Он знает, что мне нужно еще до того, как я сама понимаю это. И речь не только о сексе. Нет, в первую очередь не о сексе. А еще иногда… очень редко… Дитрих, я не знаю, как назвать это. Слово «неуверенность» к Зверю неприменимо. Он словно пытается понять, что происходит. С ним. Ну, как будто никогда раньше ему не приходилось иметь дело с женщиной. Нет. Не то что-то. Не умею я объяснять. Да, еще он огня боится. Это я давно заметила.
– Проще пристрелить, чем разобраться, – угрюмо буркнул майор.
– Я рассказала все тебе только потому, что ты на него похож, – сказала Ула, – или он становится похож на тебя Когда вы летаете. Может быть, ты сумеешь понять, кто он, что и насколько опасен. И, может быть, стрелять не понадобится. А если понадобится… ты единственный, кто, возможно, не станет этого делать.
– Лестная оценка. – Гот мрачно изучал пыльную взвесь, пляшущую в солнечном свете.
– Уж какая есть. – Ула тоже встала. – Я пойду, у меня дел хватает. А Зверь теперь твоя забота, командир.
Гот молча кивнул. Заботой больше, заботой меньше…
«Он каждого сумел чем-то купить…»
Да будь ты хоть лучшим в мире психологом, аналитиком, актером, тварью, способной втереться в доверие к кому угодно, летать ты от этого не научишься. А Зверь летал. И не умел лгать, пока был в небе. Если только это утверждение само по себе не было ложью.
После завтрака Гот распределил задания на день. Два отделения были отправлены на зачистку района вокруг шахты, оставшиеся занялись текущей работой. Их не хватало, оставшихся. Но людей вообще не хватало, к этому успели привыкнуть и просто держали темп, заданный еще на буровой, не задумываясь о том, надолго ли хватит сил при таком-то напряжении.
Пока хватало. И сил, и энтузиазма. А рано или поздно должно было стать легче.
– Зверь, на тебе сейчас оба цеха? – уточнил Гот.
– Да. И всего шесть человек под рукой.
– Не плачь. Они у тебя за дюжину работают. Сдай дела Лонгу и ступай в ангар, полетим к «Покровителю», – Дитрих хмыкнул, – поработаешь личным шофером.
– Твоим?
– Да.
– Понял. – Тон ответу явно противоречил.
Строго говоря, летать полагалось по двое. Пилот и штурман. Или пилот и стрелок – в зависимости от ситуации. Но ввиду острой нехватки рабочих рук… летали все равно по двое. Очень обидно было бы потерять и машину и неосторожного пилота только из-за того, что не соблюдены элементарные правила. Летали вдвоем. Все, кроме Гота. И Зверя. Так уж повелось с самого начала.
– Что-то не так? – поинтересовался майор.
– Да ты вроде и сам вертолет водить умеешь.
– А это тебя сержант Рахматуллин, волновать не должно.
– Понял, – повторил Зверь совсем с другой интонацией. Отыскал взглядом Лонга, подозвал его, и оба направились к цехам. Гот некоторое время провожал обоих взглядом. Лонг – длинный, как ему и положено. Выше, чем Зверь. Двигается с расхлябанным изяществом, правда не столь вызывающим, как у Кинга. Резкий контраст со зверской собранностью: этот не идет, он скользит над землей. Не отвлекается, но видит, слышит и знает все, что делается вокруг. Сейчас, со спины, кажется, что Лонг раза в полтора уже Зверя в плечах и чуть ли не ниже ростом. Но вот словно рябь в глазах – и картинка меняется. И эти двое становятся похожи, как отражения. Походка, жесты, рост, разворот плеч…
Дитрих помотал головой, стряхивая наваждение, и отправился в ангар. Нужно подготовить «Мурену» к вылету.
– У нас проблемы, – встретил его хмурый Гад. Зима, чья очередь была дежурить по ангару, молча вытянулся при виде начальства. Ну и утречко!
– В чем дело? – спросил майор. Он честно попытался убавить мрачности в голосе, но, видимо, не получилось, потому что Гад вдруг тоже встал навытяжку, а Зима, не зная, куда спрятаться, принялся пожирать командира взглядом.
– «Мурена». – Гад глазами показал на вертолет. – С ней что-то не так.
Гот молча посмотрел на Зиму.
– Все нормально было, – заговорил тот, – Вчера Трепло по ангару дежурил, он мне ничего не сказал. Значит, все нормально. А я машины и не трогал еще. Мне приказа не было на вылет их готовить. Только на «Мурену» контейнер с напалмом подвесил.
Дитрих снова перевел взгляд на Гада.
– Ты ж нас с Вороном на джунгли отправил, – напомнил боец, чувствуя неладное, – с кислотой и напалмом.
– На «Мурене»? – нехорошим тоном уточнил майор.
– На легком вертолете. Какая, на хрен, разница, который из них взять? Зверь все равно на земле торчит.
– Ну-ну, – подбодрил Дитрих, – продолжай.
– Да. – Гад по-прежнему стоял по стойке смирно, что с экспрессивным тоном несколько не увязывалось. – Я в кресло сажусь, а меня – током.
– Через броню?
– Через все! Шлемофон-то я успел к рации подключить. Мать! У меня чуть уши не сгорели! Зима пошел проверить, что да как, а там генератор поля включился. Мы теперь вообще к машине подойти не можем.
– Вольно, – смилостивился наконец Гот. И развернулся к «Мурене». Вертолет как вертолет. Стоит себе. Работает ли генератор поля, не поймешь, пока не сунешься.
И майор сунулся. Он подошел к машине, открыл дверь и сел в пилотское кресло.
Гад и Зима переглянулись и подошли ближе.
– Мамой клянусь, работал генератор, – пробормотал Зима.
Гот пожал плечами, подключился к рации, пристегнулся в кресле, запустил двигатели. «Мурена» послушно и едва заметно напряглась, готовая взлетать. Майор почувствовал легкую тревогу, словно его собственное шестое чувство подсказывало: лучше не надо. Не сказать что нехорошее предчувствие, скорее, нечто вроде опасения обидеть.
Дитрих пожал плечами, выглянув из кабины, пальцем поманил Гада:
– Все работает.
Десантник кивнул, обошел машину, потянулся к другой двери…
И генератор поля включился. Сам по себе.
Гот в глубокой задумчивости уставился на индикатор активности поля, Гад, в такой же задумчивости, смотрел на Гота. А вот Зима смотрел на Зверя, который стоял в дверях и наблюдал происходящее в ангаре с любопытством брезгливого энтомолога.
Покачав укоризненно головой, сержант прошел к машине. Генератор поля перестал работать. Зверь перегнулся через Гота и выключил двигатели. Потом прислонился к борту, разглядывая стену ангара. По контрасту с ревом моторов тишина показалась звенящей.
– Майор, ты уверен, что хочешь сам вести «Мурену»? – спокойно поинтересовался Зверь.
– Я же сказал – поведешь ты. – Гот выбрался из кабины. – И, видимо, по дороге тебе придется кое-что объяснить.
– Объясняться лучше на земле.
– Нет, Зверь, с тобой лучше разговаривать в небе.
Гад и Зима стояли соляными столбами, словно и не слышали разговора. Может, и вправду не слышали, точнее, не слушали. Происходящее выходило за рамки их компетенции, а следовательно, ни того, ни другого не касалось. Что все десантники умели делать безукоризненно, так это не забивать себе голову чужими заботами. Начальство есть, пускай оно и думает.
– Как скажешь, – Зверь сел в пилотское кресло, кивнул Готу на соседнее. Дитрих обошел Гада, открыл дверь, поймав себя на том, что ждет от «Мурены» еще какой-нибудь выходки. Однако обошлось.
Гот пристегнулся, и Зверь, затемнив лицевой щиток шлема, рванул машину в воздух прямо в ангаре.
– Кретин! – рявкнул Дитрих, когда «Мурена», взметывая пыль, разбрасывая ветром из-под винтов сложенные по углам упаковочные блоки, страшно ревя двигателями в замкнутом стенами пространстве, пронеслась сквозь дверь, которая показалась вдруг чудовищно узкой.
Зверь промолчал.
Вертолет уже поднимался в небо, и люди смотрели снизу. Все смотрели. Как будто не видели раньше уходящих на разведку машин.
– Тебе, Зверь, никогда не говорили, что ты истерик? – зло поинтересовался Гот.
– Говорили, конечно. – «Мурена» сделала традиционный круг над лагерем, – Но у меня есть масса других достоинств. Куда летим? К «Покровителю»?
– К морю.
– Зачем?
– Затем, что вопросы старшим по званию задают, если только на это дано разрешение.
– Да, сэр.
Вдоль протянувшейся к морю гряды гор летели молча, и лишь когда небо на горизонте слилось с водой, Зверь сказал чуть хмуро:
– Там двоим хватит места взлететь и развернуться. Я не стартовал бы так, будь хоть малейший риск зацепить людей.
– Надо же, какая заботливость, – Гот смотрел на скалы внизу. – Двое суток гауптвахты. Сразу по возвращении.
– Слушаюсь.
– А теперь объясняй, что это за чертовщина? И убери затемнение, я хочу видеть, с кем разговариваю.
Зверь вздохнул. Лицевой щиток его шлема стал прозрачным. Гот взглянул искоса и увидел то, что ожидал увидеть: бесконечное, тоскливое терпение. Готовность пережить все выходки начальства, без всякой надежды на то, что оное начальство осознает собственную некомпетентность.
– Я слушаю, – напомнил он. – Что с твоей машиной?
– Мой недосмотр, – ответил Зверь, – мне и в голову не пришло, что к «Мурене» может кто-то сунуться. М-мать, Гот, у нас три вертолета, и я не помню, чтобы они оказались нужны все одновременно. Хотя, конечно, мог бы подумать.
– О чем? О том, что на «Мурене» может полететь кто-то еще? При чем тут самоактивирующееся силовое поле? Зверь смотрел вперед. Поморщился досадливо:
– Я-то объясню. А ты поймешь?
– Постарайся объяснить так, чтобы я понял.
– Она испугалась.
– Да?
– Да. Ты бы тоже испугался, если б увидел, что тобой хочет управлять кто-то чужой и… опасный. Какой-нибудь паук, отдающий команды тебе, человеку, из своих паучьих соображений.
– Это Гад – паук?
– Для «Мурены».
– А меня она, значит, не боится?
– Она знает, что я тебе верю.
– Как трогательно, черт побери!
– Гот, этого больше не повторится. Обещаю.
– Больше никаких полей, никаких ударов током, и любой боец сможет летать на этой машине?
– Да.
Сказать это более мрачно было невозможно. Дитриха слегка кольнуло что-то похожее на совесть.
– Ты оставлял какую-то защиту?
– Слушай, давай сядем на землю, и я тебе подтвержу все, что хочешь, – очень-очень спокойно предложил Зверь. – Ты вытащил меня наверх, чтобы услышать правду, но, честное слово, для тебя будет лучше, если я придумаю что-нибудь удобоваримое.
– Нервы, сержант?
– Я не могу понять, чего ты хочешь.
– Ну, если уж я принял тезис о разумности Цирцеи, может статься, я поверю и в разумность машины. Ты ведь пытаешься убедить меня именно в этом?
– Я не пытаюсь. Мне все равно. Чем раньше ты удовлетворишься хоть каким-нибудь объяснением, тем скорее оставишь меня в покое.
– Ты ее ревнуешь. – Гот улыбнулся. – Зверь, ты ее действительно ревнуешь. А она ведь поводов для ревности не давала Даже мне, если честно, очень не хотелось самому браться за управление. Что-то… мешало. Пресловутое «чутье», наверное.
Бесстрастная маска не то степняка, не то нибелунга. Но глаза живые, в глазах солнце отражается, и опускаются тяжелые монгольские веки, сетка ресниц гасит сияние… А потом улыбка прорывается, разом маску ломая:
– Я люблю ее, Гот. Все другие машины спят, им все равно, а «Мурена» проснулась. Она стала сильнее, но теперь ее так легко обидеть. Если что-то случится и она уйдет обратно в сон, я не знаю, смогу ли снова разбудить ее.
Короткая пауза.
Гот даже не пытался понять услышанное. Принял сразу, поверил безоговорочно, но понимать… Лучше поберечь свою психику до худших времен.
А голос Зверя вновь стал холодным и деловым:
– Что еще тебя интересует? Ты ведь вытащил меня в небо не для того, чтобы расспросить о «Мурене».
– Провидец, – хмыкнул майор.
– В джунглях я мог бы приземлиться, а над морем такой возможности не представится. Разве что на буровой. – Зверь глянул вниз, – Ее уже видно. Ну, что ты хочешь узнать?
Вот так. А теперь, как в бою. Если Зверь дернется к оружию… но он не дернется. Он в небе. Когда ты в небе, удара ждешь только извне. И единственное твое оружие – твоя машина.
– Кто ты на самом деле?
– Ах, вот даже как. – Совсем другая улыбка инеем затягивает обсидиан взгляда. – Что ты имеешь в виду?
– Это вопрос, а не ответ.
– Гот, если бы у тебя спросили, кто ты на самом деле, ты сразу сумел бы ответить?
– Я спрашиваю, кто ты, и знаю, что ты не Азамат Рахматуллин. Устраивает тебя такая формулировка?
– Вполне. Непонятно только, с чего ты взял…
– Если даже ты и не умеешь врать, когда летаешь, то уж обходить вопросы научился довольно изящно. Я, однако, жду ответа. Ты говорил, что веришь мне.
– Не настолько же, – хмыкнул Зверь. – Ула, как я понимаю, добытой кровью не ограничилась, так?
– Так. Кстати, если уж ты подправил в личном деле группу крови, почему не заменил остальные показатели?
– Почему, интересно, ты решил, что я исправлял группу крови? – Зверь покосился на Гота. – Вообще, да, исправлял. Это такая штука, которая может всплыть совершенно случайно. Если меня, скажем, подстрелят, врачи обязательно сунутся в личное дело и очень удивятся, обнаружив несовпадение. А мне это надо?
– Ну а остальное?
– Видишь ли, – он недовольно поморщился, видимо, воспоминания всплыли не самые приятные, – у тех, кто меня ищет, есть кое-какая информация. А мы с Азаматом, с тем, настоящим, очень похожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67