Никто не спросил его о том, как получил он эти сведения, никто не усомнился в его словах – придумать то, что произошло в Исфатее, было просто невозможно. Потом, разумеется, различные вопросы и догадки появятся, но это произойдет позже, когда унгиры осмыслят открывшиеся перед ними перспективы, подсчитают барыши, которые может принести им неожиданное знание о никому еще не известных событиях, отдадут необходимые распоряжения и позволят своим мозгам расслабиться, посмотреть на происшедшее глазами, не зашоренными корыстными интересами.
Вполуха прислушиваясь к бурным дебатам, Смотритель фонтанов в последний раз обдумывал, все ли из того, что нужно было сказать этим людям, он сказал. Вероятно, им лучше пока не знать, что убийство Бергола – дело рук Донгама; пусть они узнают об этом потом, от кого-нибудь другого. Новое знание ляжет на уже подготовленную почву – так оно вернее усилит их неприязнь к Белым Братьям, которые теперь уж точно не сумеют прибрать к рукам Серебряный город. Ай да Эрзам! – Нарм мысленно возгласил здравицу учителю и отхлебнул из бокала. Исфатейская смута началась совершенно не вовремя, когда Магистрат еще не был готов включить Серебряный город в круг своих интересов, и все же хитроумный Магистр сумел и из этого невыгоднейшего положения извлечь пользу и стравить файголитов с Белыми Братьями. Он оказался единственным, кто смог разглядеть в кротолюдах, считавшихся просто выродками, силу, способную заявить о себе самым решительным образом. Тем более стоит прислушаться к словам учителя о том, что Мгал – не обычный грабитель храмов, явившийся слепым орудием в руках сильных мира сего, а Потрясатель Равновесия, выпестованный и пущенный умелой и мощной рукой, как стрела из лука. Ему, Эрзаму, на месте виднее, нарушил ли северянин Равновесие по чьему-то наущению или сделал это по предопределению судьбы…
Нарм прищурил глаза – полноводная Гатиана сияла на солнце, как расплавленное золото, и он подумал, что важнейшим в сообщении гонца из Эостра было указание о вычисленном магической наукой пути северянина и существовавшей связи судеб принцесс из рода Амаргеев с судьбой Мгала Потрясателя Равновесия. Если учитель не ошибся, а ошибался он крайне редко, то связь эта и есть тот самый конец ниточки, по которой можно, при должном усердии и удачном стечении обстоятельств, добраться до иголки – северянина, представлявшего теперь уже, учитывая все происшедшее в Исфатее, интерес как личность, способная, подобно камешку, попавшему между шестернями, изменить сбалансированный ход механизма мироздания…
– Многоуважаемые унгиры, – вкрадчиво произнес Смотритель фонтанов, не поднимаясь с кресла, и с удовольствием отметил, что момент выбран верно – шум мгновенно утих. – Сведения, которыми я с вами поделился, станут достоянием жителей Чилара через девять-десять дней, и, думаю, лучше не волновать ими славных чиларцев раньше времени. Таким образом, у вас есть возможность не спеша подумать о том, как лучше использовать полученное известие; надеюсь, это поможет вам простить меня за то, что я позволил себе оторвать вас от нелегких трудов и дел…
Шквал благодарностей, заверений в вечной дружбе и готовности оказать помощь в любых начинаниях заставил Смотрителя фонтанов сделать паузу.
– Видя, что вы, – продолжал Смотритель, – потрясенные происшедшими на вашей родине переменами, спешите уединиться, чтобы осмыслить их, я не осмеливаюсь вас задерживать, хотя и скорблю о том, что столь почтенные люди не смогли разделить со мною скромную трапезу. На прощание – какая рассеянность! я чуть было об этом не забыл – хочу сообщить, что принцессы Чаг и Батигар незадолго до гибели Бергола отправились путешествовать. Очень может статься, что Отец Небесный приведет их в наш славный город. Если это случится, и они надумают остановиться у кого-нибудь из вас, – прошу, оповестите меня. Дайте мне знать об их прибытии, а еще лучше – приведите их ко мне. Человек, принесший известие о событиях в Исфатее, оставил мне на хранение кое-какие документы, по его словам весьма важные для принцесс из рода Амаргеев.
Дружные заверения купцов в преданности и готовности сослужить любую службу, не говоря уж о такой приятной, как представить принцесс столь благородному человеку, заставили Смотрителя фонтанов внутренне улыбнуться и пожелать себе, чтобы две еще предстоявшие ему до вечера встречи прошли столь же успешно.
4
Пока Хар-Лу тащил Батигар к своей комнате, девушка успела задать ему несколько вопросов и выяснила две интересующие ее вещи. Во-первых, Чаг, как и следовало ожидать, отказалась демонстрировать Сидящим в Кругу Совета свое тело и душу и в весьма категорической форме довела до их сведения, что не намерена входить в большую семью голубокожих. Тем не менее скарусы решили, несмотря ни на что, принять ее в лоно своего народа на правах общей жены и, накинув на строптивицу сеть, уволокли в подвалы, отведенные для холостых охотников. Во-вторых, новоиспеченный муж сообщил девушке, что сегодняшней ночью батракалы будут праздновать победу над врагами своих друзей и кровных братьев из Большого мира и справлять две свадьбы: его, Хар-Лу, с Батигар и всех холостых охотников с Чаг. Предстоит большое веселье, в котором им принять участие не удастся, но его, Хар-Лу, это не огорчает, они с Батигар тоже повеселятся на свой лад и даже получше других.
Введя столь неожиданно появившуюся у него жену в свою комнатку, Хар-Лу тут же дал ей понять, какого рода будет это веселье: облобызав принцессу, он велел девушке немедленно раздеваться. Батигар не сопротивлялась. Она не только позволила скарусу целовать ее, но и сама, преодолевая отвращение, несколько раз касалась губами его губ, оглаживала шею и узкие плечи, всячески стремясь показать своему мужу, что ждет не дождется близости с ним. Скинув с себя остатки одежды, она покорно легла на тощую циновку, Хар-Лу примостился рядом.
Терпеливо сносила она его неистовые поцелуи, жадно шарящие по ее телу руки, поглаживания, пощипывания и похлопывания, стараясь думать о чем-нибудь постороннем. Так, перебирая в памяти события минувшего дня, она неожиданно набрела на мысль о том, что Хар-Лу не случайно не было в Кругу Совета. Батигар успела заметить, что у скарусов существует определенная иерархия, внешние проявления которой заметны даже в именах. Мальчишек и юношей звали односложными именами, перед именами охотников – Сидящих в Кругу Совета добавлялась уважительная частица «My», а мужчины, вышедшие из юношеского возраста и прошедшие посвящение в охотники, но ничем особым не успевшие отличиться, прибавляли к своему имени частицу Лу. Таким образом, принцесса обнаружила, что выбрала в мужья далеко не лучшего из лучших, однако открытие это нисколько ее не опечалило. Удивило девушку другое: почему ничем не примечательному и не-имевшему каких-либо заслуг охотнику племя доверило Жезл Силы? Впрочем, и этому она без труда нашла правдоподобное объяснение. Жезл Силы был в глазах голубокожих полезнейшей вещью, но умение убивать, не проявляя при этом ловкости, смелости – качеств, которые, по-видимому, высоко ценились скарусами, считалось скорее всего недостойным истинного охотника. Не зря же в словах замшелого старца, назвавшего Хар-Лу лучшим из лучших, ей почудилась насмешка.
Руки скаруса становились все требовательнее и настойчивей, дыхание тяжелее, и Батигар, внезапно очнувшись от своих дум, ощутила столь сильное омерзение, что едва поборола желание отшвырнуть прочь эту похотливую тварь. Вместо этого она, намеренно возбужденно дыша, чуть отстранилась от Хар-Лу и жалобно попросила:
– Подожди, дорогой! Пожалуйста, погоди, дай мне отдышаться. Ты так нетерпелив, а ведь у меня в жизни не было еще ни одного мужчины! Позволь мне немного передохнуть, спешить некуда, у нас впереди целая ночь и вся жизнь.
Скарус пробормотал что-то невразумительное и, подобно пиявке, присосался к ее правой груди.
– Погоди, дорогой мой, ну пожалуйста! Ляг рядом, расскажи о вашем народе, о себе, о том, почему тебя признали достойнейшим из достойных и доверили Жезл Силы. И еще, если тебе не трудно, не мог бы ты принести чего-нибудь поесть и попить, я так проголодалась! С утра у меня даже хлебной крошки во рту не было. – Говоря это, Батигар, как умела, продолжала ластиться к Хар-Лу, представляя, с каким наслаждением свернет этому хилому хромоножке шею, как только добьется от него желаемого.
Упоминание о пище и питье смутило голубокожего, заставило испытать чувство вины: каким бы ни был Хар-Лу дикарем, он сознавал, что требовать любви от голодной, мечтающей о глотке воды женщины жестоко и неразумно. С трудом оторвавшись от Батигар, скарус поднялся с циновки и, повозившись в дальнем углу комнаты, притащил глиняную миску с застывшей кашеобразной массой, лепешку, две вяленые рыбы и высокий кувшин, предложив девушке вместо ножа и ложки широкую плоскую палочку. Некоторое время он молча наблюдал за тем, как Батигар неумело управляется с отдающей рыбой кашеобразной массой, упрямо не желавшей держаться на палочке, а потом неожиданно грустным голосом сказал:
– Напрасно ты считаешь меня достойнейшим из достойных и лучшим из лучших. Я хромой, к тому же с рождения считаюсь хилым и неловким. Охотник из меня неважный, и Жезл Силы был доверен мне вовсе не за особые заслуги.
В тусклом свете жирового светильника лицо его выглядело растерянным и по-детски беззащитным. Слегка заикаясь, то и дело замолкая, чтобы подыскать нужные слова, он рассказал Батигар о своем детстве, о том, что, будучи низкорослым, хилым и хромым, редко участвовал в играх сверстников. Что он плохо помнит умершую во время вторых родов мать, а отец, взявший в дом вскоре после ее смерти другую женщину, не слишком ласково обращался со своим ущербным сыном, хотя именно благодаря его заботам Хар-Лу сумел-таки пройти посвящение в охотники.
Постепенно речь Хар-Лу сделалась глаже, спокойнее, и он перестал казаться Батигар таким уж мерзким. Глядя в его некрасивое, какое-то незавершенное лицо, на котором, подобно приросшей маске, навечно застыло выражение вины за свою неполноценность, она даже испытала к нему что-то вроде жалости. Этому забитому, затюканному сородичами хромуше совсем не нравилась навязанная ему роль палача, и он вовсе не гордился тем, что убил сегодня такое множество народу. Он вслух называл себя убийцей, мясником, забившим три десятка неспособных оказать ему сопротивление людей, и содеянное им делало его в собственных глазах еще гаже, еще недостойней. Восприняв поначалу свою скороспелую свадьбу как проявление милости Зажигающего Небесный Светильник, теперь он начал понимать, что это скорее очередная насмешка над ним, изощренное наказание за учиненную бойню. Он сознавал, что врать сидевшей перед ним девушке не имело смысла, – завтра, разговаривая с женщинами поселка, она все равно узнала бы, какого неудачника, сама того не ведая, выбрала в мужья, а надеяться на уважение и любовь ее, столь сильной и красивой, с его стороны просто глупо. Дав ему такую жену, Сидящие в Круге Совета посмеялись над ним так же, как и тогда, когда доверили Жезл Силы. Посмеялись они и над ней, женщиной из Большого мира, но батракалы вообще любят смеяться и считают себя отменно веселым народом…
Слушая Хар-Лу, Батигар чувствовала нарастающее желание как-то утешить этого странного, похожего на обиженного мальчика маленького мужчину, приласкать его, сказать ему что-нибудь ободряющее. Однако она понимала, что делать этого ни в коем случае не следует, – он ее враг и поступать с ним надо как с врагом. Не следовало даже слушать его – не желает она ничего знать о его жизни, о бедах и надеждах. Чтобы заглушить в себе жалость, девушка начала думать о Чаг, и это помогло ей вернуть необходимую для выполнения задуманного плана твердость.
– Дорогой, я действительно послана тебе Зажигающим Небесный Светильник. Поверь, теперь твои беды кончатся, я буду тебя любить так сильно, что ты, конечно же, войдешь в Круг Совета и передашь Жезл Силы кому-нибудь другому, – вкрадчиво сказала принцесса, прихлебывая мелкими глоточками душистую воду из кувшина. – Кстати, не покажешь ли ты мне этот самый убийственный Жезл, полученный вами от ваших друзей и кровных братьев из Большого мира? Я много слышала о нем, еще когда жила в Исфатее, но видеть его мне не приходилось. Мне всегда казалось, что метать огненные стрелы может только Небесный Отец, которого вы зовете Зажигающим Небесный Светильник.
– Ты хочешь посмотреть на Жезл Силы? – переспросил Хар-Лу, и Батигар почудилась в его голосе усмешка и понимание. «Неужели он обо всем догадался?» – в ужасе подумала она, глядя, как скарус направляется в дальний конец комнаты, роется в том самом углу, откуда он принес еду и питье.
– Вот эта штука и есть Жезл. На вид не скажешь, что он способен убивать, и до поры до времени смерть и разрушение спят в нем, не способные сами по себе вырваться на волю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65