.. Чтобы денег дали или самолет в Парагвай...
Товарищу Максиму не нужны были деньги и не нужен был самолет в Парагвай, ему нужно было выгадать время, чтобы успеть все хорошенько продумать. Продумать, что и как говорить на допросах в полиции, потому что если говорить складно и всегда одинаково, то есть шанс соскочить с крючка. Представить все так, что это как будто не он, а этот — Иванов. И убивал, и французов в заложники взял. Подставить вместо себя лоха, а самому сойти за жертву. Как будто это тот все затеял и заставил выполнять его приказания, угрожая убить. А что?.. Пистолет у него, это свидетели видели и подтвердят. Вязать — да, вязал он, но заставлял Иванов. Под страхом смерти... И все, и тогда Иванов пойдет “паровозом”, а он в худшем случае соучастником. А в лучшем — вообще свидетелем. Если все хорошо продумать и гладко разыграть.
Главное, чтобы было время...
— Ну что, понял, все понял?
Иванов судорожно кивнул.
— Ты, главное, не бойся, прорвемся, — подбодрил товарищ Максим Иванова. — Здесь — не у нас. Здесь они пугливые — все дадут! Заживем в Парагвае или еще где, как короли. Ты только делай то, что я тебе скажу...
Очень скоро в квартиру позвонили. Культурные французские менты даже в явно сломанную дверь предпочитали вначале звонить.
Снова позвонили.
Постучали.
И стали налегать плечом.
Дверь подалась, но ненамного, на несколько сантиметров, дальше ее не пускал упершийся в стену шкаф.
— Ты знаешь, как по-французски будет заложник? — спросил товарищ Максим.
Иванов отрицательно помотал головой.
— Плохо... Тогда так, берем одного из них и предъявляем фараонам, пока они стрелять не начали. Если покажем, то не будут, побоятся своих зацепить.
Пошли в прихожую!
Иванов пошел.
Товарищ Максим по-быстрому выдернул из-под кучи одежды и развязал одну из женщин.
— На, покажи ее в окно, — тихо сказал он. Сказал оправдательно-испуганным тоном. Значение слов, произнесенных по-русски, пленница все равно не понимала, а интонации должна была. Интонации на всех языках звучат примерно одинаково.
— Ну, давай.
И товарищ Максим свирепо взглянул на Иванова.
Тот взял женщину за руку и потянул к окну. Женщина не упиралась, потому что у гангстера был пистолет.
Иванов дошел до окна и остановился. Он не знал, что делать дальше.
Знал товарищ Максим.
Он подхватил стул и что было сил швырнул его в закрытое окно. Со звоном лопнуло и рассыпалось стекло. Сотни осколков звонким дождем посыпались вниз, на тротуар и мостовую. Стул упал на крышу полицейского автомобиля, расколотив мигалку.
Французские полицейские не растерялись, французские полицейские мгновенно разбежались по подворотням и упали за машины.
— Подтащи ее к окну, — сказал товарищ Максим. Иванов подвел женщину к самому окну.
— Дальше, дальше, — показал товарищ Максим.
Иванов подсадил заложницу за подоконник и встал рядом. Хотя, по идее, должен был сзади.
Товарищ Максим поднес к виску указательный палец.
— Чего? — не понял Иванов. Товарищ Максим пошевелил большим пальцем, изображая, что взводит курок.
— А-а... — наконец сообразил Иванов.
И показал пистолет.
Товарищ Максим оживленно закивал. И ободряюще улыбнулся.
Иванов замотал головой. Не хотел он пугать женщину.
Товарищ Максим показал кулак.
Иванов скис, но все же продолжал сопротивляться. Он боялся как-нибудь случайно застрелить женщину.
Тогда товарищ Максим был вынужден прибегнуть к более веской аргументации — он обхватил себя пальцами за глотку и, двигая ими, как ножницами, показал, как будет отрывать Иванову голову.
Спорить сразу расхотелось.
Иванов вздохнул, поднял пистолет и приставил его к виску женщины. Та закатила глаза и попыталась упасть в обморок.
— Держи ее! — показал товарищ Максим.
Иванов подхватил заложницу левой рукой, прижал к себе и оглянулся, чтобы понять, что делать дальше.
— Дальше, высунься дальше, — двигая руками от себя, показал товарищ Максим.
Иванов наклонился вперед.
Еще!
Наклонился еще. И посмотрел вниз.
Внизу рядком стояли полицейские машины, под машинами ползали Полицейские. Другие, чуть дальше, бежали вдоль домов, прижимаясь спинами к стенам, прячась в нишах и за случайными выступами. Еще дальше, поперек проезжей части и тротуаров, какие-то люди растягивали яркие стоп-ленты. И еще в воздухе, словно к Парижу приближались армады бомбардировщиков, дружно выли полицейские сирены.
Люди занимались делом. Но вдруг все разом замерли, подняли головы и стали смотреть в одну сторону. Стали смотреть на человека, высунувшегося в проем разбитого окна на четвертом этаже. Его силуэт угадывался в свете ночника, включенного где-то сзади в комнате. Человек стоял не один — прямо перед собой, перехватив левой рукой поперек туловища и прижав к себе, он удерживал женщину. Другая его рука была задрана на уровень груди. Не пустая рука... В ней был зажат пистолет с накрученным на ствол набалдашником глушителя, который буравил висок женщины.
Все замерли...
И женщина замерла, потому что, подумав, что ее собираются выбросить вниз, потеряла сознание.
И Иванов замер, так как не знал, что делать дальше.
— Что ты видишь? — спросил его сзади товарищ Максим. — Только не ори.
— Полицейские, — тихо ответил Иванов.
— Много?
— Много.
— Вот падлы, волки позорные... успели, значит... Что они делают?
— Ничего не делают. Сюда смотрят.
Товарищ Максим быстро соображал, что делать дальше...
Это они сейчас смотрят, а через минуту... Надо осадить их, отбить у них охоту к штурму. Сказать, что, если они начнут стрелять, если только дернутся, заложники тут же умрут.
Только как сказать, если они не понимают по-русски?..
А не надо говорить, надо по-другому...
— Ты вот что, ты пугни их, покажи, что мы не шутим, — приказал товарищ Максим.
— Как показать? — не понял Иванов.
— Очень просто... Взведи пистолет и выстрели в воздух. Нет, лучше вниз.
— Ладно, — согласился Иванов. — А как его взвести?
— Ты что?.. — поразился товарищ Максим. — Там же курок, сзади!..
— Ах да, — вспомнил Иванов возню с оружием в тире под присмотром генерала Трофимова. — Сейчас, сейчас...
И отжал большим пальцем курок. Отчего пришедшая в себя женщина, услышав сухой щелчок взведенного курка и почувствовав, как дернулся ствол пистолета, снова утратила сознание.
— Теперь стреляй!..
В пистолете не было обоймы, обойму товарищ Максим предусмотрительно и демонстративно из пистолета вытащил, когда передавал его Иванову. На всякий случай, чтобы не было соблазна выстрелить ему в спину. Но про еще один патрон забыл, про дополнительный, тот, что был в стволе. А теперь вспомнил.
— Стреляй!!
Иванов оторвал пистолет от головы заложницы, опустил ствол вниз, зажмурился и нажал на курок. Ничего не произошло.
— Ну, ты чего?
— Я стреляю, — извинительным тоном сказал Иванов.
— А предохранитель? Ты его с предохранителя снял?.. Опусти предохранитель, там, сбоку, придурок! — свирепо зашипел товарищ Максим.
— Ну да, конечно...
Иванов опустил флажок предохранителя и снова надавил пальцем на курок.
И снова выстрел не прозвучал, потому что на ствол был навинчен глушитель. Но эффект все равно был — пуля угодила в одну из полицейских машин, рассыпав лобовое стекло. Выброшенная отражателем гильза упала с высоты четвертого этажа на тротуар, отскочила и, звонко бренча, запрыгала по асфальту.
Высунувшиеся было из-под машин полицейские мгновенно занырнули обратно. И даже те, что были далеко, плюхнулись на животы и, быстро передвигая руками и ногами, поползли в подворотни.
— Внимание, всем укрыться, преступник вооружен, преступник открыл стрельбу, — заорали в рации полицейские командиры.
Хотя предупреждать никого не надо было, все и так все поняли.
Впрочем, нет, не все...
— Дьявол, он там, кажется, стрелять начал, — сказал один из полицейских, осаждавших дверь в квартиру, приложив к уху рацию.
И все разом отхлынули от двери и, обгоняя друг друга, побежали на нижний этаж.
Никто из полицейских и не подумал бросаться на приступ, на Западе умеют ценить жизнь и очень хорошо знают пункты служебных инструкций, которые гласят, что с вооруженными преступниками, взявшими заложников, должны разбираться спецподразделения, а все прочие лишь обеспечивать их работу, кроме отдельных, оговоренных в тех же инструкциях случаев, когда есть возможность обезвредить преступников без риска для жизни полицейских и плененных граждан...
В данном случае обезвредить преступника без угрозы для жизни заложников было невозможно. В принципе невозможно, потому что если попытаться убить террориста, то он почти наверняка успеет нажать на курок и застрелит женщину. Но даже если представить невозможное, представить, что не успеет, ее это все равно не спасет, так как заложница, наполовину высунувшись из окна, висит на высоте четвертого этажа, и если убить террориста, то он вместе со своей жертвой свалится вниз.
— Месье, успокойтесь, мы не хотим причинить вам вреда, мы готовы выслушать все ваши требования, — сказал в мегафон, действуя опять-таки строго в соответствии с инструкцией, какой-то полицейский чин.
— Чего они говорят? — спросил товарищ Максим. Иванов пожал плечами.
— Ладно, давай ее обратно, они все поняли, — распорядился товарищ Максим.
Иванов втянул женщину внутрь. Товарищ Максим набросил ей на голову одеяло и обмотал концы вокруг туловища. Ему менее всего нужно было, чтобы заложница видела, что вокруг нее происходит.
— Ну все, теперь пойди задерни все шторы, — сказал товарищ Максим. — И посмотри, что есть в холодильнике. Жрать охота — спасу нет.
Иванов прошел по квартире и задернул все шторы...
— Он задергивает шторы, — доложили ведущие наблюдение полицейские.
Террорист поступал так, как должен был поступить, — он лишил полицейских возможности наблюдать за его действиями...
— Эвакуируйте жильцов из близлежащих зданий, — распорядилось прибывшее на место происшествие полицейское начальство. — И оцепите прилегающую территорию...
Десятки полицейских разбежались по подъездам ближайших домов.
— Пардон, мадам, пардон, месье, мы вынуждены попросить вас на время покинуть помещение, — вежливо сообщали они. — Еще раз приносим вам извинения за причиненное беспокойство, — и препровождали жильцов к приготовленным для них автобусам.
Пожилых, больных и немощных жильцов выносили на носилках пожарные.
Никто не спорил, все подчинялись, потому что там спорить с властями не принято.
Квартал был очищен, и на место прибыли полицейские спецбригады.
— Где он? — спросил штатный полицейский психолог.
— Там, — показали ему на окна четвертого этажа.
— Месье, главное, успокоиться и не наделать глупостей, — бархатно, через специальную акустическую аппаратуру, позволяющую воспроизводить мельчайшие нюансы тембра голоса, сказал психолог. — Ведь у вас тоже есть мать, есть жена и, возможно, дети. Представьте, что кто-нибудь захватил их и угрожает им оружием. Разве вам не было бы жаль ваших близких? Но точно так же есть родители, дети, жены, мужья у ваших пленников...
В подъезд, под прикрытием речей психолога и пуленепробиваемых щитов, вошли криминалисты и, ползая на коленях, стали обмазывать ручки дверей, пластиковое покрытие перил и что только возможно специальным порошком, так как существовала вероятность, что террорист мог оставить на них отпечатки пальцев. А установить его личность в данной ситуации было крайне важно, так как это могло позволить прогнозировать его действия и более действенно вести психологическую обработку, привлекая к ней его близких, родственников и друзей.
В ближайшем от дома, где засел террорист, кафе собрался штаб антитеррористической операции.
— Сколько их? — спросил один из важных полицейских чинов.
— Кажется, один.
— А заложников?
— По меньшей мере четверо.
Один террорист был лучше, чем несколько. Потому что политические экстремисты никогда не действуют в одиночку. Один террорист, вполне вероятно, мог оказаться просто психом, наркоманом или обманутым мужем.
С психом или наркоманом можно было попытаться справиться без переговоров.
— Готовьтесь к штурму...
В трех ближайших кварталах выключили свет. На чердаки и крыши влезли полицейские снайперы, одетые в серые, плохо различимые в сумраке начавшегося рассвета комбинезоны. Заняли позиции за трубами и против слуховых окон.
На крышу дома, где засел террорист, поднялась группа захвата. Крепкие ребята в бронежилетах, касках с пуленепробиваемыми забралами, с пистолетами и электрошоковыми дубинками на боку, светошумовыми и слезоточивыми гранатами в подсумках жилетов, с короткоствольными автоматами поперек груди быстро и бесшумно надели, подогнали альпинистские, с черными не бликуюшими пряжками обвязки, закрепили веревки, спустились ближе к краю крыши. Теперь, как только поступит приказ, они прыгнут, скользнут вниз по стене, остановятся, замрут возле окон и разом, по команде, выбивая ногами стекла, нырнут в квартиру каждый через свое окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Товарищу Максиму не нужны были деньги и не нужен был самолет в Парагвай, ему нужно было выгадать время, чтобы успеть все хорошенько продумать. Продумать, что и как говорить на допросах в полиции, потому что если говорить складно и всегда одинаково, то есть шанс соскочить с крючка. Представить все так, что это как будто не он, а этот — Иванов. И убивал, и французов в заложники взял. Подставить вместо себя лоха, а самому сойти за жертву. Как будто это тот все затеял и заставил выполнять его приказания, угрожая убить. А что?.. Пистолет у него, это свидетели видели и подтвердят. Вязать — да, вязал он, но заставлял Иванов. Под страхом смерти... И все, и тогда Иванов пойдет “паровозом”, а он в худшем случае соучастником. А в лучшем — вообще свидетелем. Если все хорошо продумать и гладко разыграть.
Главное, чтобы было время...
— Ну что, понял, все понял?
Иванов судорожно кивнул.
— Ты, главное, не бойся, прорвемся, — подбодрил товарищ Максим Иванова. — Здесь — не у нас. Здесь они пугливые — все дадут! Заживем в Парагвае или еще где, как короли. Ты только делай то, что я тебе скажу...
Очень скоро в квартиру позвонили. Культурные французские менты даже в явно сломанную дверь предпочитали вначале звонить.
Снова позвонили.
Постучали.
И стали налегать плечом.
Дверь подалась, но ненамного, на несколько сантиметров, дальше ее не пускал упершийся в стену шкаф.
— Ты знаешь, как по-французски будет заложник? — спросил товарищ Максим.
Иванов отрицательно помотал головой.
— Плохо... Тогда так, берем одного из них и предъявляем фараонам, пока они стрелять не начали. Если покажем, то не будут, побоятся своих зацепить.
Пошли в прихожую!
Иванов пошел.
Товарищ Максим по-быстрому выдернул из-под кучи одежды и развязал одну из женщин.
— На, покажи ее в окно, — тихо сказал он. Сказал оправдательно-испуганным тоном. Значение слов, произнесенных по-русски, пленница все равно не понимала, а интонации должна была. Интонации на всех языках звучат примерно одинаково.
— Ну, давай.
И товарищ Максим свирепо взглянул на Иванова.
Тот взял женщину за руку и потянул к окну. Женщина не упиралась, потому что у гангстера был пистолет.
Иванов дошел до окна и остановился. Он не знал, что делать дальше.
Знал товарищ Максим.
Он подхватил стул и что было сил швырнул его в закрытое окно. Со звоном лопнуло и рассыпалось стекло. Сотни осколков звонким дождем посыпались вниз, на тротуар и мостовую. Стул упал на крышу полицейского автомобиля, расколотив мигалку.
Французские полицейские не растерялись, французские полицейские мгновенно разбежались по подворотням и упали за машины.
— Подтащи ее к окну, — сказал товарищ Максим. Иванов подвел женщину к самому окну.
— Дальше, дальше, — показал товарищ Максим.
Иванов подсадил заложницу за подоконник и встал рядом. Хотя, по идее, должен был сзади.
Товарищ Максим поднес к виску указательный палец.
— Чего? — не понял Иванов. Товарищ Максим пошевелил большим пальцем, изображая, что взводит курок.
— А-а... — наконец сообразил Иванов.
И показал пистолет.
Товарищ Максим оживленно закивал. И ободряюще улыбнулся.
Иванов замотал головой. Не хотел он пугать женщину.
Товарищ Максим показал кулак.
Иванов скис, но все же продолжал сопротивляться. Он боялся как-нибудь случайно застрелить женщину.
Тогда товарищ Максим был вынужден прибегнуть к более веской аргументации — он обхватил себя пальцами за глотку и, двигая ими, как ножницами, показал, как будет отрывать Иванову голову.
Спорить сразу расхотелось.
Иванов вздохнул, поднял пистолет и приставил его к виску женщины. Та закатила глаза и попыталась упасть в обморок.
— Держи ее! — показал товарищ Максим.
Иванов подхватил заложницу левой рукой, прижал к себе и оглянулся, чтобы понять, что делать дальше.
— Дальше, высунься дальше, — двигая руками от себя, показал товарищ Максим.
Иванов наклонился вперед.
Еще!
Наклонился еще. И посмотрел вниз.
Внизу рядком стояли полицейские машины, под машинами ползали Полицейские. Другие, чуть дальше, бежали вдоль домов, прижимаясь спинами к стенам, прячась в нишах и за случайными выступами. Еще дальше, поперек проезжей части и тротуаров, какие-то люди растягивали яркие стоп-ленты. И еще в воздухе, словно к Парижу приближались армады бомбардировщиков, дружно выли полицейские сирены.
Люди занимались делом. Но вдруг все разом замерли, подняли головы и стали смотреть в одну сторону. Стали смотреть на человека, высунувшегося в проем разбитого окна на четвертом этаже. Его силуэт угадывался в свете ночника, включенного где-то сзади в комнате. Человек стоял не один — прямо перед собой, перехватив левой рукой поперек туловища и прижав к себе, он удерживал женщину. Другая его рука была задрана на уровень груди. Не пустая рука... В ней был зажат пистолет с накрученным на ствол набалдашником глушителя, который буравил висок женщины.
Все замерли...
И женщина замерла, потому что, подумав, что ее собираются выбросить вниз, потеряла сознание.
И Иванов замер, так как не знал, что делать дальше.
— Что ты видишь? — спросил его сзади товарищ Максим. — Только не ори.
— Полицейские, — тихо ответил Иванов.
— Много?
— Много.
— Вот падлы, волки позорные... успели, значит... Что они делают?
— Ничего не делают. Сюда смотрят.
Товарищ Максим быстро соображал, что делать дальше...
Это они сейчас смотрят, а через минуту... Надо осадить их, отбить у них охоту к штурму. Сказать, что, если они начнут стрелять, если только дернутся, заложники тут же умрут.
Только как сказать, если они не понимают по-русски?..
А не надо говорить, надо по-другому...
— Ты вот что, ты пугни их, покажи, что мы не шутим, — приказал товарищ Максим.
— Как показать? — не понял Иванов.
— Очень просто... Взведи пистолет и выстрели в воздух. Нет, лучше вниз.
— Ладно, — согласился Иванов. — А как его взвести?
— Ты что?.. — поразился товарищ Максим. — Там же курок, сзади!..
— Ах да, — вспомнил Иванов возню с оружием в тире под присмотром генерала Трофимова. — Сейчас, сейчас...
И отжал большим пальцем курок. Отчего пришедшая в себя женщина, услышав сухой щелчок взведенного курка и почувствовав, как дернулся ствол пистолета, снова утратила сознание.
— Теперь стреляй!..
В пистолете не было обоймы, обойму товарищ Максим предусмотрительно и демонстративно из пистолета вытащил, когда передавал его Иванову. На всякий случай, чтобы не было соблазна выстрелить ему в спину. Но про еще один патрон забыл, про дополнительный, тот, что был в стволе. А теперь вспомнил.
— Стреляй!!
Иванов оторвал пистолет от головы заложницы, опустил ствол вниз, зажмурился и нажал на курок. Ничего не произошло.
— Ну, ты чего?
— Я стреляю, — извинительным тоном сказал Иванов.
— А предохранитель? Ты его с предохранителя снял?.. Опусти предохранитель, там, сбоку, придурок! — свирепо зашипел товарищ Максим.
— Ну да, конечно...
Иванов опустил флажок предохранителя и снова надавил пальцем на курок.
И снова выстрел не прозвучал, потому что на ствол был навинчен глушитель. Но эффект все равно был — пуля угодила в одну из полицейских машин, рассыпав лобовое стекло. Выброшенная отражателем гильза упала с высоты четвертого этажа на тротуар, отскочила и, звонко бренча, запрыгала по асфальту.
Высунувшиеся было из-под машин полицейские мгновенно занырнули обратно. И даже те, что были далеко, плюхнулись на животы и, быстро передвигая руками и ногами, поползли в подворотни.
— Внимание, всем укрыться, преступник вооружен, преступник открыл стрельбу, — заорали в рации полицейские командиры.
Хотя предупреждать никого не надо было, все и так все поняли.
Впрочем, нет, не все...
— Дьявол, он там, кажется, стрелять начал, — сказал один из полицейских, осаждавших дверь в квартиру, приложив к уху рацию.
И все разом отхлынули от двери и, обгоняя друг друга, побежали на нижний этаж.
Никто из полицейских и не подумал бросаться на приступ, на Западе умеют ценить жизнь и очень хорошо знают пункты служебных инструкций, которые гласят, что с вооруженными преступниками, взявшими заложников, должны разбираться спецподразделения, а все прочие лишь обеспечивать их работу, кроме отдельных, оговоренных в тех же инструкциях случаев, когда есть возможность обезвредить преступников без риска для жизни полицейских и плененных граждан...
В данном случае обезвредить преступника без угрозы для жизни заложников было невозможно. В принципе невозможно, потому что если попытаться убить террориста, то он почти наверняка успеет нажать на курок и застрелит женщину. Но даже если представить невозможное, представить, что не успеет, ее это все равно не спасет, так как заложница, наполовину высунувшись из окна, висит на высоте четвертого этажа, и если убить террориста, то он вместе со своей жертвой свалится вниз.
— Месье, успокойтесь, мы не хотим причинить вам вреда, мы готовы выслушать все ваши требования, — сказал в мегафон, действуя опять-таки строго в соответствии с инструкцией, какой-то полицейский чин.
— Чего они говорят? — спросил товарищ Максим. Иванов пожал плечами.
— Ладно, давай ее обратно, они все поняли, — распорядился товарищ Максим.
Иванов втянул женщину внутрь. Товарищ Максим набросил ей на голову одеяло и обмотал концы вокруг туловища. Ему менее всего нужно было, чтобы заложница видела, что вокруг нее происходит.
— Ну все, теперь пойди задерни все шторы, — сказал товарищ Максим. — И посмотри, что есть в холодильнике. Жрать охота — спасу нет.
Иванов прошел по квартире и задернул все шторы...
— Он задергивает шторы, — доложили ведущие наблюдение полицейские.
Террорист поступал так, как должен был поступить, — он лишил полицейских возможности наблюдать за его действиями...
— Эвакуируйте жильцов из близлежащих зданий, — распорядилось прибывшее на место происшествие полицейское начальство. — И оцепите прилегающую территорию...
Десятки полицейских разбежались по подъездам ближайших домов.
— Пардон, мадам, пардон, месье, мы вынуждены попросить вас на время покинуть помещение, — вежливо сообщали они. — Еще раз приносим вам извинения за причиненное беспокойство, — и препровождали жильцов к приготовленным для них автобусам.
Пожилых, больных и немощных жильцов выносили на носилках пожарные.
Никто не спорил, все подчинялись, потому что там спорить с властями не принято.
Квартал был очищен, и на место прибыли полицейские спецбригады.
— Где он? — спросил штатный полицейский психолог.
— Там, — показали ему на окна четвертого этажа.
— Месье, главное, успокоиться и не наделать глупостей, — бархатно, через специальную акустическую аппаратуру, позволяющую воспроизводить мельчайшие нюансы тембра голоса, сказал психолог. — Ведь у вас тоже есть мать, есть жена и, возможно, дети. Представьте, что кто-нибудь захватил их и угрожает им оружием. Разве вам не было бы жаль ваших близких? Но точно так же есть родители, дети, жены, мужья у ваших пленников...
В подъезд, под прикрытием речей психолога и пуленепробиваемых щитов, вошли криминалисты и, ползая на коленях, стали обмазывать ручки дверей, пластиковое покрытие перил и что только возможно специальным порошком, так как существовала вероятность, что террорист мог оставить на них отпечатки пальцев. А установить его личность в данной ситуации было крайне важно, так как это могло позволить прогнозировать его действия и более действенно вести психологическую обработку, привлекая к ней его близких, родственников и друзей.
В ближайшем от дома, где засел террорист, кафе собрался штаб антитеррористической операции.
— Сколько их? — спросил один из важных полицейских чинов.
— Кажется, один.
— А заложников?
— По меньшей мере четверо.
Один террорист был лучше, чем несколько. Потому что политические экстремисты никогда не действуют в одиночку. Один террорист, вполне вероятно, мог оказаться просто психом, наркоманом или обманутым мужем.
С психом или наркоманом можно было попытаться справиться без переговоров.
— Готовьтесь к штурму...
В трех ближайших кварталах выключили свет. На чердаки и крыши влезли полицейские снайперы, одетые в серые, плохо различимые в сумраке начавшегося рассвета комбинезоны. Заняли позиции за трубами и против слуховых окон.
На крышу дома, где засел террорист, поднялась группа захвата. Крепкие ребята в бронежилетах, касках с пуленепробиваемыми забралами, с пистолетами и электрошоковыми дубинками на боку, светошумовыми и слезоточивыми гранатами в подсумках жилетов, с короткоствольными автоматами поперек груди быстро и бесшумно надели, подогнали альпинистские, с черными не бликуюшими пряжками обвязки, закрепили веревки, спустились ближе к краю крыши. Теперь, как только поступит приказ, они прыгнут, скользнут вниз по стене, остановятся, замрут возле окон и разом, по команде, выбивая ногами стекла, нырнут в квартиру каждый через свое окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44