И это было… я затрудняюсь подобрать слова. Восхитительно, сладко, прекрасно, мучительно. К тому времени я уже успел подзабыть, что такое оргазм, это потом, после двух Ритуалов, мои половые функции восстановились, а тогда я переживал удивительное чувство, смутно помнил, что испытывал когда-то нечто сходное…
Странное дело. Ничего общего с сексуальным наслаждением Ритуал не дает. И организм никак на мучения жертвы не реагирует. Я имею в виду, что в процессе действа не наступает половое возбуждение, не просыпается похоть, ничего в этом роде не происходит. Раньше мы обязательно заканчивали наши сборы чем-то вроде оргий. С появлением Олега этот обычай сошел на нет. Как-то даже мысли не возникало. Можно ли забивать одно наслаждение другим? Это ведь совсем не то, что красное вино с сыром. Вкусы не дополняют друг друга, отнюдь, скорее – мешают. Да. Но ассоциации тем не менее самые прямые.
В общем, я испытал необыкновенный прилив сил. И состояние это не покидало меня вплоть до следующего Ритуала, который состоялся, разумеется, в последнюю ночь октября. Там уже круг допущенных был пошире. Я мог наблюдать за лицами и понимал, как выгляжу сам. Странное, скажу вам, зрелище. Само по себе захватывающее, даже помимо того, что делал с жертвой маленький экзекутор.
Вот уж кого мы, простые смертные, совершенно не интересовали.
Во время Ритуала Олег полностью отдает себя процессу. Его способность сливаться с человеком, копировать его особенно ярко проявляется в убийствах. Он выверяет свои действия с точностью до миллиметра, постоянно держит жертву на самом пике страдания, не отпускает ни на миг и не позволяет перешагнуть ту грань, за которой боль теряет значение. У мальчика даже лицо иногда меняется. Он становится похож, удивительно похож на того, кого убивает.
Во время первых Ритуалов это случалось постоянно. Теперь же я все чаще наблюдаю застывшую маску. Посмертный слепок с лица самого Олежки. Даже глаза умирают. У него удивительные глаза, такие называют гипнотическими, даже не подозревая, сколько истины в этом определении. Живые, бездонные, в них словно огоньки мерцают…
Убивая, мальчик умирает сам. И возрождается потом, полный новых сил, вдохновленный чужой болью.
Знаете, мы, допущенные к Ритуалам, давно уже живем только ради них. Ради того, чтобы снова и снова переживать это дивное и сладостное чувство. Для нас Ритуалы – цель Для Олега – средство. Я уже говорил, он тратит чужие жизни легко и щедро. А я вот как-то даже не думаю о том, что помимо острого наслаждения получил еще и новые силы. Раньше, пока на глазах улучшалось здоровье, это, конечно, не проходило незамеченным. А сейчас – все воспринимается как должное, не вызывая ни чувств, ни эмоций.
Олежка, будучи покорен мне во всем – «душой и телом» в нашем случае не преувеличение, это точное определение ситуации, – так вот, Олежка точно так же подчинил меня. Только он не подозревает об этом. Во всех остальных, кто бывает на Ритуалах, мальчик уверен, а насчет меня ничего подобного ему даже в голову не приходит. Ручаюсь. Я для него непогрешим и лишен даже намека на слабость.
Это тяжело, потому что приходится соответствовать, но до чего же это приятно.
Однако вернемся к эзотерике. Пять Ритуалов прошли в нашем зале, как говорится, без сучка без задоринки. Когда пришло время шестой жертвы, Олег как о само собой разумеющемся спросил меня, где состоится очередное действо.
Я удивился. Но ответил, что, конечно же, в ритуальном зале.
И услышал в ответ абсолютно безапелляционное:
– Нет.
Еще раз напомню: к тому моменту я еще не знал до конца, что такое мой найденыш. И способности удивляться не потерял. Это сейчас я без особых раздумий делаю то, что советует мой мальчик, а тогда я спросил, чем вызван столь резкий отказ Чем шестая жертва отличается от пяти предыдущих. Грешным делом подумал, что моя система воспитания – уникальная и ни на ком еще не опробованная – дала сбой. Успел даже продумать сразу несколько путей исправления ошибки…
– В этот раз он точно придет, – хмуро сказал Олежка. Поморщился – у него очень выразительная мимика, и объяснил: – Вы, конечно, не боитесь, а я вот боюсь.
– Кто придет? – не понял я.
И тут настал черед удивляться Олегу.
– Как кто? – переспросил он. – Сатана. Вы же для него все делаете.
Тогда я, помнится, рассмеялся.
И, конечно, Олежка тут же взвился, как бывало всегда, если он видел, что я не верю ему. Взвиться-то он взвился, но не настолько, чтобы, по обыкновению, тут же доказать мне свою правоту. Куда там! Отказался наотрез.
Единственные объяснения, которые в этой ситуации могли сыграть роль доказательств, он, правда, предоставил. Объяснил мне, что уже во время второго Ритуала почувствовал чужой, пристальный интерес. Поскольку мальчик считал, что принесение жертвы действительно является таковым, он не особо удивился. Даже слегка обрадовался – если Сатана готов явиться, значит, все делается правильно.
– Он велел дать ему силу, – рассказывал Олег, – но вы не предупредили, что он должен прийти, так что я послал его… вежливо.
Нет, как вам это понравится. Мое мнение для этого ребенка оказалось важнее, чем приказ самого дьявола! Тогда я, правда, не допускал еще мысли, что дьявол существует.
Дальше? Ну, дальше все просто. Во время третьего Ритуала незваный гость был более настойчив. К четвертому уже не просил, а требовал. Видимо, какую-то часть энергии он все-таки получал. Независимо от того, хотел ли этого Олежка.
Мальчик боялся. Я представляю себя на его месте… с трудом, правда, поскольку мне не доводилось чувствовать присутствие Силы такого масштаба. Да, мальчик боялся, но продолжал проводить убийства, полагая, что все идет, как задумано. Ведь я ни разу, ни словом не обмолвился о том, что же должно произойти в итоге. Я, собственно, вообще ни разу не заговорил с Олежкой о нашем, так сказать, покровителе.
Но к пятому Ритуалу тот обнаглел настолько, что едва не ворвался силой. После чего мальчик решил, что Орден состоит из психопатов – за исключением меня, разумеется, – и может провалиться в тартарары вместе с Сатаной и всеми его присными, но он, Олег, в этом участвовать не будет. Он предположил, как выяснилось, предположил верно, что в другом месте нашему гостю придется начинать все сызнова.
Признаться, мне было очень интересно провести шестой Ритуал там же, где и первые пять, и увидеть… Я до сих пор не очень-то верю в Его существование. Однако что-то удержало. Уж никак не слова Олежки, можете мне поверить. И тогда, и сейчас я могу заставить мальчика сделать все, что мне заблагорассудится. В общем, осторожность победила. И я не слишком жалею об этом теперь, когда знаю Олега лучше.
Во всем, что касается понятий, людям недоступных, он не ошибается.
А процесс общения с Сатаной, то свое состояние, которое возникает при проведении в одном и том же месте двух или трех Ритуалов подряд, мальчик называет молитвой. Говорит, что Сатана тоже бог, а общение с богом называть по-другому как-то не принято. Не откровением же именовать эти перебранки, когда один рвется войти, а второй держит дверь, чтобы не открылась…
Мне-то что? Пусть оно называется как угодно. Единственная проблема в том, что ритуальных залов теперь несколько и все их приходится содержать в порядке. Но это, в общем, ерунда, не стоящая упоминания.
Душ – простенькое, но необходимое изобретение цивилизованного человечества. Зверь и раньше это знал, но сейчас он заново оценивал банальные истины. Тугие струи били по коже, разгоняя остатки сонливости. Горячая вода. Ледяная. Снова почти кипяток. Все-таки есть в жизни счастье. Мало того что живой пока, так еще и вымыться можно. Он сам, если приходилось «выдерживать» жертву перед тем, как убить, всегда оставлял пленникам возможность следить за внешностью. Жертва не должна лишиться сил раньше срока, а отсутствие элементарных средств гигиены деморализует человека вернее, чем иные пытки. Голод, например, ломает намного медленнее.
Зверь потянулся за депилятором. Заглянул в зеркало. И невольно вздрогнул: собственное отражение впилось в него бешеным взглядом; скулы выпирали, едва не прорывая кожу; поблескивала светлая щетина на запавших щеках. Длинный, худой и, кажется, здорово оголодавший маньяк-убийца.
– С-страшен до припадку, – пробормотал сержант, передернув плечами и отворачиваясь. Бояться себя самого, однако, показалось неудобным, и пришлось хотя бы одним глазом поглядывать в зеркало, привыкая к собственному облику. То ли в силу привычки, то ли потому, что исчезла щетина, однако, покончив с бритьем, Зверь оценил свое отражение уже без особого отвращения. Теперь захотелось есть. Но если воды пока было в избытке, с едой дело обстояло куда как хуже.
«Забудь об этом, – посоветовал себе убийца, одеваясь. – Будет день – будет пища и все такое».
Проблемы следовало решать поэтапно. И совсем необязательно было ожидать, что предпримет Гот. То есть ждать, конечно, придется, куда денешься, но разведку местности стоит провести уже сейчас.
Двигаясь по часовой стрелке, Зверь довел до конца обследование отсека. Внутри больше никаких сюрпризов не обнаружилось. Уже хорошо. Дверь… нет, дверь не открыть. Стена рядом чуть треснула, но он знает, что она треснула. Потому что чует. А вообще-то тонкая сеть микротрещин на прочности особо не сказалась. Это в бессознательном состоянии можно совершать убийственные подвиги, щедро расходуя остаток сил, а сейчас, в здравом уме, повторить фокус с дверью уже не получится. Хорошо хоть, сил в избытке. Жизнь всего одна, зато капелек, выжатых из сотни посмертных даров, хватает, чтобы чувствовать себя относительно комфортно… Так. А что это за дверью? Оно затаилось и ждет…
Зверь «прислушался», «потянулся» и натолкнулся на столь же напряженное внимание с той стороны. Чужая, неживая, лишенная эмоций готовность убивать, лишь только появится возможность убить.
Оружие? Нет. Оружие ведет себя иначе. Однако это, то, которое за дверью, очень знакомо. Поймать бы только, вспомнить… Ну, Зверь, кто хвастался, что никогда ничего не забывает?
Готовность убить. Убить. Потому что в этом смысл существования.
Нет. Не ты. Другое. Неживое.
Таймер.
Зверь выдохнул и отошел от дверей.
Таймер и заряды взрывчатки. То есть это у него был таймер. Когда он обвешивал магистра тротилом, выставлял время, рассчитывал действия своей жертвы с точностью до секунды. У него был таймер. А там, снаружи, что-то другое, и ожидает оно иначе, но похоже. Очень похоже.
И чего оно ждет, скажите на милость?
Впрочем, это-то как раз ясно. Ждет оно Зверя, Зверя, который каким-то чудом сумеет выбраться из клетки; опасного, голодного Зверя, убийцу, умеющего подчинять себе людей и нелюдей. Ждет, чтобы убить.
Если Зверь выйдет.
А если он не выйдет?
И тут он наконец понял. Взгляд ошалело метнулся по отсеку, по прочным стыкам стен, по низкому потолку.
Гроб. Тесный, накрепко заколоченный гроб. И комья земли вот-вот застучат по крышке.
Что сделает Гот? Да ничего. Он уже сделал. Похоронил заживо. Что может быть разумнее? Максимум безопасности и эффективности. Почему же тебя трясет, Зверь? Чего ты боишься? Порадуйся за майора, убийца, ты сам не придумал бы лучше.
Выхода нет. Выхода нет. Выхода…
хватит
…нет выхода…
Это будет огонь. Все здесь превратится в пепел. Ты сгоришь, Зверь. Скоро. Не скоро. Это страшно. Это страшнее, чем сгореть.
Страшнее, чем огонь?
Ждать. Когда он придет.
Нет. Нет, Гот, не так. Пожалуйста! Сделай это как-нибудь иначе. Сделай это быстро. Не заставляй ждать. Зверь не опасен, Гот. Для тебя не опасен… Не надо. Не убивай так…
«Хватит! – приказал он себе, едва не срываясь в безмолвный отчаянный вой. – Заткнись наконец». И сам себя обложил многоэтажно, куда там грузчикам или сантехникам.
Это помогло. Страх смутился и спрятался в самый темный и далекий уголок души,
Зверь вернулся к дверям. Снова, в который уже раз, огладил ладонями выгнутый пластиковый шит. Закрыл глаза. Слушал. Кончики пальцев врастали в пластик, становились живыми продолжениями змеящихся по двери трещин, паутинка боли, тоненькая, невидимая паутинка. Может быть, получится найти то, единственное место…
Нет. Смешно даже думать об этом.
Смешно и… опасно. То, снаружи, затаилось и ждет. Ждет, когда вздрогнет дверной щит. Один удар, всего один достаточно сильный удар – и взрыв разнесет здесь все к чертовой матери. Вот и способ умереть быстро. Но это способ на крайний случай. На самый крайний. Если выхода действительно не найдется.
И что, неужели ты и в самом деле сделаешь это сам?
Неужели сможешь?
Зверь знал, что не сможет. Он слишком боялся смерти, чтобы решиться на самоубийство. Значит, если не получится найти выход, он будет сидеть и ждать.
Ждать. Ничего больше не остается.
А выхода и вправду нет. С того дня, как получил он от магистра заказ на убийство отца Алексия, жизнь стала все больше походить на лабиринт внутри вулкана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Странное дело. Ничего общего с сексуальным наслаждением Ритуал не дает. И организм никак на мучения жертвы не реагирует. Я имею в виду, что в процессе действа не наступает половое возбуждение, не просыпается похоть, ничего в этом роде не происходит. Раньше мы обязательно заканчивали наши сборы чем-то вроде оргий. С появлением Олега этот обычай сошел на нет. Как-то даже мысли не возникало. Можно ли забивать одно наслаждение другим? Это ведь совсем не то, что красное вино с сыром. Вкусы не дополняют друг друга, отнюдь, скорее – мешают. Да. Но ассоциации тем не менее самые прямые.
В общем, я испытал необыкновенный прилив сил. И состояние это не покидало меня вплоть до следующего Ритуала, который состоялся, разумеется, в последнюю ночь октября. Там уже круг допущенных был пошире. Я мог наблюдать за лицами и понимал, как выгляжу сам. Странное, скажу вам, зрелище. Само по себе захватывающее, даже помимо того, что делал с жертвой маленький экзекутор.
Вот уж кого мы, простые смертные, совершенно не интересовали.
Во время Ритуала Олег полностью отдает себя процессу. Его способность сливаться с человеком, копировать его особенно ярко проявляется в убийствах. Он выверяет свои действия с точностью до миллиметра, постоянно держит жертву на самом пике страдания, не отпускает ни на миг и не позволяет перешагнуть ту грань, за которой боль теряет значение. У мальчика даже лицо иногда меняется. Он становится похож, удивительно похож на того, кого убивает.
Во время первых Ритуалов это случалось постоянно. Теперь же я все чаще наблюдаю застывшую маску. Посмертный слепок с лица самого Олежки. Даже глаза умирают. У него удивительные глаза, такие называют гипнотическими, даже не подозревая, сколько истины в этом определении. Живые, бездонные, в них словно огоньки мерцают…
Убивая, мальчик умирает сам. И возрождается потом, полный новых сил, вдохновленный чужой болью.
Знаете, мы, допущенные к Ритуалам, давно уже живем только ради них. Ради того, чтобы снова и снова переживать это дивное и сладостное чувство. Для нас Ритуалы – цель Для Олега – средство. Я уже говорил, он тратит чужие жизни легко и щедро. А я вот как-то даже не думаю о том, что помимо острого наслаждения получил еще и новые силы. Раньше, пока на глазах улучшалось здоровье, это, конечно, не проходило незамеченным. А сейчас – все воспринимается как должное, не вызывая ни чувств, ни эмоций.
Олежка, будучи покорен мне во всем – «душой и телом» в нашем случае не преувеличение, это точное определение ситуации, – так вот, Олежка точно так же подчинил меня. Только он не подозревает об этом. Во всех остальных, кто бывает на Ритуалах, мальчик уверен, а насчет меня ничего подобного ему даже в голову не приходит. Ручаюсь. Я для него непогрешим и лишен даже намека на слабость.
Это тяжело, потому что приходится соответствовать, но до чего же это приятно.
Однако вернемся к эзотерике. Пять Ритуалов прошли в нашем зале, как говорится, без сучка без задоринки. Когда пришло время шестой жертвы, Олег как о само собой разумеющемся спросил меня, где состоится очередное действо.
Я удивился. Но ответил, что, конечно же, в ритуальном зале.
И услышал в ответ абсолютно безапелляционное:
– Нет.
Еще раз напомню: к тому моменту я еще не знал до конца, что такое мой найденыш. И способности удивляться не потерял. Это сейчас я без особых раздумий делаю то, что советует мой мальчик, а тогда я спросил, чем вызван столь резкий отказ Чем шестая жертва отличается от пяти предыдущих. Грешным делом подумал, что моя система воспитания – уникальная и ни на ком еще не опробованная – дала сбой. Успел даже продумать сразу несколько путей исправления ошибки…
– В этот раз он точно придет, – хмуро сказал Олежка. Поморщился – у него очень выразительная мимика, и объяснил: – Вы, конечно, не боитесь, а я вот боюсь.
– Кто придет? – не понял я.
И тут настал черед удивляться Олегу.
– Как кто? – переспросил он. – Сатана. Вы же для него все делаете.
Тогда я, помнится, рассмеялся.
И, конечно, Олежка тут же взвился, как бывало всегда, если он видел, что я не верю ему. Взвиться-то он взвился, но не настолько, чтобы, по обыкновению, тут же доказать мне свою правоту. Куда там! Отказался наотрез.
Единственные объяснения, которые в этой ситуации могли сыграть роль доказательств, он, правда, предоставил. Объяснил мне, что уже во время второго Ритуала почувствовал чужой, пристальный интерес. Поскольку мальчик считал, что принесение жертвы действительно является таковым, он не особо удивился. Даже слегка обрадовался – если Сатана готов явиться, значит, все делается правильно.
– Он велел дать ему силу, – рассказывал Олег, – но вы не предупредили, что он должен прийти, так что я послал его… вежливо.
Нет, как вам это понравится. Мое мнение для этого ребенка оказалось важнее, чем приказ самого дьявола! Тогда я, правда, не допускал еще мысли, что дьявол существует.
Дальше? Ну, дальше все просто. Во время третьего Ритуала незваный гость был более настойчив. К четвертому уже не просил, а требовал. Видимо, какую-то часть энергии он все-таки получал. Независимо от того, хотел ли этого Олежка.
Мальчик боялся. Я представляю себя на его месте… с трудом, правда, поскольку мне не доводилось чувствовать присутствие Силы такого масштаба. Да, мальчик боялся, но продолжал проводить убийства, полагая, что все идет, как задумано. Ведь я ни разу, ни словом не обмолвился о том, что же должно произойти в итоге. Я, собственно, вообще ни разу не заговорил с Олежкой о нашем, так сказать, покровителе.
Но к пятому Ритуалу тот обнаглел настолько, что едва не ворвался силой. После чего мальчик решил, что Орден состоит из психопатов – за исключением меня, разумеется, – и может провалиться в тартарары вместе с Сатаной и всеми его присными, но он, Олег, в этом участвовать не будет. Он предположил, как выяснилось, предположил верно, что в другом месте нашему гостю придется начинать все сызнова.
Признаться, мне было очень интересно провести шестой Ритуал там же, где и первые пять, и увидеть… Я до сих пор не очень-то верю в Его существование. Однако что-то удержало. Уж никак не слова Олежки, можете мне поверить. И тогда, и сейчас я могу заставить мальчика сделать все, что мне заблагорассудится. В общем, осторожность победила. И я не слишком жалею об этом теперь, когда знаю Олега лучше.
Во всем, что касается понятий, людям недоступных, он не ошибается.
А процесс общения с Сатаной, то свое состояние, которое возникает при проведении в одном и том же месте двух или трех Ритуалов подряд, мальчик называет молитвой. Говорит, что Сатана тоже бог, а общение с богом называть по-другому как-то не принято. Не откровением же именовать эти перебранки, когда один рвется войти, а второй держит дверь, чтобы не открылась…
Мне-то что? Пусть оно называется как угодно. Единственная проблема в том, что ритуальных залов теперь несколько и все их приходится содержать в порядке. Но это, в общем, ерунда, не стоящая упоминания.
Душ – простенькое, но необходимое изобретение цивилизованного человечества. Зверь и раньше это знал, но сейчас он заново оценивал банальные истины. Тугие струи били по коже, разгоняя остатки сонливости. Горячая вода. Ледяная. Снова почти кипяток. Все-таки есть в жизни счастье. Мало того что живой пока, так еще и вымыться можно. Он сам, если приходилось «выдерживать» жертву перед тем, как убить, всегда оставлял пленникам возможность следить за внешностью. Жертва не должна лишиться сил раньше срока, а отсутствие элементарных средств гигиены деморализует человека вернее, чем иные пытки. Голод, например, ломает намного медленнее.
Зверь потянулся за депилятором. Заглянул в зеркало. И невольно вздрогнул: собственное отражение впилось в него бешеным взглядом; скулы выпирали, едва не прорывая кожу; поблескивала светлая щетина на запавших щеках. Длинный, худой и, кажется, здорово оголодавший маньяк-убийца.
– С-страшен до припадку, – пробормотал сержант, передернув плечами и отворачиваясь. Бояться себя самого, однако, показалось неудобным, и пришлось хотя бы одним глазом поглядывать в зеркало, привыкая к собственному облику. То ли в силу привычки, то ли потому, что исчезла щетина, однако, покончив с бритьем, Зверь оценил свое отражение уже без особого отвращения. Теперь захотелось есть. Но если воды пока было в избытке, с едой дело обстояло куда как хуже.
«Забудь об этом, – посоветовал себе убийца, одеваясь. – Будет день – будет пища и все такое».
Проблемы следовало решать поэтапно. И совсем необязательно было ожидать, что предпримет Гот. То есть ждать, конечно, придется, куда денешься, но разведку местности стоит провести уже сейчас.
Двигаясь по часовой стрелке, Зверь довел до конца обследование отсека. Внутри больше никаких сюрпризов не обнаружилось. Уже хорошо. Дверь… нет, дверь не открыть. Стена рядом чуть треснула, но он знает, что она треснула. Потому что чует. А вообще-то тонкая сеть микротрещин на прочности особо не сказалась. Это в бессознательном состоянии можно совершать убийственные подвиги, щедро расходуя остаток сил, а сейчас, в здравом уме, повторить фокус с дверью уже не получится. Хорошо хоть, сил в избытке. Жизнь всего одна, зато капелек, выжатых из сотни посмертных даров, хватает, чтобы чувствовать себя относительно комфортно… Так. А что это за дверью? Оно затаилось и ждет…
Зверь «прислушался», «потянулся» и натолкнулся на столь же напряженное внимание с той стороны. Чужая, неживая, лишенная эмоций готовность убивать, лишь только появится возможность убить.
Оружие? Нет. Оружие ведет себя иначе. Однако это, то, которое за дверью, очень знакомо. Поймать бы только, вспомнить… Ну, Зверь, кто хвастался, что никогда ничего не забывает?
Готовность убить. Убить. Потому что в этом смысл существования.
Нет. Не ты. Другое. Неживое.
Таймер.
Зверь выдохнул и отошел от дверей.
Таймер и заряды взрывчатки. То есть это у него был таймер. Когда он обвешивал магистра тротилом, выставлял время, рассчитывал действия своей жертвы с точностью до секунды. У него был таймер. А там, снаружи, что-то другое, и ожидает оно иначе, но похоже. Очень похоже.
И чего оно ждет, скажите на милость?
Впрочем, это-то как раз ясно. Ждет оно Зверя, Зверя, который каким-то чудом сумеет выбраться из клетки; опасного, голодного Зверя, убийцу, умеющего подчинять себе людей и нелюдей. Ждет, чтобы убить.
Если Зверь выйдет.
А если он не выйдет?
И тут он наконец понял. Взгляд ошалело метнулся по отсеку, по прочным стыкам стен, по низкому потолку.
Гроб. Тесный, накрепко заколоченный гроб. И комья земли вот-вот застучат по крышке.
Что сделает Гот? Да ничего. Он уже сделал. Похоронил заживо. Что может быть разумнее? Максимум безопасности и эффективности. Почему же тебя трясет, Зверь? Чего ты боишься? Порадуйся за майора, убийца, ты сам не придумал бы лучше.
Выхода нет. Выхода нет. Выхода…
хватит
…нет выхода…
Это будет огонь. Все здесь превратится в пепел. Ты сгоришь, Зверь. Скоро. Не скоро. Это страшно. Это страшнее, чем сгореть.
Страшнее, чем огонь?
Ждать. Когда он придет.
Нет. Нет, Гот, не так. Пожалуйста! Сделай это как-нибудь иначе. Сделай это быстро. Не заставляй ждать. Зверь не опасен, Гот. Для тебя не опасен… Не надо. Не убивай так…
«Хватит! – приказал он себе, едва не срываясь в безмолвный отчаянный вой. – Заткнись наконец». И сам себя обложил многоэтажно, куда там грузчикам или сантехникам.
Это помогло. Страх смутился и спрятался в самый темный и далекий уголок души,
Зверь вернулся к дверям. Снова, в который уже раз, огладил ладонями выгнутый пластиковый шит. Закрыл глаза. Слушал. Кончики пальцев врастали в пластик, становились живыми продолжениями змеящихся по двери трещин, паутинка боли, тоненькая, невидимая паутинка. Может быть, получится найти то, единственное место…
Нет. Смешно даже думать об этом.
Смешно и… опасно. То, снаружи, затаилось и ждет. Ждет, когда вздрогнет дверной щит. Один удар, всего один достаточно сильный удар – и взрыв разнесет здесь все к чертовой матери. Вот и способ умереть быстро. Но это способ на крайний случай. На самый крайний. Если выхода действительно не найдется.
И что, неужели ты и в самом деле сделаешь это сам?
Неужели сможешь?
Зверь знал, что не сможет. Он слишком боялся смерти, чтобы решиться на самоубийство. Значит, если не получится найти выход, он будет сидеть и ждать.
Ждать. Ничего больше не остается.
А выхода и вправду нет. С того дня, как получил он от магистра заказ на убийство отца Алексия, жизнь стала все больше походить на лабиринт внутри вулкана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67