Он попытался пошевелить рукой или ногой, но не сумел двинуть даже пальцем. Тогда, не оборачиваясь, Магрета прошептала Каране: “Беги! Я его задержу!”
Карана все еще не могла прийти в себя, потому что Магрета по-прежнему питалась ее энергией через связывавшее их звено. “Ты же высосала всю жизнь из меня!” – хотелось прошептать ей, но язык не слушался. Иггур сделал над собой чудовищное усилие. Магрета испустила вопль, и ему удалось сдвинуться с места. Преодолевая все старания Магреты, он шагнул к Каране, потом – еще и склонился над ней.
Карана бросила на Магрету умоляющий взгляд, но та не могла ей помочь. Иггур сжал плечи Караны своими пальцами, словно они были железными, она же упорно избегала смотреть ему в глаза. Под тяжестью его рук у нее стали подгибаться ноги. Ей казалось, что его пальцы сейчас начнут дробить ее кости. Иггур повернул Карану к себе лицом и впился в него своими бесцветными глазами. Девушка ответила ему взглядом, полным ненависти, не лишившись от страха ни чувства собственного достоинства, ни решительности.
– Помоги мне! – прохрипела она, но Магрета была не в силах что-нибудь изменить.
– Кому ты служишь?! – проговорил Иггур. – Говори!
Карана по-прежнему не сдавалась, корчась под пронзительным взглядом Иггура. Она обессилела, ее бросало то в жар, то в холод, к горлу подступала тошнота, и она почти теряла сознание. А Магрета сосала и сосала ее силы. В голове у Караны ударил чудовищный колокол, в каждом ударе которого отзывалось имя, которое она не смела произнести. Что будет с ней, если она выдаст секрет Феламоры?! Что сделает с ней Иггур, если она не ответит ему?!
Наконец Карана почувствовала, что не может больше сопротивляться. Ее била дрожь.
– Молчи! – крикнула ей Магрета.
Иггур встряхнул Карану так сильно, что у нее лязгнули зубы.
– Тебя послал Мендарк? – прорычал он с нескрываемой яростью.
– Да, да, Мендарк! – кричала Магрета. – Мы от Мендарка!
Но было слишком поздно. Лицо Караны свела судорога. Из прокушенной губы сочилась струйка крови. Она пыталась зажать себе рот рукой, но та уже не слушалась ее. Словно сами собой, ее губы прошептали одно только слово: “Феламора!”
Иггур отпустил ее, и она рухнула на четвереньки, все еще сжимая Зеркало.
– Феламора?! – прошипел он.
– Что ты наделала, Карана! Теперь мне конец! – воскликнула Магрета.
Карана выглядела раздавленной. Потом она закатила глаза и разорвала связь с Магретой. Та пошатнулась. Карана осторожно поднялась на ноги и попятилась к двери, не выпуская из рук Зеркала. Иггур попытался было выхватить его, но Карана на удивление проворно отскочила. В душе у Магреты затеплился слабый огонек надежды. Значит, Карана все-таки не безвольная тряпка! Справившись с отчаянием, Магрета собралась с последними силами.
– Оставь ее, – приказала она Иггуру, призвав себе на помощь все свои знания в области Тайного Искусства.
Иггур окаменел, словно пораженный громом, защищая лицо согнутой рукой, похожей на сломанное птичье крыло. В его направленном на Магрету взгляде сквозило крайнее изумление.
– Кто ты такая, что можешь приковать меня к месту? – спросил он удивленно. На скулах у него играли желваки.
– Беги! – воскликнула Магрета. – Ты же дала мне слово! Я не смогу его долго удерживать!
Карана сжалась в комок. На ее бледное лицо было жалко смотреть, однако в глазах у нее светилась непреклонная решимость исправить совершенную ошибку.
– Хорошо, – проговорила она, повернулась к Иггуру и добавила с чувством собственного достоинства: – Ты не остановишь меня!
Иггур искривил губы в болезненной усмешке.
– А ты знаешь о вельмах, моих кровожадных телохранителях? Пятьсот лет скитались они по непроходимым южным лесам. Я покорил их, даровал им все, чего только можно желать, и теперь ради меня они свернут горы. Они каждый день умоляют меня отдать им на растерзание моих врагов. Пожалуй, я велю им заняться тобой, – сказал он и сделал рукой недвусмысленный жест.
Услышав эти слова и, главное, увидев жест, Карана почувствовала, как у нее затряслись ноги, а перед глазами замаячила зловещая фигура человека-сучка. У нее пробежал мороз по коже, а волосы на голове зашевелились. Ее чуть не вырвало, словно она почувствовала смрад разложившегося собачьего трупа, а чей-то скользкий язык прикоснулся к ее шее, оставив на ней полоску зловонной слизи.
Иггур зловеще рассмеялся:
– Значит, Феламора жива. И ей нужно мое Зеркало. Но она его не получит. Если понадобится, моя армия уже через неделю будет на востоке.
Карана поняла, что вот-вот упадет в обморок. Из-за того что она не сумела держать язык за зубами, мир уже начал меняться у нее на глазах. В этот миг Магрета подняла руку и сжала пальцы в кулак. Иггуру перестал повиноваться язык, а Карана выбежала из комнаты. На стене за спиной у девушки исчезли очертания захлопнувшейся двери.
Иггур с огромным трудом медленно повернулся к Магрете.
– Ты не сможешь долго держать меня, – прошептал он. – Скоро твои силы иссякнут, и я сломлю тебя.
Магрета стояла неподвижно, выпрямившись во весь рост и прижав к бокам руки, сжатые в кулаки.
– Я не боюсь тебя и буду держать, пока она не уйдет далеко. А потом делай со мной что хочешь!
6
Роковой промах
А в это время Лиану, спокойно спавшему в Чантхеде, снился самый прекрасный сон, какой только может посетить летописца: после многолетних поисков ему удалось обнаружить свидетельства жестокого преступления, деяния столь дерзкого и чреватого такими кошмарными последствиями, что злодей почти вызывал восхищение своей решительностью. Во сне Лиан из отрывочных сведений складывал новое Великое Сказание, первое за последние двести пятьдесят лет. Это сказание, которому будет присвоено название “Сказание Лиана”, прославит его имя, обеспечит ему почетное место в ряду самых великих летописцев.
Из соседней комнаты послышался хриплый вопль. Потом оттуда донесся второй голос, третий, и все они слились в поток неразборчивой брани. Лиан застонал и скинул с себя одеяло. У него раскалывалась голова. Воспоминания о прошедшей ночи прогнали сладкие мечты о славе.
Просыпаться ему, в общем, было незачем. За месяц, прошедший с его триумфального выступления на Выпускных Испытаниях, поиски убийцы девушки-калеки превратились для Лиана в навязчивую идею. Он не мог думать ни о чем, кроме этого, обшарил всю библиотеку, читал до тех пор, пока буквы не начинали двоиться у него перед глазами и его не начинало тошнить от одного их вида, тем не менее он так ничего и не обнаружил.
Лиан забросил остальные занятия. Он продолжал развлекать сказаниями тех, кто был готов внимать ему, но, несмотря на их настойчивые просьбы, ни разу не осмелился повторить “Сказание о Непреодолимой Преграде”, опасаясь, что слухи об этом могут дойти до Вистана. К тому же Лиан боялся, что кто-нибудь сумеет доказать лживость преданий, из которых он намеревался сложить новое Великое Сказание, и вся его карьера окажется под угрозой.
Его соперники говорили, что он выдохся и больше ни на что не способен. Ему же, с детства мечтавшему стать летописцем, было невыносимо больно слушать такие слова.
У Лиана не было ни гроша. Ведь он так и не получал содержания. Он лучше всех в Чантхеде знал Предания, но с их помощью не заработать на жизнь. Он существовал только за счет того, что рассказывал скабрезные байки в самых грязных кабаках города. А еще он иногда выполнял задания за студентов слишком ленивых или глупых, чтобы самим с ними справиться.
Заветное желание Лиана – узнать, как в действительности возникла Непреодолимая Преграда, и сложить о ней собственное Великое Сказание – по-прежнему казалось неосуществимым.
Однажды Лиан вернулся домой за полночь после очередного вечера, проведенного в кабаках, где ему не удалось заработать денег даже на стакан вина, и увидел, что его дверь распахнута. В темноте он швырнул сумку туда, где стоял стол, но она грохнулась на пол. Лиан поднял над головой зажженную свечу и обнаружил, что в комнате не было ни стола, ни стульев. С крючков пропала вся его одежда, а книжные полки опустели. В комнате вообще ничего больше не было. На полу валялся лишь пролежанный матрас, набитый соломой. Исчезли все его пожитки, включая поношенную одежду и стоптанные сапоги, а на стенах были нацарапаны оскорбления в адрес дзаинян.
Кража одежды и мебели его не очень расстроила. Их можно будет легко купить, как только у него появятся деньги. Но пропали все книги сказаний, с таким трудом переписанные им от руки за пятнадцать лет учебы, его дневники, бесценные семейные предания и все черновики нового текста “Сказания о Непреодолимой Преграде”. Он лишился всего, кроме украшенной его же рукой книги Великих Преданий и нового дневника, которые лежали у него в сумке. Лиан почувствовал приступ отчаяния.
Затем по городу поползли слухи. Сначала до него стали долетать отрывки пьяных разговоров, а на стенах отхожих мест кто-то начал писать, что звание мастера-летописца Лиану присвоили незаслуженно, потому что все его сказание было ложью и подделкой. Звание было присвоено Лиану единогласным решением совета мастеров-летописцев Школы Преданий, и никто не мог лишить его этого звания, но слухи порочили имя Лиана.
Его случайные приятели отдалились от него. Впрочем, этот бойкот оказал прямо противоположное действие на Тандиву. Хотя она и не осмеливалась говорить с Лианом в чужом присутствии, но стала ему улыбаться, и они несколько раз даже потихоньку встречались. Лиану было приятно, что у него остался хоть один друг, но, понимая, чем рискует Тандива, через какое-то время сам перестал с ней видеться. Тяжелее утраты друзей Лиан переживал то, что не может больше работать с Преданиями, дороже которых у него не было ничего на свете.
Наконец Лиан осознал, что проиграл, и попросил встречи с Вистаном.
– Твоя взяла, – сказал он. – Чего ты от меня добиваешься?
– Всего лишь слова мастера-летописца, что ты никогда не будешь рассказывать свое сказание и никогда о нем даже не упомянешь, – ответил Вистан.
– Хорошо. Даю слово. Но мне хотелось бы получить доступ к архивам. – Лиан постарался напустить на себя смиренный вид, хотя это ему не очень удалось.
– Конечно, – сказал Вистан и взялся за великолепное павлинье перо, конец которого свисал у него через плечо и плясал в воздухе в такт движениям руки, обмакнул его в чернила и придвинул к себе лист бумаги.
– А еще я хочу получить обратно текст своего выступления.
Перо Вистана замерло на полпути к бумаге.
– На его основании тебе присвоили звание. Я не могу выполнить твою просьбу. Кроме того, настоящий сказитель помнит наизусть свои сказания.
– Я помню текст, но это всего лишь слова. Я хочу иметь подтверждающие их документы.
– А зачем они тебе? – спросил его Вистан.
– Мне надо докопаться до истины. Именно этому меня здесь учили! Неужели ты не понимаешь, что тут пахнет новым Великим Сказанием?! А ведь последнее Великое Сказание в Школе Преданий сложили несколько веков назад! Я прославлю не только себя, но и всю Школу!
Он затронул слабое место Вистана, о котором все знали. Директор Школы откинулся на спинку стула. Лиан набрал в грудь воздуха и продолжал:
– Я уверен, что девушку убили, потому что ей стала известна какая-то страшная тайна.
Вистан вздрогнул и уронил перо, разбрызгав по бумаге чернила.
– Очень жаль, что ты так думаешь, – сказал он. – Но в любом случае я не могу отдать тебе текст. Он теперь там, откуда мне его не достать. – Произнося эти слова, Вистан поигрывал серебряным браслетом на тощем запястье. – Его сможет извлечь оттуда только новый директор Школы после моей смерти.
– Она не заставит себя долго ждать! – в ярости заорал Лиан, полагая, что Вистан его обманывает. – Это сказание принадлежит мне! Я трудился над ним четыре года! Ты не имеешь права отнимать его у меня!
Вистан с ледяным спокойствием промокнул чернильные пятна.
– Человека нельзя лишить разве что его мыслей. Текста же ты больше не увидишь.
– Будь ты проклят, Вистан! А теперь напиши мне рекомендательное письмо, верни остаток моего содержания, и я навсегда уеду из Чантхеда.
Вистан зловеще улыбнулся:
– Хорошо. Но сначала дай мне слово никогда обо всем этом не упоминать.
– Я не дам тебе такого слова! Если ты мне откажешь, я обращусь к Мендарку! – Впрочем, Лиан и сам понимал, что не сделает этого.
На лице Вистана появилось выражение, от которого у Лиана по спине побежали мурашки.
– Мы с Мендарком – члены Совета. Если ты пойдешь к нему, мне придется сообщить о том, как ты своим безответственным поступком поставил под угрозу и нашу Школу, и сам Совет.
– Школа создана ради того, чтобы любой ценой разобраться, что в Преданиях правда, а что – вымысел. Ты трус и лицемер! СВистана было довольно.
– Я запрещаю тебе посещать библиотеку до конца Праздника! Если ты еще что-нибудь выкинешь, я не позволю тебе выступать на нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Карана все еще не могла прийти в себя, потому что Магрета по-прежнему питалась ее энергией через связывавшее их звено. “Ты же высосала всю жизнь из меня!” – хотелось прошептать ей, но язык не слушался. Иггур сделал над собой чудовищное усилие. Магрета испустила вопль, и ему удалось сдвинуться с места. Преодолевая все старания Магреты, он шагнул к Каране, потом – еще и склонился над ней.
Карана бросила на Магрету умоляющий взгляд, но та не могла ей помочь. Иггур сжал плечи Караны своими пальцами, словно они были железными, она же упорно избегала смотреть ему в глаза. Под тяжестью его рук у нее стали подгибаться ноги. Ей казалось, что его пальцы сейчас начнут дробить ее кости. Иггур повернул Карану к себе лицом и впился в него своими бесцветными глазами. Девушка ответила ему взглядом, полным ненависти, не лишившись от страха ни чувства собственного достоинства, ни решительности.
– Помоги мне! – прохрипела она, но Магрета была не в силах что-нибудь изменить.
– Кому ты служишь?! – проговорил Иггур. – Говори!
Карана по-прежнему не сдавалась, корчась под пронзительным взглядом Иггура. Она обессилела, ее бросало то в жар, то в холод, к горлу подступала тошнота, и она почти теряла сознание. А Магрета сосала и сосала ее силы. В голове у Караны ударил чудовищный колокол, в каждом ударе которого отзывалось имя, которое она не смела произнести. Что будет с ней, если она выдаст секрет Феламоры?! Что сделает с ней Иггур, если она не ответит ему?!
Наконец Карана почувствовала, что не может больше сопротивляться. Ее била дрожь.
– Молчи! – крикнула ей Магрета.
Иггур встряхнул Карану так сильно, что у нее лязгнули зубы.
– Тебя послал Мендарк? – прорычал он с нескрываемой яростью.
– Да, да, Мендарк! – кричала Магрета. – Мы от Мендарка!
Но было слишком поздно. Лицо Караны свела судорога. Из прокушенной губы сочилась струйка крови. Она пыталась зажать себе рот рукой, но та уже не слушалась ее. Словно сами собой, ее губы прошептали одно только слово: “Феламора!”
Иггур отпустил ее, и она рухнула на четвереньки, все еще сжимая Зеркало.
– Феламора?! – прошипел он.
– Что ты наделала, Карана! Теперь мне конец! – воскликнула Магрета.
Карана выглядела раздавленной. Потом она закатила глаза и разорвала связь с Магретой. Та пошатнулась. Карана осторожно поднялась на ноги и попятилась к двери, не выпуская из рук Зеркала. Иггур попытался было выхватить его, но Карана на удивление проворно отскочила. В душе у Магреты затеплился слабый огонек надежды. Значит, Карана все-таки не безвольная тряпка! Справившись с отчаянием, Магрета собралась с последними силами.
– Оставь ее, – приказала она Иггуру, призвав себе на помощь все свои знания в области Тайного Искусства.
Иггур окаменел, словно пораженный громом, защищая лицо согнутой рукой, похожей на сломанное птичье крыло. В его направленном на Магрету взгляде сквозило крайнее изумление.
– Кто ты такая, что можешь приковать меня к месту? – спросил он удивленно. На скулах у него играли желваки.
– Беги! – воскликнула Магрета. – Ты же дала мне слово! Я не смогу его долго удерживать!
Карана сжалась в комок. На ее бледное лицо было жалко смотреть, однако в глазах у нее светилась непреклонная решимость исправить совершенную ошибку.
– Хорошо, – проговорила она, повернулась к Иггуру и добавила с чувством собственного достоинства: – Ты не остановишь меня!
Иггур искривил губы в болезненной усмешке.
– А ты знаешь о вельмах, моих кровожадных телохранителях? Пятьсот лет скитались они по непроходимым южным лесам. Я покорил их, даровал им все, чего только можно желать, и теперь ради меня они свернут горы. Они каждый день умоляют меня отдать им на растерзание моих врагов. Пожалуй, я велю им заняться тобой, – сказал он и сделал рукой недвусмысленный жест.
Услышав эти слова и, главное, увидев жест, Карана почувствовала, как у нее затряслись ноги, а перед глазами замаячила зловещая фигура человека-сучка. У нее пробежал мороз по коже, а волосы на голове зашевелились. Ее чуть не вырвало, словно она почувствовала смрад разложившегося собачьего трупа, а чей-то скользкий язык прикоснулся к ее шее, оставив на ней полоску зловонной слизи.
Иггур зловеще рассмеялся:
– Значит, Феламора жива. И ей нужно мое Зеркало. Но она его не получит. Если понадобится, моя армия уже через неделю будет на востоке.
Карана поняла, что вот-вот упадет в обморок. Из-за того что она не сумела держать язык за зубами, мир уже начал меняться у нее на глазах. В этот миг Магрета подняла руку и сжала пальцы в кулак. Иггуру перестал повиноваться язык, а Карана выбежала из комнаты. На стене за спиной у девушки исчезли очертания захлопнувшейся двери.
Иггур с огромным трудом медленно повернулся к Магрете.
– Ты не сможешь долго держать меня, – прошептал он. – Скоро твои силы иссякнут, и я сломлю тебя.
Магрета стояла неподвижно, выпрямившись во весь рост и прижав к бокам руки, сжатые в кулаки.
– Я не боюсь тебя и буду держать, пока она не уйдет далеко. А потом делай со мной что хочешь!
6
Роковой промах
А в это время Лиану, спокойно спавшему в Чантхеде, снился самый прекрасный сон, какой только может посетить летописца: после многолетних поисков ему удалось обнаружить свидетельства жестокого преступления, деяния столь дерзкого и чреватого такими кошмарными последствиями, что злодей почти вызывал восхищение своей решительностью. Во сне Лиан из отрывочных сведений складывал новое Великое Сказание, первое за последние двести пятьдесят лет. Это сказание, которому будет присвоено название “Сказание Лиана”, прославит его имя, обеспечит ему почетное место в ряду самых великих летописцев.
Из соседней комнаты послышался хриплый вопль. Потом оттуда донесся второй голос, третий, и все они слились в поток неразборчивой брани. Лиан застонал и скинул с себя одеяло. У него раскалывалась голова. Воспоминания о прошедшей ночи прогнали сладкие мечты о славе.
Просыпаться ему, в общем, было незачем. За месяц, прошедший с его триумфального выступления на Выпускных Испытаниях, поиски убийцы девушки-калеки превратились для Лиана в навязчивую идею. Он не мог думать ни о чем, кроме этого, обшарил всю библиотеку, читал до тех пор, пока буквы не начинали двоиться у него перед глазами и его не начинало тошнить от одного их вида, тем не менее он так ничего и не обнаружил.
Лиан забросил остальные занятия. Он продолжал развлекать сказаниями тех, кто был готов внимать ему, но, несмотря на их настойчивые просьбы, ни разу не осмелился повторить “Сказание о Непреодолимой Преграде”, опасаясь, что слухи об этом могут дойти до Вистана. К тому же Лиан боялся, что кто-нибудь сумеет доказать лживость преданий, из которых он намеревался сложить новое Великое Сказание, и вся его карьера окажется под угрозой.
Его соперники говорили, что он выдохся и больше ни на что не способен. Ему же, с детства мечтавшему стать летописцем, было невыносимо больно слушать такие слова.
У Лиана не было ни гроша. Ведь он так и не получал содержания. Он лучше всех в Чантхеде знал Предания, но с их помощью не заработать на жизнь. Он существовал только за счет того, что рассказывал скабрезные байки в самых грязных кабаках города. А еще он иногда выполнял задания за студентов слишком ленивых или глупых, чтобы самим с ними справиться.
Заветное желание Лиана – узнать, как в действительности возникла Непреодолимая Преграда, и сложить о ней собственное Великое Сказание – по-прежнему казалось неосуществимым.
Однажды Лиан вернулся домой за полночь после очередного вечера, проведенного в кабаках, где ему не удалось заработать денег даже на стакан вина, и увидел, что его дверь распахнута. В темноте он швырнул сумку туда, где стоял стол, но она грохнулась на пол. Лиан поднял над головой зажженную свечу и обнаружил, что в комнате не было ни стола, ни стульев. С крючков пропала вся его одежда, а книжные полки опустели. В комнате вообще ничего больше не было. На полу валялся лишь пролежанный матрас, набитый соломой. Исчезли все его пожитки, включая поношенную одежду и стоптанные сапоги, а на стенах были нацарапаны оскорбления в адрес дзаинян.
Кража одежды и мебели его не очень расстроила. Их можно будет легко купить, как только у него появятся деньги. Но пропали все книги сказаний, с таким трудом переписанные им от руки за пятнадцать лет учебы, его дневники, бесценные семейные предания и все черновики нового текста “Сказания о Непреодолимой Преграде”. Он лишился всего, кроме украшенной его же рукой книги Великих Преданий и нового дневника, которые лежали у него в сумке. Лиан почувствовал приступ отчаяния.
Затем по городу поползли слухи. Сначала до него стали долетать отрывки пьяных разговоров, а на стенах отхожих мест кто-то начал писать, что звание мастера-летописца Лиану присвоили незаслуженно, потому что все его сказание было ложью и подделкой. Звание было присвоено Лиану единогласным решением совета мастеров-летописцев Школы Преданий, и никто не мог лишить его этого звания, но слухи порочили имя Лиана.
Его случайные приятели отдалились от него. Впрочем, этот бойкот оказал прямо противоположное действие на Тандиву. Хотя она и не осмеливалась говорить с Лианом в чужом присутствии, но стала ему улыбаться, и они несколько раз даже потихоньку встречались. Лиану было приятно, что у него остался хоть один друг, но, понимая, чем рискует Тандива, через какое-то время сам перестал с ней видеться. Тяжелее утраты друзей Лиан переживал то, что не может больше работать с Преданиями, дороже которых у него не было ничего на свете.
Наконец Лиан осознал, что проиграл, и попросил встречи с Вистаном.
– Твоя взяла, – сказал он. – Чего ты от меня добиваешься?
– Всего лишь слова мастера-летописца, что ты никогда не будешь рассказывать свое сказание и никогда о нем даже не упомянешь, – ответил Вистан.
– Хорошо. Даю слово. Но мне хотелось бы получить доступ к архивам. – Лиан постарался напустить на себя смиренный вид, хотя это ему не очень удалось.
– Конечно, – сказал Вистан и взялся за великолепное павлинье перо, конец которого свисал у него через плечо и плясал в воздухе в такт движениям руки, обмакнул его в чернила и придвинул к себе лист бумаги.
– А еще я хочу получить обратно текст своего выступления.
Перо Вистана замерло на полпути к бумаге.
– На его основании тебе присвоили звание. Я не могу выполнить твою просьбу. Кроме того, настоящий сказитель помнит наизусть свои сказания.
– Я помню текст, но это всего лишь слова. Я хочу иметь подтверждающие их документы.
– А зачем они тебе? – спросил его Вистан.
– Мне надо докопаться до истины. Именно этому меня здесь учили! Неужели ты не понимаешь, что тут пахнет новым Великим Сказанием?! А ведь последнее Великое Сказание в Школе Преданий сложили несколько веков назад! Я прославлю не только себя, но и всю Школу!
Он затронул слабое место Вистана, о котором все знали. Директор Школы откинулся на спинку стула. Лиан набрал в грудь воздуха и продолжал:
– Я уверен, что девушку убили, потому что ей стала известна какая-то страшная тайна.
Вистан вздрогнул и уронил перо, разбрызгав по бумаге чернила.
– Очень жаль, что ты так думаешь, – сказал он. – Но в любом случае я не могу отдать тебе текст. Он теперь там, откуда мне его не достать. – Произнося эти слова, Вистан поигрывал серебряным браслетом на тощем запястье. – Его сможет извлечь оттуда только новый директор Школы после моей смерти.
– Она не заставит себя долго ждать! – в ярости заорал Лиан, полагая, что Вистан его обманывает. – Это сказание принадлежит мне! Я трудился над ним четыре года! Ты не имеешь права отнимать его у меня!
Вистан с ледяным спокойствием промокнул чернильные пятна.
– Человека нельзя лишить разве что его мыслей. Текста же ты больше не увидишь.
– Будь ты проклят, Вистан! А теперь напиши мне рекомендательное письмо, верни остаток моего содержания, и я навсегда уеду из Чантхеда.
Вистан зловеще улыбнулся:
– Хорошо. Но сначала дай мне слово никогда обо всем этом не упоминать.
– Я не дам тебе такого слова! Если ты мне откажешь, я обращусь к Мендарку! – Впрочем, Лиан и сам понимал, что не сделает этого.
На лице Вистана появилось выражение, от которого у Лиана по спине побежали мурашки.
– Мы с Мендарком – члены Совета. Если ты пойдешь к нему, мне придется сообщить о том, как ты своим безответственным поступком поставил под угрозу и нашу Школу, и сам Совет.
– Школа создана ради того, чтобы любой ценой разобраться, что в Преданиях правда, а что – вымысел. Ты трус и лицемер! СВистана было довольно.
– Я запрещаю тебе посещать библиотеку до конца Праздника! Если ты еще что-нибудь выкинешь, я не позволю тебе выступать на нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91