Владелец лицензии имеет право на хранение и ношение газового пистолета, спецсредства «Черемуха-10» или его аналога, а также боеприпасов к газовому пистолету. Лицензия зарегистрирована 12 мая 2000 года под № 2405 и действительна до 12 мая 2003 года». Внизу и справа стояла печать, настоящая, фиолетовая, слева - подпись бывшего, со скандалом ушедшего на пенсию начальника ГУВД.
Лицензия была давно просрочена (все недосуг освежить), а хромированный кольт никак не тянул на газовый пугач. Но на бумажке по-прежнему висело еще три года назад наложенное заклинание, поэтому старший сержант по фамилии Панюшкин прочитал то, чего там отродясь не было и быть не могло: что мне, такому умному, красивому и законопослушному, разрешено ношение всех видов боевого оружия вплоть до ручного пулемета Дегтярева образца сорок четвертого года, а лицензия действительна вплоть до Страшного суда.
Веря официальному бланку, как маме родной, старший сержант никаких претензий по этим делам не предъявил. А вот за проезд на красный сигнал светофора зацепился, как энцефалитный клещ за ляжку пионерки. Начал оформлять протокол, чисто на автомате, просто как робокоп какой-то. И пока рисовал на бланке каракули, учуял - во нос у мужика! - запах виски. Тут уже дело приняло совсем скверный оборот.
- Может, так договоримся? - в лихорадочной попытке спасти свое реноме, пощупал я его добродетель.
Зерно упало в унавоженную почву. Старший сержант воровато зыркнул влево, потом вправо. Убедился, что те, кто мог бы заменить совесть, отсутствуют, и не стал корчить из себя недотрогу. Тихо процедил сквозь зубы:
- Может, и договоримся.
Зло банально, подумал я и с ходу предложил:
- Пятьсот?
- Штука, - поправив меня, назвал он верное число.
- Ну штука так штука, - не стал спорить я и, наводя на старшего сержанта легкий морок, прочитал заунывным голосом заклинание Полярных деяний:
Меняю ночь на белый день,
А тень меняю на плетень.
Едва сейчас закрою рот,
Ты сделай все наоборот.
Заклинание сработало идеально: старший сержант громко икнул и, сомнамбулически таращась в пустоту, полез в нагрудный карман форменной тужурки. Вытянул две хрустящие «пятихатки» и протянул их мне в окошко мучительно-неуверенным движением.
- Благодарствую, - вежливо сказал я, принимая взятку.
Брать взятку оказалось делом нехитрым. Это чтобы скворечник смастерить, необходимы пила, молоток, гвозди, высушенная «сороковка» и откуда надо растущие руки. А чтобы взятку брать, ничего этого не нужно. Бери себе и бери.
Расставшийся с кровными гаишник окончательно впал в ступор и угрюмо молчал. Я подождал, но, когда понял, что он совсем никакой, напомнил о себе:
- Ну а теперь-то, когда все так мило устроилось, я могу быть свободен?
- Можете, - кривясь, как от зубной боли, с трудом выдавил из себя старший сержант Панюшкин и вернул документы. Вяло козырнул и, неудачно отступив прямо в лужу, попрощался: - В следующий раз, Егор Владимирович, будьте внимательней. И выпивши за руль не садитесь… пожалуйста.
- Постараюсь, - вполне искренне пообещал я и, прежде чем ударить по газам, еще раз взглянул на вампирский баннер.
Теперь я увидел, что никакой он не вампирский. Раньше его правый угол закрывала от меня верхушка тополя, а как раз там было крупным шрифтом выведено: «Сейфы». И ниже - телефон фирмы. Дурацкая реклама. Вредная. Есть социальная реклама, а есть, получается, асоциальная.
Эх, люди, люди, подумалось мне. Не ведаете порой, что творите.
Я отъехал подальше, спрятался, перестроившись во второй ряд, за огромный, похожий возрастом и размерами на динозавра желтый муниципальный автобус, только после этого снял с гаишника - а ты взяток не бери, да не наказан будешь - наложенное колдовство. Снял, не мудрствуя лукаво, протяжным сигналом. Будто свадебный кортеж поприветствовал.
Снять заклинание можно по-всякому, а вот наложить - только словами. Потому-то у мага (помимо железной воли и богатой фантазии) обязательно должен быть хорошо подвешенный язык.
Вообще-то чародейство - это по большей части и есть умение придавать Силе форму посредством вербального описания образов. Образы устанавливают форму, а слова помогают накопленной Силе раскрыться. Этим - расстановкой слов в нужном порядке - в основном и занимаются маги. И маги-люди, и маги-драконы. Только слова они используют разные.
Маги-люди стараются в целях собственной безопасности сплетать заклинание из необычных выражений. Если бы они сплетали заклинание из слов языка, на котором думают, то их разум попросту не выдерживал бы: ничем не защищенное сознание человека (будь тот даже магом невероятного уровня) сгорает от сокрушающей энергии заклинания. Непривычные же уху звуки отделяют слово от смысла и выстраивают, таким образом, защитный барьер. Вот почему мертвые языки и древние диалекты в таком ходу у магов-людей. Иные из них так и вообще произносят при обряде сущую галиматью. В принципе, разницы нет - заклятие все равно действует, тут главное знать, чего хочешь, и верить в себя.
Нам же, драконам, в этом плане проще. Гораздо. Потому как сознание у нас устроено по-другому, оно не лучше и не хуже, оно у нас другое: мы, когда это нам нужно, умеем мыслить не только словами, но и сияющими переливами. Наш разум идет и от света, а не только от звука. Люди говорят: «В начале было Слово», мы говорим: «В начале было Сияющее Слово». Поэтому на языке у нас может быть слово, а в голове - свет. Благодаря этому мы свободно можем обходиться без мудреной абракадабры. Мне, к примеру, нравится вить заклинания из самых обычных русских слов. Живу в России, думаю на русском и колдую на нем же. По-моему, это естественно. Тем более что в русской речи полным-полно магической энергии, только зацепи, попрет - не остановишь.
Впрочем, легко могу чудесить и на своем родном языке, на древнем языке драконов - дарсе. Тоже красивый и мощный язык. Не так велик и не столь могуч, как русский, но гоже не фуфло какое. Жаль, что по известным причинам люди в массе своей его не знают. Хотя единичные случаи знакомства порой и случаются. К примеру, скандально известный футурист Крученых откуда-то знал наш язык и даже пытался писать на нем стихи. Как известно, современники его зауми не поняли, да и потомки, честно говоря, не так чтобы очень врубились. Ну действительно, что нормальный человек может понять в таких вот, к примеру, виршах:
Дыр бул щил
убещур
скум вы со бу
р л эз
Сомнений нет, для обычного человека такие стихи - ахинея полнейшая, хотя в вольном переводе это означает приблизительно вот что: «Бог нас покинул. Брошены души. Дальше куда? В пустоту вопрос. Черная дырка. Шестая часть суши. SOS».
На дарсе вся выраженная в этом стихе боль-тревога звучит для уха дракона натуральнее и пронзительнее. А как для уха человека - не знаю. Трудно сказать. Сам я не человек, а спросить не у кого. Ни один мой знакомец из посвященных не знает нашего языка и помочь мне не может.
Пока размышлял об особенностях ворожбы на разных языках, добрался до места - к зданию филармонии. Городской филиал столичного Траст Инвест Банка располагается как раз напротив этого славного очага культуры, в стенах которого, между прочим, в двадцатом году зажигал не кто-нибудь, а сам товарищ Сухэ-Батор. Ну, если быть точным, банк находится не строго напротив филармонии (строго - гостинца «Горняк»), а чуть наискосок - в той безобразной серой девятиэтажной башне, которую раньше полностью занимал НИИ Чего-То-Там-Тяж-Маш-Проект. Теперь институт ютится на верхних этажах, а все нижние сданы в аренду. Банк - на первом, втором и третьем, судя по стеклопакетам на окнах.
Из фойе я, что тот богатырь с распутья, подался сначала влево и нашел там (нет, не смерть свою, смерть моя лежит в другом месте) зал систем электронных переводов. В тесном помещении толпились работяги из ближнего зарубежья, в основном из Средней Азии. Все как один, высунув от напряжения языки, старательно выводили на разноцветных бланках коварную латиницу и в порядке живой очереди отправляли на родину честно, в поте лица заработанные денежки.
Глядя на эту суетную картину, я невольно усмехнулся: раньше, во времена Союза, те же самые деньги им отправляли просто так, за красивые глаза и лояльность. Теперь деньги приходится отрабатывать. Ну и какой смысл был ломиться из империи? Знаю-знаю: надеялись, что в благодатных условиях суверенности хурма будет плодоносить двенадцать раз в году. Ага-ага.
Впрочем, тяга к труду достойна всяческой похвалы, а я - язва старая. Хотя чего с меня взять? Дракон.
Позабавившись всласть, я направился через фойе в другой зал, в тот, который называется операционным. Минуты три бродил, пялился на ухоженных девочек в окошках, знакомился с информацией на стендах, сравнивал проценты по разным видам депозитов, затем подобрал на одном из столиков юбилейный календарик «10 лет на рынке банковских услуг» и тремя несложными пассами наложил на него «обманку». После чего нахально предъявил эту нехитрую ксиву охраннику на входе.
Суровый человек в черной униформе долго вчитывался в глянцевую картонку" (видимо, искал знакомые буквы), а потом с такой же невероятной дотошностью сверял мою личину с несуществующей фотографией. Его что-то смущало. Тогда я сделал лицо попроще - и все уладилось.
Вернув календарик, охранник участливо спросил:
- Требуется помощь, товарищ капитан?
Я приосанился, отреагировав на «капитана», и подтвердил:
- Так точно, коллега. Мне бы с вашим начальником службы охраны с глазу на глаз потолковать.
- У нас не служба охраны, у нас служба безопасности.
- Это мне без разницы - безопасности так безопасности.
- Двести шестнадцатый кабинет.
- Это где?
- Это туда. - Он показал в сторону служебной лестницы, ведущей на второй этаж. - Идите. Я предупрежу, вас пропустят.
И, закончив со мной, что-то пробурчал в микрофон висящей на плече рации.
Фотография с черной лентой - это первое, что я увидел на втором этаже. С траурного снимка на всех входящих смотрел приятный молодой мужчина с лицом менеджера среднего звена: в глазах ответственность и напускная строгость, на устах - полуулыбка человека, для которого что-то еще значат семейные ценности. Под фотографией стояла тумба, на тумбе лежали алые розы. Все было как положено.
Дверь в офис номер двести шестнадцать, предварительно изучив табличку, я открыл без стука. Хозяин кабинета, по виду отставной военный (выправку под гражданский пиджачок не спрячешь), вздрогнул от неожиданности и посмотрел на меня с укором. Я бы тоже так посмотрел на того, кто отвлек бы меня от важного занятия. А что может быть важнее приготовления к приему пищи через рот? Не знаю. Разве только сам прием.
- Какого черта?! - возмутился бывший вояка, но продолжил пристраивать в микроволновую печь (кудряво живут!) одноразовую тарелку с пельменями.
- До обеда еще целых пятнадцать минут, Михаил Семенович, - сняв шляпу, заметил я. И, упреждая очевидные вопросы, сунул ему под нос все тот же календарик.
Он пробежался цепким взглядом по предъявленной филькиной грамоте, после чего, повысив меня в звании на одну ступень, задумался вслух:
- Майор Филимонов?.. Хм… Что-то не припомню. А я в Кировском вроде всех…
И уставился на мои патлы.
- Недавно перевелся из Североозерска, - быстро отбрехался я. И, проведя пятерней по волосам, пояснил нужду в неуставной прическе: - Работаю под прикрытием в составе сводной группы. Только, Михаил Семенович, вы об этом… - Я прижал палец к губам. - Сугубо между нами.
Начальник службы безопасности все сразу понял, проникся и сунул мне пять. А после того как мы обменялись по-мужски крепким рукопожатием, деловитым тоном поинтересовался:
- И что убойному отделу нужно в нашей богадельне? С кредитом помочь или по делу?
- По делу, - сказал я.
- Да у нас тут вроде все спокойно.
- Во-во, спокойно. И пристойно. Как на кладбище.
- Это ты, майор, про Тарасова?
- В точку.
- Царствие ему небесное, вечный покой.
Иконостас в кабинете, разумеется, отсутствовал, поэтому Михаил Семенович нашел взглядом стоящую на несгораемом шкафу модель танка Т-34 и широко перекрестился. После чего тяжко, но в то же время как-то очень просветленно вздохнул, дескать, все там будем, и напомнил:
- Сам же помер. Никакого криминала. Сердце.
- Это мы в курсе, - кивнул я.
- Ну и чего тогда?
- Имитируем кипучую деятельность, Михаил Семенович. Мама покойного в инфаркт не верит, папу теребит, а у папы… - Я ткнул пальцем в потолок. - У папы друзья в Сером доме. Короче говоря, нас попросили еще раз все проверить, а потом перепроверить. Так попросили, что мы отказаться не смогли.
- Идиотизм, - посочувствовал Михаил Семенович.
- Идиотизм, - согласился я. - А что поделать? Приказ.
- И чего от меня-то надо?
- Да ничего. Задам пару вопросов без протокола. Если что, подтвердите, приходил, мол, пытал. Ну и я перед начальством фактами с «земли» порисуюсь. Лады?
- Валяй.
Я развернул один из стульев спинкой к себе, оседлал и начал расспрашивать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Лицензия была давно просрочена (все недосуг освежить), а хромированный кольт никак не тянул на газовый пугач. Но на бумажке по-прежнему висело еще три года назад наложенное заклинание, поэтому старший сержант по фамилии Панюшкин прочитал то, чего там отродясь не было и быть не могло: что мне, такому умному, красивому и законопослушному, разрешено ношение всех видов боевого оружия вплоть до ручного пулемета Дегтярева образца сорок четвертого года, а лицензия действительна вплоть до Страшного суда.
Веря официальному бланку, как маме родной, старший сержант никаких претензий по этим делам не предъявил. А вот за проезд на красный сигнал светофора зацепился, как энцефалитный клещ за ляжку пионерки. Начал оформлять протокол, чисто на автомате, просто как робокоп какой-то. И пока рисовал на бланке каракули, учуял - во нос у мужика! - запах виски. Тут уже дело приняло совсем скверный оборот.
- Может, так договоримся? - в лихорадочной попытке спасти свое реноме, пощупал я его добродетель.
Зерно упало в унавоженную почву. Старший сержант воровато зыркнул влево, потом вправо. Убедился, что те, кто мог бы заменить совесть, отсутствуют, и не стал корчить из себя недотрогу. Тихо процедил сквозь зубы:
- Может, и договоримся.
Зло банально, подумал я и с ходу предложил:
- Пятьсот?
- Штука, - поправив меня, назвал он верное число.
- Ну штука так штука, - не стал спорить я и, наводя на старшего сержанта легкий морок, прочитал заунывным голосом заклинание Полярных деяний:
Меняю ночь на белый день,
А тень меняю на плетень.
Едва сейчас закрою рот,
Ты сделай все наоборот.
Заклинание сработало идеально: старший сержант громко икнул и, сомнамбулически таращась в пустоту, полез в нагрудный карман форменной тужурки. Вытянул две хрустящие «пятихатки» и протянул их мне в окошко мучительно-неуверенным движением.
- Благодарствую, - вежливо сказал я, принимая взятку.
Брать взятку оказалось делом нехитрым. Это чтобы скворечник смастерить, необходимы пила, молоток, гвозди, высушенная «сороковка» и откуда надо растущие руки. А чтобы взятку брать, ничего этого не нужно. Бери себе и бери.
Расставшийся с кровными гаишник окончательно впал в ступор и угрюмо молчал. Я подождал, но, когда понял, что он совсем никакой, напомнил о себе:
- Ну а теперь-то, когда все так мило устроилось, я могу быть свободен?
- Можете, - кривясь, как от зубной боли, с трудом выдавил из себя старший сержант Панюшкин и вернул документы. Вяло козырнул и, неудачно отступив прямо в лужу, попрощался: - В следующий раз, Егор Владимирович, будьте внимательней. И выпивши за руль не садитесь… пожалуйста.
- Постараюсь, - вполне искренне пообещал я и, прежде чем ударить по газам, еще раз взглянул на вампирский баннер.
Теперь я увидел, что никакой он не вампирский. Раньше его правый угол закрывала от меня верхушка тополя, а как раз там было крупным шрифтом выведено: «Сейфы». И ниже - телефон фирмы. Дурацкая реклама. Вредная. Есть социальная реклама, а есть, получается, асоциальная.
Эх, люди, люди, подумалось мне. Не ведаете порой, что творите.
Я отъехал подальше, спрятался, перестроившись во второй ряд, за огромный, похожий возрастом и размерами на динозавра желтый муниципальный автобус, только после этого снял с гаишника - а ты взяток не бери, да не наказан будешь - наложенное колдовство. Снял, не мудрствуя лукаво, протяжным сигналом. Будто свадебный кортеж поприветствовал.
Снять заклинание можно по-всякому, а вот наложить - только словами. Потому-то у мага (помимо железной воли и богатой фантазии) обязательно должен быть хорошо подвешенный язык.
Вообще-то чародейство - это по большей части и есть умение придавать Силе форму посредством вербального описания образов. Образы устанавливают форму, а слова помогают накопленной Силе раскрыться. Этим - расстановкой слов в нужном порядке - в основном и занимаются маги. И маги-люди, и маги-драконы. Только слова они используют разные.
Маги-люди стараются в целях собственной безопасности сплетать заклинание из необычных выражений. Если бы они сплетали заклинание из слов языка, на котором думают, то их разум попросту не выдерживал бы: ничем не защищенное сознание человека (будь тот даже магом невероятного уровня) сгорает от сокрушающей энергии заклинания. Непривычные же уху звуки отделяют слово от смысла и выстраивают, таким образом, защитный барьер. Вот почему мертвые языки и древние диалекты в таком ходу у магов-людей. Иные из них так и вообще произносят при обряде сущую галиматью. В принципе, разницы нет - заклятие все равно действует, тут главное знать, чего хочешь, и верить в себя.
Нам же, драконам, в этом плане проще. Гораздо. Потому как сознание у нас устроено по-другому, оно не лучше и не хуже, оно у нас другое: мы, когда это нам нужно, умеем мыслить не только словами, но и сияющими переливами. Наш разум идет и от света, а не только от звука. Люди говорят: «В начале было Слово», мы говорим: «В начале было Сияющее Слово». Поэтому на языке у нас может быть слово, а в голове - свет. Благодаря этому мы свободно можем обходиться без мудреной абракадабры. Мне, к примеру, нравится вить заклинания из самых обычных русских слов. Живу в России, думаю на русском и колдую на нем же. По-моему, это естественно. Тем более что в русской речи полным-полно магической энергии, только зацепи, попрет - не остановишь.
Впрочем, легко могу чудесить и на своем родном языке, на древнем языке драконов - дарсе. Тоже красивый и мощный язык. Не так велик и не столь могуч, как русский, но гоже не фуфло какое. Жаль, что по известным причинам люди в массе своей его не знают. Хотя единичные случаи знакомства порой и случаются. К примеру, скандально известный футурист Крученых откуда-то знал наш язык и даже пытался писать на нем стихи. Как известно, современники его зауми не поняли, да и потомки, честно говоря, не так чтобы очень врубились. Ну действительно, что нормальный человек может понять в таких вот, к примеру, виршах:
Дыр бул щил
убещур
скум вы со бу
р л эз
Сомнений нет, для обычного человека такие стихи - ахинея полнейшая, хотя в вольном переводе это означает приблизительно вот что: «Бог нас покинул. Брошены души. Дальше куда? В пустоту вопрос. Черная дырка. Шестая часть суши. SOS».
На дарсе вся выраженная в этом стихе боль-тревога звучит для уха дракона натуральнее и пронзительнее. А как для уха человека - не знаю. Трудно сказать. Сам я не человек, а спросить не у кого. Ни один мой знакомец из посвященных не знает нашего языка и помочь мне не может.
Пока размышлял об особенностях ворожбы на разных языках, добрался до места - к зданию филармонии. Городской филиал столичного Траст Инвест Банка располагается как раз напротив этого славного очага культуры, в стенах которого, между прочим, в двадцатом году зажигал не кто-нибудь, а сам товарищ Сухэ-Батор. Ну, если быть точным, банк находится не строго напротив филармонии (строго - гостинца «Горняк»), а чуть наискосок - в той безобразной серой девятиэтажной башне, которую раньше полностью занимал НИИ Чего-То-Там-Тяж-Маш-Проект. Теперь институт ютится на верхних этажах, а все нижние сданы в аренду. Банк - на первом, втором и третьем, судя по стеклопакетам на окнах.
Из фойе я, что тот богатырь с распутья, подался сначала влево и нашел там (нет, не смерть свою, смерть моя лежит в другом месте) зал систем электронных переводов. В тесном помещении толпились работяги из ближнего зарубежья, в основном из Средней Азии. Все как один, высунув от напряжения языки, старательно выводили на разноцветных бланках коварную латиницу и в порядке живой очереди отправляли на родину честно, в поте лица заработанные денежки.
Глядя на эту суетную картину, я невольно усмехнулся: раньше, во времена Союза, те же самые деньги им отправляли просто так, за красивые глаза и лояльность. Теперь деньги приходится отрабатывать. Ну и какой смысл был ломиться из империи? Знаю-знаю: надеялись, что в благодатных условиях суверенности хурма будет плодоносить двенадцать раз в году. Ага-ага.
Впрочем, тяга к труду достойна всяческой похвалы, а я - язва старая. Хотя чего с меня взять? Дракон.
Позабавившись всласть, я направился через фойе в другой зал, в тот, который называется операционным. Минуты три бродил, пялился на ухоженных девочек в окошках, знакомился с информацией на стендах, сравнивал проценты по разным видам депозитов, затем подобрал на одном из столиков юбилейный календарик «10 лет на рынке банковских услуг» и тремя несложными пассами наложил на него «обманку». После чего нахально предъявил эту нехитрую ксиву охраннику на входе.
Суровый человек в черной униформе долго вчитывался в глянцевую картонку" (видимо, искал знакомые буквы), а потом с такой же невероятной дотошностью сверял мою личину с несуществующей фотографией. Его что-то смущало. Тогда я сделал лицо попроще - и все уладилось.
Вернув календарик, охранник участливо спросил:
- Требуется помощь, товарищ капитан?
Я приосанился, отреагировав на «капитана», и подтвердил:
- Так точно, коллега. Мне бы с вашим начальником службы охраны с глазу на глаз потолковать.
- У нас не служба охраны, у нас служба безопасности.
- Это мне без разницы - безопасности так безопасности.
- Двести шестнадцатый кабинет.
- Это где?
- Это туда. - Он показал в сторону служебной лестницы, ведущей на второй этаж. - Идите. Я предупрежу, вас пропустят.
И, закончив со мной, что-то пробурчал в микрофон висящей на плече рации.
Фотография с черной лентой - это первое, что я увидел на втором этаже. С траурного снимка на всех входящих смотрел приятный молодой мужчина с лицом менеджера среднего звена: в глазах ответственность и напускная строгость, на устах - полуулыбка человека, для которого что-то еще значат семейные ценности. Под фотографией стояла тумба, на тумбе лежали алые розы. Все было как положено.
Дверь в офис номер двести шестнадцать, предварительно изучив табличку, я открыл без стука. Хозяин кабинета, по виду отставной военный (выправку под гражданский пиджачок не спрячешь), вздрогнул от неожиданности и посмотрел на меня с укором. Я бы тоже так посмотрел на того, кто отвлек бы меня от важного занятия. А что может быть важнее приготовления к приему пищи через рот? Не знаю. Разве только сам прием.
- Какого черта?! - возмутился бывший вояка, но продолжил пристраивать в микроволновую печь (кудряво живут!) одноразовую тарелку с пельменями.
- До обеда еще целых пятнадцать минут, Михаил Семенович, - сняв шляпу, заметил я. И, упреждая очевидные вопросы, сунул ему под нос все тот же календарик.
Он пробежался цепким взглядом по предъявленной филькиной грамоте, после чего, повысив меня в звании на одну ступень, задумался вслух:
- Майор Филимонов?.. Хм… Что-то не припомню. А я в Кировском вроде всех…
И уставился на мои патлы.
- Недавно перевелся из Североозерска, - быстро отбрехался я. И, проведя пятерней по волосам, пояснил нужду в неуставной прическе: - Работаю под прикрытием в составе сводной группы. Только, Михаил Семенович, вы об этом… - Я прижал палец к губам. - Сугубо между нами.
Начальник службы безопасности все сразу понял, проникся и сунул мне пять. А после того как мы обменялись по-мужски крепким рукопожатием, деловитым тоном поинтересовался:
- И что убойному отделу нужно в нашей богадельне? С кредитом помочь или по делу?
- По делу, - сказал я.
- Да у нас тут вроде все спокойно.
- Во-во, спокойно. И пристойно. Как на кладбище.
- Это ты, майор, про Тарасова?
- В точку.
- Царствие ему небесное, вечный покой.
Иконостас в кабинете, разумеется, отсутствовал, поэтому Михаил Семенович нашел взглядом стоящую на несгораемом шкафу модель танка Т-34 и широко перекрестился. После чего тяжко, но в то же время как-то очень просветленно вздохнул, дескать, все там будем, и напомнил:
- Сам же помер. Никакого криминала. Сердце.
- Это мы в курсе, - кивнул я.
- Ну и чего тогда?
- Имитируем кипучую деятельность, Михаил Семенович. Мама покойного в инфаркт не верит, папу теребит, а у папы… - Я ткнул пальцем в потолок. - У папы друзья в Сером доме. Короче говоря, нас попросили еще раз все проверить, а потом перепроверить. Так попросили, что мы отказаться не смогли.
- Идиотизм, - посочувствовал Михаил Семенович.
- Идиотизм, - согласился я. - А что поделать? Приказ.
- И чего от меня-то надо?
- Да ничего. Задам пару вопросов без протокола. Если что, подтвердите, приходил, мол, пытал. Ну и я перед начальством фактами с «земли» порисуюсь. Лады?
- Валяй.
Я развернул один из стульев спинкой к себе, оседлал и начал расспрашивать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55