– И все же вопрос о вторжении с Востока прежде всего касается Империи, поэтому многие будут удивлены, если вы введете свои войска в Пепперфилд.
– А вот люди с Востока удивляться не станут.
– Значит, вы полны решимости вести свои войска в Пепперфилд и отказываетесь выполнить просьбу его величества?
– Проклятие! Таковы мои намерения. Я загнал двух лошадей, чтобы поскорее сюда вернуться и заняться приготовлениями к походу.
– Однако это невозможно, ваше высочество, – заявил Шалтре.
– Невозможно?
– Когда его величество обращается к кому-то с просьбой…
– Речь идет о просьбе, а посему я имею право ее отклонить – выбор за мной. И хотя я совсем не хочу оскорбить его величество, тем не менее…
– А если речь идет не о просьбе, а о приказе?
– Тогда совсем другое дело. Будучи герцогом Истмэнсуотчем, я обязан повиноваться.
– Именно.
– Ну?
– Считайте, что вы получили приказ.
– И все же вы недавно говорили, что речь идет о просьбе.
– Да, это была просьба, ваше высочество, – до того момента, пока вы не отказались. Теперь она превратилась в приказ.
Адрон внимательно посмотрел на лиорна:
– Полагаю, у вас есть доказательства воли его величества?
– Ваше высочество соизволит взглянуть на эту бумагу?
Адрон нахмурился, но взял протянутую Шалтре бумагу и прочитал: «Лорд Адрон, мы повелеваем вам следовать указаниям Шалтре относительно всех вопросов, связанных с арестом Кааврена из Каслрока и его спутников. Тортаалик». Адрон проверил подпись, печать, стараясь, чтобы на его лице не отразилось никаких чувств. Наконец он молча поклонился, потому как сомневался, что может говорить вполне уверенно.
– У вас есть еще вопросы, ваше высочество? – спросил Шалтре.
После короткой паузы Адрон сумел взять себя в руки и ответил:
– Мы выступим через час, милорд.
– Я буду ждать ваше высочество снаружи.
Теперь мы вернемся к нашим друзьям, которые ничего не ведали об этом разговоре. К тому моменту, когда начало темнеть, они добрались до места, находившегося в двух милях от Пепперфилда. Аттрик заявил, что они с Катаной должны устроить поединок тем же вечером, но Кааврену удалось убедить его подождать до рассвета, чтобы все могли спокойно отдохнуть.
Следует отметить, вечер выдался довольно холодный, поскольку друзья поднялись высоко в горы. Однако дров оказалось в избытке, поэтому, позаботившись о лошадях, они разожгли большой костер и поужинали хлебом и сыром. Тазендра помалкивала и казалась печальной. Все устроились поближе к огню, завернувшись в плащи и одеяла, но разговор не клеился – было понятно, что завтрашний день положит конец дружеским отношениям, во всяком случае между некоторыми из них. Время от времени Катана бросала испытующие взгляды на Аттрика, словно размышляя о том, какая дружба могла бы их связать, если бы они встретились при других обстоятельствах. Аттрик, в свою очередь, избегал смотреть на Катану, будто уже не хотел вступать с ней в смертельную схватку, но не имел права нарушить долг чести.
Наконец Кааврен вздохнул и сказал:
– Друзья мои, должен признаться, меня беспокоит то, что я делаю. В Драгейре идея отправиться в дальнее путешествие казалась мне привлекательной: покрыть себя славой, стать героями, – но теперь, когда мы здесь, все кажется таким сложным.
– Что ж, – отозвалась Тазендра, – вы правы. Но должна честно признаться, не понимаю почему.
– Дело в том, – промолвил Айрич, – что мы ввязались в политические игры Империи, причем руководствовались собственными интересами, не пытаясь ей служить. Мы совершили ошибку, и я признаю себя в том виновным.
– Ба, – вмешался Пэл. – Конечно, мы оказались в центре интриг, но в этом нет ничего плохого, если император силен; именно таким способом дворянин и должен доказать свою силу, прославиться. Когда же император проявляет слабость, те, что ему служат, могут обнаружить лишь собственную слабость.
Кааврен нахмурился:
– Вы говорите, что император слаб? Не понимаю почему?
– Действительно? – удивился Пэл. – Взгляните на нас. Мы четверо – прошу прощения у вас, Аттрик, и у вас, Катана, – отправились в путь из Драгейры по долгу службы. Иными словами, мы служим Империи, которую олицетворяют его величество и двор.
– Пока все понятно, – сказал Кааврен, – пожалуйста, продолжайте.
– Но двор похож на паутину криоты, которую разорвал ветер. Повсюду протянулись щупальца интриг, но все так запуталось, что мы не ошибемся, если используем слово «анархия». Нам не повезло, и мы попали в паутину – возможно, по чистой случайности. Щупальцами никто не управляет. В противном случае нас бы успели перехватить еще до того, как мы покинули город. А кто должен осуществлять контроль, если не император? И раз император на это не способен, значит, он слаб.
– А почему, – заинтересовался Кааврен, – император слаб?
– Ну прежде всего он молод.
– Однако у него самые добрые побуждения, – добавил Айрич.
– О, тут я с вами совершенно согласен. Но он молод, к тому же обладает самым серьезным недостатком, какой только может иметь император.
– И в чем он заключается? – спросил Кааврен.
– Император слушает плохих советников.
– Ну должен же он кого-то слушать.
– Да, но необходим опыт, чтобы отличить плохого советника от хорошего.
– И как же ему решить эту проблему? – осведомился Кааврен, которого немало поразил столь неожиданный взгляд на императорскую политику.
– Как предлагал Айрич: найти людей, принимающих интересы Империи близко к сердцу.
– Ну а кто окружает его сейчас?
– Сейчас его советников прежде всего интересуют собственные дела, и они дают ему такие рекомендации, которые помогают им снискать его расположение. Вот почему они часто и без всякой надобности друг другу противоречат, что приводит к невнятной общей политике Империи. В результате Пепперфилд остается без защиты, баронесса, – тут он поклонился Катане, – ускользает из-под ареста, а до конца доводится лишь кампания по захвату безделушек, ведь император так любит разноцветные камешки.
– Ну, – с улыбкой заметил Айрич, – если бы он имел советника такого, как вы…
– О, – ответил Пэл, пожалуй даже слишком быстро, – у меня нет подобных амбиций, уверяю вас.
Айрич и Кааврен переглянулись и обменялись короткими улыбками.
– Тем не менее, – заговорила Тазендра, которая, как водится, ничего не заметила, – если бы вы стали его советником, что бы вы сказали его величеству?
Однако Пэл лишь покачал головой, словно вдруг сообразил, что холодная ночь и тепло костра заставили его открыть больше, чем он собирался.
– Должен признаться, если бы я был советником, – промолвил Айрич, – пост, интересующий меня ничуть не больше Пэла, я бы прежде всего предложил ему арестовать леди Катану.
Леди Катана удивилась, но Айрич вел себя столь корректно, что она не могла на него обижаться. Аттрик тоже с удивлением на него посмотрел, но промолчал. Кааврен же, которому вдруг стало не по себе, заявил:
– Ну, миледи, а как бы поступили вы? Прах и пепел! Нельзя же убивать всех, кому не нравятся ваши картины.
– Вы не рисуете, – холодно возразила Катана.
– Что ж, тут вы абсолютно правы, и я умолкаю.
Через некоторое время Катана заговорила, но так тихо, словно ее слова не предназначались ни для кого, кроме нее самой:
– Он вел себя чересчур заносчиво. Я работала над этим полотном тридцать девять лет, из них одиннадцать провела в джунглях, где наблюдала за драконами, иногда пробираясь в их жилища. Пять лет я писала задний план – чтобы каждое растение, каждый камень, каждая тень стали реальнее, чем натура, с которой я их срисовала, – и в то же время они должны были поддерживать основную тему моего произведения.
Пятнадцать лет я делала зарисовки драконов, пока не научилась читать выражение их лиц, чтобы показать тем, кто не знает, что у драконов могут быть на лицах и такие выражения. Потом я рисовала и рисовала. Наконец я закончила и покрыла картину лаком, после чего с самым кротким видом принесла свое произведение лорду э'Дриену. Пока я стояла и готовилась к тому, чтобы показать ее первому зрителю, появился этот человек, бросил небрежный взгляд и посчитал, что моя картина не стоит даже комментариев.
Катана снова замолчала. Тазендра кашлянула и спросила:
– Стало быть, вы рассердились?
Катана улыбнулась и ответила:
– Ну, если хотите знать правду, я сожалею о том, что сделала.
– Как, – сказал Аттрик, – вы сожалеете?
– Да. Я жалею, что убила его. Во всяком случае, мне следовало дать ему больше времени, чтобы он успел подготовиться к защите. Однако меня охватил ужасный гнев.
– Ну, – задумчиво проговорил Аттрик, – мне известно, что такое гнев.
– А я, в свою очередь, отлично представляю, что такое месть, – ответила Катана.
– Значит, мы друг друга понимаем, – заметил Аттрик.
– Целиком и полностью, – согласилась Катана.
– Но относительно кистей…
– Кистей?
– В его глазах.
– Ба! Вранье!
– Вы уверены?
– Мой дорогой Аттрик, я бы знала, если бы вонзила кисти кому-нибудь в глаза. Следует добавить, что я собиралась представить свою картину и не взяла с собой кисти.
– Но рассказывают…
– Вы же знаете, какими лживыми подробностями обрастают подобные истории.
– Да, представляю.
– Рада, что вы понимаете.
– Я все понимаю. И если убью вас завтра, то можете не сомневаться, больше не буду испытывать к вам вражды.
– А если я вас убью, то мои чувства будут аналогичными.
– Вашу руку?
– Вот она.
– Ну тогда до завтра.
– До завтра.
После чего все закрыли глаза и один за другим погрузились в сон.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
В которой наши друзья с превеликим удовольствием констатируют, что положение стало безнадежным
Владение Пепперфилд, большое плодородное плато, располагалось между горами Кайран и Железная Стена; оно получило свое название благодаря множеству сортов произраставшего здесь в огромных количествах дикого перца и дюжине сортов, которые выращивались на полях. На севере плато упиралось в отвесную скалу высотой около пятисот футов, на ее вершине стояла Угрожающая крепость, где некогда обитал покойный маркиз Пепперфилд, а еще дальше находился Сосновый приют – там совсем недавно жил Аттрик. Крутая извилистая тропа вела из крепости на плато – одна из четырех возможностей добраться до Пепперфилда в том весьма маловероятном случае, если кто-то сумеет проникнуть в Угрожающую крепость, поскольку в нее можно попасть только через Пепперфилд.
Другой подступ расположен на востоке, где длинный пологий склон поднимается от прохода в Железной Стене примерно в четырех лигах к северу. Следующий путь, всего в полете стрелы от Рэдфейса, находится на юго-востоке – крутой подъем, недоступный для лошадей. Наши друзья остановили свой выбор на последней, четвертой дороге с юго-запада – узкой, но хорошо утоптанной тропе, начинающейся у долины Восточной реки, в нескольких лигах от ее истока, Гремящих Водопадов Железной Стены.
Она больше остальных походила на дорогу: по обеим сторонам шли высокие скалы, а заканчивалась тропа в небольшой роще, за которой начиналось бескрайнее плато. С тех пор как его открыла леди дзур Бриони и нарекла именем своего героя, Кайрана Завоевателя, плато стало местом кровопролитных сражений между людьми с Востока и жителями Империи.
Ранним утром наши друзья остановились посреди одного из полей.
– Друзья мои, мы находимся во владениях Пепперфилд. Иными словами, только что покинули земли лорда Адрона, – предупредил Аттрик.
– Хорошо, – лишь сказала Катана.
Теперь впереди ехал Аттрик. Они направились к тому месту, где виднелось несколько тополей, которые словно бы праздновали годы, прошедшие со времен последнего вторжения людей с Востока, ведь именно люди с Востока культивировали поля, тогда как жителей Империи вполне устраивал местный перец.
– Здесь, – сказал Аттрик, – в этой маленькой лощине, мой предок, Зивер Высокий, дал свой последний бой во времена правления Тсалмота в одиннадцатом цикле. А вот за тем холмом справа пряталась кавалерия Кли'дха, им пришлось уложить лошадей на землю, прежде чем броситься в атаку, которая помогла вернуть Пепперфилд во времена правления Дзура в шестнадцатом цикле. Слева и немного впереди за небольшим холмом, – продолжал Аттрик, – проходила линия обороны Бегущего Круга во времена Четырнадцатого правления Иссолы, когда была предпринята отчаянная попытка спасти Таалини Три Кулака, сраженного там, за скалой в форме гриба, – один смельчак, не помню сейчас его имени, сумел оттащить Таалини за бугор. А здесь, – добавил он, чуть придерживая лошадь, – отец заставил меня принести Клятву Защиты, а потом вручил шпагу. Земля тут гладкая, лишь несколько первых перцев пробились наружу, чтобы приветствовать начало лета. Мне кажется, это будут изогнутые белые плоды с резким запахом, сладкие, с малым количеством семян, очень вкусные.
Он спешился, передал свою лошадь Мике и показал на одинокое вишневое дерево, находящееся метрах в восьмидесяти от них, где можно было привязать лошадей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57