Славно, славно. Дальше пешком. Интересно, что они сейчас делают? Ждут – это понятно. Вопрос в том, как они ждут? Может статься, у Лонга хватило ума разделить бойцов.
Блажен, кто верует, Зверь. Ты ведь знаешь, что Гот не оставит командиром идиота. Ну так и не рассчитывай, что все получится легко.
Он выпрыгнул из кабины. Ласково провел ладонью по броне вертолета.
Чей это был прорыв, там, в старом лагере? Его или «Мурены»? Шаг вперед Зверя в его странных взаимоотношениях с неживым или инициатива самой машины, осознавшей неизбежность смерти?
Сейчас не время. Сейчас уже ни для чего нет времени. Жаль.
И ровен шаг, пожирающий мили
Меня оставили в тесной могиле,
Друзья скорбят, а враги забыли,
Но вот наступает срок:
Живым в могиле совсем не место,
Смерть – не полуденная сиеста.
Она – не жена, она лишь невеста.
Дороги ведут на Восток
Два выстрела прозвучали почти одновременно. Ворон выругался. Лис просто выдохнул воздух сквозь сжатые зубы.
– Что? – спросил Лонг, не отводя взгляда от своего участка.
– Он появился и исчез, – Лис воинственно двинул подбородком, – на самой границе света. Как тень. Был и нет.
– Уверен?
– Это Зверь, – поддержал Лиса Ворон, – Никакая не тень – у него волосы белые, аж светятся.
И тут же выстрелил Кошмар, чья зона была у противоположной стены, почти сразу за ним – Трепло, но следом за Треплом ахнули плазмой винтовки Зимы и Синего, а эти двое залегли рядом с Вороном и Лисом.
– Прекра… – начал было Лонг и на самой границе освещенного круга увидел высокую, стройную фигуру. Без шлема. Светлые волосы действительно сияли в темноте. Лонг выстрелил. Ему показалось даже, что он различает улыбку Зверя. Рядом грохнул выстрел Башки.
Нет ничего. Пустота. Круг света и тьма за ним.
Но снова стреляет Трепло.
В кого?! Если Зверь был здесь, он не мог оказаться с другой стороны рейхстага.
– Джокер?! Что происходит?!
– Он нас окружил, – невозмутимо ответил пигмей. Лонг едва не поверил. Но опомнился:
– Он же один.
– Зверь – один, – кивнул Джокер. Ты стрелял в Зверя А Трепло – в робота из цеха. Они ездят вокруг. Вы просто не слышите
– Но роботы демонтированы.
– Лонг, – укоризненно протянул Кинг. Его никто не спрашивал, но одним только словом великан напомнил, с кем они имеют дело. Правильно напомнил. Демонтировать роботов в общем-то не имело смысла.
– Джокер, где Зверь?
– Сейчас обходит рейхстаг со стороны двери. Он знает, где я. А вас не боится. Он смотрит.
– Что он смотрит?!
– Кто где сидит. – Джокер пожал плечами. – Это же понятно. Он боится меня, Пулю и Крутого.
– Поменяйся местами с Гадом, – приказал Лонг.
– Есть, – все так же спокойно ответил пигмей.
Теперь дверь держали Кинг и Джокер справа, а Пуля и Крутой – слева от входа. Зверь может войти в здание только мимо них. Или через них.
– Он ушел, – не дожидаясь вопроса сообщил Джокер.
– Джокер, почему он вас боится?
Лонг не видел, но ему показалось, что маленький солдат улыбается.
– Стреляем хорошо.
– Где он сейчас?
– Рядом с Пижоном.
– Что?
– Не кричи, командир. – Голос Джокера изменился. – Он делает с Пижоном… он… Все. Я больше не слышу его.
И был крик боли, дикий, звериный вой. Он длился и длился и… бесконечный вопль в застывшей от страха тьме Сквозь толстые стены, сквозь узкие щели бойниц, сквозь кости черепа – в мозг.
«Убей его! – взмолился Лонг, чувствуя, что дрожащие руки вот-вот выпустят тяжелую винтовку. – Ради бога, Зверь, убей его наконец!»
Тишина
Холод.
Что-то дробно стучит раз в десять быстрее, чем бешено бьющееся сердце.
Зубы стучат.
А потом одна за другой под стенами рейхстага начали рваться дымовые шашки. Черно-серая муть заклубилась под ярким светом прожекторов, поползла по земле, цепляясь за воздух, полезла вверх, к небу. Бесшумные тени обозначились в дымном киселе, нечеткие, призрачные, они были повсюду, и они двигались.
Роботы?
Зверь?
Скорпионы?
Что это?! Что происходит?!
Стрелки приникли к бойницам, напряженно вглядываясь в густую завесу дыма, высматривая человеческий силуэт. Но трудно, почти невозможно было отличить его от медленно передвигающихся вдоль стен роботов.
Ужас давил на стены зала изнутри. Смерть – снаружи. Пока давление уравновешивалось, но…
– Джокер?
Черный солдат смотрел прямо перед собой. Из ушей его текли струйки крови. Темные на темной коже.
Страшно. Господи, как страшно.
Лонг даже обрадовался, когда ахнул взрыв и дверь рейхстага влетела в зал, с грохотом обрушившись на пол. Что-то случилось. Хоть что-то реальное. Настоящее.
Выстрел, выстрел, выстрел…
Поврежденный ударами плазмы, робот-погрузчик остановился в дверном проеме. На длинной платформе, защищенной от выстрелов вынесенным вперед механизмом, что-то шевелилось и тихо мычало на одной протяжной, мучительно-высокой ноте.
– Это Пижон, – сообщил Кинг.
Робот стоял в дверях. За дверью никого не было. И ничего. Живого или неживого – не важно. Пусто было за дверью.
– Кинг и Пуля, уберите платформу.
– Есть.
Пижон продолжал выть из-под широкой полосы пластыря, заклеившей его разорванный на всю ширину лица рот.
Он был живой. Зверь не убил его. И даже сложил рядом с телом отрезанные конечности. Лазерным лучом отрезанные. Во избежание потери крови.
Пулю вывернуло прямо на пол. А взорвавшаяся под грудой изуродованной плоти световая граната окончательно вывела из строя его и Кинга.
Два бойца ослепли надолго. Остальные… еще моргали судорожно, пытаясь прогнать пляшущие перед глазами яркие пятна, когда ласковый и властный голос приказал:
– Не двигаться, дети мои.
После этого Зверь аккуратно ударил Джокера чуть ниже уха, вышибая из пигмея остатки сознания.
«Это не гипноз, – вяло подумал Лонг, роняя винтовку, – врал Пижон. Гипноз таким не бывает».
А жизнь в открытых глазах сверкает,
И чуткие лапы тропу не теряют,
И каждый клык свое дело знает,
И верен шальной прыжок
И неутомимо мое дыханье,
Хоть это, может, и наказанье…
Перед тобою твое созданье.
Дороги ведут на Восток.

ЗА КАДРОМ
Понимание уже не нужно было ловить. Какие там ночные бдения, сон урывками, изучение неба? Понимание грохотало горным обвалом, накатывалось лавиной, погребало под собой – прятаться впору. Да некуда.
Зверь. Кретин. Несчастный, беспомощный дурак. Он делал не то. И не так. Он испортил все, что можно было испортить. И что нельзя – испортил тоже. Он жил неправильно. С самого начала неправильно. Он сам загнал себя в яму, в ловушку, из которой нет выхода. А ведь мог бы… как много он мог бы, не окажись таким болваном.
Люди! Вот где сила. Вот где власть.
Одного взгляда сверху на безграничную и покорную Москву оказалось для Николая Степановича достаточно, чтобы понять все. Взгляда на город, а потом трех месяцев уединения в белокаменном домике на дождливом морском берегу.
Там, в Москве, захватывающее осознание собственного могущества. Здесь – пустота одиночества. Небо. И… и все. Зверь мог бы царствовать, а вместо этого предпочел прятаться. Он не любил людей? Ну так и черт с ними. Для того чтобы пожирать кого-то, вовсе не обязательно питать к нему теплые чувства. Ведь именно люди делают мир. Тот огромный бесконечный мир, что дышит вокруг, – это в первую очередь человечество.
«Спасибо тебе, Зверь, – со снисходительным великодушием улыбался генерал Весин, – без тебя я бы мира не увидел. Зверь? Нет, уже нет. Зверушка. Звереныш. Зверек. Маленькая, жалкая тварь, испугавшаяся собственной силы». Один взгляд на Москву.
Зверь мог видеть ее каждый день. Огромный город. Древний город. Великий город. Неиссякаемый источник энергии – ведь страшно подумать, сколько боли, ненависти, злобы, сколько горечи пропитывает его. Зверь не пользовался этим. Не умел? Отнюдь. Не хотел. Брезговал. Как же! Он ведь гордый! Он не человек, и все человеческое чуждо ему. Магистр ошибался, когда говорил, что Зверь не способен любить. Способен. Еще как. Это его и погубило. С самого начала. Это и помешало ему обрести великое могущество, огромную силу, безграничную власть. Зверь умеет любить. Безмозглых животных. Бездушные машины. Дурацкие дома. Никчемное небо. Бессмысленные звезды. Целую Вселенную, мать его так! А Вселенная – это слишком много.
Сила в том, чтобы не любить все! Пользоваться всем. Не брезговать, не разделять, брать, брать и брать. Столько, сколько получится унести. И еще больше. Еще. Потому что чем больше берешь, тем сильнее становишься.
Змеи исчезли. Сами. Это хорошо, потому что они были уже поперек глотки. Однажды не получилось открыть колпак болида, а двери в дом Николай Степанович давным-давно не то что не запирал – он еще и деревянный башмак между косяком и порогом подкладывал. Чтоб не захлопнулся замок. А то ведь не попасть обратно.
В общем, делать здесь было уже нечего. Остается лишь вызвать по телефону такси и уехать в ближайший город, снять номер в гостинице. Номер, где все будет так, как нужно хозяину. Единственное, что не давало покоя, – раздражение. Очень неприятно знать, что можешь все, и не иметь возможности хоть что-нибудь сделать. Теории хватает, а вот реальной силы пока – шиш да маленько. Забирать чужие эмоции и то не особо получалось.
Кровь нужна была. Живая кровь. Зверь ведь тоже начинал с этого. Да, у него были задатки. В отличие от Николая Степановича, этот придурок с самого начала был одарен более чем щедро. И как он использовал свою силу? На что? На пробуждение неживого. На то, чтобы приваживать к себе всякого рода зверье. На рисование. Нет, правду говорят, что дуракам счастье. Но ведь не только им одним!
Такси генерал вызывал уже из мотеля. Он добрался туда пешком, потому что собственный телефон перестал вдруг работать. Взбунтовался, ублюдок пластмассовый. А сволочной болид, даже когда удалось сломать колпак, не проявил должного уважения. Не завелся.
Один топливный бак Николай Степанович использовал для важного дела – облил горючим дом. И поджег. Зверь огня боится? Ну что ж. Ему приятно будет узнать, как закончилась жизнь его убежища. И обожаемого болида, кстати говоря. Тот взорвался – любо дорого посмотреть. А как он кричал, пока умирал! Неживое дохнет медленнее, чем люди. Интересно, Зверь знает об этом? Если нет, что ж, надо полагать, узнает. Какие-то части машины проживут долго. Достаточно долго, чтобы дождаться появления хозяина.
Дураков, надо наказывать. Наказывать больно. Чтобы впредь неповадно было глупости делать.
Кровь нужна.
Первую жертву Весин нашел еще в Марселе. Не сказать чтобы все прошло удачно – дамочка протянула меньше получаса. Так первый блин всегда комом, это правило без исключений. Зверь утверждал, что в женщинах силы больше, чем в мужчинах. Надо проверить. Все равно придется убивать еще. И еще. Пока сила не начнет переливаться через край. Вот тогда ее можно будет направить на подчинение. Всего и вся! Да!
Сообщение о смерти Зверя генерал получил по дороге в Москву. В армии, так же, как и везде, работали нужные люди. Расстроился, но не слишком. Скорее, чуть подосадовал. Во-первых, на ошибку своих аналитиков – ведь Азамат Хайруллин в числе многих других был взят в разработку. И так же, как все другие, отвергнут. А еще Николай Степанович порадовался за себя. За то, что все рассчитал правильно. Зверь погиб из-за собственной глупости. Чего и следовало ожидать. Однако маршрут свой генерал изменил. Убийцу, который мог бы многому научить, уже не достать. Все придется узнавать самостоятельно. Значит, цель теперь не Москва, а Казахстан. Последнее из убежищ Зверя. Последний его дом. Тот, который так и не удалось найти. К тому же пробовать силы лучше на животных, а там целая стая волков, готовая к употреблению. Если получится с ними, можно будет взяться за людей.
«Если», пожалуй, излишне. Чего уж скромничать, и так понятно, что получится. Просто с людьми придется действовать осторожно, а попробовать себя, почувствовать, как это – абсолютная власть, хотелось уже сейчас. Немедленно.
Зверь не убивал детей. Говорил, что в них нет силы. Врал. Бессовестно и нагло. В Алматы Николай Степанович прикончил какого-то сопляка лет двенадцати-тринадцати от роду. Умения по-прежнему недоставало. Жертвы умирали слишком быстро. Каким чудом Зверь умудрялся заставлять их жить после того, как вырезал сердце, оставалось непонятным. Этому еще предстоит научиться. А сила, отнятая у ребенка, была чудесной. Искрящейся, как шампанское в резном хрустале.
Дорогу от столицы до безымянного поселка генерал преодолел как на крыльях. Ехал-то на машине, ну его к черту – подниматься лишний раз в небо. На Земле надежней. Да, ехал на машине, но все равно казалось, что летит. Душа летела. Пела душа.
Он лихо завернул во двор нужного дома. Не жалея автомобиля, вышиб запертые ворота. Пинком распахнул дверь. Она была не заперта – это понятно, от кого закрываться в степи? Тем более что и воровать в доме, скорее всего, нечего.
Николай Степанович бесцельно прошелся по комнатам, мимоходом отмечая, как разбегаются из-под ног пауки, как спешат выбраться через окна шустрые, пятнистые змеи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67