- Я толком не поняла. Бронзовый. Древний. Тут народ больше спорил о том, где должны храниться столь ценные предметы: в частных коллекциях или в музеях. О самом ноже - мало. Хотя ссылка на фотографию имеется. Выслать, шеф?
- Выслать, Лера. Обязательно выслать.
- Тогда ловите.
Я услышал, как ее пальцы забегали по клавиатуре. Очень скоро щелканье прекратилось, и Лера объявила:
- Все, шеф, отправила.
- Пошел врубать компьютер.
- Шеф, я молодец?
- Молодец.
- А как насчет премии?
- А может, благодарность в личное дело?
- Благодарность - это хорошо, но премия - лучше.
- Лучшая рыба - это колбаса?
- Да, шеф, да.
- Я подумаю, - пообещал я.
- Ага, шеф, подумайте, обязательно подумайте, - сказала на прощание моя исполнительная помощница и отключилась.
Пока я заводил компьютер, письмо уже пришло. На присланном снимке я увидел скифский ритуальный нож. Его щербатое лезвие напоминало индейский томагавк, рукоятка - петлю, перекладина - опрокинутую восьмерку. Все формы были просты и совершенны: ничего лишнего, вылито целиком, сделано на века.
Я легко мог представить, как этим орудием во времена оны резали жертвенных баранов. И не только баранов, а еще и плененных чужеземцев. А по великим праздникам - своих сородичей, возведенных в ранг избранных. Своих, разумеется, - не для того, чтобы чужие боялись, а все для того же - чтобы цари небесные были благосклоннее.
Много-много на этом ноже кровушки, вырубая компьютер, подумал я и потянулся пятерней к затылку. Хотел почесать, но едва коснулся, вскрикнул от боли - шишка вздулась и горела огнем. Морщась от боли, я потянулся к телефону. Стал набирать номер Архипыча, но вспомнил, что ему сейчас не до меня, поскольку ловит нежить, призванную в Пределы каким-то ушлым некромантом. Скинул набор и вызвал из записной книжки номер Альбины.
- Слушаю тебя, дракон, - ответила ведьма. - Что, опять секретаршу потерял?
- Секретарш не держу, - напомнил я.
- Ну помощницу. Какая разница?
- Принципиальная.
- Дурак ты, дракон.
- Спорить не буду, со стороны видней. А что там у тебя гудит?
- Чайник. Зубы не заговаривай, говори, чего звонишь? Или опять будешь врать, что соскучился?
- Это само собой.
- Да иди ты знаешь куда.
Уточнять направление я не стал, поспешил сообщить:
- Вообще-то проконсультироваться хотел.
- Нашел справочную.
- Слушай задачу, - не обращая внимания на ее фырканье, начал я. - Исходные данные следующие: мистер Ху обзавелся ритуальным ножом и ритуальной же чашей, а помимо того - церковным крестом. Вопрос: для чего он всем этим обзавелся?
- Крест испачкан в крови?
- Да.
- А ты сам как думаешь?
- Думаю, что для проведения черной мессы, - ответил я.
Ведьма похвалила:
- Правильно думаешь.
- А что еще нужно для ее качественного проведения?
- Грамотно выбранное место Силы, толковое заклинание, ну и человек, которого в жертву… Подожди, а ты об этом из теоретического интереса или…
- Или.
- Неужели кто-то из местных уже собрал все артефакты для мессы?
- Полагаю, что да.
И тут ведьма разразилась такими отборными ругательствами, что мое ухо покраснело от стыда.
- Ты чего это, Альбина, так вскипела? - стал пытать я, когда она умолкла.
Она не ответила, она приказала:
- Егор, хватай ноги в руки и немедленно лети ко мне.
В ее голосе слышались панические нотки.
- Что, все так плохо? - спросил я.
- Плохо, Егор, - простонала Альбина. - Ох как плохо. Ты даже не представляешь, насколько все плохо. Но это не телефонный разговор. Лети. Я жду.
Перед тем как выйти, я еще раз окинул взглядом кабинет - что же все-таки подкинули? И вновь ничего чужого не увидел. Решил, что найду потом. Хотя и понимал, что это «потом» может и не наступить.
ГЛАВА 10
Уже стоял перед Альбининой дверью, когда услышал, что кто-то, стоящий пролетом выше, тихо сказал:
- Жить не хочется.
Я не поленился, поднялся глянуть, кого это так мощно скрутило.
У окна, понуро опустив белобрысую голову, стоял и хныкал мальчишка лет девяти. Не слыша, что я подхожу (впрочем, может, ему это было все равно), он повторил:
- Жить не хочется.
Фразу мальчишка перебил плаксивым шмыганьем, и получилось так, будто он сам у себя спросил, стоит ли ему жить, и сам же себе ответил, что, дескать, нет, не хочется.
- Пацан, слышишь, пацан, - сказал я, тронув его за плечо. - А ну-ка послушай меня, пацан.
Малец поднял на меня наполненные недетской печалью глаза:
- Чего, дядь?
- Пацан, ты того… этого… Как бы тебе… В общем, пацан, ты это брось. Жизнь дается только раз, и прожить ее надо. Понимаешь? Надо, и точка.
- Не факт, - ответил мальчик, размазав слезу по щеке.
- Ты так считаешь? - удивился я такой недетской отповеди.
Пацан вновь всхлипнул, но уже не с такой безнадегой, вдохнул-выдохнул и озадачил меня по самые помидоры:
- Я, дядь, никак не считаю, а вот вы считайте: в машине ехали Джон, Эрн и Мэри. Полисмен остановил машину и нашел в ней пистолет. Джон сказал: «Он мой». Эрн сказала: «Он ее». Мэри сказала: «Он его». Чей был пистолет, если все полисмену соврали?
Я опешил:
- Мальчик, ты меня пугаешь. Это что, буддийский коан?
- Нет, что вы, дядь, - замотал малец головой, - вовсе это никакой не коан. Марь Васильевна говорит, что коан - это когда нужно понять, почему так: если есть я, то есть и Вечность, но если есть Вечность, то меня нет. Вот то коан. А это так, задачка на логику.
Окончательно припухнув, я замямлил:
- Марь Васильевна? Задачка? На логику?
- Угу, на логику, - кивнул пацан, после чего широко улыбнулся и, прошмыгнув у меня под рукой, поскакал вниз. При этом расставил руки на манер крыльев и загудел, словно пикирующий бомбардировщик.
- Весь мир - дурдом, а люди - его пациенты, - невольно вырвалось у меня.
Произнес я эту фразу хотя и вслух, но так (ума хватило), чтобы малец ничего не услышал: человек с подвижной психикой - что та глубинная бомба, задел - и слезай-приехали. С такими нужно быть поаккуратней.
Когда Альбина открыла дверь, я вместо положенного «здравствуй» доверительно сообщил ей:
- Гадом буду, пистолет принадлежал девушке по имени Эрн.
- Я очень рада за нее, - невозмутимо сказала ведьма, потянув меня за рукав. - Проходи быстрей, не разувайся и пока топай на кухню.
- Чего так?
- У меня клиент, так что подожди чуток. Я быстро. Пять минут, не больше.
Пройдя на кухню, я повел себя по-хозяйски: быстро сварганил чашку двойного кофе, надыбал плюху и от нечего делать включил стоящий на холодильнике телик.
Ящик, как всегда, зажигал: шла передача с участием некой Маши Швондер - ленинградской школьницы, подавшей в суд на Министерство образования за то, что учителя-гестаповцы неволят постигать учение Дарвина. Девочка на полном серьезе утверждала, что теория о происхождении биологических видов оскорбляет ее религиозные чувства. Именно так: «оскорбляет» и «чувства». Пойти и застрелиться.
Дура или прикидывается? - удивлялся я. Как это чья-то научная теория может оскорбить то, что ты сам для себя держишь за истину? Наука есть наука, вера есть вера, и эти две вселенные не пересекаются.
Между тем гости в студии довели девочку-путаницу до слез, и она завыла белугой. Но почему-то жалко ее не было. Странно, но так. А когда вся такая на измене выбежала из студии, я вспомнил в тему ироничное послание Алексея Толстого к начальнику Главного управления по делам печати Михаилу Лонгинову: «Полно, Миша! Ты не сетуй! Без хвоста твоя ведь попа! Так тебе обиды нету в том, что было до Потопа».
Неужели так трудно понять, что «способ, как творил Создатель, что считал он боле кстати, знать не может председатель Комитета о печати»? Ни председатель Комитета Миша не может. Ни школьница Маша. Ни ее сумасбродный папа. Ни даже папа римский. Ибо сия тайна велика есть.
Ну да, в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог, и Он посредством этого Слова создал Пределы и Запредельное. Хочешь в это верить - верь. Только так уж повелось в проявленном мире Пределов (о Запредельном помолчим), что, к примеру, математика базируется не на принципах неподвластного человеческому уму Божественного Логоса, а на понятных аксиомах и леммах. Биология в этом смысле ничем не отличается от математики, там тоже есть свои аксиомы. И в химии есть. И в физике. Можно верить, к примеру, что свет создал Бог в первый день Творения, но разве знание о том, как свет преломляется в различных средах, оскорбляет веру в его изначальную божественность? Любой трезвый ум скажет - нет.
«Знание не должно поглощать веры, и, наоборот, вера не должна предписывать знанию», - говорил по этому поводу умнейший из драконов - Высший Неизвестный.
Умри, лучше не скажешь.
Когда участники передачи окончательно разругались и дело пошло к рукопашной, я вырубил ящик и порадовался за себя: а все-таки хорошо быть драконом.
Действительно - хорошо.
Расщепленное сознание позволяет дракону одновременно и безболезненно исповедовать разные подходы к базовым понятиям бытия. Что есть огромный, просто огромный-преогромный ништяк.
Взять, к примеру, дракона по имени Вуанг-Ашгарр-Хонгль. Нагон Ашгарр думает, что наших прародителей слепил Господь из гончарной глины высшего сорта, Вуанг - что мы произошли от динозавров замысловатым путем эволюции, а я, Хонгль, то так думаю, то этак, а чаще всего никак не думаю.
Некогда мне думать о собственном истоке.
Работаю я.
Допив свой кофе, собрался закурить, но не успел. Альбина закончила сеанс и уже выпроваживала гостя, вернее гостью. Из прихожей донеслось:
- А еще, Альбина Сергеевна, я иногда слышу голоса.
Говорила густым начальственным басом какая-то незнакомая дама. Я ее не видел, но отчетливо представлял: бюст четвертого размера, усики над верхней губой и Эйфелева башня на голове.
- О голосах, дорогая моя Надежда Львовна, мы с вами в следующий раз поговорим, - пообещала Альбина, щелкая замками.
Наконец распрощались, дверь хлопнула, и хозяйка позвала меня в комнату.
Я сразу устроился на своем привычном месте - в углу дивана. Альбина, одетая не по-домашнему в строгий черный костюм, сначала распахнула шторы, открыла форточку, постояла какое-то время у окна, только потом села в кресло под пальмой.
Минуты две мы молча глядели друг на друга: ведьма не спешила начать разговор, а я не торопил.
Наконец она сказала:
- Тебе нужно сменить очки, дракон. Такие давно не носят.
- Поактуальнее темы нет? - хмыкнул я.
- Есть. Только не знаю, как подступиться.
- Говори, не бойся. Выслушаю и отпущу грехи.
- Про грехи, дракон, это ты в точку.
Ведьма вынула из кармана серебряный, украшенный рубином портсигар, выбрала сигарету, прикурила от молнии, сотворив ее между большим и указательным пальцами, сладко затянулась, выпустила дым и начала без обиняков:
- В мае, где-то между первым и девятым, пришла ко мне за помощью одна девица. Представилась Верой, на самом деле зовут Тоней. Разговоры начали разговаривать, выясняется: ребеночка родить хочет да никак не может забрюхатеть. Вот такая вот, представляешь, проблема: хочет, а не может. К врачам уже вдоволь находилась, разуверилась, решила к ведьме обратиться. Знакомые знакомых ко мне прислали.
- Ну и как? - поинтересовался я, пока Альбина затягивалась. - Помогла?
- Пыталась, но… - Альбина развела руками, при этом пепел с ее быстро тлеющей сигареты упал на ковер. - Даже мне оказалось не по силам. Три сеанса провела по полной программе, а только никакого толку. Когда в четвертый раз пришла, я не поленилась, глубже копнула. Тут-то вся правда-то и всплыла: дело, оказывается, не в ней самой (с ней как раз все нормально), а в ее мужике. Взялась я тогда через нее на него воздействовать. Научила всему, пентакль сунула, зелья проверенного отлила, но и тут… - Альбина горько усмехнулась. - Ладила, как говорится, баба в Ладогу, а попала в Тихвин. То ли она чего не так сделала, то ли мужик совсем никудышным оказался, а только не выгорело дело.
Альбина поискала глазами пепельницу, нашла ее на журнальном столике и поднялась из кресла. Расставшись с окурком, в кресло не вернулась, сложила руки на груди, поежилась так, будто озябла, и стала ходить туда-сюда по комнате.
Эка проняло тетку прожженную, удивился я. Давно ее такой не видел.
Только подумал - Альбина замерла и повернулась в мою сторону:
- Что?
Словно услышала мои мысли да не разобрала.
- Ничего, - поторопился сказать я. - Просто не пойму пока, зачем ты мне все это рассказываешь. К чему, собственно, клонишь.
- Слушай-слушай, дракон, сейчас поймешь, - уверила она. Вновь заходила из угла в угол, рассказывая при этом: - Когда Вера-Антонина в очередной раз плакаться пришла, я ей и говорю: бери-ка ты, сердечная, мужика своего за хобот да поскорее ко мне веди, сама его на месте поправлю. По-другому никак.
После этих слов Альбина остановилась около пальмы и замолчала. Будто вспомнила какую-то очень важную деталь и стала ее осмысливать. Я немного подождал, но, когда пауза затянулась, полюбопытствовал:
- И как? Привела Вера-Антонина к тебе своего мужика?
Альбина очнулась, посмотрела на меня так, словно видит меня впервые, потом некоторое время врубалась в суть вопроса, наконец ответила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55