Чужой клинок рванулся вперед в резком колющем выпаде, и Сова огромным усилием воли удержалась, чтобы не дернуться в сторону и не вскинуть меч. Спокойнее. Это всего лишь проверка. Едва ли нападавшая всерьез рассчитывала дотянуться до Совы, но колющее движение для противника должно было стать неожиданностью. Напугать, заставить Сову отшатнуться и своим испугом выставить на посмешище публике свой страх. Сова догадалась: в этом поединке мало убить врага, тут нужно убить его эффектно, зрелищно, артистично. Объект тем временем сделала еще несколько шагов по кругу. Снова резкий колющий выпад. Сова вынуждена была признать, что для простого, пусть и хорошо тренированного бойца соперница двигается неимоверно быстро.
Они ждали от нее боевого искусства Ордена? Владей им Сова, несомненно, она не преминула бы это продемонстрировать. Но жесткая силовая техника Ордена ей никогда не нравилась излишком эффективной грубости и отсутствием изящества. Мысли Совы понеслись в прошлое, на тренировочный дворик, усыпанный речным песком, горсть которого хранилась у нее нынче в деревянном ящике вместе с клинком. К полному тайного смысла ритуалу, во время которого из ладони каждого ученика, поступавшего в школу, сыпался на тренировочное поле тщательно просеянный песок, а при получении диплома об окончании обучения все тот же песок, но уже политый собственным потом, фасовался в кожаные мешочки мастером клинка в дар ученикам на долгую память. Мешочек следовало носить на ремешке, привязанном к ножнам. Основывая собственную школу, именно с этой горсти предписано было начинать засыпку нового тренировочного поля. В те годы Сова, очарованная новым для нее миром, воспринимала свое обучение как совершенно непрактичное, но познавательное времяпрепровождение. Кто бы мог подумать, что придет день, когда ей придется воспользоваться полученными уроками?
Грубой силе следовало противопоставлять изворотливую гибкость. Она уже не помнила названия всех движений и позиций, но память тела, память рук неожиданно вернулась, – и Сова приняла оборонительную стойку. Острие ее меча по-прежнему смотрело в землю.
Вероятно, тактика боя, которой учили в школе Симаргла, предписывала сначала в меру раздразнить противника, и лишь потом приступать к его публичному умерщвлению. Сова терпеливо ждала, когда объекту надоест кружить вокруг да около, проверяя на крепость чужую нервную систему и тыкая острием воздух в нескольких сантиметрах перед лицом врага. Очередной стремительный выпад соперницы, нацеленный в левое плечо, Сова решила не оставлять безнаказанным. Легкий поворот тела – и она скользнула под удар, а чужое оружие вспороло пустоту в нескольких сантиметрах выше плеча. Трибуны одобрительно зашумели, но у Совы не было времени насладиться произведенным эффектом. Ее соперница наконец решила, что задача по выведению противника из состояния душевного равновесия на начальном этапе драки решена, и перешла к рубящим ударам.
Сильный противник всегда стремится навязать слабому ближний бой. Сова понимала, что первое же попадание под рубящий удар вполне способно стать для нее и последним. Тяжелый меч набрал силу и скорость в широком замахе. Только во время его движения Сова успела бы раза три поразить ученицу школы Симаргла прямым уколом в корпус. Видимо, объект не воспринимает Сову как серьезную угрозу для своего земного существования. Тем лучше.
Широкий замах обрушился на Сову сокрушительным ударом. Если принимать такой удар на лезвие клинка, от клинка останется короткий обрубок. Тем более – от такого гибкого и тонкого, как у нее. И вместо жесткой обороны, какой от нее ждали, Сова скользнула под удар, одним касанием своего легкого оружия подправляя полет тяжелого меча, собственный вес которого увлек его дальше вниз, и он с хрустом вгрызся в песок недалеко от левого сапога Совы. Дождавшись безопасного завершения этого полета, Сова крутанулась вокруг оси корпуса, ее клинок со свистом описал широкий круг и, как в тренировочном бою, замер в нескольких сантиметрах от незащищенной шеи противницы, увлеченной тем, чтобы оторвать свое тяжелое оружие от земли. Этот безупречно исполненный прием нельзя было поставить в заслугу великодушию Совы: ее руки сами сделали то, чему ее учили, – обозначили удар, но не нанесли его.
Толпа ахнула. Сова испуганно отдернула меч, отступила назад и вновь приняла оборонительную стойку. Нападать первой она не собиралась. По трибунам пошел гулять шепоток озадаченности.
Объект тоже осознала, что произошло. Неожиданность неудачи толкала ее к скорейшему реваншу Сова попятилась, понимая, что сейчас на нее кинутся с удвоенной энергией, со смесью обиды и желания отомстить. Ей пришлось снова сделать несколько глубоких вдохов, восстанавливая предельную концентрацию боевого транса, потому что противник, приведенный в ярость, хоть и совершает огромное количество ошибок, зато перестает быть предсказуемым.
Второй рубящий удар едва не снес Сове голову, в третьем клинок просвистел вблизи от плеча, четвертый она вынуждена была принять на лезвие своего меча, но не удержалась на ногах и едва успела выползти из-под пятого. Сейчас ее спасала только резвость перемещений по арене. Сова твердо знала, чего она делать не должна: не принимать прямой удар, не приближаться к объекту настолько, чтобы попасть в зону досягаемости ног и рук, и не задерживаться поблизости после каждого выпада. Проблема была в другом: она не знала, что она должна делать. Была, конечно, возможность долго уворачиваться от ударов, изматывая противника, благо, места на арене было достаточно, а углы, куда можно загнать жертву, отсутствовали. К тому же, пока Сова экономила силы, лишь отводя своим мечом тяжелое лезвие чужого клинка, соперница тратила всю свою энергию на нападение, и усталость рано или поздно должна была сказаться на интенсивности боя. Но как только ее враг выдохнется настолько, чтобы вспышки ярости сменились расчетливым мышлением, Сове придется туго. И ответные удары придется не только обозначать, но и наносить. Она вспомнила ужас, парализовавший ее несколько лет назад, когда во время тренировки ей довелось нечаянно поранить Лориса, и отказалась от мысли повторить подобное. Только опытный боец знает, как ранить, не убивая. Уверенности в том, что она сможет остановить удар в нужной точке, у Совы не было. А чем еще, кроме убийства, можно завершить этот поединок? Может, обезоруживанием противника? Что ж, крестовина ее меча была снабжена несколькими выступающими шипами для захвата чужого клинка.
Теперь, кружа по арене, Сова стала тщательно выбирать позиции. Ей нужно было заломить и вывернуть из чужой руки меч как раз в том момент, когда удар, не достигший цели, будет уже на излете. В наиболее уязвимой точке и при максимальном изгибе кисти, сжимающей рукоять.
И она дождалась.
Ей не удалось отшвырнуть тяжелый меч достаточно далеко, но он пролетел метра три и позорно шлепнулся в песок, подняв облачко пыли.
Судорожный вздох трибун сменился вдруг тишиной. Такой прыти от Совы не ждал, вероятно, никто. Она от души насладилась всей прелестью своего секундного торжества.
Но через мгновение рев и визг взорвавшейся толпы оглушил ее, да так, что она едва не пропустила стремительный бросок соперницы к выбитому из руки оружию. И поскольку Сова стояла как раз между врагом и его целью, единственное, что успело прийти ей в голову, – банальная ребяческая подножка.
Она не стала наблюдать унижение противницы, а сиганула через распростертое на земле тело, в кувырке хватая чужой клинок и по неосторожности царапая себе предплечье собственным. Сова легко вскочила на ноги, отплевываясь от песка и сжимая в руках рукояти обоих мечей, но на левом плече по прилипшему к телу рукаву белой сорочки предательски расползалось красное мокрое пятно. Сова выругалась. В прыжке острый клинок надлежало прижимать к земле, а не к собственному телу. Крови было мало, рана под тканью затягивалась и уже начинала чесаться.
Трибуны продолжали бушевать, но теперь Сова не спускала глаз с распростертой на песке фигуры, опасаясь рукопашной схватки. Однако объект почему-то продолжала лежать ничком, не делая даже попытки подняться. Требовательные крики толпы постепенно слились в общее мощное скандирование, слов которого Сова не могла разобрать. Чего они от нее ждут? Кажется, везде запрещено бить лежачего. Сова рискнула оторвать глаза от тела и поднять взгляд к амфитеатру.
Тысячи рук были протянуты к арене в едином жесте: сжатые кулаки и большие пальцы, направленные вниз. Сова попятилась от лежащего тела – она знала этот жест.
«Почему она не двигается? Не могла же я ее убить, не прикасаясь к ней? От подножки не было бы столько вреда».
Теперь скандирование стало перемежаться криками возмущения, хотя слов Сова по-прежнему не понимала. Она сделала еще один шаг назад. Амфитеатр взорвался новым негодованием. Нет, она не собиралась угождать иступленной толпе и с вызовом обернулась к правительственной ложе, как раз чтобы увидеть, как поднимается в ней облаченная в белую хламиду высокая фигура правителя.
Трибуны затихли, затаив дыхание. Сова – тоже.
Лорд Тонатоса медленно стянул с руки белую перчатку и швырнул ее вниз.
По многотысячной толпе прокатился стон разочарования.
Лорд Тонатоса сел.
Ворота, через которые Сову вывели на арену, открылись, из них толпой хлынули люди. Кто-то подал Сове ножны и китель. Она вытягивала голову, чтобы за чужими спинами еще раз увидеть распростертое на земле тело.
«Они что, даже не поднимут ее? Она же жива!»
Но люди вели себя так, будто ее противницы, лежащей ничком на арене, не существовало.
– Пойдемте. – Кто-то из распорядителей пригласил Сову к выходу.
Уходя, она еще раз оглянулась на лежащее тело. Чужой клинок – трофей, взятый в бою, непривычно оттягивал руку, и Сова не знала, как с ним теперь расстаться.
Она и не надеялась, что после арены ее оставят в покое. Конвоир, такой же безликий, как и все предыдущие, провел Сову в комнаты, предназначенные для отдыха бойцов, и остался нести караул у входа, дожидаясь, пока Сова примет душ и переоденется.
Спешить не хотелось. Сова забросила заляпанную кровью рубашку в бытовой комбайн, где стараниями местного «домового» та лишилась коричневых пятен и дыры на плече. А сама долго стояла под обжигающе горячим душем, словно хотела вместе с песком смыть с себя свежие, прилипчивые воспоминания о сегодняшнем дне. Чужое оружие она решила просто забыть в раздевалке. Собственный же клинок она теперь не решалась надолго выпускать из рук.
Вероятно, бои еще продолжались, но охранник повел Сову к площадке, куда приземлялись глайдеры. Снова пришлось надевать ненавистный шлем и влезать на заднее сиденье машины. Правда, пока ее куда-то везли, она успела немного подремать, но перелет быстро закончился, и ее высадили на окраине уже знакомого парка, огороженного высокой чугунной решеткой с камерами наблюдения на столбах. Конвоир махнул рукой в сторону заката и коротко бросил: «Вам туда». Сова устало побрела по аллее в указанном направлении, пытаясь на ходу приладить ножны к поясу. Больше всего ей хотелось сесть на одну из скамеек, вытянуть уставшие ноги, запрокинуть лицо в темнеющее небо и на несколько часов исчезнуть из плотного графика происшествий сегодняшнего дня.
Она заметила знакомую высокую фигуру на одной из площадок для гольфа. Лорд Тонатоса, успевший сменить свою белую хламиду на спортивную, белую же пару, поджидал парламентера. Сова заставила себя пройти еще метров пятьдесят. Ее злость давно уже улеглась, не выдержав навалившейся усталости, гак что от утренней задиристости к вечеру не осталось и следа.
– Вы, конечно же, умеете играть в гольф? – Лорд Тонатоса протягивал ей клюшку.
– Нет. – Сова взяла клюшку и тяжело оперлась на нее, как на трость.
– Вы же землянка.
С этим спорить не хотелось.
– Я приехала сюда не на соревнования по гольфу, – заметила она.
Он хищно прищурился, потом с резким выдохом послал несчастный мяч в сторону заката и, обернувшись к Сове, выпалил:
– Почему мне приходится вымешать свой гаев на мяче, а не на вас?! Вы испортили мне зрелище!
Сова проигнорировала его недовольство, продолжая разглядывать живописный закат маленького яркого солнца Тонатоса и втайне надеясь, что картины природы помогут ей сохранить спокойствие духа и выдержку.
– Я здесь не для того, чтобы устраивать вам зрелища, – напомнила она. – Мы, кажется, должны начать переговоры.
Он продолжал примеряться клюшкой к очередному белому шарику на зеленом газоне.
– Запомните, – не отрываясь от своего занятия, сообщил он. – На этой планете только я определяю, кто, что, когда и как должен делать.
Новый мяч со стонущим свистом сорвался с места.
– Я назначаю переговоры здесь, – заявил он. – И переговариваться мы будем на темы, которые я сочту нужным избрать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67