Потом найдем. Кстати, посадка будет жесткой.
Жесткая посадка на зеленую и голубую, неприятно чужую, надо полагать твердую… Облаков уже не было видно. Модуль миновал их, и сейчас Тихий направлял его прямо в зеленое море внизу. Все, что не было зеленым, было голубым, а садиться в неизвестные воды, даже в машине, рассчитанной на приводнение, неразумно. Потому что опасно. Глядя на медленно надвигающиеся верхушки деревьев, Азат потихоньку успокаивался. Что бы ни произошло, все живы. То есть живы двадцать человек из почти девяноста. Но тут уж ничего не попишешь: один десантный модуль рассчитан на один взвод.
Он осторожно шевельнулся. И удивился тому, как, оказывается, затекло все тело. Стараясь двигаться как можно естественнее, потянулся к своему рюкзаку, проверил, надежно ли тот закреплен, включил портативную камеру. Прелестная игрушка. Крайне удобная в ситуациях, когда съемки нежелательны для всех, кроме журналиста. Кое-кто считает эти крохотные камеры баловством, но даже профессиональные операторы отдают им должное. Качеством съемки, при условии, разумеется, что снимает человек, знающий, как это делать, мини-камеры немногим уступают «большим», ТВ-шным. И в местах, откуда «больших» телевизионщиков гонят взашей, махонькие глазки, спрятанные в дужках очков, в роскошных булавках для галстуков, в изящных бутоньерках, а то и в сложных дамских прическах, продолжают внимательно следить за тем, что скрыто от бдительных очей профессиональных камер.
Разумеется, есть места, где любая аппаратура обнаруживается на раз. Но есть и умельцы, которые знают, как такую аппаратуру спрятать. Вспомнить хотя бы жуткие подробности «русского ковена». Помещения, где проводились ритуалы, наверняка проверялись и до и после действа, а кто-то ведь сумел заснять происходящее. И, надо отдать должное неизвестному оператору, сделал он это качественно. Хотя использовал наверняка такие же портативные камеры, как та, что пряталась в рюкзаке Азата Хайруллина, только не одну, а несколько. Съемка велась с разных точек, как и делают все приличные люди, если есть у них такая возможность, потом материал монтировался… довольно небрежно, между прочим, монтировался. Даже, пожалуй, вызывающе небрежно.
Ну да. Все правильно. Если вспомнить последние сообщения о том, что, по показаниям арестованных, засняты оказались все, кроме палача… Палач и снимал. И себя откровенно из записи удалил. Мол, много хорошо, господа журналисты, это тоже плохо. Кушайте, сколько дали, а на большее не зарьтесь.
Азат огляделся. Камера сейчас ведет панорамную съемку. Потом, монтируя, надо будет крупным планом дать лица за прозрачными щитками шлемов. Застывшие. Напряженные. Что с Пенделем, интересно? Жив он? Ула бледная, губы посинели. То ли боится, то ли перегрузки подействовали. Фюрер пребывает в прострации. Надо думать, пытается понять, что же такое с ним случилось, как это он, командир, вдруг командовать перестал.
У Лонга руки дрожат. А лицо спокойное-спокойное. Джокер, наоборот, кривится нервно.
Никто ничего понять не может. Вот что плохо. Когда человек не понимает, что происходит, он начинает бояться. И бравый десант здесь не исключение.
– Приготовьтесь к посадке, – ровным голосом сказал
Тихий.
И модуль упал на деревья. Обзорные экраны заполнились гибкими, ломающимися ветками, брызгал сок из листьев, что-то растеклось зеленой слизью. Потом машина тяжело ударилась о землю. И Ула вскрикнула: один из огнеметов сдетонировал от удара, выбросив в салон модуля ревущую огненную струю.
Все, что было до этого: яростные попытки оторваться от уходящего в прыжок «Покровителя», белый свет, поглотивший модуль, перегрузки, страшное падение сквозь пустоту на чужую планету, – все это оказалось лишь репетицией разверзнувшегося вдруг ада.
К выходу бросились все одновременно. Азат осознал себя в первых рядах, подальше от полыхающих кресел и бьющегося в ремнях Резчика, того, что было Резчиком, того, что горело сейчас и кричало, и пахло пластиком. А дверь не открывалась, заклинило механизм, и в нее бились руками, плечами, кто-то уже схватил винтовку, позабыв или не подумав, что плазменный выстрел здесь, внутри, смертелен для всех…
И тогда раздался этот рев:
– Стоять!
И тело перестало слушаться. Застыло у дверей. А страх искал выхода и не находил, запертый в теле так же, как тело было заперто в модуле.
– Ворон! Возьми огнетушитель. Включи его. Направь пену на горящий огнемет… Потом на Резчика.
Тихий командовал неправильно. Не так отдаются команды. Совсем не нужно объяснять солдату, как пользоваться огнетушителем. Солдат все знает сам… Господи… господи, какая чушь лезет в голову. А Резчик кричит. Кричит…
– Синий. Фюрер. Лонг. Пижон. Сейчас откроется люк, и вы выйдете на поверхность. Отсоедините топливные баки. Синий и Фюрер – правый. Лонг и Пижон – левый. Откроете их. После чего вернетесь в модуль. Все очень быстро. Остальным стоять!
Люк отполз вверх. И Азат начал двигаться раньше, чем понял, что же, собственно, должен сделать. Они с Лонгом пронеслись вдоль раскаленного борта модуля. Почерневшая от жара земля проминалась под ногами, словно только что вспаханная.
Огромный бак с горючим послушно вышел из пазов в корпусе. В четыре руки Пижон и Лонг отсоединили армированные шланги. Потом перевели бак в горизонтальное положение. Открыли сток. И кинулись обратно в модуль. Прозрачная жидкость хлынула на выжженную плешь, растеклась по ней, дальше, дальше, туда, где, не тронутые жаром, лежали прелые листья, заваленные сейчас обломками веток.
– Вы четверо, на колени, лицом к выходу. – В голосе Тихого оставалось все меньше человеческого. Он говорил очень низко, на пределе слышимости, но каждое слово впечатывалось в мозг, и нельзя было не подчиниться. – Башка, Крутой, Пуля, Кошмар, встаньте позади. Стреляйте во все, что движется снаружи. Огонь на максимум. Джокер…
И тут снаружи начали двигаться. Да как!
Восемь выстрелов прозвучали одновременно. Восемь зарядов плазмы, сгустков бледного пламени, врезались в длинное, гибкое… Чем бы оно ни было, оно взорвалось с грохотом. Или это грохотали выстрелы? Длинное и гибкое не успело еще осыпаться пеплом на землю, в огонь, а снизу, корчась в пламени, уже взлетали новые… кто? Не важно! Был приказ стрелять, и Азат стрелял. Все остальное не волновало его. Пока. До нового приказа. Когда огонь подобрался вплотную к выходу, Тихий приказал закрыть люк и ждать.
Ула, снующая от Айрата, который пришел в себя, к Резчику, который в себя еще не пришел, время от времени косилась на выход. Потом переводила взгляд на Тихого. И снова возвращалась к раненым. Ей следовало бы биться в истерике где-нибудь в относительно тихом уголке модуля, но биолог, судя по всему, решила истерику отложить. Сейчас у нее были дела поважнее.
Снаружи бушевало пламя. Ракетное топливо горит очень хорошо. И можно было бы посочувствовать лесу вокруг и тем тварям, что в этом лесу живут. Однако сочувствовать Тихий не приказывал. Он приказал лишь ожидать. И все ожидали. Спокойно. Неподвижно. Как выключенные роботы.
– Все, – сказал Тихий, поднимаясь из пилотского кресла. – Можно выходить.
Выходили неспешно. И отходили потихоньку. От боя, от странного наваждения: казалось почему-то, что стреляли не они, не они выполняли команды, не они сливали горючее, которое заставило тех, из-под земли, выпрыгивать под выстрелы. Тихий вышел из модуля последним, вслед за хмурым Пенделем и носилками с Резчиком. Оглядел поляну, периметр которой контролировали, не дожидаясь приказа, Синий и Башка, кивнул не то им, не то своим мыслям, и тут на него налетела Ула.
– Откуда ты знал? – спросила она требовательно. – Откуда ты знал, что эти твари прячутся под землей? Откуда ты вообще знал о них? Таких не водится на Рапторе, и вас к этому не готовили, и…
– И какого хрена ты тут раскомандовался? – властно поинтересовался Фюрер.
Вот это было интересно всем. Комвзвода, как ему и положено, сумел угадать общее настроение. Бойцы обернулись. Даже Башка и Синий бросили мимолетный взгляд на Фюрера, который, небрежно отодвинув в сторону Улу, встал перед Тихим. Оба высокие, светловолосые, комвзвода и инструктор по вождению, сейчас странно походили друг на Друга.
«А Азаматка-то ростом ниже! – не к. месту мелькнуло в голове Пижона. – Странно, всегда выше был…»
– Ты, нелюдь, недоносок косоглазый! Забыл, кто здесь главный?!
И снова, как тогда, на «Покровителе», поединок взглядов. Серые, бешеные глаза Фюрера. Черные, непонятные – Азамата. Мгновенная заминка. Вот сейчас, сейчас Ландау успокоится, опять же как тогда, на корабле, и сделает то, что скажет Тихий…
А Тихий вдруг отвел взгляд, уступая в несостоявшейся схватке и – Пижон даже вздохнуть разочарованно не успел – ударил Фюрера в пах. Жестоко. Носком тяжелого, армированного титаном ботинка.
Ахнула Ула. Фюрер сдавленно крякнул, сгибаясь, падая на колени, обеими руками дернувшись туда, где боль полыхнула, как плазменный заряд. Тихий поймал его за голову, нежно легли на затылок и подбородок узкие ладони.
Рывок.
Хруст.
– Еще вопросы? – Тихий обернулся к солдатам. Вопросов больше не было.
– Складской отсек упал в пяти километрах к востоку, – как ни в чем не бывало сообщил Азамат. На тело Фюрера, все еще лежащее рядом с модулем, он даже не смотрел. – Кинг, точные координаты!
– Шестьдесят градусов, четырнадцать минут! – отрапортовал чернокожий громила Кинг. Такие, как он, в разнообразных боевиках считать умеют до четырех, а из оружия признают только роторные пулеметы. По одному в каждой руке.
Кинг был лучшим в роте радистом, шифровальщиком, специалистом по электронным средствам связи. А если приходилось ему стрелять – от бедра, навскидку попадал в подброшенную монету. С первых дней службы в армии Кинг разрывался между тончайшей электроникой и смертельным изяществом снайперских винтовок. В конце концов электроника победила. Снайперов в роте хватало. Тот же Айрат, помимо обязательного умения стрелять и попадать, обладал необходимыми для снайпера терпением, внимательностью, способностью ждать до бесконечности и нажимать на курок в тот единственный миг, когда это действительно необходимо.
Электронщиков, равных Кингу, больше не было.
– Пижон и Джокер, понесете Резчика. Айрат – в середину. Ула, ты тоже. Айрат, присмотри за ней. Пуля, Зима, вперед с огнеметами. Ворон, Гад и Кошмар – замыкающие. Стрелять во все, что двигается, – Тихий перешагнул через мертвеца и аккуратно закрыл входной люк. Заблокировал механизм. – Пошли.
– А он? – нерешительно спросил Башка, кивнув на Фюрера.
– А его без нас съедят. Вперед!
Айрат слегка подтолкнул замешкавшуюся Улу:
– Идем. Если слышишь приказ, его нужно выполнять, а не думать.
– Когда ты прикажешь прыгать, я должна прыгать, а не спрашивать, как высоко, да?
– Да.
– Ну попала… – вздохнула биолог.
– Зато живая, – резонно заметил Айрат. – Хватит болтать, выживем – наговоримся.
Они перепуганы, никто пока еще не понял, что происходит, и защищается каждый, как умеет. А умеют-то они немногое: забраться в панцирь, спрятать голову, и пусть все идет, как идет. Они даже благодарны тому, кто отдает приказы. Любые. Главное, самим не думать. Да. Они благодарны.
Пока.
Рано или поздно все придется как-то объяснять. Ула уже попыталась задавать вопросы, и смерть Фюрера сдержит ее ненадолго. В том, что касается опасности, женщины почему-то чувствуют себя особенными, полагают, что им позволено больше, чем другим.
Сейчас, однако, не до нее. И не до вопросов, от кого бы они ни исходили. Вон та группа деревьев опаснее, чем выглядит. Еще несколько шагов, и можно открывать огонь…
–…огонь!
Три совершенно безобидных с виду тонкоствольных деревца взорвались пенными брызгами. Четвертое изогнулось, беспорядочно хлеща ветками пустоту и соседние стволы.
– Они что, живые? – Пуля поудобнее пристроил свой огнемет.
– Были. – Тихий огляделся. – Вперед Рысью!
Вместо пяти километров пройти пришлось семь. Пройти или пробежать, или прокрасться, опасаясь даже дышать. Командир задавал темп и направление. Идти по прямой не получалось. Даже когда позволяли это просветы в зарослях, Тихий руководствовался не удобством дороги, а какими-то своими, ему одному ведомыми соображениями. После первых двух стычек его чутью поверили беспрекословно. Азамат приказывал стрелять по совершенно безобидным с виду деревьям, несколько раз аж до самой земли приходилось выжигать слой гниющих листьев, а однажды из гранатомета разнесли нагромождение упавших и полуупавших древесных стволов. И всякий раз под личиной растений скрывались живые, хоть и не очень быстрые твари. То, что прикидывалось буреломом, было и вовсе неописуемым. Оно успело один раз плюнуть, слава богу, ни в кого не попало, и только после заряда плазмы, влетевшего ему точно между жвал, сдохло в корчах.
– Это какой-то бред, – констатировала Ула вполголоса, когда они с Пенделем проходили мимо останков плюющегося монстра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67