Я наблюдала за лицом Сорграда, на котором любопытство соседствовало со скептицизмом. Птичье пение лилось со всех сторон, лесные создания порхали туда-сюда, не интересуясь нашими заумными делами.
Я усмирила свое нетерпение. Узара должен прийти к этому выводу сам, без подсказок и понуканий, иначе он никогда не признает, что это был его собственный вывод. Я засунула руки, в карманы и потрогала мои руны-кости. Сорград подмигнул мне, заметив, как я отворачиваюсь, чтобы не прожечь взглядом затылок мага. Я подавила смех.
– Я не могу их найти, – изрек Узара с неподдельным изумлением. – Я не могу найти абсолютно никаких следов!
Я прикусила язык.
– Чем еще можно это объяснить, кроме Высшего Искусства? – заметил Сорград нейтральным тоном.
– На таком расстоянии, за такое время, учитывая, сколько дней мы провели с ними… – Узара задумчиво потер губу. – Знаете, я действительно не могу ничего придумать.
Высокомерие, внушающее магам, что они никогда не ошибаются, оказалось монетой с двумя сторонами, не так ли? Я медленно выдохнула.
– Теперь ты мне веришь?
– Думаю, твоя идея заслуживает внимания, – обронил маг.
– Ну, что мы делаем теперь? – Грен снова подошел к нам, усмехаясь. – Ты готов признать, что этот Народ владеет Высшим Искусством? Но теперь они ушли, и мы потеряли их. Будем искать другую группу?
– Я допускаю, что Народ имеет реальное Высшее Искусство, но все равно у них нет никаких ясных знаний, ничего, что мы могли бы сразу применить, – помрачнел Узара.
– А как же песенник? – возразила я.
– Спой мне что-нибудь, и пусть оно сработает, – с вызовом потребовал маг. – Ты действительно искренне в это веришь, чтобы пробудить эфирную силу? Покажи мне, как объяснить это Планиру, ученым, работающим с Гуиналь. Покажи мне, как использовать это против эльетиммов!
– Шелтий могли бы, – услужливо подсказал Сорград.
– Что? – одновременно воскликнули мы с Узарой, поворачиваясь к смеющемуся горцу.
– Вы же за этим хотели идти в горы, верно? Просить помощи Шелтий? – Грен посмотрел на брата в легком недоумении.
– О чем это вы не сказали нам? – грозно спросил Узара. Я встала между ним и Сорградом. Единственный человек, от которого Сорград потерпит такой тон, это я.
– Кто такие Шелтий? Я никогда не слышала этого слова. Лицо Сорграда было чистым пергаментом – ничего не прочесть.
– Они хранят саги и истории гор. Если какой-нибудь аниатимм знает об эфирной магии, то это Шелтий. Те солуране выпрямили ногу Хэлис, когда ее бедро уже полгода как зажило – то же самое, говорят, делают Шелтий.
– Сэдриновы потроха, что ж ты раньше не сказал? – рассердился Узара. – Почему мы теряли здесь время?
– Потому что мы все равно сначала шли в Лес. – Я шагнула ближе, и маг попятился. – Еще рано подниматься в горы, и нам нужен был длинный маршрут, чтобы избежать стычек в Ущелье.
Узара благоразумно отступил.
– Тогда предлагаю вернуться на тракт и продолжить путь.
Он подхватил недоуздок осла и энергично зашагал вперед. По крайней мере гадание помогло ему сориентироваться.
Я покосилась на Сорграда, но он не решался смотреть мне в глаза. Я сохранила спокойствие: он объяснит мне, в чем дело, в свое время. Затем, как только мага не окажется рядом, я устрою ему головомойку за то, что не рассказал мне все раньше.
Глава 5
Когда император пожаловал моему мужу гидестанские поместья в знак признания его заслуг на западе, я впервые встретилась с Людьми Гор и услышала их печальные саги. Эта песня, часто звучавшая на Солнцестояние, напоминает нам, что жизнь в горах бывает так же сурова, как тамошний климат, и нам следует с большим пониманием относиться к резкости горцев в общении с теми, кто взращен в более ласковых землях.
Сидели волки на высокой круче
И пристально глядели на убитых.
Едины в смерти слабый и могучий –
Все вписаны они в кровавый свиток.
Вот из шеренги тех, кто чудом выжил,
Кто на ногах своих еще стоял,
Могучий человек во гневе вышел,
И в снег воткнул топор, и так сказал:
«Того, кто подло учинил измену,
Кто распалил смертельную вражду,
Поправ тем самым волю Мизаена, –
Немедля привести ко мне! Я жду».
И люди привели к нему злодея,
И на колени бросили его.
От ненависти войско, свирепея,
Презрело с тварью кровное родство.
«Ты, отщепенец, жаждал править нами!
Да будет Мизаен тебе судьей
И тем, кого ты лживыми словами
Увлек на бой неправый за собой.
Ступай на север, сей на льдине ложь!
Коль вздумаешь вернуться – ты умрешь!»
Других безродных догола раздели
И, нанося удары, гнали вон;
А тех, кто не был скор и плелся еле,
Рубили не щадя со всех сторон.
Старейшины сошлись на поле брани,
И повели серьезный разговор,
И поклялись, что сила их не станет
Горами править с этих самых пор,
Что их искусство разуму послужит
И будет исцелять – не убивать.
Кто сей закон незыблемый нарушит,
Безумия тому не миновать.
Рыдало войско – сильные мужчины,
К потухшим возвращаясь очагам…
Досталось под завязку мертвечины
Тихонько с гор спустившимся волкам.
Дол Лидра, 32-е поствесны
Джирран привязал усталого пони к кольцу, вырезанному в глыбе мрамора, и налил воды из меха, висевшего на луке седла, в сухой каменный желоб. Он повернулся спиной к лугам долины, где молодая трава пестрела цветами, тянущими головки к весеннему теплу. Красные, желтые, голубые и белые, они стремились взять от солнца все что можно, прежде чем зима вновь укроет их снежным одеялом. Но Джирран не любовался цветами, он неподвижно стоял перед неприступной дугой серой стены.
Крепость вставала из холма, словно была частью его. Массивная стена – будто продолжение живой скалы, и окна внутренней башни располагались парами, как настороженные глаза. Увенчанный зубчатым камнем фесс возвышался над обрысканной ветрами долиной, а за ним вздымались могучие горы.
Но это место было никчемным бахвальством. Огромные двери в крепость, подпертые булыжником, стояли открытые, засов – верная защита от незваных пришельцев – бессильно прислонился в углу толстой стены. Треугольное пространство в камнях над воротами, где когда-то помещалась эмблема могущественного дома, было пусто, как слепая глазница. Джирран отбросил ногой камни от обшитого железом основания ворот и потянул створки – шипы, входящие в гнезда каменного порога, заскрежетали по нанесенной ветром пыли. С бессловесным восклицанием горец захлопнул тяжелую преграду, и она с размаху ударилась о резной косяк. Оглушительный треск эхом отразился от серых утесов, что возвышались к северу от крепости, застыв в суровой снежной красоте.
Войдя в фесс, Джирран совершил медленный обход, всматриваясь в каждый дверной проем и каждое окно крытых шифером строений, лепившихся к внутренней стороне стены. В комнатах было пустынно и чисто. Где все имущество? Где тепло очагов? Горькая нахмуренность постепенно исчезала с лица Джиррана, сменяясь печалью, которая словно убавила ему сколько-то лет, и он вновь превратился в несчастного юношу.
Горец повернулся к рекину. Черные глазницы окон не поддавались испытующему солнцу, оставаясь скрытными, зловещими. Джирран вошел внутрь и, не глядя на разобранный очаг, направился к лестнице. Он поднимался сначала медленно, потом быстрее, потом уже бегом бежал через густые тени, пока не вознесся на плоскую крышу. Жесткость вернулась в глаза горца, когда он наклонился, чтобы посмотреть вдоль желобка в одном из камней парапета. Желобок указывал на далекий утес, на расселину – ее правильные склоны и угловатые края красноречиво говорили о молотке и кайле. Привычная угрюмость легла на лицо Джиррана. Спокойный ветер, вечный обитатель этих мест, поднял прядь волос с его лба, и пыль с любопытным шепотом закружилась у его ног.
– Ты хочешь просить меня прийти сюда на Солнцестояние? Узнать, что скажут кости нашего дола, когда Мизаен пошлет солнце, дабы озарить святилище нашей крови? Каких вопросов ты ждешь от меня?
Только резкий вдох выдал его испуг. Джирран выпрямился и медленно повернулся.
– Ты говоришь о моей семье. – Он слегка выделил предпоследнее слово. – Какое тебе дело до крови, что когда-то жила здесь?
– Для человека, который намерен требовать одолжения в силу прошлого родства, ты очень странно берешься за дело, Джирран, – критически промолвила новоприбывшая, сидя на стене, что тянулась вдоль крыши.
Джирран на минуту потупился, шаркая носком сапога по твердым плитам.
– Привет, Аритейн. – Он тепло улыбнулся девушке, но глаза его оставались холодными. – Ты хорошо выглядишь.
– Женитьба тебя не изменила, – изрекла девушка с загадочной резкостью в тоне. – Как Эйриз?
Джирран отмахнулся.
– Неплохо.
– Жаль, что она никак не забеременеет.
Аритейн разгладила на коленях темное серое платье, изящным движением соединив ноги в мягких башмаках. Румянец дополнял сумеречную голубизну ее глубоко посаженных глаз; длинный нос выделялся на узком лице из-за того, что ее короткие соломенные волосы были зачесаны назад с высокого лба. Но особенное сходство с Джирраном ей придавали полные чувственные губы. – Я бы хотела видеть, что ты обеспечил себе потомство в ребенке, и желательно не одном.
– Никакой ребенок крови Эйриз не даст мне прав здесь, – вздохнул Джирран.
– Не даст, – тихо согласилась Аритейн, в ее глазах мелькнуло сожаление.
– Значит, это честный обмен? – задиристо спросил мужчина. – Искусства Шелтий – достойная компенсация за отказ от твоей крови и ее земли? Земли, навсегда теперь ушедшей к дочерям сестры нашей прапраматери? Что ты еще умеешь, кроме того, чтобы определять, собирается наконец моя жена принести мне наследника или нет?
– Ты всегда был невыносим, Джирран, даже ребенком, – с презрением ответила Аритейн. – Я уже сбилась со счету, сколько раз отцу приходилось сбрасывать тебя вон в ту поилку, дабы остудить твой норов.
Оба взглянули на длинный выдолбленный камень у главных ворот, сухой, как обглоданная ветром кость, жухлые листья лежали на его дне, и стебельки травы пробивались из открытого отверстия в его основании.
Джирран понурил голову, но спустя минуту вновь с вызовом посмотрел на девушку.
– Скажи мне, бывшая сестра, как ты живешь?
– Я путешествую между долами, я выношу решение и даю совет, я распространяю новости и передаю просьбы о помощи или союзе. – Сухая издевка слышалась в ее словах. – Ты прекрасно знаешь обязанности Шелтий.
Джирран забарабанил пальцами по стене, жуя бороду.
– Мы все знаем, что делают Шелтий. Но мне интересно, кто такие Шелтий. Что это за силы, о которых шепчутся в углах на Солнцестояние и Равноденствие? А что ты скажешь насчет тех разов, когда единственный путник в сером становился десятью или двадцатью Шелтиями, появлявшимися из ниоткуда, чтобы закрывать фесс перед путешественниками, пока боролись с чумой, преступлением против крови или какими-то другими преступлениями, которые только они могут видеть.
– Ты знаешь, что об этих вещах говорить не положено, – терпеливо ответила Аритейн. – Почему ты все делаешь наперекор? Что ты хочешь от меня? – Несмотря на внутреннее беспокойство, девушка говорила таким тоном, каким могла бы спросить о погоде.
– Ты узнала тайны их могущества? Что умеют делать Шелтий? – допытывался горец. – Как они могут оставлять позади себя пустые дома, чьи обитатели исчезли или рассеялись, лишенные разума, на милость других? Даже когда они идут дальше и оставляют все позади себя здоровым и бодрым, почему никто не помнит о том, что делалось для их спасения или помощи?
– Тебя это не касается, – холодно отрезала Аритейн. – Это ведомо только нам, избранным служить.
– Избранным? – Джирран скрестил руки и посмотрел на сестру. – А может, взятым? Или, вернее сказать, украденным. Мне было почти девять – вполне достаточно, чтобы запомнить твои слезы, твои крики, твой гнев. Я помню, как ты цеплялась за кровать, когда они пришли за тобой, как молила нашу мать не поддаваться им, как проклинала ее, когда она не сделала этого. – Горец медленно и неглубоко вздохнул. – Что вскоре и доказало справедливость их притязаний на тебя, верно? Твое проклятие сработало: не прошло и года, как мама умерла, а когда отец с остальными вернулся домой после тяжелого сезона на рудниках, оказалось, что все, ради чего мы работали, принадлежит теперь какой-то девчонке с мышиными волосами с другой стороны гор. Девчонке, о которой никто из нас даже не слышал!
– Мама умерла при родах. Это трагедия, но не такая уж редкая. – Руки Аритейн, сжатые на коленях, побелели.
– Тогда она отчаянно рожала дочь тебе на замену, чтобы сохранить земли, которые она унаследовала. – Джирран покачал головой. – Говорят, она запретила Шелтиям входить в ее спальню, боясь, что они увидят истинную магию в будущем и того ребенка тоже. Если б она впустила их, может, они бы спасли и ее, и дитя.
Аритейн встала.
– Если ты позвал меня сюда только затем, чтобы растравлять давно зажившие раны, я попрощаюсь с тобой, Джирран.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Я усмирила свое нетерпение. Узара должен прийти к этому выводу сам, без подсказок и понуканий, иначе он никогда не признает, что это был его собственный вывод. Я засунула руки, в карманы и потрогала мои руны-кости. Сорград подмигнул мне, заметив, как я отворачиваюсь, чтобы не прожечь взглядом затылок мага. Я подавила смех.
– Я не могу их найти, – изрек Узара с неподдельным изумлением. – Я не могу найти абсолютно никаких следов!
Я прикусила язык.
– Чем еще можно это объяснить, кроме Высшего Искусства? – заметил Сорград нейтральным тоном.
– На таком расстоянии, за такое время, учитывая, сколько дней мы провели с ними… – Узара задумчиво потер губу. – Знаете, я действительно не могу ничего придумать.
Высокомерие, внушающее магам, что они никогда не ошибаются, оказалось монетой с двумя сторонами, не так ли? Я медленно выдохнула.
– Теперь ты мне веришь?
– Думаю, твоя идея заслуживает внимания, – обронил маг.
– Ну, что мы делаем теперь? – Грен снова подошел к нам, усмехаясь. – Ты готов признать, что этот Народ владеет Высшим Искусством? Но теперь они ушли, и мы потеряли их. Будем искать другую группу?
– Я допускаю, что Народ имеет реальное Высшее Искусство, но все равно у них нет никаких ясных знаний, ничего, что мы могли бы сразу применить, – помрачнел Узара.
– А как же песенник? – возразила я.
– Спой мне что-нибудь, и пусть оно сработает, – с вызовом потребовал маг. – Ты действительно искренне в это веришь, чтобы пробудить эфирную силу? Покажи мне, как объяснить это Планиру, ученым, работающим с Гуиналь. Покажи мне, как использовать это против эльетиммов!
– Шелтий могли бы, – услужливо подсказал Сорград.
– Что? – одновременно воскликнули мы с Узарой, поворачиваясь к смеющемуся горцу.
– Вы же за этим хотели идти в горы, верно? Просить помощи Шелтий? – Грен посмотрел на брата в легком недоумении.
– О чем это вы не сказали нам? – грозно спросил Узара. Я встала между ним и Сорградом. Единственный человек, от которого Сорград потерпит такой тон, это я.
– Кто такие Шелтий? Я никогда не слышала этого слова. Лицо Сорграда было чистым пергаментом – ничего не прочесть.
– Они хранят саги и истории гор. Если какой-нибудь аниатимм знает об эфирной магии, то это Шелтий. Те солуране выпрямили ногу Хэлис, когда ее бедро уже полгода как зажило – то же самое, говорят, делают Шелтий.
– Сэдриновы потроха, что ж ты раньше не сказал? – рассердился Узара. – Почему мы теряли здесь время?
– Потому что мы все равно сначала шли в Лес. – Я шагнула ближе, и маг попятился. – Еще рано подниматься в горы, и нам нужен был длинный маршрут, чтобы избежать стычек в Ущелье.
Узара благоразумно отступил.
– Тогда предлагаю вернуться на тракт и продолжить путь.
Он подхватил недоуздок осла и энергично зашагал вперед. По крайней мере гадание помогло ему сориентироваться.
Я покосилась на Сорграда, но он не решался смотреть мне в глаза. Я сохранила спокойствие: он объяснит мне, в чем дело, в свое время. Затем, как только мага не окажется рядом, я устрою ему головомойку за то, что не рассказал мне все раньше.
Глава 5
Когда император пожаловал моему мужу гидестанские поместья в знак признания его заслуг на западе, я впервые встретилась с Людьми Гор и услышала их печальные саги. Эта песня, часто звучавшая на Солнцестояние, напоминает нам, что жизнь в горах бывает так же сурова, как тамошний климат, и нам следует с большим пониманием относиться к резкости горцев в общении с теми, кто взращен в более ласковых землях.
Сидели волки на высокой круче
И пристально глядели на убитых.
Едины в смерти слабый и могучий –
Все вписаны они в кровавый свиток.
Вот из шеренги тех, кто чудом выжил,
Кто на ногах своих еще стоял,
Могучий человек во гневе вышел,
И в снег воткнул топор, и так сказал:
«Того, кто подло учинил измену,
Кто распалил смертельную вражду,
Поправ тем самым волю Мизаена, –
Немедля привести ко мне! Я жду».
И люди привели к нему злодея,
И на колени бросили его.
От ненависти войско, свирепея,
Презрело с тварью кровное родство.
«Ты, отщепенец, жаждал править нами!
Да будет Мизаен тебе судьей
И тем, кого ты лживыми словами
Увлек на бой неправый за собой.
Ступай на север, сей на льдине ложь!
Коль вздумаешь вернуться – ты умрешь!»
Других безродных догола раздели
И, нанося удары, гнали вон;
А тех, кто не был скор и плелся еле,
Рубили не щадя со всех сторон.
Старейшины сошлись на поле брани,
И повели серьезный разговор,
И поклялись, что сила их не станет
Горами править с этих самых пор,
Что их искусство разуму послужит
И будет исцелять – не убивать.
Кто сей закон незыблемый нарушит,
Безумия тому не миновать.
Рыдало войско – сильные мужчины,
К потухшим возвращаясь очагам…
Досталось под завязку мертвечины
Тихонько с гор спустившимся волкам.
Дол Лидра, 32-е поствесны
Джирран привязал усталого пони к кольцу, вырезанному в глыбе мрамора, и налил воды из меха, висевшего на луке седла, в сухой каменный желоб. Он повернулся спиной к лугам долины, где молодая трава пестрела цветами, тянущими головки к весеннему теплу. Красные, желтые, голубые и белые, они стремились взять от солнца все что можно, прежде чем зима вновь укроет их снежным одеялом. Но Джирран не любовался цветами, он неподвижно стоял перед неприступной дугой серой стены.
Крепость вставала из холма, словно была частью его. Массивная стена – будто продолжение живой скалы, и окна внутренней башни располагались парами, как настороженные глаза. Увенчанный зубчатым камнем фесс возвышался над обрысканной ветрами долиной, а за ним вздымались могучие горы.
Но это место было никчемным бахвальством. Огромные двери в крепость, подпертые булыжником, стояли открытые, засов – верная защита от незваных пришельцев – бессильно прислонился в углу толстой стены. Треугольное пространство в камнях над воротами, где когда-то помещалась эмблема могущественного дома, было пусто, как слепая глазница. Джирран отбросил ногой камни от обшитого железом основания ворот и потянул створки – шипы, входящие в гнезда каменного порога, заскрежетали по нанесенной ветром пыли. С бессловесным восклицанием горец захлопнул тяжелую преграду, и она с размаху ударилась о резной косяк. Оглушительный треск эхом отразился от серых утесов, что возвышались к северу от крепости, застыв в суровой снежной красоте.
Войдя в фесс, Джирран совершил медленный обход, всматриваясь в каждый дверной проем и каждое окно крытых шифером строений, лепившихся к внутренней стороне стены. В комнатах было пустынно и чисто. Где все имущество? Где тепло очагов? Горькая нахмуренность постепенно исчезала с лица Джиррана, сменяясь печалью, которая словно убавила ему сколько-то лет, и он вновь превратился в несчастного юношу.
Горец повернулся к рекину. Черные глазницы окон не поддавались испытующему солнцу, оставаясь скрытными, зловещими. Джирран вошел внутрь и, не глядя на разобранный очаг, направился к лестнице. Он поднимался сначала медленно, потом быстрее, потом уже бегом бежал через густые тени, пока не вознесся на плоскую крышу. Жесткость вернулась в глаза горца, когда он наклонился, чтобы посмотреть вдоль желобка в одном из камней парапета. Желобок указывал на далекий утес, на расселину – ее правильные склоны и угловатые края красноречиво говорили о молотке и кайле. Привычная угрюмость легла на лицо Джиррана. Спокойный ветер, вечный обитатель этих мест, поднял прядь волос с его лба, и пыль с любопытным шепотом закружилась у его ног.
– Ты хочешь просить меня прийти сюда на Солнцестояние? Узнать, что скажут кости нашего дола, когда Мизаен пошлет солнце, дабы озарить святилище нашей крови? Каких вопросов ты ждешь от меня?
Только резкий вдох выдал его испуг. Джирран выпрямился и медленно повернулся.
– Ты говоришь о моей семье. – Он слегка выделил предпоследнее слово. – Какое тебе дело до крови, что когда-то жила здесь?
– Для человека, который намерен требовать одолжения в силу прошлого родства, ты очень странно берешься за дело, Джирран, – критически промолвила новоприбывшая, сидя на стене, что тянулась вдоль крыши.
Джирран на минуту потупился, шаркая носком сапога по твердым плитам.
– Привет, Аритейн. – Он тепло улыбнулся девушке, но глаза его оставались холодными. – Ты хорошо выглядишь.
– Женитьба тебя не изменила, – изрекла девушка с загадочной резкостью в тоне. – Как Эйриз?
Джирран отмахнулся.
– Неплохо.
– Жаль, что она никак не забеременеет.
Аритейн разгладила на коленях темное серое платье, изящным движением соединив ноги в мягких башмаках. Румянец дополнял сумеречную голубизну ее глубоко посаженных глаз; длинный нос выделялся на узком лице из-за того, что ее короткие соломенные волосы были зачесаны назад с высокого лба. Но особенное сходство с Джирраном ей придавали полные чувственные губы. – Я бы хотела видеть, что ты обеспечил себе потомство в ребенке, и желательно не одном.
– Никакой ребенок крови Эйриз не даст мне прав здесь, – вздохнул Джирран.
– Не даст, – тихо согласилась Аритейн, в ее глазах мелькнуло сожаление.
– Значит, это честный обмен? – задиристо спросил мужчина. – Искусства Шелтий – достойная компенсация за отказ от твоей крови и ее земли? Земли, навсегда теперь ушедшей к дочерям сестры нашей прапраматери? Что ты еще умеешь, кроме того, чтобы определять, собирается наконец моя жена принести мне наследника или нет?
– Ты всегда был невыносим, Джирран, даже ребенком, – с презрением ответила Аритейн. – Я уже сбилась со счету, сколько раз отцу приходилось сбрасывать тебя вон в ту поилку, дабы остудить твой норов.
Оба взглянули на длинный выдолбленный камень у главных ворот, сухой, как обглоданная ветром кость, жухлые листья лежали на его дне, и стебельки травы пробивались из открытого отверстия в его основании.
Джирран понурил голову, но спустя минуту вновь с вызовом посмотрел на девушку.
– Скажи мне, бывшая сестра, как ты живешь?
– Я путешествую между долами, я выношу решение и даю совет, я распространяю новости и передаю просьбы о помощи или союзе. – Сухая издевка слышалась в ее словах. – Ты прекрасно знаешь обязанности Шелтий.
Джирран забарабанил пальцами по стене, жуя бороду.
– Мы все знаем, что делают Шелтий. Но мне интересно, кто такие Шелтий. Что это за силы, о которых шепчутся в углах на Солнцестояние и Равноденствие? А что ты скажешь насчет тех разов, когда единственный путник в сером становился десятью или двадцатью Шелтиями, появлявшимися из ниоткуда, чтобы закрывать фесс перед путешественниками, пока боролись с чумой, преступлением против крови или какими-то другими преступлениями, которые только они могут видеть.
– Ты знаешь, что об этих вещах говорить не положено, – терпеливо ответила Аритейн. – Почему ты все делаешь наперекор? Что ты хочешь от меня? – Несмотря на внутреннее беспокойство, девушка говорила таким тоном, каким могла бы спросить о погоде.
– Ты узнала тайны их могущества? Что умеют делать Шелтий? – допытывался горец. – Как они могут оставлять позади себя пустые дома, чьи обитатели исчезли или рассеялись, лишенные разума, на милость других? Даже когда они идут дальше и оставляют все позади себя здоровым и бодрым, почему никто не помнит о том, что делалось для их спасения или помощи?
– Тебя это не касается, – холодно отрезала Аритейн. – Это ведомо только нам, избранным служить.
– Избранным? – Джирран скрестил руки и посмотрел на сестру. – А может, взятым? Или, вернее сказать, украденным. Мне было почти девять – вполне достаточно, чтобы запомнить твои слезы, твои крики, твой гнев. Я помню, как ты цеплялась за кровать, когда они пришли за тобой, как молила нашу мать не поддаваться им, как проклинала ее, когда она не сделала этого. – Горец медленно и неглубоко вздохнул. – Что вскоре и доказало справедливость их притязаний на тебя, верно? Твое проклятие сработало: не прошло и года, как мама умерла, а когда отец с остальными вернулся домой после тяжелого сезона на рудниках, оказалось, что все, ради чего мы работали, принадлежит теперь какой-то девчонке с мышиными волосами с другой стороны гор. Девчонке, о которой никто из нас даже не слышал!
– Мама умерла при родах. Это трагедия, но не такая уж редкая. – Руки Аритейн, сжатые на коленях, побелели.
– Тогда она отчаянно рожала дочь тебе на замену, чтобы сохранить земли, которые она унаследовала. – Джирран покачал головой. – Говорят, она запретила Шелтиям входить в ее спальню, боясь, что они увидят истинную магию в будущем и того ребенка тоже. Если б она впустила их, может, они бы спасли и ее, и дитя.
Аритейн встала.
– Если ты позвал меня сюда только затем, чтобы растравлять давно зажившие раны, я попрощаюсь с тобой, Джирран.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74