Она попыталась ждать сидя, но у нее не вышло. Мучительное беспокойство подняло ее со стула и заставило пройтись по комнате.
Он все знает. Совершенно очевидно, он все знает, и этим подчеркнутым пренебрежением дает почувствовать всю тяжесть совершенной ею ошибки. Вчера он вышел встречать ее на причал, сегодня не может дать ей пятиминутную аудиенцию?
Сова усадила себя на прежнее место, но через минуту все повторилось вновь.
Ему известно о готовящемся перевороте, об агентурной сети Ордена, о существующей тайной связи. И даже о миссии, которую доверили Сове, тоже известно. И самое легкое наказание, которое может ей выпасть, – это высылка с планеты. Это даже не наказание, это почти награда. Он мог бы так поступить, отнесись он равнодушно к ее ночному исчезновению. Но оно при зело его в ярость. А это значит, что ей не уйти отсюда живой. Арена – отличный способ убийства. Лучше не придумаешь. Она сама только что дала расписку в своей готовности умереть.
Зачем она согласилась? Еще не поздно отказаться!
Она решительно двинулась к выходу, но уперлась в запертую дверь. Толчок, нажим плечом, бессмысленное терзание дверной ручки… Спасительная воронка канала… Уйти немедленно! Куда? На «Водолей»?
Она медлила, выбирая точку финиша, а сердце уже гулко бухало внутри, и от его ударов вдруг заложило уши. Тошнотворная обессиливающая муть поползла по телу, стягивая тугими кольцами, парализуя волю, лишая возможности двигаться. Дышать. Жить. Лоб обожгло потом, и воздух, обычный воздух, что всегда был в ее распоряжении, вдруг волной отхлынул в стороны, оставив после себя лишь пустое пространство – Сова хватала его ртом и никак не могла надышаться.
Уйти? Но как ей нелегально покинуть планету? Прятаться на Тонатосе? Долго ли? Сорвать задание… Сова вцепилась руками в дверной косяк, но все-таки заставила себя замереть в неподвижности. Стоп! Стоп… Только этого еще не хватало! Для полного провала осталось только потерять голову от панического страха.
Наверное, это длилось лишь долю секунды. Приступ прекратился так же внезапно, как и начался, но последствия его были ужасны. Сова растянулась на полу у двери прямо там, где стояла, не в силах на ватных ногах дойти до дивана, и поздравила себя с полной потерей самоконтроля.
Уйти!? Она всегда успеет шагнуть в пространственный коридор. Но не здесь. Здесь наверняка камеры, жучки, прочая фауна. Пусть ночью ее исчезновение обнаружили, но момент ухода и возвращения никому отследить не удалось. И не удастся. Не сейчас.
Вслед за страхом пришел стыд. Все, чему ее так долго учили, в нужную минуту оказалось забытым. Страх – нормальное человеческое чувство, древнейшая реакция живых существ на опасность, свойственная абсолютно всем, даже простейшим. Амеба сожмется, стараясь уменьшиться в размерах, страус сунет голову в песок, шакал умрет от разрыва сердца. Хорошо, что она не умерла oт разрыва сердца – все-таки ее реакция лучше, чем у шакала Или безумие страха хоть однажды, но переживает каждый?
Дыхание медленно приходило в норму. Открытый над головой купол канала гонял вокруг энергетические сквознячки, и они прохладными прикосновениями успокаивали горящее от стыда лицо. Сова чувствовала, как расслабляются напряженные мышцы и возвращается, казалось, до донышка истраченная энергия.
Так вот что вы, лорд Тонатоса, именуете пограничным состоянием! Спасибо за урок. Вы даже не догадываетесь, как хорошо я намерена его усвоить! Что было бы, если бы эта волна накрыла Сову не в пустой комнате, а во время драки на арене? Может, именно на это вы и рассчитывали? Или из этого состояния есть какой-то иной, неизвестный выход? Правду ли вы сказали, лорд Тонатоса, или приберегли для своей навязчивой ученицы очередное вранье? Но я это проверю. Вот теперь я непременно это проверю. Хотите вы или нет, но я научусь управлять своей реальностью. Я слишком хочу жить, чтобы позволить вам запугать себя до полусмерти.
Дверь распахнулась. В комнату ворвался отдаленный шум трибун, всполохи чужого азарта, тяжелый воздух, пропитанный навязчивым животным восторгом. Сова с сожалением свернула воронку канала, медленно поднялась с пола и улыбнулась своему новому сопровождающему.
Пора.
И сама удивилась своему спокойствию.
Первым делом она вскинула глаза к правительственной ложе. Ее больше не интересовали зрители на трибунах, но единственный наблюдатель, чью реакцию она хотела бы знать, присутствовал. На таком расстоянии Сова никак не могла видеть сидящего в глубине ложи диктатора, но утреннее прикосновение к его следу не прошло даром: теперь она почувствовала бы его присутствие за любыми преградами.
Задерживался с выходом противник, но сейчас это умышленное промедление лишь забавляло Сову. Когда дверь напротив отъехала в сторону и в проеме показалась невысокая щуплая фигурка в черном кимоно, Сова не испытала даже любопытства. Все, что сейчас могло повлиять на предстоящий поединок, покоилось в глубине ее сознания, готовое по первому требованию хлынуть наружу, и потому никакого значения не имели ни пол будущего противника, ни его мастерство.
А перед ней стоял мастер.
Сова не знала женского рода для этого слова – «мастер», но качества, им обозначаемые, сегодня воплотились в женском теле. Черное кимоно скрывало все признаки пола, оставляя для изучения только лицо с тонкими неправильными, но выразительными чертами. Такие лица нельзя назвать красивыми, но почему-то именно они врезаются в память до мельчайших подробностей – резкого излома бровей, большого плотно сжатого рта, нервной складки на щеке – и всплывают оттуда много лет спустя без всяких поводов, самовольно и непредсказуемо.
Мастер не спешила. В ее движениях не было ни агрессии, ни вызова. В них была лишь цель – убить. В какую-то долю секунды Сова отчетливо осознала эту цель так, как распознают никогда ранее не ощущаемый запах смерти в морге. Чувство опасности, как готовая лопнуть струна, упруго вибрировало где-то внутри. Мастер пришла на арену со своей реальностью, и в этой реальности была только одна линия – прямая, как клинок. Мастер еще не успела извлечь его из ножен, а Сова уже видела окончание предназначенного ей поединка, будто мастер уже взяла ее за руку, чтобы, не встретив сопротивления, довести до самого конца. Но эта цепкая костлявая лапа на запястье почему-то не пугала.
Сова осторожно вытащила меч из ножен. Секунда – и на плечи привычной тяжестью легло напряжение боевого транса.
Хорошо, мастер, сегодня – твой день. Веди!
Клинок легко вспорхнул над головой. Как раз вовремя, чтобы встретиться с другим.
Веди, мастер, веди. Ведь чтобы управлять реальностью, надо научиться повиноваться ей. Нужно запутаться в ее нитях. Хорошо, мастер, ты можешь опутывать меня сколько угодно. Но знаешь ли ты, в какой момент я захочу дернуть за твою нить?
Несколько фронтальных перемещений по арене, несколько простых базовых ударов. Первые минуты боя противники лишь прощупывают оборону друг друга, осторожничают, берегут силы. Вот мастер проверила ее навыки в парировании верхних засечных ударов, вот попыталась выманить на атаку, раскрывшись для горизонтального бокового в корпус, вот словно бы ушла в глухую защиту, чтобы затем поразить неожиданным прорывом снизу, исподножья. Бой начался при среднем темпе и на дальней дистанции, так что Сове приходилось особенно тщательно следить за кончиком чужого клинка.
Веди, мастер. Я готова идти за тобой.
Ритм наносимых ударов постепенно нарастал. Сова выдержала несколько атак, построенных по знакомому стандарту: удар шокирующий – удар дестабилизирующий – удар на поражение. Противник не торопился демонстрировать свои способности, усыпляя внимание типичными приемами, приберегая все самое эффективное напоследок. Сова знала: главное в бою пережить первый внезапный непредсказуемый выпад, успеть среагировать, поставить блок, попытаться ответить сбивом чужого клинка.
Она едва не пропустила его. Лезвие блеснуло перед глазами. Чужой клинок резанул предплечье. Проверка закончилась.
В вязкой густоте боевого транса первая капля ее неправильной крови медленно, словно нехотя шлепнулась на песок. И сознание взорвалось уже однажды испытанной, но еще непривычной раздвоенностью. Так вот как запутываются в чужих нитях… В красных, тонких, как паутина, но прочных, как сталь. Теперь у меня есть связь с тобой, мастер. Неразрывная связь. Берегись, мастер. Эта связь настолько сильна, что разрушить ее может только смерть одной из нас.
Теперь серии ударов следовали одна за другой, расстояние между противниками постоянно менялось, и каждая попытка сближения несла в себе опасность. Сова пропустила еще один удар, в последний момент попытавшись отскочить, но кончик чужого клинка дотянулся и оставил неглубокий след под ребром. Странно, но боль не беспокоила Сову, как будто вместе с бесстрашием к ней пришло и абсолютное бесчувствие. Не было кислого тошнотворного привкуса во рту, не было жадного дыхания, не было острой решимости поскорее закончить этот бой. И много чего еще не было. Вместе со страхом ушла большая часть былых желаний, которые были с ним связаны, пропахли и пропитались им. Страх, оказывается, был чертовски необходим, потому что был намертво переплетен с волей к жизни, и, теряя одно, невозможно было сохранить другое.
А мастер тем временем невозмутимо разыгрывала перед трибунами сцену идеального убийства. Ее тактика – безупречна, ее атаки – внезапны и непредсказуемы. Она уверена – у Совы нет шансов. Мастер ведет свою жертву по дороге, которую можно преодолеть одним решительным рывком, но мастер не торопится и заставляет жертву двигаться медленно, осознавая каждый шаг. Мастеру незачем торопиться, она исходила эту дорогу вдоль и поперек, ей знаком каждый камень, о который спотыкается Сова. В конце пути мастер уступит ей дорогу и легко подтолкнет в спину.
И даже посмотрит, как жертва балансирует на краю.
Вот это и называется пограничным состоянием? Именно здесь настигает жертву понимание: через несколько секунд – смерть? И как странно вдруг оказаться здесь и не испытать ничего. Вообще ничего, как будто ее уже нет. Ни страха, ни радости, ни злости, ни возмущения, ни любопытства. Ни гордости, ни унижения. Ни торжества, ни разочарования. НИЧЕГО! Такого глобального НИЧЕГО Сова не испытывала ни разу в жизни. Если бы сейчас кто-нибудь вздумал искать ее эмоциональный след, то он решил бы, что Лаэрты Эвери никогда не существовало в природе.
Ей нужен был собственный страх, как связь с реальностью своего существования, которую она, кажется, только что утратила. Ее реальность расслоилась, раскололась и стала напоминать треснувшее зеркало, каждый из осколков которого отражал свой собственный кусок мира. Капли крови, животная радость трибун, хрустящий песок под ногами, невидимый Симаргл в правительственной ложе, черное кимоно противника – все распалось, раздробилось, разлетелось в стороны. Сова искала и не могла найти тот осколок, который бы отражал ее саму. Она перебирала эти осколки как игрок, опрометчиво сделавший крупную ставку, перебирает карты, пытаясь вновь и вновь найти среди них недостающий козырь. Осколки ускользали, уворачивались, пытались смешаться в кучу, прятались друг за другом как живые, и прятали между собой тот единственный, необходимый ей.
И в то же время в том осколке реальности, который она никак не могла найти, ее тело жило какой-то отдельной жизнью, слишком медленной для вдруг проснувшегося сознания Совы. Она с трудом увернулась от удара. Прикосновение, но не боль резануло по шее. С такой холодной методичностью ее не убивали еще никогда. Чужой клинок рисовал на коже иероглифы, и они расползались алыми пятнами на холсте белой рубашки. Как будто смерть выводила на ней текст приговора.
Тело снова пропустило удар, кровь защекотала по плечу.
Ее нет. Это не ее плечо, не ее кровь, не ее тело. Проклятая раздробленная реальность никак не хотела склеиваться обратно. Будто из рассыпанных пазлов попросили составить цельную картину, но коварно изъяли несколько самых важных, самых главных кусков, и как не переставляй оставшиеся, все' равно ничего не увидеть, кроме размытых цветовых пятен.
Ее – нет. И совершенно неважно, что есть тело, которое почему-то не чувствует боли. Тело останется на арене, а вот где останется она сама? В каком слое реальности? Сова вновь и вновь смешивала осколки разбитого зеркала, перемешивала слои и никак не могла найти свой собственный. Эта неудача ее разозлила. Какое мелкое препятствие встало вдруг на ее пути к пониманию, мешая достичь высшего знания. Зачем? Зачем искать то, чего нет? Нет – и черт с ним! Нет – это даже неплохо. Более того, нет – это просто отлично! То, чего нет, убить совершенно точно нельзя!
Сова парировала сильный удар, но не удержалась на ногах и растянулась на песке, с удивлением наблюдая, как от ее выдоха брызнули в сторону песочные струи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67