
Загомонили примолкнувшие конюхи, что-то затараторил Дельриг, пытаясь образумить брата, но Ораст не нуждался в защите. Гибким, кошачьим движением он поднялся с колен и, выпрямившись, взглянул в глаза юноше, и хотя был почти на полголовы ниже его и куда уже в плечах, тот невольно отступил на шаг.
– Придержи язык, щенок! – Голос его звучал жестко и надменно. На какой-то миг им всем почудилось, будто алая накидка служителя Солнцеликого легла на плечи Ораста, и они невольно притихли. Винсент приоткрыл рот, точно пытаясь что-то сказать, но повелительный жест жреца сомкнул ему уста. – Я многим обязан твоему отцу – и сделаю для него все, что в моих силах. Но запомни. Моя благодарность не распространяется на его сыновей, и горе тебе, если я дам волю своему гневу!
Он выждал мгновение, чтобы слова его хорошенько осели в сознании взбудораженного юнца, и вновь наклонился к раненому.
Перебинтовать плечо, удерживая сломанную кость в правильном положении, чтобы выправить смещение и дать ей возможность как следует срастись, было лишь делом техники и не заняло много времени. Пожалуй, сказал себе Ораст, удовлетворенным взглядом провожая Тиберия, которого слуги на носилках, сооруженных из плащей, уносили в дом, даже Мениер, старший лекарь храма, его учитель, не нашел бы к чему придраться. Отсутствие практики не лишило его былой сноровки… Мысль эта доставила ему странное удовольствие.
Он успел еще, совершенно спокойный внешне, дать основные указания слугам о том, как ухаживать за хозяином, перемолвиться несколькими словами с Дельригом, который, намеренно не поминая недавней сцены с Винсентом, рассыпался в благодарностях и обещал щедрое вознаграждение, от которого Ораст вежливо, но твердо отказался… И лишь когда все разошлись по своим делам, не спеша направился к воротам замка. Никто не обратил внимания на его уход.
Однако, оказавшись вне зоны досягаемости для сторонних взглядов, он побежал.
… Всем его надеждам, однако, суждено было развеяться, точно утренней дымке, когда он достиг наконец заветной поляны. Пригнувшись в зарослях можжевельника, он наблюдал.
Релата. Он заметил ее первой, и пьянящая радость мгновенно охватила его. Она пришла… заклинание подействовало… Но он тут же сказал себе, что никакое удавшееся колдовство не имеет смысла, когда не достигает цели. Так что упиваться победой было нелепо. Достойно насмешки.
Но еще более он изумился, когда увидел, что на поляне стояли трое. Рядом с девушкой двое мужчин держали в поводу коней… те самые, что приехали в дом Тиберия накануне и отправились с утра на охоту. Что за черная судьба принесла их сюда в этот час?! Ораст был готов взвыть от ярости. Однако – если их двое… в душе мелькнула сумасшедшая, шальная надежда… возможно, заклинание не сработает! Он попытался прислушаться к разговору на поляне.
Однако упования его были тщетны; почти сразу же он убедился в этом. Чары подействовали. Да так, как он и надеяться не мог, когда замыслил все это.
Релата ни на шаг не отходила от одного из охотников, высокого, желтоволосого, обращалась лишь к нему, не сводила с него глаз. Вот рука ее легла на его локоть… Ораст заскрипел зубами. Сколь сильны были его муки, когда Релата пренебрегала им – но они оказались лишь бледным предвестьем той пытки, что он переживал теперь. Каждое ее движение, каждый взгляд, каждое с нежным придыханием произнесенное слово, точно отравленные Дротики, вонзались в его сердце. В горле он ощутил вкус желчи. Глаза застлала багровая пелена. Если бы не присутствие свидетеля, он набросился бы на них…
Ценою огромного напряжения сил Орасту удалось взять себя в руки. Он попытался разглядеть сцену подробнее, – но сумрак и густые заросли можжевельника препятствовали ему… впрочем, увиденного было достаточно, чтобы у него разорвалось сердце.
И, похоже, второй охотник испытывал схожие чувства. Сперва он пытался заигрывать с Релатой, неловко пошутил насчет юных девиц, что выходят ночами в лес и могут стать добычей диких волков, однако, слова его уходили в пустоту. Девушка словно и не слышала его. Он попытался взять ее под руку – она отстранилась негодующе и презрительно. И наконец, бросив что-то резкое – ветер отнес слова – он вскочил на коня и умчался прочь, во тьму.
Затаив дыхание, Ораст принялся ждать, что будет дальше. «Если он посмеет дотронуться до нее, – твердил он пересохшими губами, – я… я…» Что он сделает тогда, слабый, безоружный, против опытного бойца, он не знал. Но готов был решиться на любой самоубийственный жест.
Ничего подобного, однако, от него не потребовалось. Молодой человек вскочил в седло, нагнулся, обхватил девушку за талию, усадил перед собой. Она что-то прошептала ему на ухо. Он засмеялся. Тронул поводья. И жеребец его неспешным шагом пошел прочь.
Дождавшись, пока они скроются из виду, Ораст выскочил на поляну. Он и сам не знал, что понадобилось ему там теперь. Место Силы было пустым. Магия его исчерпалась. Он рухнул ничком и, огласив лес диким протяжным криком, забарабанил кулаками по холодной земле.
Внезапно что-то впилось ему в руку. Сучок или щепка, подумал он, машинально потянувшись вырвать занозу. Но в пальцах его оказался металл. Золоченая фигурка феникса, расправившего гордо крылья, чуть заметно блеснула во тьме.
Ораст медленно поднялся на ноги, пряча на груди драгоценную находку. И ровным шагом осужденного на казнь направился в замок.
ОБРАЗ ЛИСИЦЫ
– К вам явился посланец, мой господин…
– А? – Амальрик Торский с неохотой оторвался от созерцания серебряного кубка с тончайшей гравировкой, изображавшей битву демонов и драконов. Офирская работа, должно быть… Купец, принесший показать знатному вельможе свой товар (слухи о том, что барон неравнодушен к старинным вещам, и особенно к оружию, разнеслись далеко за пределы Тарантии), покорно дожидался внизу, покуда милостивый месьор соблаговолит сделать выбор. Немедиец потянулся и зевнул, прикрывая рот рукавом шелкового халата, потом буркнул: – Какой еще посланец? Я никого не жду. Да отвечай же скорее, собака!..
Гонцы из Бельверуса, встретившие его по возвращении из Амилии, отбыли накануне, увозя с собой грамоту для короля Нимеда. Там были обычные известия, слухи, дворцовые сплетни, предположения… Словом, ничего выдающегося. Так, обычное переливание из пустого в порожнее. Амальрик достаточно поднаторел на дипломатическом поприще, чтобы составление подобных докладов не составляло для него труда. Там было все, что могло удовлетворить любопытство его сюзерена – и ничего, что позволило бы монарху заподозрить, как обстоят дела в Аквилонии на самом деле.
Разумеется, на свою собственную деятельность барон набрасывал особо плотный покров тайны. Едва ли Нимед пришел бы в восторг, узнай он, что посланник интригует в Аквилонии против его венценосного собрата. Более того, он навряд ли сумел бы понять, что движет его преданным слугой. И даже мог счесть это государственной изменой… Нервным жестом Амальрик потер шею, словно ее уже коснулся топор палача.
Он знал, что играет в опасную игру. Однако и страх, и чувство долга давно утратили власть над его мятежным духом – слишком привычно стало жить, постоянно рискуя, ходить по лезвию ножа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Он так давно не знал женщины…
Под копытом коня что-то хрустнуло. Валерий спешился и увидел валяющуюся на палой листве статуэтку – миниатюрное изображение той девушки, которая стояла перед ним. Он с недоумением взглянул на Релату – зачем ей понадобилось таскать в лес, в вечерний час, свои изображения, даже столь искусные. Но девушка, казалось, не замечала ничего вокруг, а смотрела, не отрываясь, на принца.
Валерий протянул ей фигурку. – Вот, возьмите, госпожа, мне кажется, вы случайно оборонили…
Релата не обратила на безделушку никакого внимания и повторила:
– Я ждала вас…
Ее голос странно вибрировал, но Валерий приписал это волнению девушки.
– Большая честь для меня, сударыня, – он машинально сунул фигурку в седельный мешок и, поклонившись со всей галантностью, которую только сумел в себе изыскать, вежливо произнес:
– И я рад нашей встрече. Не хотите ли…
Пожалуй, он и сам толком не знал, что собирался предложить девушке. И хотя по глазам ее, восторженным и ясным, видел, что она готова согласиться на все, что он ни сказал бы, договорить Валерий не успел. За спиной послышался торопливый стук копыт.
Ораст пробирался сквозь чащу, не разбирая дороги, точно раненый зверь, ломая кусты, топча жухлую траву, пиная как назло попадающийся под ноги валежник. Уже почти стемнело, не разглядеть было ни выбоин, ни предательских коряг под ногами… несколько раз он падал, в кровь разбил руки, подвернул лодыжку, так что остаток пути ему пришлось хромать через силу, хватаясь за стволы и ветви деревьев.
Настойчиво, с яростной верой отчаяния, он твердил себе, что еще не поздно, что он не может опоздать. Что место в лесу было выбрано надежное, и вряд ли кто-то обнаружит там Релату. Он повторял это раз за разом – словно частота повторений могла претворить желание в реальность.
Словно в тумане, ему вспоминалось, как отправился он, покорный, ошеломленный происходящим, сломленный столь внезапным крушением всех своих планов, в конюшню вслед за Винсентом. Там, осторожно уложенный на деревянный пол в проходе между стойлами, лежал хозяин дома, накрытый попоной – бледный, в испарине. Норовистый конь ударил его копытом в плечо, когда Тиберий пытался прощупать у того опухоль на колене. Перепуганные конюхи толпились вокруг и бестолково галдели, советуя пользовать всевозможные народные средства, одно другого нелепее, вроде компресса из собственной мочи. Там же был испуганный, трясущийся брат Винсента – Дельриг.
Ораст медленно опустился на колени перед Тиберием и искоса взглянул на Винсента – не ушел ли тот. Как бы не так. Наследник барона с прищуром смотрел на мгновенно поникшего жреца, выразительно оглаживая рукоять убранного в ножны кинжала. Неудавшийся чернокнижник вздохнул, для вида пошептал губами, пусть все думают, что он перед врачеванием, как надлежит, возносит молитву Солнцеликому, и начал осмотр.
Он помнил, какое мертвенное, ледяное спокойствие овладело им в тот миг. Совсем недавно он летел во весь опор, окрыленный, не ведающий преград и опасностей – птица, устремленная к солнцу, – и вдруг путь его пресекся, точно золотой меч рассек туго натянутую нить, длань Митры встретила его, преградила дорогу, и самое дыхание его прервалось от внезапности и жестокости нападения.
Ораст слишком долго был жрецом, чтобы не научиться в любой мелочи, сколь ни ничтожной, усматривать знак судьбы и перст провидения. Все его богоборческие порывы и устремления – какой гнусной насмешкой обернулись они! Казалось, весь сонм Темных Богов хихикал в отдалении, наслаждаясь своим бездействием, дозволяя Митре по-прежнему править своим недостойным аколитом, вертеть, точно безвольной куклой, на миг позволяя приподнять голову, – и тут же с яростной насмешкой втаптывать обратно в грязь.
И все же, когда изначальное отчаяние миновало, Ораст сумел взять себя в руки. В волчьей ухмылке приподнялась верхняя губа, обнажая острые зубы. Было ли случившееся с ним случайностью или волей богов, он не знал. И сказал себе, что это не должно иметь для него никакого значения. Истинное могущество в том и состоит, чтобы одерживать верх над любыми соперниками, – будь то бессмертные небожители, или слепая нелепость судьбы. Не имело значения, кто встал у него на пути, кто пытается нарушить столь тщательно вынашиваемые планы. Ораст ощутил себя стрелой, выпущенной из лука. Он вновь почуял в себе несгибаемую силу, незримое притяжение цели. Никакие задержки больше не страшили его.
Ловкими опытными пальцами он ощупал поврежденное плечо Тиберия. Сустав был выбит. Ключица сломана. При прикосновении Тиберий поморщился, однако, сжав губы, удержал стон, лишь крупные капли пота выступили на лбу. Даже в своей отстраненности жрец не мог не восхититься стойкостью старого воина. Нажатием на три Узла Живой Силы он лишил чувствительности поврежденный участок тела. Раненый заметно расслабился.
Вправить вывих было бы несложно, – но приходилось действовать крайне осторожно, чтобы не сдвинуть сломанную кость. На мгновение Ораст сосредоточился, наложив руки в нужных местах, и, ощутив горячие токи, с силой рванул руку Тиберия и резким крутящим движением вправил сустав. Старик вскрикнул, выгнулся дугой. Винсент с воплем выхватил кинжал, подскочил к нему и приставил обнаженное лезвие к горлу жреца.
– Проклятый пес! Я убью тебя…
Загомонили примолкнувшие конюхи, что-то затараторил Дельриг, пытаясь образумить брата, но Ораст не нуждался в защите. Гибким, кошачьим движением он поднялся с колен и, выпрямившись, взглянул в глаза юноше, и хотя был почти на полголовы ниже его и куда уже в плечах, тот невольно отступил на шаг.
– Придержи язык, щенок! – Голос его звучал жестко и надменно. На какой-то миг им всем почудилось, будто алая накидка служителя Солнцеликого легла на плечи Ораста, и они невольно притихли. Винсент приоткрыл рот, точно пытаясь что-то сказать, но повелительный жест жреца сомкнул ему уста. – Я многим обязан твоему отцу – и сделаю для него все, что в моих силах. Но запомни. Моя благодарность не распространяется на его сыновей, и горе тебе, если я дам волю своему гневу!
Он выждал мгновение, чтобы слова его хорошенько осели в сознании взбудораженного юнца, и вновь наклонился к раненому.
Перебинтовать плечо, удерживая сломанную кость в правильном положении, чтобы выправить смещение и дать ей возможность как следует срастись, было лишь делом техники и не заняло много времени. Пожалуй, сказал себе Ораст, удовлетворенным взглядом провожая Тиберия, которого слуги на носилках, сооруженных из плащей, уносили в дом, даже Мениер, старший лекарь храма, его учитель, не нашел бы к чему придраться. Отсутствие практики не лишило его былой сноровки… Мысль эта доставила ему странное удовольствие.
Он успел еще, совершенно спокойный внешне, дать основные указания слугам о том, как ухаживать за хозяином, перемолвиться несколькими словами с Дельригом, который, намеренно не поминая недавней сцены с Винсентом, рассыпался в благодарностях и обещал щедрое вознаграждение, от которого Ораст вежливо, но твердо отказался… И лишь когда все разошлись по своим делам, не спеша направился к воротам замка. Никто не обратил внимания на его уход.
Однако, оказавшись вне зоны досягаемости для сторонних взглядов, он побежал.
… Всем его надеждам, однако, суждено было развеяться, точно утренней дымке, когда он достиг наконец заветной поляны. Пригнувшись в зарослях можжевельника, он наблюдал.
Релата. Он заметил ее первой, и пьянящая радость мгновенно охватила его. Она пришла… заклинание подействовало… Но он тут же сказал себе, что никакое удавшееся колдовство не имеет смысла, когда не достигает цели. Так что упиваться победой было нелепо. Достойно насмешки.
Но еще более он изумился, когда увидел, что на поляне стояли трое. Рядом с девушкой двое мужчин держали в поводу коней… те самые, что приехали в дом Тиберия накануне и отправились с утра на охоту. Что за черная судьба принесла их сюда в этот час?! Ораст был готов взвыть от ярости. Однако – если их двое… в душе мелькнула сумасшедшая, шальная надежда… возможно, заклинание не сработает! Он попытался прислушаться к разговору на поляне.
Однако упования его были тщетны; почти сразу же он убедился в этом. Чары подействовали. Да так, как он и надеяться не мог, когда замыслил все это.
Релата ни на шаг не отходила от одного из охотников, высокого, желтоволосого, обращалась лишь к нему, не сводила с него глаз. Вот рука ее легла на его локоть… Ораст заскрипел зубами. Сколь сильны были его муки, когда Релата пренебрегала им – но они оказались лишь бледным предвестьем той пытки, что он переживал теперь. Каждое ее движение, каждый взгляд, каждое с нежным придыханием произнесенное слово, точно отравленные Дротики, вонзались в его сердце. В горле он ощутил вкус желчи. Глаза застлала багровая пелена. Если бы не присутствие свидетеля, он набросился бы на них…
Ценою огромного напряжения сил Орасту удалось взять себя в руки. Он попытался разглядеть сцену подробнее, – но сумрак и густые заросли можжевельника препятствовали ему… впрочем, увиденного было достаточно, чтобы у него разорвалось сердце.
И, похоже, второй охотник испытывал схожие чувства. Сперва он пытался заигрывать с Релатой, неловко пошутил насчет юных девиц, что выходят ночами в лес и могут стать добычей диких волков, однако, слова его уходили в пустоту. Девушка словно и не слышала его. Он попытался взять ее под руку – она отстранилась негодующе и презрительно. И наконец, бросив что-то резкое – ветер отнес слова – он вскочил на коня и умчался прочь, во тьму.
Затаив дыхание, Ораст принялся ждать, что будет дальше. «Если он посмеет дотронуться до нее, – твердил он пересохшими губами, – я… я…» Что он сделает тогда, слабый, безоружный, против опытного бойца, он не знал. Но готов был решиться на любой самоубийственный жест.
Ничего подобного, однако, от него не потребовалось. Молодой человек вскочил в седло, нагнулся, обхватил девушку за талию, усадил перед собой. Она что-то прошептала ему на ухо. Он засмеялся. Тронул поводья. И жеребец его неспешным шагом пошел прочь.
Дождавшись, пока они скроются из виду, Ораст выскочил на поляну. Он и сам не знал, что понадобилось ему там теперь. Место Силы было пустым. Магия его исчерпалась. Он рухнул ничком и, огласив лес диким протяжным криком, забарабанил кулаками по холодной земле.
Внезапно что-то впилось ему в руку. Сучок или щепка, подумал он, машинально потянувшись вырвать занозу. Но в пальцах его оказался металл. Золоченая фигурка феникса, расправившего гордо крылья, чуть заметно блеснула во тьме.
Ораст медленно поднялся на ноги, пряча на груди драгоценную находку. И ровным шагом осужденного на казнь направился в замок.
ОБРАЗ ЛИСИЦЫ
– К вам явился посланец, мой господин…
– А? – Амальрик Торский с неохотой оторвался от созерцания серебряного кубка с тончайшей гравировкой, изображавшей битву демонов и драконов. Офирская работа, должно быть… Купец, принесший показать знатному вельможе свой товар (слухи о том, что барон неравнодушен к старинным вещам, и особенно к оружию, разнеслись далеко за пределы Тарантии), покорно дожидался внизу, покуда милостивый месьор соблаговолит сделать выбор. Немедиец потянулся и зевнул, прикрывая рот рукавом шелкового халата, потом буркнул: – Какой еще посланец? Я никого не жду. Да отвечай же скорее, собака!..
Гонцы из Бельверуса, встретившие его по возвращении из Амилии, отбыли накануне, увозя с собой грамоту для короля Нимеда. Там были обычные известия, слухи, дворцовые сплетни, предположения… Словом, ничего выдающегося. Так, обычное переливание из пустого в порожнее. Амальрик достаточно поднаторел на дипломатическом поприще, чтобы составление подобных докладов не составляло для него труда. Там было все, что могло удовлетворить любопытство его сюзерена – и ничего, что позволило бы монарху заподозрить, как обстоят дела в Аквилонии на самом деле.
Разумеется, на свою собственную деятельность барон набрасывал особо плотный покров тайны. Едва ли Нимед пришел бы в восторг, узнай он, что посланник интригует в Аквилонии против его венценосного собрата. Более того, он навряд ли сумел бы понять, что движет его преданным слугой. И даже мог счесть это государственной изменой… Нервным жестом Амальрик потер шею, словно ее уже коснулся топор палача.
Он знал, что играет в опасную игру. Однако и страх, и чувство долга давно утратили власть над его мятежным духом – слишком привычно стало жить, постоянно рискуя, ходить по лезвию ножа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63