— ответил Джеррик.
Стриж прикусил язык. Он был моложе своих товарищей и жаждал, чтобы к его словам прислушивались с уважением, но стоило ему открыть рот, как он навлекал на себя насмешки. Пирсон хлопнул белобрысого юнца по плечу и ухмыльнулся. Он знал, о чем думает паренек, но знал также и причину его огорчений: Стриж был так глуп, что не понимал, насколько он глуп. Но он все равно нравился Пирсону, и во многом они подходили друг другу. Оба чурались женщин, оба наслаждались ощущением власти, которое рождалось отсутствием совести и богоподобной радостью владения чьей?то жизнью, прежде чем уничтожить ее. Единственная разница заключалась в том, что Стриж наслаждался, убивая мужчин, а Пирсон обретал изысканное удовольствие, пытая женщин.
Джеррик в этом отношении был непохож на них. Убивая, он не испытывал ни радости, ни отвращения. Это была просто работа — вроде прополки грядок, рубки леса, свежевания кроликов. Работа, требовавшая быстроты исполнения. Развлечения Пирсона и Стрижа ему досаждали, а вопли жертв мешали спать.
Джеррику было под пятьдесят, и он подумывал о том, чтобы завести свое хозяйство и семью. В Ривердейле ферму он присмотрел себе — вместе с молодой вдовой, которой она принадлежала. На обменные монеты, полученные за Иерусалимца, он обзаведется шерстяной одеждой и приступит к ухаживанию. Вдове придется отнестись к нему серьезно, как к члену Комитета.
Трое последовали за Шэнноу вверх по склону в глубину соснового бора, а когда начало смеркаться, увидели его костер.
Они спешились, стреножили лошадок и поползли через кусты к пляшущим языкам пламени. Примерно в тридцати шагах от костра Джеррик различил силуэт Иерусалимца. Он сидел, прислонившись к дереву, нахлобучив широкополую шляпу на глаза.
— Сиди?сиди, раздумывай! — прошептал Джеррик, насыпая порох на полку мушкета. Он жестом направил Пирсона вправо, а Стрижа влево, чтобы они бросились на жертву, едва прогремит смертоносный выстрел. Они уползли, каждый на свое место.
Джеррик взвел курок и откинулся, упираясь локтем в колено. Дуло нацелилось на сидящую фигуру.
Что?то холодное прикоснулось к виску Джеррика.
И его голова разлетелась на куски.
Услышав выстрел, Пирсон пустил стрелу из арбалета. Она пронеслась над поляной, пронзила плащ Шэнноу и куст под ним. Стриж ринулся вперед, перепрыгнул через костер, и его нож повторил путь пирсоновской стрелы. Плащ свалился с куста вместе со шляпой, у Стрижа отвалилась челюсть. Тут что?то ударило его в спину, и в груди разверзлась дыра величиной с кулак взрослого мужчины. Он умер прежде, чем его тело ударилось о землю.
Пирсон ускользнул с места бойни и кинулся к своей лошади. Сорвал путы с ее ног, прыгнул в седло и ударами пяток погнал вперед. Мушкет Джеррика рявкнул как раз тогда, когда лошадь Пирсона понеслась галопом. Она рухнула на землю, Пирсон перелетел через ее шею, ударился спиной о дерево и растянулся на траве. Но тут же быстро перекатился в сторону и вскочил, сжимая нож.
— Покажись! — завопил он.
Иерусалимец вышел из?за деревьев прямо перед Пирсоном. В руке он сжимал пистолет с рукояткой из слоновой кости.
— Зачем вам меня убивать? — сказал Пирсон, уставившись на пистолет. — Я не вернусь. Уеду и все тут.
— Кто вас послал?
— Флетчер.
— Скольких еще он послал?
— Больше никого. Мы не думали, что нам понадобятся помощники.
— Ваше имя?
— Зачем вам его знать?
— Чтобы надписать над вашей могилой. Как подобает.
Пирсон выронил нож.
— Меня зовут Пирсон, Алан Пирсон.
— А эти?
— Эл Джеррик и Зефус Стриж.
— Повернитесь, мистер Пирсон.
Пирсон закрыл глаза и начал поворачиваться.
Он даже не услышал выстрела, который его убил.
Йон Шэнноу въехал во двор в ту минуту, когда из облаков выплыла луна. Он вел на поводу двух низкорослых лошадок, а поперек его седла лежало длинное ружье. Донна стояла в дверях. На ней была белая блузка из тонкой шерсти и домотканая юбка, выкрашенная в алый цвет. Она только что причесала волосы, и в лунном свете они казались почти серебряными. Шэнноу помахал ей, проезжая мимо. Он пустил лошадок в загон, расседлал мерина и обтер его.
Донна прошла через двор и взяла Шэнноу за руку. Он наклонился и нежно ее поцеловал.
— С тобой все хорошо, Йон?
— Ага.
— О чем ты думаешь?
— Я думаю, что рядом с тобой я понимаю слова, долго ставившие меня в тупик. — Он поднес ее руку к губам и с благоговением поцеловал.
— Что ты понял? Какие слова?
— Стих из Библии.
— Скажи его мне.
— "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий.
Если имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви: то я ничто". Там есть и дальше, но мне нужна Книга, наизусть я не помню.
— Как прекрасно, Йон! Кто это написал?
— Человек по имени Павел.
— Он написал это для женщины?
— Нет, для всех людей. Как Эрик?
— Испугался, когда услышал выстрелы.
— Опасности нет, Донна, — сказал он мягко. — И у нас есть еще несколько дней вместе, прежде чем кто?нибудь сообразит, что они потерпели неудачу.
— У тебя усталый вид, Йон. Входи, отдохни.
— Каждая смерть умаляет меня, госпожа. И нет конца.
Она проводила его в дом и привернула фитили светильника. Он опустился в кожаное кресло, его голова откинулась. Донна осторожно сняла с него сапоги и укрыла толстым одеялом.
— Спи крепко, Йон. Сладких снов.
Она поцеловала его и пошла к себе в комнату. Дверь Эрика открылась, он стоял на пороге и протирал глаза.
— Он вернулся, мама? — шепнул мальчик.
— Да. С ним ничего не случилось.
— Он убил их всех?
— Думаю, да, Эрик. Ну?ка, назад в постель!
— Ты не побудешь со мной?
Она улыбнулась, отвела его к узкой кровати и легла рядом с ним. Он скоро уснул, но сон не шел к Донне Тейбард. За стеной был человек, который за несколько дней убил пятерых людей — человек, живущий на грани святости, взыскующий невозможного. Он искал город, более не существующий, в краю, который никто не мог найти, во имя Бога, в которого мало кто верил — память о мире отошедшего в область мифов.
И он любит ее… или думает, что любит, но для мужчины это одно и то же, размышляла Донна. И теперь он в ловушке, вынужден оставаться на месте, подобно магниту, притягивающему к себе смерть, и не может ни бежать, ни спрятаться. И он проиграет. Не будет Иерусалима для Йона Шэнноу, не будет дома для Донны Тейбард. Комитет затравит его, а Донна будет женщиной Флетчера… пока не надоест ему. Но даже зная все это, Донна была не в силах отослать Йона Шэнноу. Она закрыла глаза, и перед ее умственным взором непрошено всплыло его лицо, и она увидела, что смотрит, как он спит в кожаном кресле. В смутных лучах светильника его лицо выглядело таким мирным! Почти детским.
Донна открыла глаза в комнате Эрика. И не в первый раз пожалела, что Пресвитера больше нет с ней. Он, казалось, всегда знал, что следует делать, а до того, как годы иссушили его мудрость, умел читать в душах мужчин… и женщин. Но его нет, и не у кого искать помощи. Она подумала о грозном Боге Шэнноу, вспомнила кроткого, любящего Господа Эша Берри. Непостижимо, что они оба поклоняются одному и тому же божеству!
Оба — руно ягненка и кремень. Как и их Бог.
— Ты там, Бог Шэнноу? — прошептала она. — Ты слышишь меня? Что ты с ним делаешь? Почему так жестоко испытуешь? Помоги ему! Пожалуйста, помоги ему!
Эрик заворочался, забормотал во сне. Она поцеловала его, натянула одеяло ему под подбородок. Его глаза сонно открылись.
— Я люблю тебя, мама. Правда.
— И я люблю тебя, Эрик. Больше всего на свете.
— Папа меня никогда не любил.
— Да что ты! Конечно, он тебя любил! — шепнула Донна, но он уже спал.
Шэнноу проснулся за час до рассвета и открыл дверь в комнату Донны. Постель так и осталась застеленной. Он грустно улыбнулся, прошел в чулан с насосом и вновь увидел свое отражение.
— Quo vadis , Шэнноу? — спросил он угрюмого серого человека в зеркале.
Со двора донесся стук лошадиных копыт, Шэнноу насторожился, проверил пистолеты и выскользнул через черный ход, прячась в лунных тенях, пока не выглянул из?за угла дома. Через луг почти до дома выстроились вереницей пять длинных фургонов, запряженных волами. У колоды с водой высокий мужчина как раз спрыгнул с вороного жеребца.
— Доброе утро, — сказал Шэнноу, вкладывая пистолеты в кобуры.
— Ничего, если мы напоим наших волов и лошадей? — спросил мужчина.
Солнце уже выглядывало из?за восточных гребней, и Шэнноу увидел, что он крепкого сложения, и ему лет тридцать. Черная кожаная куртка для верховой езды с высокой талией, шляпа, украшенная единственным павлиньим пером.
— При условии, что вы натаскаете воды в колоду вон из того колодца, — ответил Шэнноу. — Куда держите путь?
— На северо?запад, за горы.
— В Чумные Земли? — переспросил Шэнноу. — Но их же все избегают! Как?то я встретил человека который вернулся оттуда. У него выпали все волосы а тело покрылось кровоточащими незаживающими язвами.
— Мы не верим, что виновата земля. А болезни проходят.
— Тот человек говорил, что там по ночам камни начинают светиться, и там нет ни зверей, ни птиц, ни других живых тварей.
— Друг мой, я слышал сказки о гигантских ящерицах, летающих колоннах и замках в облаках. Но пока еще не видел ничего подобного. Земля — это земля, а я сыт разбойниками по горло. Даниил Кейд снова начал набеги, и меня манят дальние горы, куда даже разбойники не заглядывают. Я тоже повстречал человека, который побывал там — во всяком случае, говорил, что побывал. Он сказал, что трава там сочная и зеленая, и много оленей, причем более крупных, чем в других местах. Сказал, что видел яблоки величиной с дыню, а в отдалении — город, подобного какому ему видеть не доводилось. Ну а я человек, которому на месте не сидится. И я хочу увидеть этот город.
У Шэнноу внезапно пересохло во рту.
— Мне бы тоже хотелось увидеть этот город, ?сказал он.
— Так запрягай фургон и отправляйся с нами, друг! Думается, эти пистолеты ты не для украшения носишь?
— У меня нет фургона, сэр, а моих обменных монет не хватит, чтобы его купить. И на Мне лежат обязательства, которые я должен выполнить.
Тот кивнул и ухмыльнулся.
— Вот поэтому я и зову тебя с нами. Я бы не взял бродягу из Диких Земель и не собираюсь допустить разбойников в Авалон. Ты по виду человек смелый. У тебя есть семья?
— Да.
— Так продай свою ферму и поезжай с нами. Земли там на всех хватит.
Шэнноу оставил его поить волов и вошел в дом. Донна стояла у открытой двери.
— Ты слышала? — спросил Шэнноу.
— Да. Чумные Земли.
— Что ты думаешь?
— Я не хочу, чтобы ты уезжал. Но если решишь уехать, мы поедем с тобой, если ты позволишь.
Он обнял ее, притянул к себе, не в силах сказать ни слова от ошеломляющей радости. У него за спиной высокий мужчина вежливо кашлянул, и Шэнноу обернулся.
— Меня зовут Корнелий Гриффин, и у меня есть к вам предложение.
— Входите, мистер Гриффин, ?^сказала Донна. — Я Донна Тейбард, а это мой муж Йон.
— Рад знакомству, фрей Тейбард.
— Вы говорили о предложении, — напомнил Шэнноу.
— Ну да. С нами едет семья, которая побаивается опасного пути, и, думается, они согласятся обменять свой фургон со всем имуществом на вашу ферму. Ну и, конечно, добавят обменной монеты, если вас такая сделка устроит.
Йон Шэнноу ехал на серо?стальном мерине по главной улице селения Ривердейл. Полы его длинной кожаной куртки хлопали по бокам лошади, широкополая шляпа затеняла глаза. Дома по сторонам в большинстве были бревенчатыми — ранней постройки, лет тридцати, а может, сорока назад. По склонам холма над угольным раскопом высились новые дома из камня и полированного дерева. Шэнноу проехал мимо лесопильни и через горбатый мост, не обращая внимания на удивленные взгляды тружеников и зевак, которые пялились на него из теней. У обочины в пыли играли дети, и мерин шарахнулся от внезапно залаявшей собаки. Шэнноу, сидя в седле все так же прямо, продолжал путь, пока не натянул удила у дверей харчевни.
Он спешился, закинул поводья на коновязь и вошел в залу. У длинной стойки сидели и стояли завсегдатаи — человек двадцать. Среди них был Бард с забинтованной головой. Рядом сидел Флетчер, и оба растерянно уставились на идущего к ним Шэнноу.
Нерушимая тишина окутала залу.
— Я приехал сказать вам, мистер Флетчер, что фрей Тейбард продала свою ферму молодой семье из Ферн?Кроссинга, селения примерно в двух месяцах пути на юг. Она подписала купчую, которая должна удовлетворить Комитет.
— А зачем рассказывать об этом мне? — спросил Флетчер, чувствуя на себе взгляды присутствующих, среди которых многие были известны своей честностью.
— Затем, что вы свирепый убийца и разбойник, сэр. И вам ничего не стоит вырезать всю семью, сделав вид, будто они силой захватили ферму.
— Да как ты смеешь!
— Смею, потому что это чистая правда, а она самый ваш лютый враг, сэр. Не знаю, как долго еще люди Ривердейла будут терпеть вас, но если у них есть хоть капля здравого смысла, срок этот окажется коротким.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Стриж прикусил язык. Он был моложе своих товарищей и жаждал, чтобы к его словам прислушивались с уважением, но стоило ему открыть рот, как он навлекал на себя насмешки. Пирсон хлопнул белобрысого юнца по плечу и ухмыльнулся. Он знал, о чем думает паренек, но знал также и причину его огорчений: Стриж был так глуп, что не понимал, насколько он глуп. Но он все равно нравился Пирсону, и во многом они подходили друг другу. Оба чурались женщин, оба наслаждались ощущением власти, которое рождалось отсутствием совести и богоподобной радостью владения чьей?то жизнью, прежде чем уничтожить ее. Единственная разница заключалась в том, что Стриж наслаждался, убивая мужчин, а Пирсон обретал изысканное удовольствие, пытая женщин.
Джеррик в этом отношении был непохож на них. Убивая, он не испытывал ни радости, ни отвращения. Это была просто работа — вроде прополки грядок, рубки леса, свежевания кроликов. Работа, требовавшая быстроты исполнения. Развлечения Пирсона и Стрижа ему досаждали, а вопли жертв мешали спать.
Джеррику было под пятьдесят, и он подумывал о том, чтобы завести свое хозяйство и семью. В Ривердейле ферму он присмотрел себе — вместе с молодой вдовой, которой она принадлежала. На обменные монеты, полученные за Иерусалимца, он обзаведется шерстяной одеждой и приступит к ухаживанию. Вдове придется отнестись к нему серьезно, как к члену Комитета.
Трое последовали за Шэнноу вверх по склону в глубину соснового бора, а когда начало смеркаться, увидели его костер.
Они спешились, стреножили лошадок и поползли через кусты к пляшущим языкам пламени. Примерно в тридцати шагах от костра Джеррик различил силуэт Иерусалимца. Он сидел, прислонившись к дереву, нахлобучив широкополую шляпу на глаза.
— Сиди?сиди, раздумывай! — прошептал Джеррик, насыпая порох на полку мушкета. Он жестом направил Пирсона вправо, а Стрижа влево, чтобы они бросились на жертву, едва прогремит смертоносный выстрел. Они уползли, каждый на свое место.
Джеррик взвел курок и откинулся, упираясь локтем в колено. Дуло нацелилось на сидящую фигуру.
Что?то холодное прикоснулось к виску Джеррика.
И его голова разлетелась на куски.
Услышав выстрел, Пирсон пустил стрелу из арбалета. Она пронеслась над поляной, пронзила плащ Шэнноу и куст под ним. Стриж ринулся вперед, перепрыгнул через костер, и его нож повторил путь пирсоновской стрелы. Плащ свалился с куста вместе со шляпой, у Стрижа отвалилась челюсть. Тут что?то ударило его в спину, и в груди разверзлась дыра величиной с кулак взрослого мужчины. Он умер прежде, чем его тело ударилось о землю.
Пирсон ускользнул с места бойни и кинулся к своей лошади. Сорвал путы с ее ног, прыгнул в седло и ударами пяток погнал вперед. Мушкет Джеррика рявкнул как раз тогда, когда лошадь Пирсона понеслась галопом. Она рухнула на землю, Пирсон перелетел через ее шею, ударился спиной о дерево и растянулся на траве. Но тут же быстро перекатился в сторону и вскочил, сжимая нож.
— Покажись! — завопил он.
Иерусалимец вышел из?за деревьев прямо перед Пирсоном. В руке он сжимал пистолет с рукояткой из слоновой кости.
— Зачем вам меня убивать? — сказал Пирсон, уставившись на пистолет. — Я не вернусь. Уеду и все тут.
— Кто вас послал?
— Флетчер.
— Скольких еще он послал?
— Больше никого. Мы не думали, что нам понадобятся помощники.
— Ваше имя?
— Зачем вам его знать?
— Чтобы надписать над вашей могилой. Как подобает.
Пирсон выронил нож.
— Меня зовут Пирсон, Алан Пирсон.
— А эти?
— Эл Джеррик и Зефус Стриж.
— Повернитесь, мистер Пирсон.
Пирсон закрыл глаза и начал поворачиваться.
Он даже не услышал выстрела, который его убил.
Йон Шэнноу въехал во двор в ту минуту, когда из облаков выплыла луна. Он вел на поводу двух низкорослых лошадок, а поперек его седла лежало длинное ружье. Донна стояла в дверях. На ней была белая блузка из тонкой шерсти и домотканая юбка, выкрашенная в алый цвет. Она только что причесала волосы, и в лунном свете они казались почти серебряными. Шэнноу помахал ей, проезжая мимо. Он пустил лошадок в загон, расседлал мерина и обтер его.
Донна прошла через двор и взяла Шэнноу за руку. Он наклонился и нежно ее поцеловал.
— С тобой все хорошо, Йон?
— Ага.
— О чем ты думаешь?
— Я думаю, что рядом с тобой я понимаю слова, долго ставившие меня в тупик. — Он поднес ее руку к губам и с благоговением поцеловал.
— Что ты понял? Какие слова?
— Стих из Библии.
— Скажи его мне.
— "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий.
Если имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви: то я ничто". Там есть и дальше, но мне нужна Книга, наизусть я не помню.
— Как прекрасно, Йон! Кто это написал?
— Человек по имени Павел.
— Он написал это для женщины?
— Нет, для всех людей. Как Эрик?
— Испугался, когда услышал выстрелы.
— Опасности нет, Донна, — сказал он мягко. — И у нас есть еще несколько дней вместе, прежде чем кто?нибудь сообразит, что они потерпели неудачу.
— У тебя усталый вид, Йон. Входи, отдохни.
— Каждая смерть умаляет меня, госпожа. И нет конца.
Она проводила его в дом и привернула фитили светильника. Он опустился в кожаное кресло, его голова откинулась. Донна осторожно сняла с него сапоги и укрыла толстым одеялом.
— Спи крепко, Йон. Сладких снов.
Она поцеловала его и пошла к себе в комнату. Дверь Эрика открылась, он стоял на пороге и протирал глаза.
— Он вернулся, мама? — шепнул мальчик.
— Да. С ним ничего не случилось.
— Он убил их всех?
— Думаю, да, Эрик. Ну?ка, назад в постель!
— Ты не побудешь со мной?
Она улыбнулась, отвела его к узкой кровати и легла рядом с ним. Он скоро уснул, но сон не шел к Донне Тейбард. За стеной был человек, который за несколько дней убил пятерых людей — человек, живущий на грани святости, взыскующий невозможного. Он искал город, более не существующий, в краю, который никто не мог найти, во имя Бога, в которого мало кто верил — память о мире отошедшего в область мифов.
И он любит ее… или думает, что любит, но для мужчины это одно и то же, размышляла Донна. И теперь он в ловушке, вынужден оставаться на месте, подобно магниту, притягивающему к себе смерть, и не может ни бежать, ни спрятаться. И он проиграет. Не будет Иерусалима для Йона Шэнноу, не будет дома для Донны Тейбард. Комитет затравит его, а Донна будет женщиной Флетчера… пока не надоест ему. Но даже зная все это, Донна была не в силах отослать Йона Шэнноу. Она закрыла глаза, и перед ее умственным взором непрошено всплыло его лицо, и она увидела, что смотрит, как он спит в кожаном кресле. В смутных лучах светильника его лицо выглядело таким мирным! Почти детским.
Донна открыла глаза в комнате Эрика. И не в первый раз пожалела, что Пресвитера больше нет с ней. Он, казалось, всегда знал, что следует делать, а до того, как годы иссушили его мудрость, умел читать в душах мужчин… и женщин. Но его нет, и не у кого искать помощи. Она подумала о грозном Боге Шэнноу, вспомнила кроткого, любящего Господа Эша Берри. Непостижимо, что они оба поклоняются одному и тому же божеству!
Оба — руно ягненка и кремень. Как и их Бог.
— Ты там, Бог Шэнноу? — прошептала она. — Ты слышишь меня? Что ты с ним делаешь? Почему так жестоко испытуешь? Помоги ему! Пожалуйста, помоги ему!
Эрик заворочался, забормотал во сне. Она поцеловала его, натянула одеяло ему под подбородок. Его глаза сонно открылись.
— Я люблю тебя, мама. Правда.
— И я люблю тебя, Эрик. Больше всего на свете.
— Папа меня никогда не любил.
— Да что ты! Конечно, он тебя любил! — шепнула Донна, но он уже спал.
Шэнноу проснулся за час до рассвета и открыл дверь в комнату Донны. Постель так и осталась застеленной. Он грустно улыбнулся, прошел в чулан с насосом и вновь увидел свое отражение.
— Quo vadis , Шэнноу? — спросил он угрюмого серого человека в зеркале.
Со двора донесся стук лошадиных копыт, Шэнноу насторожился, проверил пистолеты и выскользнул через черный ход, прячась в лунных тенях, пока не выглянул из?за угла дома. Через луг почти до дома выстроились вереницей пять длинных фургонов, запряженных волами. У колоды с водой высокий мужчина как раз спрыгнул с вороного жеребца.
— Доброе утро, — сказал Шэнноу, вкладывая пистолеты в кобуры.
— Ничего, если мы напоим наших волов и лошадей? — спросил мужчина.
Солнце уже выглядывало из?за восточных гребней, и Шэнноу увидел, что он крепкого сложения, и ему лет тридцать. Черная кожаная куртка для верховой езды с высокой талией, шляпа, украшенная единственным павлиньим пером.
— При условии, что вы натаскаете воды в колоду вон из того колодца, — ответил Шэнноу. — Куда держите путь?
— На северо?запад, за горы.
— В Чумные Земли? — переспросил Шэнноу. — Но их же все избегают! Как?то я встретил человека который вернулся оттуда. У него выпали все волосы а тело покрылось кровоточащими незаживающими язвами.
— Мы не верим, что виновата земля. А болезни проходят.
— Тот человек говорил, что там по ночам камни начинают светиться, и там нет ни зверей, ни птиц, ни других живых тварей.
— Друг мой, я слышал сказки о гигантских ящерицах, летающих колоннах и замках в облаках. Но пока еще не видел ничего подобного. Земля — это земля, а я сыт разбойниками по горло. Даниил Кейд снова начал набеги, и меня манят дальние горы, куда даже разбойники не заглядывают. Я тоже повстречал человека, который побывал там — во всяком случае, говорил, что побывал. Он сказал, что трава там сочная и зеленая, и много оленей, причем более крупных, чем в других местах. Сказал, что видел яблоки величиной с дыню, а в отдалении — город, подобного какому ему видеть не доводилось. Ну а я человек, которому на месте не сидится. И я хочу увидеть этот город.
У Шэнноу внезапно пересохло во рту.
— Мне бы тоже хотелось увидеть этот город, ?сказал он.
— Так запрягай фургон и отправляйся с нами, друг! Думается, эти пистолеты ты не для украшения носишь?
— У меня нет фургона, сэр, а моих обменных монет не хватит, чтобы его купить. И на Мне лежат обязательства, которые я должен выполнить.
Тот кивнул и ухмыльнулся.
— Вот поэтому я и зову тебя с нами. Я бы не взял бродягу из Диких Земель и не собираюсь допустить разбойников в Авалон. Ты по виду человек смелый. У тебя есть семья?
— Да.
— Так продай свою ферму и поезжай с нами. Земли там на всех хватит.
Шэнноу оставил его поить волов и вошел в дом. Донна стояла у открытой двери.
— Ты слышала? — спросил Шэнноу.
— Да. Чумные Земли.
— Что ты думаешь?
— Я не хочу, чтобы ты уезжал. Но если решишь уехать, мы поедем с тобой, если ты позволишь.
Он обнял ее, притянул к себе, не в силах сказать ни слова от ошеломляющей радости. У него за спиной высокий мужчина вежливо кашлянул, и Шэнноу обернулся.
— Меня зовут Корнелий Гриффин, и у меня есть к вам предложение.
— Входите, мистер Гриффин, ?^сказала Донна. — Я Донна Тейбард, а это мой муж Йон.
— Рад знакомству, фрей Тейбард.
— Вы говорили о предложении, — напомнил Шэнноу.
— Ну да. С нами едет семья, которая побаивается опасного пути, и, думается, они согласятся обменять свой фургон со всем имуществом на вашу ферму. Ну и, конечно, добавят обменной монеты, если вас такая сделка устроит.
Йон Шэнноу ехал на серо?стальном мерине по главной улице селения Ривердейл. Полы его длинной кожаной куртки хлопали по бокам лошади, широкополая шляпа затеняла глаза. Дома по сторонам в большинстве были бревенчатыми — ранней постройки, лет тридцати, а может, сорока назад. По склонам холма над угольным раскопом высились новые дома из камня и полированного дерева. Шэнноу проехал мимо лесопильни и через горбатый мост, не обращая внимания на удивленные взгляды тружеников и зевак, которые пялились на него из теней. У обочины в пыли играли дети, и мерин шарахнулся от внезапно залаявшей собаки. Шэнноу, сидя в седле все так же прямо, продолжал путь, пока не натянул удила у дверей харчевни.
Он спешился, закинул поводья на коновязь и вошел в залу. У длинной стойки сидели и стояли завсегдатаи — человек двадцать. Среди них был Бард с забинтованной головой. Рядом сидел Флетчер, и оба растерянно уставились на идущего к ним Шэнноу.
Нерушимая тишина окутала залу.
— Я приехал сказать вам, мистер Флетчер, что фрей Тейбард продала свою ферму молодой семье из Ферн?Кроссинга, селения примерно в двух месяцах пути на юг. Она подписала купчую, которая должна удовлетворить Комитет.
— А зачем рассказывать об этом мне? — спросил Флетчер, чувствуя на себе взгляды присутствующих, среди которых многие были известны своей честностью.
— Затем, что вы свирепый убийца и разбойник, сэр. И вам ничего не стоит вырезать всю семью, сделав вид, будто они силой захватили ферму.
— Да как ты смеешь!
— Смею, потому что это чистая правда, а она самый ваш лютый враг, сэр. Не знаю, как долго еще люди Ривердейла будут терпеть вас, но если у них есть хоть капля здравого смысла, срок этот окажется коротким.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46