Поэтому ради блага Бисалоса я намерен требовать немедленного решения этого вопроса. Если хотите, можете голосовать за разрушение, но вы должны сознавать, что делаете. Кайм’эра, руководствуясь своим правом кайм’эра Бисалоанского Холдинга под Бракси/Алдоусом, я представляю следующий вопрос на обсуждение: кайм’эрат должен выбрать из своих рядов одного человека, который станет действовать как номинальный правитель Холдинга, и этот человек должен получить реальную власть, чтобы он мог в этой роли действовать по-настоящему эффективно. Учитывая настоятельную необходимость в таком человеке, мы должны сделать это безотлагательно. На эту роль я предлагаю Затара, сына Винира и Ксивы, и признаю, что он — единственный среди нас, кто способен немедленно навести порядок в Холдинге, причем без особого ущерба.
Установилась тишина, Затар поднялся и, как того требовала традиция, покинул Зал. И тут же начались споры и очень жаркие.
Хотя вопрос, по правде говоря, был надуманным.
* * *
Анжа стояла одна в куполе для наблюдения. Она послала гневный ментальный импульс к звездам. «Я потеряла его!» Она скользнула ментальным щупом по планете и прошла сквозь нее, потом ее ментальный щуп пронесся мимо полудюжины кораблей-разведчиков и вошел в мыслительнные потоки какой-то колонии. Ее поиски напоминали желание раненого воина успокоиться, созерцая несчастья других. «Мы были так близки к победе! Мы могли выиграть эту проклятую войну! — и наконец, самая главная боль: — Теперь я никогда до него не доберусь. Его привяжут к Бракси цепями…» Анжа проплыла сквозь множество сознаний, подслушивая мысли одного и затем переходя к другому. Так далеко впечатления были туманными, но само действие успокаивало, словно напоминало ей, что другие тоже страдают, другие тоже знали потери и горечь отчаяния. Инстинктивно Анжа стремилась к более знакомым сознаниям, людям, ментальное состояние которых в тот момент походило на ее собственное. Она вчитывалась в их сознание — и это ее тревожило.
«… потерян для меня навсегда, мой любимый… Как бы мне хотелось вернуть тебя к жизни!»
«… пустота, и боль, и страстное желание… Я все еще хочу, но только тебя…»
«… когда пара расходиться, что остается? Ради чего жить?»
Потрясенная Анжа убрала свой ментальный шуп из этой незнакомой области и ограничила свои мысли только собой. Она боялась повторить попытку. Что это значит — мысли, которые притягивали Анжу, не руководствовались амбициями или досадой на проигрыш, а говорили о разрушенной связи с любимым? Она так долго жила со своей навязчивой идеей, что прекратила о ней задумываться. Азеанцы заключают союз на всю жизнь, неужто и с Анжой это произошло? Неужели один-единственный азеанский инстинкт в конце концов все-таки оказался в ней истинным? Проявился нормаьно, как у обычных азеанцев? Хаша! Если дело обстоит именно так…
— Я подумал, что ты можешь быть здесь, — проговорили за спиной.
Анжа обернулась.
— Тау! Ты меня напугал, — слеза катилась по щеке, женщина быстро вытерла ее. Руки у нее сильно дрожали. — Я пыталась убедить себя, что невозможно иначе. Но я не смогла, — негодование вновь накатило на Анжу. — В любом случае, что они о себе возомнили? Я годами служила им, а они связывают мне руки на пороге триумфа! Они и их проклятая честь… Я могла бы закончить Войну!
— Они — твой народ, — тихо сказал Тау.
— Нет у меня никакого народа, — с горечью ответила Анжа. — Несколько человек здесь и Торжа. Может быть, Торжа. Но Азеа? — вся ее боль хлынула наружу, прошлая жизнь вдруг стала бессмысленной. — Мы могли выиграть, — она грустно засмеялась. — У Затара новый титул — притиера. Знаешь, что это означает? Происходит от слов «прише» — «то, чего ждали» и «тиера» — «тот, кто правит». Причем корень в названии медленно действующего яда и в названии этого титула один и тот же. Очень подходит, не правда ли?
— Все равно еще остались способы сражаться, — сказал доктор.
— Я думала об этом. Я просмотрела все свои альтернативы и каждая из них означает государственную измену. Тау, я предана очень малому количеству людей. Торжа эр Литз — одна из них. Она поверила в меня, когда не верил никто, и рисковала собственной репутацией, чтобы отправить меня на Границу. Я не могу предать ее, независимо оттого, как сильно мне этого хочется. Да и большая часть экипажа за мной не пойдет. Они верят в меня, но служба Азее важнее. Они готовы нарушать устав и установленные правила, но не станут нарушать все. А одна я это сделать не могу.
— Совсем необязательно одна, — Тау был напряжен, не меньше самой Анжи. — Ты права насчет большинства экипажа, и поэтому — самого корабля. И определенно права насчет Азеи. Мир продлится до тех пор, пока Бракси не консолидирует власть, а затем может оказаться слишком поздно. Война больше не служит твоей цели, — тихо сказал ей Тау. — Возможно, ей послужит другое.
— Я никогда не ожидала услышать от тебя… — пробормотала Анжа.
— Ты забываешь, откуда я пришел! Ты забываешь, что прежде чем оказаться приписанным к тебе, я отказался от жизни. Я согласился служить тебе, потому что верил: ты сломишь Холдинг. Я до сих пор верю в это. Я и еще несколько человек. Твои экстрасенсы преданы не Империи — они преданы только тебе. Выбирай план действий, Анжа, и найдутся те, кто последуют за тобой.
— Это уже обсуждалось? — с вызовом бросила она.
— Не раз.
— Никогда в моем присутствии.
— Цена телепатии. Люди предполагают, что ты и так узнаешь.
Удобная ложь. Правда заключалась в том, что если бы она когда-либо услышала такие вещи, то посчитала бы их государственной изменой. До этой минуты.
Анжа посмотрела на звезды. Есть ли способ? Не добраться до Затара, это больше не было желанной целью, и если Анжа будет за нее держаться, то она разрушит ее. Каждое намерение командира звездного флота был сосредоточен на Затаре, и теперь Анжа ощущала боль потери. Но Бракси все еще можно разрушить. Не руками Звездного Контроля. Азеа лишилась этого, когда Анжу заставили подписать последний договор. Но, не исключено, что собственными усилиями командира.
— Дай мне время, — пробормотала она. Она воспринимала, как должное, что Бракси падет перед «Завоевателем»; теперь ей следовало отбросить эту мысль, как и многие другие. Что она может сделать, дабы сломить Холдинг — что может сделать группа людей, дабы самую великую нацию воинов победить?
«Будет достаточно, Затар, если я разрушу эту нацию. У тебя есть твой народ, и живи, чтобы им править. У меня народа нет. И за исключением разрушения Бракси, цели у меня тоже нет. Только ты…»
Она потрясла головой, пытаясь отделаться от этой мысли. Но жажда была столь сильна, что ей долго придется терпеть ее.
«Я сфокусируюсь на Бракси, — пообещала себе Анжа. — Должен быть способ…»
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
«Самый сильный враг человека — это его собственный страх».
Харкур
Феран быстро проходил по эротическим залам. Теперь экспонаты не интересовали его; они видел их раньше, много раз, и снова готов ими наслаждаться. Новые экспонаты привозили каждый день, со всех уголков Холдинга, поэтому даже прогулка по знакомым коридорам открывала неведомые богатства. Но на этот раз… нет, он не позволит ничему себя отвлечь. На эту встречу телепат не смел опаздывать и ему требовалось привести в порядок мысли к тому времени, как он прибудет на место.
На первый взгляд все было в порядке. Затар пригласил его перекусить в ресторане, довольно обычная просьба. Они и раньше встречались при подобных обстоятельствах; в тесно переплетенном обществе Курата общения было не избежать. Один раз Феран даже гордился собой за то, что набрался смелости и принимал каймэру у себя в Доме, и искренне получал удовольствие от этого. Но это происходило до чумы — до того, как Затар заставил Ферана выступить против н е е и наблюдал за их взаимоотношениями, а его темные глаза выискивали тайны. Все страхи вернулись в тот день, от первого ужасного видения, которое Феран разделил с девочкой Анжой, до паранойи, когда Феран боролся, пытаясь ассимилироваться в браксинскую культуру.
Он заставлял себя рассуждать логично и проанализировать источник своей нервозности. Зачем Затару этим заниматься? Он теперь стал притиерой — самим притиерой! — и его время очень ценится. Зачем тратить его на встречу с человеком, который ни помочь, ни противостоять правителю не может? И почему именно здесь? Единственной причиной, которую мог придумать Феран, было желание увидеться на нейтральной территории, и поэтому притиера не назначил встречу ни в одном из их Домов. Это, конечно, само по себе беспокоило. И последнее: почему он попросил о встрече в дальнем углу сектора браксаны? Следуя полученным инструкциям, Феран оказался в незнакомом месте. Он посмотрел на указатели, завернул еще раз и…
Остановился. Ошеломленный.
«Шемар», — гласила табличка. Ну, конечно. Феран понял, что однажды заходил сюда — когда впервые оказался на Бракси. Это было крыло, посвященное самому запрещенному удовольствию из всех — образу такому угрожающему, табу такому абсолютному, что ему должно отводиться особое место в этой коллекции человеческих прихотей. В сторонке, вдали от центра, где мужчина сможет в уединении изучать этих женщин — и свое собственное желание. Консервативные (и невежественные) никогда не признают, что эти женщины, проклинаемые всей браксинской традицией, обладают сексуальным очарованием, против которого не могут устоять некоторые мужчины. Но это так.
У входа появилась новая статуя, простая, вырезанная из обсидиана, которую могли бы создать в другую эпоху, до эры высоких технологий. Простая… но эффектная. Феран шагнул к ней; его притягивала эстетическая сила, статуя очаровала его и он не мог ничего с собой поделать.
Это была она, Анжа лиу Митете, образ ее, переданный в вулканическом стекле такой, какой Феран знал ее в жизни. Тот же самый повелительный наклон головы, рука приподнята, отдавая приказ — так она вероятно держится на борту «Завоевателя»… Статуя была работой гения, который уловил суть женщины, ее силу, словно стекло ожило. Силу компрометировал только золотой браслет, украшавший ее поднятую руку, объявляя о том, что это — рабыня.
— Тебе нравится?
Феран напрягся при звуке этого голоса, но не мог оторвать глаз от статуи. Анжа должна была добровольно подчиниться, символ этот — браслет — не мог значить иного. Тем не менее она все еще продолжает командовать. Какой мужчина может обладать ею, не победив ее дух, кто посмеет обладать ею и потом осмелится дать ей шанс снова заполучить власть?
— Великолепно, — выдохнул Феран.
— Спасибо, — Затар улыбнулся и подошел к Ферану; Затара определенно забавляла реакция Ферана. — Я заказал ее. Пошли?
Он указал в сторону зала. Феран, немного поколебавшись, вошел. Он рос среди людей, где женщины часто правили мужчинами, и ему было трудно понять навязчивую идею, на которую такие женщины вдохновляли мужчин. Но было также трудно остаться равнодушным перед силой видений этих мастеров. Со всех сторон правили шемар — сражались, падали, соблазняя зрителя против его воли, в образах, которые одновременно и приковывали к себе, и вызывали отвращение. Многие из моделей скульпторов были азеанскими, и это нервировало Ферана: некоторые были даже азеанками, которых он знал лично. Всех каким-то образом покорили, потому что дух шемар в конечном счете должен быть положен на алтарь Бледнолицых, что пожелали их, но никогда, за исключением неживого искусства, не должны удовлетворять такое желание — иначе они себя скомпрометируют.
Феран порадовался, когда они наконец добрались до ресторана. Он сразу же сел. Притиера с гораздо большей грациозностью устроился напротив него. До того, как оба успели произнести хоть слово, появилась официантка, и мужчины занялись выбором блюд. Как только официантка ушла, Затар включил звукоизоляцию.
— Я хочу совместить политику и удовольствие, — сказал он Ферану, — Если не возражаешь.
— Конечно, нет, — ответил Феран, раздумывая, к чему клонит Затар.
— Мое новое положение требует от меня определенных вещей, и также открывает возможности, которые раньше для меня оставались закрытыми. Мне требуется кое-какая информация, Феран, и я считаю, что она у тебя есть. Я хочу пересмотреть кое-какие аспекты наших традиционных отношений с Азеей. Я надеялся, что ты, с твоим особым прошлым, мне поможешь.
На самом деле Феран боялся таких вопросов, потому что боялся предать самого себя, но ему было не выкрутиться.
— Я — твой слуга, притиера! — ответил он. И это было правдой. — Просто скажи, чем я могу тебе помочь, — Феран заставил себя рассмеяться. — Хотелось бы как-то конструктивно использовать все те напрасно потраченные годы.
Затар с любопытством посмотрел на него, приподняв бровь, но в это мгновение мигнул свет, предупреждая о приближении какого-то человека; секунду спустя официантка прошла звукоизоляционный барьер и подала им еду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Установилась тишина, Затар поднялся и, как того требовала традиция, покинул Зал. И тут же начались споры и очень жаркие.
Хотя вопрос, по правде говоря, был надуманным.
* * *
Анжа стояла одна в куполе для наблюдения. Она послала гневный ментальный импульс к звездам. «Я потеряла его!» Она скользнула ментальным щупом по планете и прошла сквозь нее, потом ее ментальный щуп пронесся мимо полудюжины кораблей-разведчиков и вошел в мыслительнные потоки какой-то колонии. Ее поиски напоминали желание раненого воина успокоиться, созерцая несчастья других. «Мы были так близки к победе! Мы могли выиграть эту проклятую войну! — и наконец, самая главная боль: — Теперь я никогда до него не доберусь. Его привяжут к Бракси цепями…» Анжа проплыла сквозь множество сознаний, подслушивая мысли одного и затем переходя к другому. Так далеко впечатления были туманными, но само действие успокаивало, словно напоминало ей, что другие тоже страдают, другие тоже знали потери и горечь отчаяния. Инстинктивно Анжа стремилась к более знакомым сознаниям, людям, ментальное состояние которых в тот момент походило на ее собственное. Она вчитывалась в их сознание — и это ее тревожило.
«… потерян для меня навсегда, мой любимый… Как бы мне хотелось вернуть тебя к жизни!»
«… пустота, и боль, и страстное желание… Я все еще хочу, но только тебя…»
«… когда пара расходиться, что остается? Ради чего жить?»
Потрясенная Анжа убрала свой ментальный шуп из этой незнакомой области и ограничила свои мысли только собой. Она боялась повторить попытку. Что это значит — мысли, которые притягивали Анжу, не руководствовались амбициями или досадой на проигрыш, а говорили о разрушенной связи с любимым? Она так долго жила со своей навязчивой идеей, что прекратила о ней задумываться. Азеанцы заключают союз на всю жизнь, неужто и с Анжой это произошло? Неужели один-единственный азеанский инстинкт в конце концов все-таки оказался в ней истинным? Проявился нормаьно, как у обычных азеанцев? Хаша! Если дело обстоит именно так…
— Я подумал, что ты можешь быть здесь, — проговорили за спиной.
Анжа обернулась.
— Тау! Ты меня напугал, — слеза катилась по щеке, женщина быстро вытерла ее. Руки у нее сильно дрожали. — Я пыталась убедить себя, что невозможно иначе. Но я не смогла, — негодование вновь накатило на Анжу. — В любом случае, что они о себе возомнили? Я годами служила им, а они связывают мне руки на пороге триумфа! Они и их проклятая честь… Я могла бы закончить Войну!
— Они — твой народ, — тихо сказал Тау.
— Нет у меня никакого народа, — с горечью ответила Анжа. — Несколько человек здесь и Торжа. Может быть, Торжа. Но Азеа? — вся ее боль хлынула наружу, прошлая жизнь вдруг стала бессмысленной. — Мы могли выиграть, — она грустно засмеялась. — У Затара новый титул — притиера. Знаешь, что это означает? Происходит от слов «прише» — «то, чего ждали» и «тиера» — «тот, кто правит». Причем корень в названии медленно действующего яда и в названии этого титула один и тот же. Очень подходит, не правда ли?
— Все равно еще остались способы сражаться, — сказал доктор.
— Я думала об этом. Я просмотрела все свои альтернативы и каждая из них означает государственную измену. Тау, я предана очень малому количеству людей. Торжа эр Литз — одна из них. Она поверила в меня, когда не верил никто, и рисковала собственной репутацией, чтобы отправить меня на Границу. Я не могу предать ее, независимо оттого, как сильно мне этого хочется. Да и большая часть экипажа за мной не пойдет. Они верят в меня, но служба Азее важнее. Они готовы нарушать устав и установленные правила, но не станут нарушать все. А одна я это сделать не могу.
— Совсем необязательно одна, — Тау был напряжен, не меньше самой Анжи. — Ты права насчет большинства экипажа, и поэтому — самого корабля. И определенно права насчет Азеи. Мир продлится до тех пор, пока Бракси не консолидирует власть, а затем может оказаться слишком поздно. Война больше не служит твоей цели, — тихо сказал ей Тау. — Возможно, ей послужит другое.
— Я никогда не ожидала услышать от тебя… — пробормотала Анжа.
— Ты забываешь, откуда я пришел! Ты забываешь, что прежде чем оказаться приписанным к тебе, я отказался от жизни. Я согласился служить тебе, потому что верил: ты сломишь Холдинг. Я до сих пор верю в это. Я и еще несколько человек. Твои экстрасенсы преданы не Империи — они преданы только тебе. Выбирай план действий, Анжа, и найдутся те, кто последуют за тобой.
— Это уже обсуждалось? — с вызовом бросила она.
— Не раз.
— Никогда в моем присутствии.
— Цена телепатии. Люди предполагают, что ты и так узнаешь.
Удобная ложь. Правда заключалась в том, что если бы она когда-либо услышала такие вещи, то посчитала бы их государственной изменой. До этой минуты.
Анжа посмотрела на звезды. Есть ли способ? Не добраться до Затара, это больше не было желанной целью, и если Анжа будет за нее держаться, то она разрушит ее. Каждое намерение командира звездного флота был сосредоточен на Затаре, и теперь Анжа ощущала боль потери. Но Бракси все еще можно разрушить. Не руками Звездного Контроля. Азеа лишилась этого, когда Анжу заставили подписать последний договор. Но, не исключено, что собственными усилиями командира.
— Дай мне время, — пробормотала она. Она воспринимала, как должное, что Бракси падет перед «Завоевателем»; теперь ей следовало отбросить эту мысль, как и многие другие. Что она может сделать, дабы сломить Холдинг — что может сделать группа людей, дабы самую великую нацию воинов победить?
«Будет достаточно, Затар, если я разрушу эту нацию. У тебя есть твой народ, и живи, чтобы им править. У меня народа нет. И за исключением разрушения Бракси, цели у меня тоже нет. Только ты…»
Она потрясла головой, пытаясь отделаться от этой мысли. Но жажда была столь сильна, что ей долго придется терпеть ее.
«Я сфокусируюсь на Бракси, — пообещала себе Анжа. — Должен быть способ…»
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
«Самый сильный враг человека — это его собственный страх».
Харкур
Феран быстро проходил по эротическим залам. Теперь экспонаты не интересовали его; они видел их раньше, много раз, и снова готов ими наслаждаться. Новые экспонаты привозили каждый день, со всех уголков Холдинга, поэтому даже прогулка по знакомым коридорам открывала неведомые богатства. Но на этот раз… нет, он не позволит ничему себя отвлечь. На эту встречу телепат не смел опаздывать и ему требовалось привести в порядок мысли к тому времени, как он прибудет на место.
На первый взгляд все было в порядке. Затар пригласил его перекусить в ресторане, довольно обычная просьба. Они и раньше встречались при подобных обстоятельствах; в тесно переплетенном обществе Курата общения было не избежать. Один раз Феран даже гордился собой за то, что набрался смелости и принимал каймэру у себя в Доме, и искренне получал удовольствие от этого. Но это происходило до чумы — до того, как Затар заставил Ферана выступить против н е е и наблюдал за их взаимоотношениями, а его темные глаза выискивали тайны. Все страхи вернулись в тот день, от первого ужасного видения, которое Феран разделил с девочкой Анжой, до паранойи, когда Феран боролся, пытаясь ассимилироваться в браксинскую культуру.
Он заставлял себя рассуждать логично и проанализировать источник своей нервозности. Зачем Затару этим заниматься? Он теперь стал притиерой — самим притиерой! — и его время очень ценится. Зачем тратить его на встречу с человеком, который ни помочь, ни противостоять правителю не может? И почему именно здесь? Единственной причиной, которую мог придумать Феран, было желание увидеться на нейтральной территории, и поэтому притиера не назначил встречу ни в одном из их Домов. Это, конечно, само по себе беспокоило. И последнее: почему он попросил о встрече в дальнем углу сектора браксаны? Следуя полученным инструкциям, Феран оказался в незнакомом месте. Он посмотрел на указатели, завернул еще раз и…
Остановился. Ошеломленный.
«Шемар», — гласила табличка. Ну, конечно. Феран понял, что однажды заходил сюда — когда впервые оказался на Бракси. Это было крыло, посвященное самому запрещенному удовольствию из всех — образу такому угрожающему, табу такому абсолютному, что ему должно отводиться особое место в этой коллекции человеческих прихотей. В сторонке, вдали от центра, где мужчина сможет в уединении изучать этих женщин — и свое собственное желание. Консервативные (и невежественные) никогда не признают, что эти женщины, проклинаемые всей браксинской традицией, обладают сексуальным очарованием, против которого не могут устоять некоторые мужчины. Но это так.
У входа появилась новая статуя, простая, вырезанная из обсидиана, которую могли бы создать в другую эпоху, до эры высоких технологий. Простая… но эффектная. Феран шагнул к ней; его притягивала эстетическая сила, статуя очаровала его и он не мог ничего с собой поделать.
Это была она, Анжа лиу Митете, образ ее, переданный в вулканическом стекле такой, какой Феран знал ее в жизни. Тот же самый повелительный наклон головы, рука приподнята, отдавая приказ — так она вероятно держится на борту «Завоевателя»… Статуя была работой гения, который уловил суть женщины, ее силу, словно стекло ожило. Силу компрометировал только золотой браслет, украшавший ее поднятую руку, объявляя о том, что это — рабыня.
— Тебе нравится?
Феран напрягся при звуке этого голоса, но не мог оторвать глаз от статуи. Анжа должна была добровольно подчиниться, символ этот — браслет — не мог значить иного. Тем не менее она все еще продолжает командовать. Какой мужчина может обладать ею, не победив ее дух, кто посмеет обладать ею и потом осмелится дать ей шанс снова заполучить власть?
— Великолепно, — выдохнул Феран.
— Спасибо, — Затар улыбнулся и подошел к Ферану; Затара определенно забавляла реакция Ферана. — Я заказал ее. Пошли?
Он указал в сторону зала. Феран, немного поколебавшись, вошел. Он рос среди людей, где женщины часто правили мужчинами, и ему было трудно понять навязчивую идею, на которую такие женщины вдохновляли мужчин. Но было также трудно остаться равнодушным перед силой видений этих мастеров. Со всех сторон правили шемар — сражались, падали, соблазняя зрителя против его воли, в образах, которые одновременно и приковывали к себе, и вызывали отвращение. Многие из моделей скульпторов были азеанскими, и это нервировало Ферана: некоторые были даже азеанками, которых он знал лично. Всех каким-то образом покорили, потому что дух шемар в конечном счете должен быть положен на алтарь Бледнолицых, что пожелали их, но никогда, за исключением неживого искусства, не должны удовлетворять такое желание — иначе они себя скомпрометируют.
Феран порадовался, когда они наконец добрались до ресторана. Он сразу же сел. Притиера с гораздо большей грациозностью устроился напротив него. До того, как оба успели произнести хоть слово, появилась официантка, и мужчины занялись выбором блюд. Как только официантка ушла, Затар включил звукоизоляцию.
— Я хочу совместить политику и удовольствие, — сказал он Ферану, — Если не возражаешь.
— Конечно, нет, — ответил Феран, раздумывая, к чему клонит Затар.
— Мое новое положение требует от меня определенных вещей, и также открывает возможности, которые раньше для меня оставались закрытыми. Мне требуется кое-какая информация, Феран, и я считаю, что она у тебя есть. Я хочу пересмотреть кое-какие аспекты наших традиционных отношений с Азеей. Я надеялся, что ты, с твоим особым прошлым, мне поможешь.
На самом деле Феран боялся таких вопросов, потому что боялся предать самого себя, но ему было не выкрутиться.
— Я — твой слуга, притиера! — ответил он. И это было правдой. — Просто скажи, чем я могу тебе помочь, — Феран заставил себя рассмеяться. — Хотелось бы как-то конструктивно использовать все те напрасно потраченные годы.
Затар с любопытством посмотрел на него, приподняв бровь, но в это мгновение мигнул свет, предупреждая о приближении какого-то человека; секунду спустя официантка прошла звукоизоляционный барьер и подала им еду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91