Этого достаточно, чтобы ты увидел потенциал того, с чем столкнулся.
— Ты не ожидала этого, — сказал Затар и тем самым — он понял — облек ее мысли в слова.
— У тебя очень сильная воля — твоя приспособляемость нетипична. Наслаждайся ею, пока она у тебя есть, браксан.
Затар коснулся земли и понял голод червей, спрятавшихся внутри, увидел туннели и пещеры, и пустоту коры планеты, глазами и разумом существ, обитавших в таких местах. Он потянулся вверх, наружу, и почувствовал звезды, как нежное прикосновение к его сознанию. Но не самих звезд, нет, миллионов живых существ, что обитают вокруг этих точек света и испускают свои мысли в Пустоту, формируя свои культурные и эмоциональные центры.
— Великолепно! — выдохнул Затар.
Анжа удивилась и он это почувствовал.
— Ты не видишь ничего, что вызывало бы у тебя страх?
— Я вижу только то, что меня поражает.
— Люди твоей расы не чувствуют подобного, — бросила она ему вызов.
— Значит они дураки, — Затар посмотрел на нее с новым чувством, окрашенным ревностью. — Жить так…
— Попробовать это прекрасно, — перебила Анжа. — Но жизнь с этим приносит больше боли, чем ты можешь себе представить теми способами, которые разум не-экстрасенса не может уловить.
— Кто ты? — Затар проигнорировал ее слова.
— Моя личность? Мое тело? — Анжа грациозно указала на себя, и это было бы не к месту, если бы она сделала это в физическом теле на физической плоскости. — Весь этот мир — наша фантазия, и сила, которой я обладаю, поддерживает его для тебя.
— Он не реален.
— Он не материален. Но очень реален.
— Но наши тела…
— Все там же — за столом переговоров, где мы сидим, сжимая руки друг друга. Сколько времени отнимает мечта? Мысль отнимает меньше. Это реально только для нас, и только в тот момент, когда мы это переживаем.
Затар закрыл глаза и пил чистое экстрасенсорное богатство своего окружения. Это оказалось легко, если закрыть глаза, тогда меньше отвлекающих моментов. Земля и небо… и она. Затар чувствовал ее ненависть, немного окрашенную страхом. Анжа ждала, что он сломается, но Затар не так-то прост, чтобы сжаться и отпрянуть от ее силы просто потому, что так велит традиция. Его сознание наполнялось страстным желанием. Желанием ее и всего того, что она собой представляет. Ее ненависти, которая только привлекало таких, как Затар. Он желал Анжу и потому, что она одержала над ним верх. По большей части потому, что она — шемар, и на протяжении всей истории такие женщины вызывали сильнейший голод у мужчин его племени, а также сильнейшую слепую страсть.
— Будь осторожен, — предупредила Анжа. Это приказ — она неосторожна. А его уход в сторону вызывал у нее дискомфорт? Если и так, то это его первая и пока единственная победа.
Не желая упускать случая, Затар приблизился к Анже. Пусть прочитает намерение у него в сознании. Она может быть мастером экстрасенсорного искусства, но в царстве человеческой сексуальности браксанам нет равных. Физические удовольствия для них также естественны, как воздух, и также необходимы. В то время, как она, воспитанная в азеанском окружении…
— Ты делаешь ошибку, — потрясенно выговорила Анжа, она показалась ему неуверенной. Затар почувствовал в ней ответ, призыв, голод, который отвергал доводы разума. Враждебность и страсть были комбинацией, которую очень высоко ценили браксаны; мысль о том, чтобы попробовать не только удовольствие от ее тела, но и резкую горечь ее ненависти, возбуждала и доводила желание до невыразимых высот.
Это была мечта, не так ли? А у мечты не бывает последствий.
Затар схватил женщину за плечи и поразился, когда поток чувств захлестнул его с головой. Он дотронулся до нее — до самого себя — их чувства перемешивались, он едва ли смог отличить одни от других. Тем не менее они с Анжей были разными. Затар гладил ее, чувствуя, как тело ее дрожит под его ладонями, как его собственное тело. Анжа была не против, нет, хотя ее определенно беспокоила его инициатива.
— Ты не знаешь, что делаешь, — прошептала женщина.
Но он знал. Затар вкушал удовольствие Анжи и делился своим, и это было наслаждение, о котором не могли и мечтать ему подобные.
— Дурак! — промолвила она, но не отпрянула. — Ты пожалеешь об этом… — Но в ней жила такая жажда и она вырвалась на волю, объяла Затара богатством и противоречием ее желания…
… и затем возникло чувство отчужденности, словно его собственные чувства захлопывались…
… и в страхе он отпрянул от нее…
… и провалился в темноту, абсолютную темноту.
«Где я?».
«Кто я?».
Мысль без ответа, существование без цели. Время бесконечно. Но воля все также сильна.
«Затар, — думает он и отмечает факт мышления. — Зарвати, — образ родословной, семьи, наследия. Семьи красивых людей, не подверженных заражению чумой. — Сын Винира, — высокого и злого человека, гордого лидера. — И Ксивы, — которая может командовать мужчинами одним мановением пальца, но не предпочитает делать так, цветок среди варваров, слишком мягкая и слишком красивая, чтобы жить долго».
Он есть.
Что бы ни было для него реальностью, — а в этот момент он не вспоминает, что реален — реальности больше не существует. Нет темноты, потому что понятие темноты подразумевает существование света, а света просто нет в реальности. Затар не может раздумывать, что это за место, поскольку это подразумевает понятие расположения и существование других мест; но ничто из этого не является для него истиной. Только при помощи чистой силы воли он собирает воедино свою личность и теперь она не знает, как прикрепиться к не-миру, в котором оказалась.
Это неприемлемо.
Затар ищет вокруг себя что-то, что угодно, за что бы ухватиться, как за основу реальности. Он отправляет ментальный импульс своему телу. Определенно разум и тело как-то связаны! Но есть только вечное несуществование его тюрьмы. Страх требует к себе внимания, зовет его подчиниться и покончить с борьбой, но он отказывается.
— Я — Затар, — повторяет он и держится за эту единственную ниточку, оставшуюся ему.
Шепот смерти проходит сквозь него и исчезает. Затар фокусируется в другом месте, ищет физический мир, что когда-то знал так хорошо. Но затем к нему приходит мысль и он перестает размышлять о своей цели. В реальности, где нет ничего, кроме мысли, мысль должна служить ключом к любой перемене. И чистая мысль — это концепции, понятия, абстрактное бытие, а не грубые отражения материальной субстанции.
Затар позволяет себе дрейфовать в ничто, пытается определить любое изменение в мире, где находиться.
И снова нить смерти касается его, и он отчаянно цепляется за нее. Ведь она пришла откуда-то и уйдет куда-то. Внезапно появляется расстояние, место, движение. Затар следует до конца пути и к ужасу его оказывается в месте очень знакомом. Тем не менее он все еще так удален от него, что даже когда чувствует волну разрушения, омывающую его тело, нет ничего, что он мог бы сделать для остановки этого процесса.
Он наблюдает за тем, как умирает.
«Нет, — думает он сурово. — Я отказываюсь умирать».
Волны все также накатывают на него, тонкая связь, что соединяет Затара с его материальной формой, слабеет, а за ним лежит только ничто, из которого он так недавно убежал.
Он становится намерением, он — воля к жизни, он заставляет себя идти по той же тропе, которую избрала его судьба. «Жизнь», — приказывает лорд, с силой толкает требование в глубину своей сущности, снова и снова, пока наконец угрюмая чернота не отступает и не отходит в те места в человеческом сознании, где хранятся такие вещи.
Затар изможден и отдыхает, и мысль бросает якорь в мире его тела, еще одна нить, что связывает и хранит его личную целостность.
Проходит вечность, миг, такой крошечный, что не описать его человеческими словами. Затар замечает еще одно сознание рядом и вспоминает. Внезапно он настораживается; если он хочет узнать своего врага, то тут, во владениях, свободных от связи с мирскими картинами, как раз и можно это сделать.
Анжа пытается отступить от него, а в материальном мире пытается вырвать свою руку из его и прервать контакт. Затар хочет удержать ее, хочет познать ее, такую чужую и в то же время являющуюся как бы частью его самого. Но инстинкт — желание удержать — не влияет на тело, с которым он оказался разлучен. Затар силой заставляет себя соединиться с частью своего тела, становится рукой, передает свою волю мускулам, связкам, сухожилиям, и переживает что такое быть рукой столь глубоко, что когда импульс схватить Анжу охватывает его, рука отвечает на этот призыв.
И сжимает крепче руку врага.
Мысль в темноте; осознание Другого. Анжа раздумывает: прервать ли контакт при помощи соответствующей дисциплины, на что у нее хватит сил. Одно ментальное усилие — и между ними обрушится стена. Затар может бороться с ней только, пока Анжа это позволяет, а сейчас она решает, как долго будет ему позволять.
«Я узнаю своего врага», — настаивает Затар.
«Очень хорошо, — приходит мысль, шипение нескрываемой ненависти. — И как глубоко погрузишься ты, так глубоко — и я».
Он видит ее сознание. Оно бурлит агрессией и пленяет сознание Затара своей голодной сутью. Вот ненависть, вот жажда крови, вот отчаяние, идеальные в своей чистоте, и не замутненные, пока не профильтрованы через неидеальную биохимию тела.
Подобно ветрам в бурю, эмоции Анжи бьют по Затару и угрожают оторвать его разум от причала самосознания. Ненависть — он приветствует ее, обнимает ее, как нечто знакомое, проходит сквозь нее, невредимый. Страх сексуальной неадекватности — он противопоставляет ему воспоминания из собственной юности, болезненные воспоминания настоящей импотенции, которые он скрывал за маской циничного юмора и в конце концов искренне позабыл. Гневливость, грозящяя потопить любого, — но разве с ним Затар и сам незнаком?
У атаки есть конец, но она не прекращается, словно бы он оказался в эпицентре бури. Всюду кружатся бурлящие эмоции, прямо перед ним виднеется нечто не менее напряженное, но по качеству совсем другое.
То, чего ни один мужчина из браксанов никогда не знал: суть женщины, богатая и теплая, он дотрагивается до нее несмело. Если Затар сомневается в своей собственной мужественности, то женственность поглотит его, он потеряет прежнего себя и так сильно изменится, что, когда сознание воссоединится с телом, часть его не срастется правильно уже никогда. Но лорд лишь наблюдает, и оценивает, и держится в стороне. Значит, вот она — Анжа лиу Митете — буря эмоций, приправленная желанием смерти, сила женщины, неспособная найти применение в мире твердых вещей.
Она тянется к его Имени.
Затар не представляет, почему эта мысль появилась, но она пришла. Впервые он узнал страх, такой сильный, что он чуть было не отступил. Это иррациональное предубеждение — и есть реальная основа его страхов в мире образов, где мысль является реальностью, а Имя его души вполне может стать ключом к его существованию? Затар вспоминает слова Анжи: «И как глубоко погрузишься ты, так глубоко — и я». Значит, он так близко находится к средоточию ее, что если у Анжи есть Имя, то лорд его услышит? Затар забывает о страхе, окрыленный свои открытием, и оглядывается, пытаясь узнать больше. И в это мгновение, когда решение абсолютно и его нельзя отменить, когда он уступает ту часть себя, которая раньше только побеждала, Затар проходит не через эпицентр бури и назад, в турбулентность, а углубляется в буйство стихии.
Здесь царила ментальная тишина, и слабое эхо его присутствия. «Что это за место?» — думает он, и понимает: это часть сознания Анжи, скрытая от нее самой, которую она не может увидеть. Размах этого места вызывает благоговейный трепет, тишина странно нервирует. Затар в изумлении идет по тайным улочкам ее души. Тут и там тропы обрываются, заново появляясь где-то в другом месте, они ведут не туда, куда изначально должны были вести. Одни возможности обрезаны, другие — направлены на чуждые им цели, и все сделано человеческой рукой, прикосновение которой оставило след на базовой сущности женщины.
И этот след Затару был знаком.
Он не может узнать, кто именно; для Затара это слишком сложно, поскольку он не обучен таким вещам — соединять абстрактное чувство с человеческим именем. Но он точно знает, что это сделал человек, и понимает, что их пути когда-то пересекались. Прикосновение знакомо — и плоды рук его чудовищны.
Затар путешествует по дорогам здоровья и видит, как они укорочены при помощи одной из форм экстрасенсорной хирургии, но он едва ли понимает какой; лорд видит, что было сделано и почему, и душа его наполняется яростью, такой ужасной, что ее нельзя выразить ничем, кроме чистой мысли.
«Это темная сторона власти, — думает Затар. — Агония, противостоящая песне жизни. Это причина, по которой мы с корнем вырвали экстрасенсорное зерно из нашего собственного наследия. Это… мерзость, преступление и для описания его нет слов».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
— Ты не ожидала этого, — сказал Затар и тем самым — он понял — облек ее мысли в слова.
— У тебя очень сильная воля — твоя приспособляемость нетипична. Наслаждайся ею, пока она у тебя есть, браксан.
Затар коснулся земли и понял голод червей, спрятавшихся внутри, увидел туннели и пещеры, и пустоту коры планеты, глазами и разумом существ, обитавших в таких местах. Он потянулся вверх, наружу, и почувствовал звезды, как нежное прикосновение к его сознанию. Но не самих звезд, нет, миллионов живых существ, что обитают вокруг этих точек света и испускают свои мысли в Пустоту, формируя свои культурные и эмоциональные центры.
— Великолепно! — выдохнул Затар.
Анжа удивилась и он это почувствовал.
— Ты не видишь ничего, что вызывало бы у тебя страх?
— Я вижу только то, что меня поражает.
— Люди твоей расы не чувствуют подобного, — бросила она ему вызов.
— Значит они дураки, — Затар посмотрел на нее с новым чувством, окрашенным ревностью. — Жить так…
— Попробовать это прекрасно, — перебила Анжа. — Но жизнь с этим приносит больше боли, чем ты можешь себе представить теми способами, которые разум не-экстрасенса не может уловить.
— Кто ты? — Затар проигнорировал ее слова.
— Моя личность? Мое тело? — Анжа грациозно указала на себя, и это было бы не к месту, если бы она сделала это в физическом теле на физической плоскости. — Весь этот мир — наша фантазия, и сила, которой я обладаю, поддерживает его для тебя.
— Он не реален.
— Он не материален. Но очень реален.
— Но наши тела…
— Все там же — за столом переговоров, где мы сидим, сжимая руки друг друга. Сколько времени отнимает мечта? Мысль отнимает меньше. Это реально только для нас, и только в тот момент, когда мы это переживаем.
Затар закрыл глаза и пил чистое экстрасенсорное богатство своего окружения. Это оказалось легко, если закрыть глаза, тогда меньше отвлекающих моментов. Земля и небо… и она. Затар чувствовал ее ненависть, немного окрашенную страхом. Анжа ждала, что он сломается, но Затар не так-то прост, чтобы сжаться и отпрянуть от ее силы просто потому, что так велит традиция. Его сознание наполнялось страстным желанием. Желанием ее и всего того, что она собой представляет. Ее ненависти, которая только привлекало таких, как Затар. Он желал Анжу и потому, что она одержала над ним верх. По большей части потому, что она — шемар, и на протяжении всей истории такие женщины вызывали сильнейший голод у мужчин его племени, а также сильнейшую слепую страсть.
— Будь осторожен, — предупредила Анжа. Это приказ — она неосторожна. А его уход в сторону вызывал у нее дискомфорт? Если и так, то это его первая и пока единственная победа.
Не желая упускать случая, Затар приблизился к Анже. Пусть прочитает намерение у него в сознании. Она может быть мастером экстрасенсорного искусства, но в царстве человеческой сексуальности браксанам нет равных. Физические удовольствия для них также естественны, как воздух, и также необходимы. В то время, как она, воспитанная в азеанском окружении…
— Ты делаешь ошибку, — потрясенно выговорила Анжа, она показалась ему неуверенной. Затар почувствовал в ней ответ, призыв, голод, который отвергал доводы разума. Враждебность и страсть были комбинацией, которую очень высоко ценили браксаны; мысль о том, чтобы попробовать не только удовольствие от ее тела, но и резкую горечь ее ненависти, возбуждала и доводила желание до невыразимых высот.
Это была мечта, не так ли? А у мечты не бывает последствий.
Затар схватил женщину за плечи и поразился, когда поток чувств захлестнул его с головой. Он дотронулся до нее — до самого себя — их чувства перемешивались, он едва ли смог отличить одни от других. Тем не менее они с Анжей были разными. Затар гладил ее, чувствуя, как тело ее дрожит под его ладонями, как его собственное тело. Анжа была не против, нет, хотя ее определенно беспокоила его инициатива.
— Ты не знаешь, что делаешь, — прошептала женщина.
Но он знал. Затар вкушал удовольствие Анжи и делился своим, и это было наслаждение, о котором не могли и мечтать ему подобные.
— Дурак! — промолвила она, но не отпрянула. — Ты пожалеешь об этом… — Но в ней жила такая жажда и она вырвалась на волю, объяла Затара богатством и противоречием ее желания…
… и затем возникло чувство отчужденности, словно его собственные чувства захлопывались…
… и в страхе он отпрянул от нее…
… и провалился в темноту, абсолютную темноту.
«Где я?».
«Кто я?».
Мысль без ответа, существование без цели. Время бесконечно. Но воля все также сильна.
«Затар, — думает он и отмечает факт мышления. — Зарвати, — образ родословной, семьи, наследия. Семьи красивых людей, не подверженных заражению чумой. — Сын Винира, — высокого и злого человека, гордого лидера. — И Ксивы, — которая может командовать мужчинами одним мановением пальца, но не предпочитает делать так, цветок среди варваров, слишком мягкая и слишком красивая, чтобы жить долго».
Он есть.
Что бы ни было для него реальностью, — а в этот момент он не вспоминает, что реален — реальности больше не существует. Нет темноты, потому что понятие темноты подразумевает существование света, а света просто нет в реальности. Затар не может раздумывать, что это за место, поскольку это подразумевает понятие расположения и существование других мест; но ничто из этого не является для него истиной. Только при помощи чистой силы воли он собирает воедино свою личность и теперь она не знает, как прикрепиться к не-миру, в котором оказалась.
Это неприемлемо.
Затар ищет вокруг себя что-то, что угодно, за что бы ухватиться, как за основу реальности. Он отправляет ментальный импульс своему телу. Определенно разум и тело как-то связаны! Но есть только вечное несуществование его тюрьмы. Страх требует к себе внимания, зовет его подчиниться и покончить с борьбой, но он отказывается.
— Я — Затар, — повторяет он и держится за эту единственную ниточку, оставшуюся ему.
Шепот смерти проходит сквозь него и исчезает. Затар фокусируется в другом месте, ищет физический мир, что когда-то знал так хорошо. Но затем к нему приходит мысль и он перестает размышлять о своей цели. В реальности, где нет ничего, кроме мысли, мысль должна служить ключом к любой перемене. И чистая мысль — это концепции, понятия, абстрактное бытие, а не грубые отражения материальной субстанции.
Затар позволяет себе дрейфовать в ничто, пытается определить любое изменение в мире, где находиться.
И снова нить смерти касается его, и он отчаянно цепляется за нее. Ведь она пришла откуда-то и уйдет куда-то. Внезапно появляется расстояние, место, движение. Затар следует до конца пути и к ужасу его оказывается в месте очень знакомом. Тем не менее он все еще так удален от него, что даже когда чувствует волну разрушения, омывающую его тело, нет ничего, что он мог бы сделать для остановки этого процесса.
Он наблюдает за тем, как умирает.
«Нет, — думает он сурово. — Я отказываюсь умирать».
Волны все также накатывают на него, тонкая связь, что соединяет Затара с его материальной формой, слабеет, а за ним лежит только ничто, из которого он так недавно убежал.
Он становится намерением, он — воля к жизни, он заставляет себя идти по той же тропе, которую избрала его судьба. «Жизнь», — приказывает лорд, с силой толкает требование в глубину своей сущности, снова и снова, пока наконец угрюмая чернота не отступает и не отходит в те места в человеческом сознании, где хранятся такие вещи.
Затар изможден и отдыхает, и мысль бросает якорь в мире его тела, еще одна нить, что связывает и хранит его личную целостность.
Проходит вечность, миг, такой крошечный, что не описать его человеческими словами. Затар замечает еще одно сознание рядом и вспоминает. Внезапно он настораживается; если он хочет узнать своего врага, то тут, во владениях, свободных от связи с мирскими картинами, как раз и можно это сделать.
Анжа пытается отступить от него, а в материальном мире пытается вырвать свою руку из его и прервать контакт. Затар хочет удержать ее, хочет познать ее, такую чужую и в то же время являющуюся как бы частью его самого. Но инстинкт — желание удержать — не влияет на тело, с которым он оказался разлучен. Затар силой заставляет себя соединиться с частью своего тела, становится рукой, передает свою волю мускулам, связкам, сухожилиям, и переживает что такое быть рукой столь глубоко, что когда импульс схватить Анжу охватывает его, рука отвечает на этот призыв.
И сжимает крепче руку врага.
Мысль в темноте; осознание Другого. Анжа раздумывает: прервать ли контакт при помощи соответствующей дисциплины, на что у нее хватит сил. Одно ментальное усилие — и между ними обрушится стена. Затар может бороться с ней только, пока Анжа это позволяет, а сейчас она решает, как долго будет ему позволять.
«Я узнаю своего врага», — настаивает Затар.
«Очень хорошо, — приходит мысль, шипение нескрываемой ненависти. — И как глубоко погрузишься ты, так глубоко — и я».
Он видит ее сознание. Оно бурлит агрессией и пленяет сознание Затара своей голодной сутью. Вот ненависть, вот жажда крови, вот отчаяние, идеальные в своей чистоте, и не замутненные, пока не профильтрованы через неидеальную биохимию тела.
Подобно ветрам в бурю, эмоции Анжи бьют по Затару и угрожают оторвать его разум от причала самосознания. Ненависть — он приветствует ее, обнимает ее, как нечто знакомое, проходит сквозь нее, невредимый. Страх сексуальной неадекватности — он противопоставляет ему воспоминания из собственной юности, болезненные воспоминания настоящей импотенции, которые он скрывал за маской циничного юмора и в конце концов искренне позабыл. Гневливость, грозящяя потопить любого, — но разве с ним Затар и сам незнаком?
У атаки есть конец, но она не прекращается, словно бы он оказался в эпицентре бури. Всюду кружатся бурлящие эмоции, прямо перед ним виднеется нечто не менее напряженное, но по качеству совсем другое.
То, чего ни один мужчина из браксанов никогда не знал: суть женщины, богатая и теплая, он дотрагивается до нее несмело. Если Затар сомневается в своей собственной мужественности, то женственность поглотит его, он потеряет прежнего себя и так сильно изменится, что, когда сознание воссоединится с телом, часть его не срастется правильно уже никогда. Но лорд лишь наблюдает, и оценивает, и держится в стороне. Значит, вот она — Анжа лиу Митете — буря эмоций, приправленная желанием смерти, сила женщины, неспособная найти применение в мире твердых вещей.
Она тянется к его Имени.
Затар не представляет, почему эта мысль появилась, но она пришла. Впервые он узнал страх, такой сильный, что он чуть было не отступил. Это иррациональное предубеждение — и есть реальная основа его страхов в мире образов, где мысль является реальностью, а Имя его души вполне может стать ключом к его существованию? Затар вспоминает слова Анжи: «И как глубоко погрузишься ты, так глубоко — и я». Значит, он так близко находится к средоточию ее, что если у Анжи есть Имя, то лорд его услышит? Затар забывает о страхе, окрыленный свои открытием, и оглядывается, пытаясь узнать больше. И в это мгновение, когда решение абсолютно и его нельзя отменить, когда он уступает ту часть себя, которая раньше только побеждала, Затар проходит не через эпицентр бури и назад, в турбулентность, а углубляется в буйство стихии.
Здесь царила ментальная тишина, и слабое эхо его присутствия. «Что это за место?» — думает он, и понимает: это часть сознания Анжи, скрытая от нее самой, которую она не может увидеть. Размах этого места вызывает благоговейный трепет, тишина странно нервирует. Затар в изумлении идет по тайным улочкам ее души. Тут и там тропы обрываются, заново появляясь где-то в другом месте, они ведут не туда, куда изначально должны были вести. Одни возможности обрезаны, другие — направлены на чуждые им цели, и все сделано человеческой рукой, прикосновение которой оставило след на базовой сущности женщины.
И этот след Затару был знаком.
Он не может узнать, кто именно; для Затара это слишком сложно, поскольку он не обучен таким вещам — соединять абстрактное чувство с человеческим именем. Но он точно знает, что это сделал человек, и понимает, что их пути когда-то пересекались. Прикосновение знакомо — и плоды рук его чудовищны.
Затар путешествует по дорогам здоровья и видит, как они укорочены при помощи одной из форм экстрасенсорной хирургии, но он едва ли понимает какой; лорд видит, что было сделано и почему, и душа его наполняется яростью, такой ужасной, что ее нельзя выразить ничем, кроме чистой мысли.
«Это темная сторона власти, — думает Затар. — Агония, противостоящая песне жизни. Это причина, по которой мы с корнем вырвали экстрасенсорное зерно из нашего собственного наследия. Это… мерзость, преступление и для описания его нет слов».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91