Простили бы морской разбой и дувианцам, но ведь Дувиан – не город, не государство, а невесть что: управляет этим сбродом не родовитый владыка, а, смешно сказать, какой-то Совет Мореходов. И Бог бы с ним, с этим Советом, но беда в том, что безумие заразительно, и сагрские, например, унгиры уже не раз устраивали заговоры, намереваясь низложить Харголидов и жить без опеки, своим умом. Не говоря уже о том, что время от времени на команду того или иного корабля Магарасы, Шима или Сагры находило помрачение, она рвала в клочья флаг своей родины и поднимала стяг «ста островов», на котором был изображен единорог – самое свободолюбивое существо на свете – в окружении звезд, символизирующих острова. Случалось, перебирались на острова и целые рыбачьи поселки, так что капитаны всех боевых кораблей, бороздивших воды Жемчужного моря, имели приказ топить любое дувианское судно, хотя далеко не всегда приказ этот удавалось исполнить… Неожиданно размышления Мгала были прерваны шумом, донесшимся от ближайшего очага.
– Греби отсюда, малек, покуда шпангоуты целы! Я эту девку заякорил, и нечего около нее пузыри пускать! – басил здоровенный матрос в линялой, плотно облегавшей его огромное брюхо блузе, надвигаясь на Гиля.
– Кидай якоря в другом месте, а здесь воду не мути! Тут корыта не швартуются! – уперев руки в худые бедра, бойко отвечала Китиара удивительно звонким и решительным голосом.
– Тебя не спросил! – небрежно отмахнулся матрос, демонстративно засучивая рукава и меряя Гиля с ног до головы презрительным взглядом. – Чего стоишь? Тебе говорю, отчаливай подобру-поздорову!
Несмотря на хороший рост, худощавый юноша выглядел по сравнению с подвыпившим соперником весьма неказисто, и все же Мгал был уверен, что силы их не столь неравны, как должно казаться сторонним наблюдателям, – они с Эмриком успели кое-чему обучить мальчишку.
– Шел бы ты с миром. Слышал ведь, что девушка от тебя не в восторге, – дружелюбно отозвался Гиль, осторожно отодвигая в сторону Китиару, пытавшуюся заслонить его от матроса.
– Да кто эту подстилку о чем-нибудь спрашивает? – ухмыльнувшись, пророкотал тот и хищно пошевелил короткими толстыми пальцами. – Кто поманит, под того худоба и ляжет, а тебе придется, видно, задать взбучку!
– Не сильно ли сказано? – вкрадчиво поинтересовался Гиль, отталкивая Китиару подальше от очага.
– Чего?! Ах ты, краб-недоросток! – рявкнул матрос, протягивая к юноше растопыренные руки.
– Не трогай детей, Бемс! – окликнули задиру приятели из-за дальнего стола, но было уже поздно.
Жирная туша зависла над Гилем, и казалось, тому вот-вот придет безвременный конец. Китиара взвизгнула, юноша сделал неуловимое движение и оказался за спиной нападающего.
– Где ты, блоха сухопутная?! – взревел матрос, поводя по сторонам округлившимися от удивления глазами. – А-а-а!
Увидев Гиля, он прыгнул к нему, но юноша вновь «ушел в тень» и пнул не на шутку разъярившегося противника пониже спины. С яростным воплем тот влетел в очаг, обрушив в огонь вертела с жарившейся рыбой. Раздался жуткий вой, нервный смех Китиары, в волнении прижимавшей к груди стиснутые кулачки, и удивленный голос матроса из Манагара:
– А ведь я этого Бемса знаю! Это же дувианский пират с «Забияки»!
Шипя, фыркая и чудовищно сквернословя, Бемс, подняв облако пепла, выкарабкался из очага. Одежда его, прожженная во многих местах, дымилась, налитые кровью глаза рыскали в поисках Гиля, в руке зловеще посверкивал широкий тесак.
– Эй, хватит! Довольно! – закричал трактирщик из дальнего конца зала, не рискуя, однако, приближаться к обезумевшему от боли и гнева пирату.
– Да я его!.. – Взмахнув тесаком, Бемс ринулся на оказавшегося наконец в поле его зрения Гиля. В воздухе что-то свистнуло, и тяжелый нож ударил матроса рукоятью в лоб. Бемс, будто подкошенный, рухнул на дощатый пол, тесак, глухо звякнув, откатился в сторону.
– Он убил Бемса! – завопил маленький темнолицый человечек и, выхватив стилет, кинулся на Гиля сзади, но, споткнувшись о подставленную Эмриком ногу, растянулся рядом с приятелем.
– Да их тут целая шайка! К оружию! Сто островов! Сто островов! – недружно заорало с полдюжины глоток.
Мгал, внимательно следивший не только за Гилем, но и за матросами, подошедшими полюбоваться схваткой, ударом ноги отшвырнул бросившегося на Эмрика верзилу, опрокинул на его товарищей стол и, ухватив длинную лавку за ножки, взмахнул ею, заставив остальных обнаживших тесаки пиратов попятиться.
– Молодцы, хорошо дерутся! – громко одобрил действия друзей рослый широкоплечий мужчина, на загорелом лице которого выделялись холодные светло-голубые глаза и желтые обвисшие усы. Прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, он, казалось, единственный в таверне не был обеспокоен вспыхнувшей схваткой.
Слова голубоглазого подзадорили отступивших было пиратов, и те с грозным ревом обрушились на Мгала и его спутников. Гиль, все еще не воспринимавший происходящее всерьез, уклонился от тесака одного матроса, нанес короткий удар в живот другому и, вскочив на стол, заплясал между кружек и мисок, ловко уворачиваясь от тянувшихся к нему со всех сторон рук. Эмрик швырнул патлатого желтолицего юношу в маленькое оконце с такой силой, что прикрывавшая его толстая деревянная решетка треснула, и, выхватив меч, сделал два стремительных выпада, которые исторгли из груди нападавших болезненные стоны. Северянин обрушил скамью на подступивших к нему пиратов и тоже обнажил меч, с тревогой оглядывая поле боя. Отступать было некуда: двери, ведущие в кухню и на улицу, равно как и лестница на второй этаж, находились в противоположном конце зала, а сквозь оконные решетки не пролез бы и ребенок.
Отбивая атаки пиратов, Мгал судорожно соображал, как бы им выпутаться из этой столь несвоевременно завязавшейся драки, которая помешала ему найти способ договориться с «гражданами ста островов», когда неожиданно до него донеслись слова Эмрика, выкрикнутые на языке юргов:
– Вызови их капитана на бой, иначе нам не выстоять!
– Вот он, выход, – понял северянин и, перекрывая лязг оружия, рявкнул:
– Эй вы, морские крысы! Я ищу вашего предводителя! Мне нужен капитан «Забияки»!
Пираты ослабили натиск, двое или трое обернулись в сторону привалившегося к стене голубоглазого, и тот коротко бросил:
– Зачем?
– Чтобы переплыл Жемчужное море и добраться до сокровищницы Маронды! – ответил Мгал. Это был рискованный шаг, но почему бы дувианцам не узнать о кристалле, раз уж за ним и так охотятся Белые Братья, а возможно, и Черные Маги?
– Без ключа плыть к сокровищнице нет смысла! – возразил голубоглазый, делая в то же время знак пиратам опустить оружие.
– У меня есть ключ. Я завладел кристаллом Калиместиара… – Закончить свою речь северянин не успел. С улицы раздался пронзительный свист, истошный крик, и в зал через обе двери, полезли вооруженные алебардами сагрские гвардейцы.
Мигом оценив обстановку, пираты устремились к окнам, намереваясь высадить решетки. Заменявшие стекла рыбьи пузыри были изодраны в клочья, и по залу разнесся стон разочарования – таверна была окружена лучниками Гигаура Харголида, считавшимися непревзойденными мастерами своего дела.
3
Гвардейцы прочесали все злачные места Сагры, районы порта и складов. Патрульные галеры устроили большую чистку побережья, гавани и устья Гатианы, в результате чего городская тюрьма оказалась переполненной и задержанных пришлось поместить в подвалах казначейства и таможенных складах. За время, прошедшее между получением Владыки Сагры известия о перевороте в Манагаре и общегородской облавой, люди Гигаура успели многое сделать, и задуманная им операция прошла без сучка и задоринки. Чиновники, назначенные для сортировки заключенных, работали денно и нощно. Всех принадлежавших к Белому Братству, сочувствующих и просто посещавших Дом Белых Братьев перевели в городскую тюрьму, расположенную посреди острова. Унгиров, подозреваемых в злоумышлениях против Владыки Сагры и схваченных заодно с Белыми Братьями, загнали в наскоро переоборудованные подвалы казначейства, окна которого смотрели на здание тюрьмы, что было удобно во всех отношениях. Дувианских же пиратов и всевозможное городское отребье, от которого, по мнению Гигаура, давно пора было очистить Сагру, запихали в просторные таможенные пакгаузы, оказавшиеся набитыми так плотно, что поначалу узникам приходилось спать тесно прижавшись друг к другу. Впрочем, заботиться об их удобствах никто и не собирался – чем больше народу помрет, тем меньше возни с перевозкой, затраты на которую предполагалось покрыть деньгами, вырученными от продажи заключенных на рынках Чилара, Шима и Магарасы.
Два дня, проведенные в переполненном пакгаузе до погрузки на галеры и торговые суда первой партии узников, показались Гилю сплошным кошмаром. Многие его товарищи по несчастью были ранены – ни пиратам, ни пойманным с поличным контрабандистам не было расчета сдаваться блюстителям порядка, – и юноша, памятуя о наставлениях Горбии, делал все возможное, чтобы облегчить их страдания. Мгал и Эмрик, безропотно сложившие оружие при появлении гвардейцев в таверне и потому отделавшиеся синяками и царапинами, не слишком полагались на благоразумие и благодарность пациентов своего чернокожего друга и поначалу не столько помогали ему, сколько следили за тем, чтобы доведенный до отчаяния и помутнения рассудка раненый не ткнул Гиля припрятанным в лохмотьях обломком ножа.
Опасения их оказались напрасными, а сильные руки и опыт, приобретенный за годы странствий, пришлись весьма кстати и способствовали успешному лечению, так что, когда первая партия узников была уведена и в пакгаузе стало возможно вздохнуть полной грудью, оставшиеся признали Гиля лучшим лекарем Сагры и всего побережья. Не имея под рукой ни нужных трав, ни снадобий, обладавший даром целителя юноша трудился не покладая рук и к концу дня замертво валился на грязный пол. Сперва на голые доски, а затем, когда старания его стали приносить ощутимые результаты, – на горку вшивых тряпок, которые накидали для своего лекаря оборванцы.
Опухоли под его руками рассасывались, жар спадал, раны переставали гноиться и зарубцовывались, кости начинали срастаться, и, хотя сам Гиль на шестой день заключения напоминал обтянутый кожей скелет, друзья видели, что он доволен результатами своих трудов. В пакгаузе никто не умер, и, несмотря на заверения юноши, скромно утверждавшего, что его заслуги тут нет – тяжелораненых гвардейцы добивали на месте, – раны Дижоля, капитана «Забияки», и дюжины других узников без должного ухода вполне могли стоить им жизни. К счастью, дела их шли на поправку, и пираты, с которыми Мгал и Эмрик быстро сошлись, видя, что капитан, перестав бредить, смотрит на мир осмысленными глазами, воспряли духом.
Эмрик, охотно поддерживавший любой разговор, понемногу начал осваивать почти забытый в Краю Дивных городов, но все еще достаточно распространенный среди жителей побережья язык древнего государства Уберту, которому Менгер в свое время обучил Мгала. Северянин же, когда не был нужен Гилю, предпочитал слушать лаконичные рассказы капитана «Забияки». Пропоротый алебардой бок Дижоля заживал медленно, но выходя из сонного забытья, голубоглазый пират толково отвечал на вопросы Мгала и, рассказывая о странах, где ему довелось побывать, описывал лишь то, чему сам был свидетелем. А повидал он немало, хотя едва ли был многим старше северянина.
– Дальше всего от этих мест я оказался, когда шторм пригнал «Марсаньету» к берегам Мью-Марена. Об этом огромном острове, лежащем на юго-западе Жемчужного моря, на краю архипелага Намба-Боту, рассказывают много странного и страшного. В любой таверне можно услышать истории о населяющих его людях-пауках, выкованных из железа глегах, хрустальных шарах, размером превышающих хижину, и вечно бьющих из расщелин скал струях огня. – Дижоль зашевелился, пытаясь устроиться поудобнее, и Бемс, столь своевременно лишенный Гилем возможности поучаствовать в сражении с гвардейцами Гигаура, приподняв своего капитана за плечи, заботливо поднес к его губам наполненный водой осколок кувшина.
– Тебе бы лучше полежать молча, – недовольно проворчал он. – Или, по крайней мере, рассказывать о чем-то более веселом, чем последнее плавание Фальяра.
– Люди до сих пор не могут смириться с тем, что мы не увидели на Мью-Марене никаких чудес, – слабо улыбнулся голубоглазый пират. – Они любят сказки, особенно страшные, и охотнее всего слушают тех, кто умеет складно врать. Но ты спросил, и я рассказываю о том, что видел собственными глазами. На восточном побережье Мью-Марена нет ничего, кроме голых скал – оплавленных, будто покрытых черной глазурью утесов. И ни кустика, ни травинки, ни ручейка.
Дижоль перевел дух, а потом продолжил:
– Мы плыли вдоль острова четыре дня, питаясь выловленной рыбой, которая была совсем не похожа на здешнюю, пили дождевую воду, собранную с натянутой над палубой парусины, и ждали невиданных чудес и смерти-избавительницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Греби отсюда, малек, покуда шпангоуты целы! Я эту девку заякорил, и нечего около нее пузыри пускать! – басил здоровенный матрос в линялой, плотно облегавшей его огромное брюхо блузе, надвигаясь на Гиля.
– Кидай якоря в другом месте, а здесь воду не мути! Тут корыта не швартуются! – уперев руки в худые бедра, бойко отвечала Китиара удивительно звонким и решительным голосом.
– Тебя не спросил! – небрежно отмахнулся матрос, демонстративно засучивая рукава и меряя Гиля с ног до головы презрительным взглядом. – Чего стоишь? Тебе говорю, отчаливай подобру-поздорову!
Несмотря на хороший рост, худощавый юноша выглядел по сравнению с подвыпившим соперником весьма неказисто, и все же Мгал был уверен, что силы их не столь неравны, как должно казаться сторонним наблюдателям, – они с Эмриком успели кое-чему обучить мальчишку.
– Шел бы ты с миром. Слышал ведь, что девушка от тебя не в восторге, – дружелюбно отозвался Гиль, осторожно отодвигая в сторону Китиару, пытавшуюся заслонить его от матроса.
– Да кто эту подстилку о чем-нибудь спрашивает? – ухмыльнувшись, пророкотал тот и хищно пошевелил короткими толстыми пальцами. – Кто поманит, под того худоба и ляжет, а тебе придется, видно, задать взбучку!
– Не сильно ли сказано? – вкрадчиво поинтересовался Гиль, отталкивая Китиару подальше от очага.
– Чего?! Ах ты, краб-недоросток! – рявкнул матрос, протягивая к юноше растопыренные руки.
– Не трогай детей, Бемс! – окликнули задиру приятели из-за дальнего стола, но было уже поздно.
Жирная туша зависла над Гилем, и казалось, тому вот-вот придет безвременный конец. Китиара взвизгнула, юноша сделал неуловимое движение и оказался за спиной нападающего.
– Где ты, блоха сухопутная?! – взревел матрос, поводя по сторонам округлившимися от удивления глазами. – А-а-а!
Увидев Гиля, он прыгнул к нему, но юноша вновь «ушел в тень» и пнул не на шутку разъярившегося противника пониже спины. С яростным воплем тот влетел в очаг, обрушив в огонь вертела с жарившейся рыбой. Раздался жуткий вой, нервный смех Китиары, в волнении прижимавшей к груди стиснутые кулачки, и удивленный голос матроса из Манагара:
– А ведь я этого Бемса знаю! Это же дувианский пират с «Забияки»!
Шипя, фыркая и чудовищно сквернословя, Бемс, подняв облако пепла, выкарабкался из очага. Одежда его, прожженная во многих местах, дымилась, налитые кровью глаза рыскали в поисках Гиля, в руке зловеще посверкивал широкий тесак.
– Эй, хватит! Довольно! – закричал трактирщик из дальнего конца зала, не рискуя, однако, приближаться к обезумевшему от боли и гнева пирату.
– Да я его!.. – Взмахнув тесаком, Бемс ринулся на оказавшегося наконец в поле его зрения Гиля. В воздухе что-то свистнуло, и тяжелый нож ударил матроса рукоятью в лоб. Бемс, будто подкошенный, рухнул на дощатый пол, тесак, глухо звякнув, откатился в сторону.
– Он убил Бемса! – завопил маленький темнолицый человечек и, выхватив стилет, кинулся на Гиля сзади, но, споткнувшись о подставленную Эмриком ногу, растянулся рядом с приятелем.
– Да их тут целая шайка! К оружию! Сто островов! Сто островов! – недружно заорало с полдюжины глоток.
Мгал, внимательно следивший не только за Гилем, но и за матросами, подошедшими полюбоваться схваткой, ударом ноги отшвырнул бросившегося на Эмрика верзилу, опрокинул на его товарищей стол и, ухватив длинную лавку за ножки, взмахнул ею, заставив остальных обнаживших тесаки пиратов попятиться.
– Молодцы, хорошо дерутся! – громко одобрил действия друзей рослый широкоплечий мужчина, на загорелом лице которого выделялись холодные светло-голубые глаза и желтые обвисшие усы. Прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, он, казалось, единственный в таверне не был обеспокоен вспыхнувшей схваткой.
Слова голубоглазого подзадорили отступивших было пиратов, и те с грозным ревом обрушились на Мгала и его спутников. Гиль, все еще не воспринимавший происходящее всерьез, уклонился от тесака одного матроса, нанес короткий удар в живот другому и, вскочив на стол, заплясал между кружек и мисок, ловко уворачиваясь от тянувшихся к нему со всех сторон рук. Эмрик швырнул патлатого желтолицего юношу в маленькое оконце с такой силой, что прикрывавшая его толстая деревянная решетка треснула, и, выхватив меч, сделал два стремительных выпада, которые исторгли из груди нападавших болезненные стоны. Северянин обрушил скамью на подступивших к нему пиратов и тоже обнажил меч, с тревогой оглядывая поле боя. Отступать было некуда: двери, ведущие в кухню и на улицу, равно как и лестница на второй этаж, находились в противоположном конце зала, а сквозь оконные решетки не пролез бы и ребенок.
Отбивая атаки пиратов, Мгал судорожно соображал, как бы им выпутаться из этой столь несвоевременно завязавшейся драки, которая помешала ему найти способ договориться с «гражданами ста островов», когда неожиданно до него донеслись слова Эмрика, выкрикнутые на языке юргов:
– Вызови их капитана на бой, иначе нам не выстоять!
– Вот он, выход, – понял северянин и, перекрывая лязг оружия, рявкнул:
– Эй вы, морские крысы! Я ищу вашего предводителя! Мне нужен капитан «Забияки»!
Пираты ослабили натиск, двое или трое обернулись в сторону привалившегося к стене голубоглазого, и тот коротко бросил:
– Зачем?
– Чтобы переплыл Жемчужное море и добраться до сокровищницы Маронды! – ответил Мгал. Это был рискованный шаг, но почему бы дувианцам не узнать о кристалле, раз уж за ним и так охотятся Белые Братья, а возможно, и Черные Маги?
– Без ключа плыть к сокровищнице нет смысла! – возразил голубоглазый, делая в то же время знак пиратам опустить оружие.
– У меня есть ключ. Я завладел кристаллом Калиместиара… – Закончить свою речь северянин не успел. С улицы раздался пронзительный свист, истошный крик, и в зал через обе двери, полезли вооруженные алебардами сагрские гвардейцы.
Мигом оценив обстановку, пираты устремились к окнам, намереваясь высадить решетки. Заменявшие стекла рыбьи пузыри были изодраны в клочья, и по залу разнесся стон разочарования – таверна была окружена лучниками Гигаура Харголида, считавшимися непревзойденными мастерами своего дела.
3
Гвардейцы прочесали все злачные места Сагры, районы порта и складов. Патрульные галеры устроили большую чистку побережья, гавани и устья Гатианы, в результате чего городская тюрьма оказалась переполненной и задержанных пришлось поместить в подвалах казначейства и таможенных складах. За время, прошедшее между получением Владыки Сагры известия о перевороте в Манагаре и общегородской облавой, люди Гигаура успели многое сделать, и задуманная им операция прошла без сучка и задоринки. Чиновники, назначенные для сортировки заключенных, работали денно и нощно. Всех принадлежавших к Белому Братству, сочувствующих и просто посещавших Дом Белых Братьев перевели в городскую тюрьму, расположенную посреди острова. Унгиров, подозреваемых в злоумышлениях против Владыки Сагры и схваченных заодно с Белыми Братьями, загнали в наскоро переоборудованные подвалы казначейства, окна которого смотрели на здание тюрьмы, что было удобно во всех отношениях. Дувианских же пиратов и всевозможное городское отребье, от которого, по мнению Гигаура, давно пора было очистить Сагру, запихали в просторные таможенные пакгаузы, оказавшиеся набитыми так плотно, что поначалу узникам приходилось спать тесно прижавшись друг к другу. Впрочем, заботиться об их удобствах никто и не собирался – чем больше народу помрет, тем меньше возни с перевозкой, затраты на которую предполагалось покрыть деньгами, вырученными от продажи заключенных на рынках Чилара, Шима и Магарасы.
Два дня, проведенные в переполненном пакгаузе до погрузки на галеры и торговые суда первой партии узников, показались Гилю сплошным кошмаром. Многие его товарищи по несчастью были ранены – ни пиратам, ни пойманным с поличным контрабандистам не было расчета сдаваться блюстителям порядка, – и юноша, памятуя о наставлениях Горбии, делал все возможное, чтобы облегчить их страдания. Мгал и Эмрик, безропотно сложившие оружие при появлении гвардейцев в таверне и потому отделавшиеся синяками и царапинами, не слишком полагались на благоразумие и благодарность пациентов своего чернокожего друга и поначалу не столько помогали ему, сколько следили за тем, чтобы доведенный до отчаяния и помутнения рассудка раненый не ткнул Гиля припрятанным в лохмотьях обломком ножа.
Опасения их оказались напрасными, а сильные руки и опыт, приобретенный за годы странствий, пришлись весьма кстати и способствовали успешному лечению, так что, когда первая партия узников была уведена и в пакгаузе стало возможно вздохнуть полной грудью, оставшиеся признали Гиля лучшим лекарем Сагры и всего побережья. Не имея под рукой ни нужных трав, ни снадобий, обладавший даром целителя юноша трудился не покладая рук и к концу дня замертво валился на грязный пол. Сперва на голые доски, а затем, когда старания его стали приносить ощутимые результаты, – на горку вшивых тряпок, которые накидали для своего лекаря оборванцы.
Опухоли под его руками рассасывались, жар спадал, раны переставали гноиться и зарубцовывались, кости начинали срастаться, и, хотя сам Гиль на шестой день заключения напоминал обтянутый кожей скелет, друзья видели, что он доволен результатами своих трудов. В пакгаузе никто не умер, и, несмотря на заверения юноши, скромно утверждавшего, что его заслуги тут нет – тяжелораненых гвардейцы добивали на месте, – раны Дижоля, капитана «Забияки», и дюжины других узников без должного ухода вполне могли стоить им жизни. К счастью, дела их шли на поправку, и пираты, с которыми Мгал и Эмрик быстро сошлись, видя, что капитан, перестав бредить, смотрит на мир осмысленными глазами, воспряли духом.
Эмрик, охотно поддерживавший любой разговор, понемногу начал осваивать почти забытый в Краю Дивных городов, но все еще достаточно распространенный среди жителей побережья язык древнего государства Уберту, которому Менгер в свое время обучил Мгала. Северянин же, когда не был нужен Гилю, предпочитал слушать лаконичные рассказы капитана «Забияки». Пропоротый алебардой бок Дижоля заживал медленно, но выходя из сонного забытья, голубоглазый пират толково отвечал на вопросы Мгала и, рассказывая о странах, где ему довелось побывать, описывал лишь то, чему сам был свидетелем. А повидал он немало, хотя едва ли был многим старше северянина.
– Дальше всего от этих мест я оказался, когда шторм пригнал «Марсаньету» к берегам Мью-Марена. Об этом огромном острове, лежащем на юго-западе Жемчужного моря, на краю архипелага Намба-Боту, рассказывают много странного и страшного. В любой таверне можно услышать истории о населяющих его людях-пауках, выкованных из железа глегах, хрустальных шарах, размером превышающих хижину, и вечно бьющих из расщелин скал струях огня. – Дижоль зашевелился, пытаясь устроиться поудобнее, и Бемс, столь своевременно лишенный Гилем возможности поучаствовать в сражении с гвардейцами Гигаура, приподняв своего капитана за плечи, заботливо поднес к его губам наполненный водой осколок кувшина.
– Тебе бы лучше полежать молча, – недовольно проворчал он. – Или, по крайней мере, рассказывать о чем-то более веселом, чем последнее плавание Фальяра.
– Люди до сих пор не могут смириться с тем, что мы не увидели на Мью-Марене никаких чудес, – слабо улыбнулся голубоглазый пират. – Они любят сказки, особенно страшные, и охотнее всего слушают тех, кто умеет складно врать. Но ты спросил, и я рассказываю о том, что видел собственными глазами. На восточном побережье Мью-Марена нет ничего, кроме голых скал – оплавленных, будто покрытых черной глазурью утесов. И ни кустика, ни травинки, ни ручейка.
Дижоль перевел дух, а потом продолжил:
– Мы плыли вдоль острова четыре дня, питаясь выловленной рыбой, которая была совсем не похожа на здешнюю, пили дождевую воду, собранную с натянутой над палубой парусины, и ждали невиданных чудес и смерти-избавительницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65