Полагаю, такое случалось и с историками прошлого. Иначе почему Корабль заставил нас начать сызнова?
О, я верю в Корабль. Свидетельствую здесь и сейчас, что Уорд Киль верует в Корабль. Корабль - Господь наш, и Корабль привел нас на Пандору. Вечная дилемма - тонуть или плыть, причем в буквальном смысле. Ну… почти в буквальном. Мы, островитяне, по большей части дрейфуем. Это морской народ плавает.
Что за великолепная отборочная площадка для человечества эта Пандора, и до чего же удачно названа! Ни клочка суши не осталось над море, где прежде господствовал келп. Благородное некогда создание, разумное, ведомое всем прочим созданиям, как Аваата, ныне всего лишь келп, зеленый, плотный и безмолвный. Наши предки уничтожили Аваату и унаследовали всепланетное море.
Случалось ли людям совершать подобное прежде? Случалось ли нам убивать существа, помогающие обуздывать нашу собственную смертность? Мне отчего-то сдается, что да. Почему еще Корабль стал бы содержать на орбите, вне достижимости для нас, анабиозные камеры? Наша капеллан-психиатр разделяет мои подозрения. Как она говорит, «нет ничего нового под солнцами».
И почему это символы Корабля всегда принимали форму глаза внутри пирамиды?
Я начал эти записки просто как отчет о моем участии в Комитете, который решает, какой именно новой жизни будет дозволено существовать - а, возможно, и размножаться. Мы, мутанты, с глубоким почтением относимся к тем вариациям, которые биоинженерия этого гениального психа, Хесуса Льюиса, запустила в человеческую популяцию. Из тех неполных записей, которые находятся в нашем распоряжении, ясно, что определение «человек» было прежде гораздо более узким. Варианты мутаций, которые мы теперь принимаем, лишнего взгляда не кинув, когда-то служили причиной изгнания, а то и смерти. Как член Комитета, призванный судить жизнь, я всегда задаю себе один и тот же вопрос, на который и стараюсь ответить в меру моего скромного разумения: «Поможет ли это дитя, эта новая жизнь, всем нам выжить?» И если есть хоть малейший шанс, что оно внесет свой вклад в дело выживания того, что мы зовем человеческим обществом, я голосую за то, чтобы дозволить ему жить. Не раз и не два я бывал вознагражден тем скрытым в никчемной форме гением, тем разумом в увечном теле, который оказывался благодеянием для нас всех. Я знаю, что прав, принимая подобные решения.
Но мои записки становятся слишком уж отвлеченными. Решительно, в глубине души я философ. Мне важно знать не только «что», но и «почему».
За долгие поколения, сменившиеся с той ужасной ночи, когда последний из настоящих, а не созданных нами из плавучей биомассы, островов Пандоры взорвался расплавленной лавой, мы развили странную социальную двойственность, которая, по моему убеждению, может погубить нас всех. Мы, островитяне, дрейфующие в своих органических городах по воле волн, верим, что создали идеальное общество. Мы заботимся друг о друге, о той внутренней сущности ближнего, что скрыта у него под кожей - неважно, какого цвета или формы. Но почему же тогда мы так настойчиво говорим «мы» и «они»? Или это наш врожденный порок? Не разразится ли он насилием против отверженных нами?
А островитяне отвергают, это отрицать нельзя. Наши шутки выдают нас. Шутки над морянами. Мы зовем их мокрицами . Или куколками . А они кличут нас - муть . Мерзкое словечко, как его ни произноси.
Мы завидуем морянам. Именно так. Именно это я и написал. Завидуем. Им принадлежит вся свобода морских глубин. Их механизация рассчитана на относительно стабильную, традиционную форму человеческого тела. Немногие островитяне подходят под критерии для среднего класса - они либо занимают место среди верхушки для гениев, либо располагаются на самом дне трущоб морского народа. Но даже и в этих случаях, те островитяне, что перебираются к ним под воду, обречены на островитянские сообщества… по сути, гетто. И все же рай, по мысли островитянина - это сделаться «куколкой».
Моряне, морской народ покоряют море, чтобы выжить. Их жизненное пространство зависит от определенной стабильности. Исторически, я должен признать, человечество всегда предпочитало стабильную твердую почву под ногами, наличие воздуха для дыхания (хотя воздух у них удручающе влажный) и надежные твердые предметы вокруг себя. Мокрицы могут иной раз создать искусственно руку или ногу, но ведь и это в истории вида дело обычное. Наружность морян до тех пор считается человеческой, пока можно обнаружить сходство с прототипом. Это мы и сами видели. Да вот взять хотя бы Войны Клонов. Наш прямой предок писал об этом. Хесус Льюис сотворил это с нами. От видимых свидетельств инакости никуда не денешься.
Но я писал о морянах. Они объявили своей миссией восстановление келпа. Но обретет ли келп сознание? Келп вновь обитает в море. Я уже видел эффект этого на своем веку и надеюсь, что мы пережили последнюю водяную стену. Засим, конечно, последует суша. Но как же связано это с тем, что я считаю сущностью морского народа?
Возрождая келп, они надеются контролировать море. Вот в этом вся сущность морян: контролировать.
Островитяне дрейфуют, подчиняясь волнам, ветрам и течениям. Мокрицы будут контролировать эти силы - и нас заодно.
Островитяне склоняются перед тем, что может оказаться мудрее, мощнее их. Они привыкли к переменам, но устали от них. Моряне борются с определенным типом перемен - и они устали от борьбы.
А теперь я подхожу к тому, что сотворил с нами Корабль. Я думаю, что природа вселенной такова, что жизнь может встретиться с силой, которая может ее одолеть, если жизнь не сумеет склониться. Морян такая сила сломит. Островитяне склоняются - и дрейфуют себе. Я полагаю, мы можем оказаться лучше приспособленными для выживания.
Мы несем бремя первородного греха в телах и на лицах наших.
Симона Роксэк, капеллан-психиатр.
Холодный удар волны вдоль борта разбудил Квитса Твиспа окончательно. Он зевнул и раскинул свои длиннющие руки, перепутанные на штурвале. Квитс утер лицо рукавом. Еще не совсем рассвело, заметил он. Первые тонкие перышки рассвета щекотали черное брюхо горизонта. Грозовые облака не сгущались в поднебесье, и две его криксы, топорща лоснящиеся перья, довольно бубнили. Квитс потер руки, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, и потянулся на дно лодки-скорлупки за тюбиком с густым жидким белковым концентратом.
«Бе-э…»
Он высосал остаток из тюбика и скривился. Концентрат был лишен как вкуса, так и запаха, но Квитс все равно скривился.
Уж если его сделали съедобным, подумалось Квитсу, могли бы сделать его и повкуснее. «По крайней мере, вернувшись, мы поедим настоящей пищи». Тяжелая работа по установке и забрасыванию рыболовных сетей доводила его аппетит до таких чудовищных размеров, что концентраты могли скорей растравить, нежели удовлетворить его.
Серый океан зевнул во все стороны. Ни следа рвачей или другой какой угрозы. Редкие крупные волны заплескивали за фальшборт, но органическая помпа вполне с этим справлялась. Квитс повернулся и посмотрел на гирлянду пузырьков - след от погружения их невода. Должно быть, он нес тяжелую ношу. У Твиспа прямо слюнки потекли, когда он представил себе тысячу килограммов сциллы - сцилла вареная, сцилла жареная, сцилла печеная под сливочным соусом и горячие рулетики…
- Квитс, мы еще не прибыли? - Голос у Бретта был ломким на подростковый лад. А уж чего стоит его мощная светлая шевелюра, торчащая кверху - какой контраст с черной шерстью, покрывающей голову самого Твиспа. Бретт Нортон был высок для своих шестнадцати лет, а копна волос делала его с виду еще выше. Первый рыболовецкий сезон уже начал наращивать мясо на его узкий костяк.
Твисп медленно вдохнул воздух сквозь зубы - отчасти для того, чтобы прийти в себя от неожиданности, отчасти чтоб сосредоточиться.
- Нет еще, - ответил он. - Дрейф правильный. Мы доберемся до острова сразу после рассвета. Ты бы перекусил.
Малыш скорчил рожу и полез в сумку за своим тюбиком. Твисп смотрел, как он вытирает упаковку начисто, открывает ее и высасывает громадными глотками препротивную бурую жидкость.
- М-мм…
Бретт крепко зажмурил свои серые глаза и содрогнулся.
Твисп ухмыльнулся. «Пора бы мне перестать думать о нем, как о малыше». Шестнадцать лет - никак уж не малыш; а сезон, проведенный с сетями, сделал его взгляд тверже, а руки - крепче.
Твисп часто дивился, почему Бретт избрал для себя жизнь рыбака. Бретт был достаточно близок по форме тела к морскому народу, чтобы уйти к ним в глубину и жить припеваючи.
«Это он из-за своих глаз», подумал Твисп. «Но ведь такую мелочь мало кто и заметит.»
Глаза у Бретта были велики, хотя и не избыточно. Такие глаза могли хорошо видеть в почти полной темноте, что оказалось очень полезным при круглосуточной ловле.
«Такого мокрицам не след бы упускать», подумал Твисп. «Использовать людей - это по их части».
Внезапный рывок сети сбил их с ног, и они оба покатились к фальшборту. И снова - рывок.
- Бретт! - заорал Твисп. - Тащи резак, пока я буду вытаскивать.
- Но мы не можем вытянуть сеть, - растерялся мальчишка, - нам надо приотпустить…
- В сети - морянин! Мокрица утонет, если мы его не вытащим! - Твисп уже вытравливал тяжеленную сеть, перебирая руками. Мускулы его сверхдлинных рук едва не разрывали кожу усилием. Вот в такие минуты он всегда бывал благодарен за свои избыточные способности мутанта.
Бретт исчез с глаз долой - побежал управляться с электроникой. Сеть ходуном ходила из-за отчаянных рывков снизу.
«Точно, куколка!» - подумал Твисп и удвоил усилия. Он молился, чтобы ему удалось поспеть вытащить его вовремя.
«Или ее», подумалось ему. Первой куколкой, которую он увидел, запутавшейся в сетях, была женщина. Красивая. Твисп изгнал воспоминание о выжженных перекрестьях - следах сети - на ее гладкой бледной… на ее мертвой коже. Он приналег сильнее.
«Еще тридцать метров сети», сказал он сам себе. Пот разъедал глаза, боль крохотными остриями впивалась в спину.
- Квитс!
Твисп перевел взгляд с сети на Бретта и увидел его неподдельный ужас. Твисп посмотрел вслед его взгляду. То, что он увидел на расстоянии метров четырехсот, заставило его оцепенеть. Криксы разразились воплями, которые подтвердили, что Твиспу придется поверить своим глазам.
- Стая рвачей!
Он едва не прошептал это, едва не дозволил сетям выскользнуть из его мозолистых ладоней.
- Помоги мне! - заорал Твисп. Он повернулся к яростно бьющимся сетям. Уголком одного глаза он видел, как парень схватился за канат, другим неотрывно следил за неуклонно приближающимися рвачами.
«Самое малое, полдюжины», подумал Квитс. «Вот дерьмо».
- Что они сделают? - Голос Бретта вновь надломился.
Твисп знал, что малыш уже наслушался историй. Действительность была еще ужаснее. Голодные или нет, рвачи охотились. Их громадные когти и саблевидные клыки убивали из чистой жажды крови. Эти рвачи хотели добраться до куколки.
Слишком поздно Твисп вспомнил о лазерном ружье, которое держал завернутым в промасленную тряпку. Он яростно выхватил из нее оружие, но первый рвач уже врезался в сеть, и суденышко завертелось. Двое других напали с боков, смыкая фланги. Когда Твисп выхватил лазер, он почувствовал словно два тяжелых кулачных удара по сети. Когда когти и клыки рванули сеть, Твисп выпустил ее из рук. Остальная стая сомкнулась вокруг, отхватывая куски мяса и костей от кровавого месива, которое было недавно одним из морян. Один рвач куснул другого и, жаждущие убивать, рвачи развернулись к своему раненому собрату и разорвали его в клочья. Мех и зеленая желчь испятнали борт.
Не стоит тратить лазерный заряд на эту мешанину! Что за горькая мысль. Островитяне давно отказались от надежды изничтожить этих жутких тварей.
Твисп встряхнулся, вынул нож и отрезал сеть.
- Но почему?..
Не отвечая на протесты Бретта, Твисп потянулся к выключателю. Один рвач замер менее чем в метре от их борта. Он тонул медленно, колыхаясь туда-сюда, туда-сюда, словно перышко, падающее в безветренную погоду. Остальные покрутились вокруг суденышка, но отступили, ощутив удар глушителем по носу. Они растерзали оглушенного рвача, а затем умчались обратно в море.
Твисп снова завернул свой лазер и упрятал его под сиденье.
Потом он отключил поле глушителя и взглянул на обрывки, бывшие их сетью.
- Почему ты обрезал сеть? - Голос Бретта был высоким, требовательным. Таким, словно парень вот-вот расплачется.
«Шок», подумал Твисп. «И потеря улова».
- Они порвали сеть, чтобы сож… чтобы добраться до него, - объяснил Твисп. - Мы бы все равно потеряли улов.
- Мы могли спасти хотя бы часть его, - пробормотал Бретт. - Треть была уже здесь , - Бретт хлопнул по палубе, и его серые глаза угрожающе уставились в неприветливое синее небо.
Твисп вздохнул. Он понимал, что выброс адреналина вызывает напряжение, которое нужно как-то разрядить.
- Нельзя включить глушилку, кода сети вытащены наполовину, - объяснил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
О, я верю в Корабль. Свидетельствую здесь и сейчас, что Уорд Киль верует в Корабль. Корабль - Господь наш, и Корабль привел нас на Пандору. Вечная дилемма - тонуть или плыть, причем в буквальном смысле. Ну… почти в буквальном. Мы, островитяне, по большей части дрейфуем. Это морской народ плавает.
Что за великолепная отборочная площадка для человечества эта Пандора, и до чего же удачно названа! Ни клочка суши не осталось над море, где прежде господствовал келп. Благородное некогда создание, разумное, ведомое всем прочим созданиям, как Аваата, ныне всего лишь келп, зеленый, плотный и безмолвный. Наши предки уничтожили Аваату и унаследовали всепланетное море.
Случалось ли людям совершать подобное прежде? Случалось ли нам убивать существа, помогающие обуздывать нашу собственную смертность? Мне отчего-то сдается, что да. Почему еще Корабль стал бы содержать на орбите, вне достижимости для нас, анабиозные камеры? Наша капеллан-психиатр разделяет мои подозрения. Как она говорит, «нет ничего нового под солнцами».
И почему это символы Корабля всегда принимали форму глаза внутри пирамиды?
Я начал эти записки просто как отчет о моем участии в Комитете, который решает, какой именно новой жизни будет дозволено существовать - а, возможно, и размножаться. Мы, мутанты, с глубоким почтением относимся к тем вариациям, которые биоинженерия этого гениального психа, Хесуса Льюиса, запустила в человеческую популяцию. Из тех неполных записей, которые находятся в нашем распоряжении, ясно, что определение «человек» было прежде гораздо более узким. Варианты мутаций, которые мы теперь принимаем, лишнего взгляда не кинув, когда-то служили причиной изгнания, а то и смерти. Как член Комитета, призванный судить жизнь, я всегда задаю себе один и тот же вопрос, на который и стараюсь ответить в меру моего скромного разумения: «Поможет ли это дитя, эта новая жизнь, всем нам выжить?» И если есть хоть малейший шанс, что оно внесет свой вклад в дело выживания того, что мы зовем человеческим обществом, я голосую за то, чтобы дозволить ему жить. Не раз и не два я бывал вознагражден тем скрытым в никчемной форме гением, тем разумом в увечном теле, который оказывался благодеянием для нас всех. Я знаю, что прав, принимая подобные решения.
Но мои записки становятся слишком уж отвлеченными. Решительно, в глубине души я философ. Мне важно знать не только «что», но и «почему».
За долгие поколения, сменившиеся с той ужасной ночи, когда последний из настоящих, а не созданных нами из плавучей биомассы, островов Пандоры взорвался расплавленной лавой, мы развили странную социальную двойственность, которая, по моему убеждению, может погубить нас всех. Мы, островитяне, дрейфующие в своих органических городах по воле волн, верим, что создали идеальное общество. Мы заботимся друг о друге, о той внутренней сущности ближнего, что скрыта у него под кожей - неважно, какого цвета или формы. Но почему же тогда мы так настойчиво говорим «мы» и «они»? Или это наш врожденный порок? Не разразится ли он насилием против отверженных нами?
А островитяне отвергают, это отрицать нельзя. Наши шутки выдают нас. Шутки над морянами. Мы зовем их мокрицами . Или куколками . А они кличут нас - муть . Мерзкое словечко, как его ни произноси.
Мы завидуем морянам. Именно так. Именно это я и написал. Завидуем. Им принадлежит вся свобода морских глубин. Их механизация рассчитана на относительно стабильную, традиционную форму человеческого тела. Немногие островитяне подходят под критерии для среднего класса - они либо занимают место среди верхушки для гениев, либо располагаются на самом дне трущоб морского народа. Но даже и в этих случаях, те островитяне, что перебираются к ним под воду, обречены на островитянские сообщества… по сути, гетто. И все же рай, по мысли островитянина - это сделаться «куколкой».
Моряне, морской народ покоряют море, чтобы выжить. Их жизненное пространство зависит от определенной стабильности. Исторически, я должен признать, человечество всегда предпочитало стабильную твердую почву под ногами, наличие воздуха для дыхания (хотя воздух у них удручающе влажный) и надежные твердые предметы вокруг себя. Мокрицы могут иной раз создать искусственно руку или ногу, но ведь и это в истории вида дело обычное. Наружность морян до тех пор считается человеческой, пока можно обнаружить сходство с прототипом. Это мы и сами видели. Да вот взять хотя бы Войны Клонов. Наш прямой предок писал об этом. Хесус Льюис сотворил это с нами. От видимых свидетельств инакости никуда не денешься.
Но я писал о морянах. Они объявили своей миссией восстановление келпа. Но обретет ли келп сознание? Келп вновь обитает в море. Я уже видел эффект этого на своем веку и надеюсь, что мы пережили последнюю водяную стену. Засим, конечно, последует суша. Но как же связано это с тем, что я считаю сущностью морского народа?
Возрождая келп, они надеются контролировать море. Вот в этом вся сущность морян: контролировать.
Островитяне дрейфуют, подчиняясь волнам, ветрам и течениям. Мокрицы будут контролировать эти силы - и нас заодно.
Островитяне склоняются перед тем, что может оказаться мудрее, мощнее их. Они привыкли к переменам, но устали от них. Моряне борются с определенным типом перемен - и они устали от борьбы.
А теперь я подхожу к тому, что сотворил с нами Корабль. Я думаю, что природа вселенной такова, что жизнь может встретиться с силой, которая может ее одолеть, если жизнь не сумеет склониться. Морян такая сила сломит. Островитяне склоняются - и дрейфуют себе. Я полагаю, мы можем оказаться лучше приспособленными для выживания.
Мы несем бремя первородного греха в телах и на лицах наших.
Симона Роксэк, капеллан-психиатр.
Холодный удар волны вдоль борта разбудил Квитса Твиспа окончательно. Он зевнул и раскинул свои длиннющие руки, перепутанные на штурвале. Квитс утер лицо рукавом. Еще не совсем рассвело, заметил он. Первые тонкие перышки рассвета щекотали черное брюхо горизонта. Грозовые облака не сгущались в поднебесье, и две его криксы, топорща лоснящиеся перья, довольно бубнили. Квитс потер руки, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, и потянулся на дно лодки-скорлупки за тюбиком с густым жидким белковым концентратом.
«Бе-э…»
Он высосал остаток из тюбика и скривился. Концентрат был лишен как вкуса, так и запаха, но Квитс все равно скривился.
Уж если его сделали съедобным, подумалось Квитсу, могли бы сделать его и повкуснее. «По крайней мере, вернувшись, мы поедим настоящей пищи». Тяжелая работа по установке и забрасыванию рыболовных сетей доводила его аппетит до таких чудовищных размеров, что концентраты могли скорей растравить, нежели удовлетворить его.
Серый океан зевнул во все стороны. Ни следа рвачей или другой какой угрозы. Редкие крупные волны заплескивали за фальшборт, но органическая помпа вполне с этим справлялась. Квитс повернулся и посмотрел на гирлянду пузырьков - след от погружения их невода. Должно быть, он нес тяжелую ношу. У Твиспа прямо слюнки потекли, когда он представил себе тысячу килограммов сциллы - сцилла вареная, сцилла жареная, сцилла печеная под сливочным соусом и горячие рулетики…
- Квитс, мы еще не прибыли? - Голос у Бретта был ломким на подростковый лад. А уж чего стоит его мощная светлая шевелюра, торчащая кверху - какой контраст с черной шерстью, покрывающей голову самого Твиспа. Бретт Нортон был высок для своих шестнадцати лет, а копна волос делала его с виду еще выше. Первый рыболовецкий сезон уже начал наращивать мясо на его узкий костяк.
Твисп медленно вдохнул воздух сквозь зубы - отчасти для того, чтобы прийти в себя от неожиданности, отчасти чтоб сосредоточиться.
- Нет еще, - ответил он. - Дрейф правильный. Мы доберемся до острова сразу после рассвета. Ты бы перекусил.
Малыш скорчил рожу и полез в сумку за своим тюбиком. Твисп смотрел, как он вытирает упаковку начисто, открывает ее и высасывает громадными глотками препротивную бурую жидкость.
- М-мм…
Бретт крепко зажмурил свои серые глаза и содрогнулся.
Твисп ухмыльнулся. «Пора бы мне перестать думать о нем, как о малыше». Шестнадцать лет - никак уж не малыш; а сезон, проведенный с сетями, сделал его взгляд тверже, а руки - крепче.
Твисп часто дивился, почему Бретт избрал для себя жизнь рыбака. Бретт был достаточно близок по форме тела к морскому народу, чтобы уйти к ним в глубину и жить припеваючи.
«Это он из-за своих глаз», подумал Твисп. «Но ведь такую мелочь мало кто и заметит.»
Глаза у Бретта были велики, хотя и не избыточно. Такие глаза могли хорошо видеть в почти полной темноте, что оказалось очень полезным при круглосуточной ловле.
«Такого мокрицам не след бы упускать», подумал Твисп. «Использовать людей - это по их части».
Внезапный рывок сети сбил их с ног, и они оба покатились к фальшборту. И снова - рывок.
- Бретт! - заорал Твисп. - Тащи резак, пока я буду вытаскивать.
- Но мы не можем вытянуть сеть, - растерялся мальчишка, - нам надо приотпустить…
- В сети - морянин! Мокрица утонет, если мы его не вытащим! - Твисп уже вытравливал тяжеленную сеть, перебирая руками. Мускулы его сверхдлинных рук едва не разрывали кожу усилием. Вот в такие минуты он всегда бывал благодарен за свои избыточные способности мутанта.
Бретт исчез с глаз долой - побежал управляться с электроникой. Сеть ходуном ходила из-за отчаянных рывков снизу.
«Точно, куколка!» - подумал Твисп и удвоил усилия. Он молился, чтобы ему удалось поспеть вытащить его вовремя.
«Или ее», подумалось ему. Первой куколкой, которую он увидел, запутавшейся в сетях, была женщина. Красивая. Твисп изгнал воспоминание о выжженных перекрестьях - следах сети - на ее гладкой бледной… на ее мертвой коже. Он приналег сильнее.
«Еще тридцать метров сети», сказал он сам себе. Пот разъедал глаза, боль крохотными остриями впивалась в спину.
- Квитс!
Твисп перевел взгляд с сети на Бретта и увидел его неподдельный ужас. Твисп посмотрел вслед его взгляду. То, что он увидел на расстоянии метров четырехсот, заставило его оцепенеть. Криксы разразились воплями, которые подтвердили, что Твиспу придется поверить своим глазам.
- Стая рвачей!
Он едва не прошептал это, едва не дозволил сетям выскользнуть из его мозолистых ладоней.
- Помоги мне! - заорал Твисп. Он повернулся к яростно бьющимся сетям. Уголком одного глаза он видел, как парень схватился за канат, другим неотрывно следил за неуклонно приближающимися рвачами.
«Самое малое, полдюжины», подумал Квитс. «Вот дерьмо».
- Что они сделают? - Голос Бретта вновь надломился.
Твисп знал, что малыш уже наслушался историй. Действительность была еще ужаснее. Голодные или нет, рвачи охотились. Их громадные когти и саблевидные клыки убивали из чистой жажды крови. Эти рвачи хотели добраться до куколки.
Слишком поздно Твисп вспомнил о лазерном ружье, которое держал завернутым в промасленную тряпку. Он яростно выхватил из нее оружие, но первый рвач уже врезался в сеть, и суденышко завертелось. Двое других напали с боков, смыкая фланги. Когда Твисп выхватил лазер, он почувствовал словно два тяжелых кулачных удара по сети. Когда когти и клыки рванули сеть, Твисп выпустил ее из рук. Остальная стая сомкнулась вокруг, отхватывая куски мяса и костей от кровавого месива, которое было недавно одним из морян. Один рвач куснул другого и, жаждущие убивать, рвачи развернулись к своему раненому собрату и разорвали его в клочья. Мех и зеленая желчь испятнали борт.
Не стоит тратить лазерный заряд на эту мешанину! Что за горькая мысль. Островитяне давно отказались от надежды изничтожить этих жутких тварей.
Твисп встряхнулся, вынул нож и отрезал сеть.
- Но почему?..
Не отвечая на протесты Бретта, Твисп потянулся к выключателю. Один рвач замер менее чем в метре от их борта. Он тонул медленно, колыхаясь туда-сюда, туда-сюда, словно перышко, падающее в безветренную погоду. Остальные покрутились вокруг суденышка, но отступили, ощутив удар глушителем по носу. Они растерзали оглушенного рвача, а затем умчались обратно в море.
Твисп снова завернул свой лазер и упрятал его под сиденье.
Потом он отключил поле глушителя и взглянул на обрывки, бывшие их сетью.
- Почему ты обрезал сеть? - Голос Бретта был высоким, требовательным. Таким, словно парень вот-вот расплачется.
«Шок», подумал Твисп. «И потеря улова».
- Они порвали сеть, чтобы сож… чтобы добраться до него, - объяснил Твисп. - Мы бы все равно потеряли улов.
- Мы могли спасти хотя бы часть его, - пробормотал Бретт. - Треть была уже здесь , - Бретт хлопнул по палубе, и его серые глаза угрожающе уставились в неприветливое синее небо.
Твисп вздохнул. Он понимал, что выброс адреналина вызывает напряжение, которое нужно как-то разрядить.
- Нельзя включить глушилку, кода сети вытащены наполовину, - объяснил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59