Это было давно... – Идлис на мгновение задумался, – очень давно. Когда-то у нас был любимый хозяин, который о нас заботился. Потом мы его потеряли. Мы даже не помним, кем он был, так давно это было. – Идлис говорил грустно и задумчиво; потом выражение его лица изменилось, и он заговорил со злобой: – А теперь мы служим Иггуру, хотя он нас ненавидит и называет уродами. Нам стыдно, но мы ему подчиняемся.
– Но почему?
– Мы – вельмы! – с чувством произнес Идлис так, словно этим было все сказано. Потом, заметив недоумение Караны, добавил: – Лишившись хозяина, мы существовали бесцельно. Сейчас мы служим Иггуру за неимением лучшего... Ты убьешь меня?
– Нет.
Вельм начал извиваться. Карана отпрыгнула было в сторону, но тут же поняла, что Идлис пытается заползти в ее тень. Казалось, воспаленная кожа вот-вот начнет сползать кусками с его лица. Он пытался защитить грудь от солнца костлявыми руками.
– Оно жжет меня огнем!
Карана ничего не ответила, пристально всматриваясь в обожженное лицо вельма. Из глаз у него сочились густые желтые слезы, но он ни о чем ее не просил.
– Мне жаль тебя, – сказала Карана. – В этом моя слабость.
Вельма передернуло.
Его маска лежала шагах в двадцати от Караны. Она подошла и подняла ее. Маска была сделана из желтой кости. Идлис бесстрастно взглянул на Карану. Ей следовало бы перерезать ему горло, но вельм так страдал, что жалость взяла в ней верх над ненавистью.
Карана приблизилась к Идлису и бросила маску на землю недалеко от вельма, который обнаружил неожиданное чувство собственного достоинства. Он протянул к маске руку и потрогал ее, потом медленно и с видимым усилием встал на ноги и поклонился девушке, не вытирая желтых слез, струившихся у него по щекам. Карана с удивлением наблюдала за Идлисом, который поднял маску и надел ее на лицо.
– В слабости и заключается твоя сила, – сказал Идлис. – Своей жалостью ты унижаешь меня. Для меня это хуже смерти. Никто и никогда не был добр ко мне.
Он произнес слово “добр” с содроганием, словно говоря об оскорблении или святотатстве. При этом он ощерился так, что стали видны белесые десны и собачьи клыки.
– Что же мне делать? Отпустить тебя было бы предательством. Но моя честь требует отплатить за благодеяние даже врагу. Подойди и покажи мне запястье. Я вижу, оно сломано... Не бойся, сегодня я не стану мстить тебе за то, что ты сделала с моей собакой.
Запястье Караны так раздулось и болело, что она все время держала его здоровой рукой. По сравнению с ним разбитое колено казалось простой царапиной. Каране не были чужды понятия чести и долга, но представления вельма были за пределами ее понимания: как он мог лечить ее сегодня, намереваясь завтра убить?! Нет, эти вельмы словно с другой планеты, им нельзя доверять! Когда Карана представила, что ей придется подойти к нему, а он будет прикасаться к ней холодными липкими пальцами, ее всю передернуло.
Она решила, что лучше терпеть боль, и решительно сказала:
– Обойдусь без твоей помощи.
– Тогда уходи. Я буду сидеть здесь еще полдня, и пусть меня потом за это сурово накажут!
Карана сделала шаг назад, но снова взглянула на Идлиса и остановилась. Его кожа багровела на глазах, покрываясь огромными пузырями на плечах, руках и груди. Он наверняка ужасно мучился, хотя это выдавала лишь мелкая дрожь.
Она засунула сломанную руку в карман, пытаясь хоть как-то облегчить боль, и случайно нащупала там давно забытую плитку шоколада, подаренную ей Таллией в Предле. От мысли о шоколаде у нее сразу же потекли слюнки. Не спуская глаз с Идлиса, она развернула шоколад и разломила его на две части.
– Сегодня у меня день рождения, – сказала она, протягивая ему половину.
У Идлиса дернулось лицо, и из одного глаза потекла желтая слеза.
– Я по-прежнему твой враг, – сказал он, склонив голову. – Но желаю, чтоб хотя бы сегодня у тебя все было хорошо.
Они сидели и молча жевали шоколад. Каране казалось, что никогда раньше она не ела ничего такого же вкусного, такого восхитительно сладкого. Она была рада, что поделилась лакомством с Идлисом.
– Приближаются мои соплеменники, – сказал тот. – Увидев мои мучения, они сочтут себя опозоренными и захотят отомстить. Беги!
Карана проследила за его взглядом. Примерно на расстоянии полулиги от них над каменистой равниной поднималось облачко пыли. Карана пошла прочь не оглядываясь. Она хотела удалиться медленно, с чувством собственного достоинства, но ей было так страшно, что ноги сами собой двигались все быстрее и быстрее, а когда она поняла, что находится вне поля зрения Идлиса, пустилась бежать и бежала не останавливаясь, покуда хватало сил.
Много часов за ней не было погони, но после всего увиденного и услышанного она непрерывно ощущала присутствие вельмов, а лицо Идлиса постоянно стояло у нее перед глазами. Карана снова перевязала себе запястье, но опять неудачно. Оно все время болело, и девушка почти не могла пользоваться правой рукой. Она несколько раз пересекла Сандорские холмы в разных направлениях, пробираясь к Хетчету и лежавшим за ним горам, хотя при этом ее и не покидало чувство, что вельмы гонят ее к очередной западне.
Теперь их было пятеро, и они скакали верхом. Карана часто видела их вдалеке. Они ехали на большом расстоянии друг от друга. Хотя в этой холмистой местности Каране и удавалось снова и снова скрыться от них, не было никакой возможности проскользнуть между ними, и она была убеждена, что идет туда, куда нужно им. Наконец в конце дороги замаячили Хетчетские Ворота – ложбина между холмами, среди которых когда-то стоял славный город Хетчет.
За последний месяц Карана ожесточилась и утратила чувство юмора. Она постоянно мерзла, ее преследовали одни и те же мысли. Труднее же всего было все время подавлять свои эмоции. Однако вельмы шли за ней по пятам, и ей было необходимо решить, куда идти дальше.
Каране по-прежнему хотелось добраться до Чантхеда и разыскать там человека, знающего Предания, которые помогли бы ей решить, что делать с Зеркалом. У нее были знакомые в Чантхеде, но среди них не было летописцев. Правда, она знала директора Школы Преданий, маленького, сухонького старичка по имени Вистан, с которым ее отец встречался, когда Карана была совсем маленькой. Вистан все еще жил в Чантхеде, или по крайней мере жил там несколько месяцев назад, когда она приходила туда в последний раз. Если бы она набралась храбрости обратиться к нему, он наверняка смог бы познакомить ее с нужными людьми.
Однако Карана все время ощущала, что вельмы где-то совсем рядом. Возможно, они уже отрезали ей путь к Чантхеду. Даже запруженный толпами народа во время Праздника, Чантхед был слишком маленьким, и бесследно затеряться там можно было, только безвылазно сидя в каком-нибудь укромном месте. Значит, ей не суждено снова увидеть Чантхед. А как она мечтала послушать Великие Сказания! И почему она не сумела отказать Магрете?! Зачем она вообще с ней повстречалась?! Но сейчас, когда Магрета томилась в подземельях Иггура, а Карана бежала от вельмов по бесплодной равнине, задавать себе эти вопросы было бессмысленно.
С тяжелым сердцем Карана, жалкая, измученная душой и телом, затравленная, повернула на восток, в сторону Баннадора. Луна была обращена к Сантенару своей первой темной четвертью, предвещая недоброе. Карану снова стали преследовать страшные сны. Взглянув на горы, она убедилась, что на их вершинах уже лежит снег, – даже менее израненному человеку перевалить сейчас через них было бы нелегко. Никогда в жизни она еще не чувствовала себя такой уставшей. У нее страшно болела рука. Когда же все это кончится?!
Вельмы прибыли в Хетчет вскоре после Караны. Теперь на месте прежнего города стоял маленький поселок, но на каждом шагу приезжих встречали признаки былого величия: широкие улицы с тротуарами и сточными канавами, выложенные каменными плитами, такими гладкими, словно их положили туда только вчера; великолепные храмы, колонны и заброшенные виллы по обеим сторонам дороги. Жители поселка были под стать всему этому: гордые своим древним происхождением, исполненные чувства собственного достоинства.
– Тут живут самые заносчивые свинопасы на всем Мельдорине, – с презрением заметил предводитель вельмов. Он был низким и тучным, совсем непохожим на остальных. Они подъехали к главным воротам, таким широким, что между украшенными резьбой каменными столбами, на которые они опирались, спокойно могли проехать в ряд десять всадников.
– Мы ищем молодую рыжеволосую женщину, – сказал высокий всадник с узким лицом и орлиным носом. Его серая кожа была покрыта шрамами и облезала, как после многочисленных ожогов, а белки его черных глаз имели желтоватый оттенок.
– Была тут недавно одна такая, – ответил стражник.
– Где она? – Все вельмы, как один, повернулись к стражнику.
Стражник и раньше встречал Карану. Она была ему симпатична, и он был готов помочь ей, разумеется не подвергая при этом опасности собственную персону.
– Она расспросила о дороге на Чантхед и отправилась в том направлении, – солгал стражник, пятясь к своей будке.
– В Чантхед? А ты не врешь? – Стражника сверлили пять пар холодных глаз.
Стражник уставился в землю:
– Ежедневно здесь проходят толпы народа, и каждый что-нибудь спрашивает. Вроде бы она узнавала про Чантхед. Я точно не помню.
Вельмы поехали дальше.
– Зачем ей в Чантхед? – размышляла вслух женщина-вельм, очень смахивавшая на Идлиса. – Там же нет ничего, кроме Школы Преданий. Я думаю, стражник врет.
– Похоже, ты права, Гайша, – сказал грузный предводитель. – Но мы должны все проверить. И в Чантхеде Зеркало может кому-нибудь понадобиться, хотя другая похитительница и упомянула о Сете. Двое из вас отправятся в Чантхед. А со мной поедете ты, Идлис, – за тобой, я вижу, нужен глаз да глаз, – и ты, Гайша! По-моему, девка захочет вернуться в свой родной Баннадор, но зимой в горах ей придется несладко. Стоит ей свернуть с дороги, и ей конец. Но если вы все-таки поймаете ее в Чантхеде, тащите сюда... Вперед!
Карана была уже высоко в горах. Однажды ночью ее, уставшую думать о своих проблемах и наконец уснувшую в пропахшей пометом нетопырей пещере, посетил необычный сон. Ей приснилось, что она гуляла по залитым солнцем улицам Чантхеда, шла мимо аккуратных домиков из желтого песчаника и поднималась на вершину холма к Школе Преданий. С ней был отец, который вел ее за руку к директору Школы. Вот они вошли в кабинет к Вистану, и отец завел беседу с этим лысеющим маленьким человечком о непонятных ей вещах. Потом отец пропал, и вот уже она сама начала рассказывать свою историю Вистану, лежавшему в ночном колпаке и халате в огромной постели, нелепому, как гном, пробравшийся в спальню к великану. Внезапно Вистан подскочил на своем ложе, как человек, услышавший ответ на давно мучившую его загадку. Однако он не отреагировал на настойчивые просьбы Караны, а только смотрел куда-то в пустоту за ее спиной и скоро растворился, как мираж.
Потом ей привиделось выступление молодого летописца Лиана, околдовавшего своим чудесным повествованием весь огромный зал. Она вспомнила, как в тот вечер между ними возникла мимолетная связь. Это было похоже на блуждания в лабиринте, в котором все пути вели к Лиану. На мгновение Лиан показался Каране могучим героем одного из Великих Сказаний, и в отчаянии она с мольбой протянула к нему руки.
11
Последний шанс
Приятные сны Лиана вновь были прерваны громким стуком. В дверь колотили так громко, словно хотели ее выбить. Лиан почувствовал, что на этот раз дело плохо.
– Иду, иду! – крикнул он.
В дверь стали лупить еще сильнее, и засов отчаянно задребезжал. Лиан впотьмах разыскал плащ, завернулся в него и, спотыкаясь, направился к двери.
– Да иду же! Иду! – повторил Лиан еще громче, стараясь перекричать непрекращавшийся грохот. Он отодвинул засов и распахнул дверь. – Да что же это такое?.. – начал было он, но замолчал, узнав человека, ломившегося в дверь. – Это ты, Турль? – запинаясь пробормотал Лиан. – В чем дело? – Впрочем, он и сам прекрасно знал ответ: Вистан догадался, кто побывал ночью в библиотеке.
Управляющий делами директора Чантхедской Школы Преданий поднял над головой лампу, с явным неодобрением разглядывая молодого человека. Желтый свет упал на симпатичное небритое лицо Лиана, на его растрепанные каштановые волосы и темные глаза.
– Не валяй дурака! – произнес Турль злобным голосом, его толстые мокрые губы кривились в усмешке. – Одевайся! Ты уже достаточно наломал дров. Вистан хочет сказать тебе пару слов на прощание, прежде чем вышвырнет тебя из города.
– Что значит “вышвырнет”?! – возмущенно сказал Лиан, плотнее запахнувшись в плащ. – Я выступаю на Празднике и никуда отсюда не уеду.
– Посмотрим! – взвизгнул Турль. – Тебя уже один раз великодушно простили, а ты что?!. – Он окинул взглядом комнату Лиана. – В каком же свинарнике ты живешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
– Но почему?
– Мы – вельмы! – с чувством произнес Идлис так, словно этим было все сказано. Потом, заметив недоумение Караны, добавил: – Лишившись хозяина, мы существовали бесцельно. Сейчас мы служим Иггуру за неимением лучшего... Ты убьешь меня?
– Нет.
Вельм начал извиваться. Карана отпрыгнула было в сторону, но тут же поняла, что Идлис пытается заползти в ее тень. Казалось, воспаленная кожа вот-вот начнет сползать кусками с его лица. Он пытался защитить грудь от солнца костлявыми руками.
– Оно жжет меня огнем!
Карана ничего не ответила, пристально всматриваясь в обожженное лицо вельма. Из глаз у него сочились густые желтые слезы, но он ни о чем ее не просил.
– Мне жаль тебя, – сказала Карана. – В этом моя слабость.
Вельма передернуло.
Его маска лежала шагах в двадцати от Караны. Она подошла и подняла ее. Маска была сделана из желтой кости. Идлис бесстрастно взглянул на Карану. Ей следовало бы перерезать ему горло, но вельм так страдал, что жалость взяла в ней верх над ненавистью.
Карана приблизилась к Идлису и бросила маску на землю недалеко от вельма, который обнаружил неожиданное чувство собственного достоинства. Он протянул к маске руку и потрогал ее, потом медленно и с видимым усилием встал на ноги и поклонился девушке, не вытирая желтых слез, струившихся у него по щекам. Карана с удивлением наблюдала за Идлисом, который поднял маску и надел ее на лицо.
– В слабости и заключается твоя сила, – сказал Идлис. – Своей жалостью ты унижаешь меня. Для меня это хуже смерти. Никто и никогда не был добр ко мне.
Он произнес слово “добр” с содроганием, словно говоря об оскорблении или святотатстве. При этом он ощерился так, что стали видны белесые десны и собачьи клыки.
– Что же мне делать? Отпустить тебя было бы предательством. Но моя честь требует отплатить за благодеяние даже врагу. Подойди и покажи мне запястье. Я вижу, оно сломано... Не бойся, сегодня я не стану мстить тебе за то, что ты сделала с моей собакой.
Запястье Караны так раздулось и болело, что она все время держала его здоровой рукой. По сравнению с ним разбитое колено казалось простой царапиной. Каране не были чужды понятия чести и долга, но представления вельма были за пределами ее понимания: как он мог лечить ее сегодня, намереваясь завтра убить?! Нет, эти вельмы словно с другой планеты, им нельзя доверять! Когда Карана представила, что ей придется подойти к нему, а он будет прикасаться к ней холодными липкими пальцами, ее всю передернуло.
Она решила, что лучше терпеть боль, и решительно сказала:
– Обойдусь без твоей помощи.
– Тогда уходи. Я буду сидеть здесь еще полдня, и пусть меня потом за это сурово накажут!
Карана сделала шаг назад, но снова взглянула на Идлиса и остановилась. Его кожа багровела на глазах, покрываясь огромными пузырями на плечах, руках и груди. Он наверняка ужасно мучился, хотя это выдавала лишь мелкая дрожь.
Она засунула сломанную руку в карман, пытаясь хоть как-то облегчить боль, и случайно нащупала там давно забытую плитку шоколада, подаренную ей Таллией в Предле. От мысли о шоколаде у нее сразу же потекли слюнки. Не спуская глаз с Идлиса, она развернула шоколад и разломила его на две части.
– Сегодня у меня день рождения, – сказала она, протягивая ему половину.
У Идлиса дернулось лицо, и из одного глаза потекла желтая слеза.
– Я по-прежнему твой враг, – сказал он, склонив голову. – Но желаю, чтоб хотя бы сегодня у тебя все было хорошо.
Они сидели и молча жевали шоколад. Каране казалось, что никогда раньше она не ела ничего такого же вкусного, такого восхитительно сладкого. Она была рада, что поделилась лакомством с Идлисом.
– Приближаются мои соплеменники, – сказал тот. – Увидев мои мучения, они сочтут себя опозоренными и захотят отомстить. Беги!
Карана проследила за его взглядом. Примерно на расстоянии полулиги от них над каменистой равниной поднималось облачко пыли. Карана пошла прочь не оглядываясь. Она хотела удалиться медленно, с чувством собственного достоинства, но ей было так страшно, что ноги сами собой двигались все быстрее и быстрее, а когда она поняла, что находится вне поля зрения Идлиса, пустилась бежать и бежала не останавливаясь, покуда хватало сил.
Много часов за ней не было погони, но после всего увиденного и услышанного она непрерывно ощущала присутствие вельмов, а лицо Идлиса постоянно стояло у нее перед глазами. Карана снова перевязала себе запястье, но опять неудачно. Оно все время болело, и девушка почти не могла пользоваться правой рукой. Она несколько раз пересекла Сандорские холмы в разных направлениях, пробираясь к Хетчету и лежавшим за ним горам, хотя при этом ее и не покидало чувство, что вельмы гонят ее к очередной западне.
Теперь их было пятеро, и они скакали верхом. Карана часто видела их вдалеке. Они ехали на большом расстоянии друг от друга. Хотя в этой холмистой местности Каране и удавалось снова и снова скрыться от них, не было никакой возможности проскользнуть между ними, и она была убеждена, что идет туда, куда нужно им. Наконец в конце дороги замаячили Хетчетские Ворота – ложбина между холмами, среди которых когда-то стоял славный город Хетчет.
За последний месяц Карана ожесточилась и утратила чувство юмора. Она постоянно мерзла, ее преследовали одни и те же мысли. Труднее же всего было все время подавлять свои эмоции. Однако вельмы шли за ней по пятам, и ей было необходимо решить, куда идти дальше.
Каране по-прежнему хотелось добраться до Чантхеда и разыскать там человека, знающего Предания, которые помогли бы ей решить, что делать с Зеркалом. У нее были знакомые в Чантхеде, но среди них не было летописцев. Правда, она знала директора Школы Преданий, маленького, сухонького старичка по имени Вистан, с которым ее отец встречался, когда Карана была совсем маленькой. Вистан все еще жил в Чантхеде, или по крайней мере жил там несколько месяцев назад, когда она приходила туда в последний раз. Если бы она набралась храбрости обратиться к нему, он наверняка смог бы познакомить ее с нужными людьми.
Однако Карана все время ощущала, что вельмы где-то совсем рядом. Возможно, они уже отрезали ей путь к Чантхеду. Даже запруженный толпами народа во время Праздника, Чантхед был слишком маленьким, и бесследно затеряться там можно было, только безвылазно сидя в каком-нибудь укромном месте. Значит, ей не суждено снова увидеть Чантхед. А как она мечтала послушать Великие Сказания! И почему она не сумела отказать Магрете?! Зачем она вообще с ней повстречалась?! Но сейчас, когда Магрета томилась в подземельях Иггура, а Карана бежала от вельмов по бесплодной равнине, задавать себе эти вопросы было бессмысленно.
С тяжелым сердцем Карана, жалкая, измученная душой и телом, затравленная, повернула на восток, в сторону Баннадора. Луна была обращена к Сантенару своей первой темной четвертью, предвещая недоброе. Карану снова стали преследовать страшные сны. Взглянув на горы, она убедилась, что на их вершинах уже лежит снег, – даже менее израненному человеку перевалить сейчас через них было бы нелегко. Никогда в жизни она еще не чувствовала себя такой уставшей. У нее страшно болела рука. Когда же все это кончится?!
Вельмы прибыли в Хетчет вскоре после Караны. Теперь на месте прежнего города стоял маленький поселок, но на каждом шагу приезжих встречали признаки былого величия: широкие улицы с тротуарами и сточными канавами, выложенные каменными плитами, такими гладкими, словно их положили туда только вчера; великолепные храмы, колонны и заброшенные виллы по обеим сторонам дороги. Жители поселка были под стать всему этому: гордые своим древним происхождением, исполненные чувства собственного достоинства.
– Тут живут самые заносчивые свинопасы на всем Мельдорине, – с презрением заметил предводитель вельмов. Он был низким и тучным, совсем непохожим на остальных. Они подъехали к главным воротам, таким широким, что между украшенными резьбой каменными столбами, на которые они опирались, спокойно могли проехать в ряд десять всадников.
– Мы ищем молодую рыжеволосую женщину, – сказал высокий всадник с узким лицом и орлиным носом. Его серая кожа была покрыта шрамами и облезала, как после многочисленных ожогов, а белки его черных глаз имели желтоватый оттенок.
– Была тут недавно одна такая, – ответил стражник.
– Где она? – Все вельмы, как один, повернулись к стражнику.
Стражник и раньше встречал Карану. Она была ему симпатична, и он был готов помочь ей, разумеется не подвергая при этом опасности собственную персону.
– Она расспросила о дороге на Чантхед и отправилась в том направлении, – солгал стражник, пятясь к своей будке.
– В Чантхед? А ты не врешь? – Стражника сверлили пять пар холодных глаз.
Стражник уставился в землю:
– Ежедневно здесь проходят толпы народа, и каждый что-нибудь спрашивает. Вроде бы она узнавала про Чантхед. Я точно не помню.
Вельмы поехали дальше.
– Зачем ей в Чантхед? – размышляла вслух женщина-вельм, очень смахивавшая на Идлиса. – Там же нет ничего, кроме Школы Преданий. Я думаю, стражник врет.
– Похоже, ты права, Гайша, – сказал грузный предводитель. – Но мы должны все проверить. И в Чантхеде Зеркало может кому-нибудь понадобиться, хотя другая похитительница и упомянула о Сете. Двое из вас отправятся в Чантхед. А со мной поедете ты, Идлис, – за тобой, я вижу, нужен глаз да глаз, – и ты, Гайша! По-моему, девка захочет вернуться в свой родной Баннадор, но зимой в горах ей придется несладко. Стоит ей свернуть с дороги, и ей конец. Но если вы все-таки поймаете ее в Чантхеде, тащите сюда... Вперед!
Карана была уже высоко в горах. Однажды ночью ее, уставшую думать о своих проблемах и наконец уснувшую в пропахшей пометом нетопырей пещере, посетил необычный сон. Ей приснилось, что она гуляла по залитым солнцем улицам Чантхеда, шла мимо аккуратных домиков из желтого песчаника и поднималась на вершину холма к Школе Преданий. С ней был отец, который вел ее за руку к директору Школы. Вот они вошли в кабинет к Вистану, и отец завел беседу с этим лысеющим маленьким человечком о непонятных ей вещах. Потом отец пропал, и вот уже она сама начала рассказывать свою историю Вистану, лежавшему в ночном колпаке и халате в огромной постели, нелепому, как гном, пробравшийся в спальню к великану. Внезапно Вистан подскочил на своем ложе, как человек, услышавший ответ на давно мучившую его загадку. Однако он не отреагировал на настойчивые просьбы Караны, а только смотрел куда-то в пустоту за ее спиной и скоро растворился, как мираж.
Потом ей привиделось выступление молодого летописца Лиана, околдовавшего своим чудесным повествованием весь огромный зал. Она вспомнила, как в тот вечер между ними возникла мимолетная связь. Это было похоже на блуждания в лабиринте, в котором все пути вели к Лиану. На мгновение Лиан показался Каране могучим героем одного из Великих Сказаний, и в отчаянии она с мольбой протянула к нему руки.
11
Последний шанс
Приятные сны Лиана вновь были прерваны громким стуком. В дверь колотили так громко, словно хотели ее выбить. Лиан почувствовал, что на этот раз дело плохо.
– Иду, иду! – крикнул он.
В дверь стали лупить еще сильнее, и засов отчаянно задребезжал. Лиан впотьмах разыскал плащ, завернулся в него и, спотыкаясь, направился к двери.
– Да иду же! Иду! – повторил Лиан еще громче, стараясь перекричать непрекращавшийся грохот. Он отодвинул засов и распахнул дверь. – Да что же это такое?.. – начал было он, но замолчал, узнав человека, ломившегося в дверь. – Это ты, Турль? – запинаясь пробормотал Лиан. – В чем дело? – Впрочем, он и сам прекрасно знал ответ: Вистан догадался, кто побывал ночью в библиотеке.
Управляющий делами директора Чантхедской Школы Преданий поднял над головой лампу, с явным неодобрением разглядывая молодого человека. Желтый свет упал на симпатичное небритое лицо Лиана, на его растрепанные каштановые волосы и темные глаза.
– Не валяй дурака! – произнес Турль злобным голосом, его толстые мокрые губы кривились в усмешке. – Одевайся! Ты уже достаточно наломал дров. Вистан хочет сказать тебе пару слов на прощание, прежде чем вышвырнет тебя из города.
– Что значит “вышвырнет”?! – возмущенно сказал Лиан, плотнее запахнувшись в плащ. – Я выступаю на Празднике и никуда отсюда не уеду.
– Посмотрим! – взвизгнул Турль. – Тебя уже один раз великодушно простили, а ты что?!. – Он окинул взглядом комнату Лиана. – В каком же свинарнике ты живешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91