– Будет погромче будильника.
Фонарь погас. Сгустился мрак, сжал путников, словно огромная рука в черной перчатке. Сара сидела и отчаянно вглядывалась в темноту, напоминая себе о том, что светлее не будет. Она поднесла к глазам руку, вспомнив, что так проверяют, привыкли ли глаза к темноте, и конечно же, руки не разглядела. Ей стало не по себе. «Я словно цепной пес ночью во дворе, – думала она, – у которого единственное оружие – нос и уши». Она с силой втянула воздух тонкими ноздрями. «Пахнет камнями. Придется обойтись ушами. Попробую-ка я их навострить…» В тишине дыхание спутников звучало, как шум завода с паровыми двигателями. Даже собственное дыхание стало казаться Саре оглушительно громким. Она принялась представлять себе, как наполняются воздухом ее легкие, как они затем выбрасывают отработанный воздух, и процесс этот показался ей странным и негармоничным. Вскоре на нее навалилась дремота: бодрствовать в темноте очень трудно. Все казалось таким нереальным… Сара расправила плечи и попробовала читать про себя стихи, но мысли ее разбегались, и она думала о Картере, о Внутренних Покоях, о Комнате с Азалиями, которую она мечтала обустроить по-новому, об отце и о Лизбет. Она вспомнила о том, как видела Лизбет в последний раз, вспомнила и тот день, когда Лизбет играла со щенком на веранде, а они с Картером беседовали. Сара думала о том, не мог ли Картер уже разыскать Лизбет… ведь если бы он разыскал ее, он бы написал об этом в своей записке… Словом, ею владели именно те страхи и те надежды, с которыми любящие думают о тех, кого любят, тогда, когда подспорьем для раздумий служит одно лишь воображение.
Мысли Сары словно уводили ее вдаль и вниз по глубокому туннелю, и вот вдруг она очнулась, рывком выпрямилась, ущипнула себя за лодыжку и снова погрузилась в раздумья. Она гадала, как же ей узнать время окончания ее дозора. Наверное, это должно произойти тогда, когда она поймет, что больше не спать не в силах. И снова она почувствовала, как слипаются веки.
Внезапно сон как рукой сняло, хотя Сара не поняла, что же прогнало дремоту. Сердце ее взволнованно билось, она напряженно прислушалась.
Из глубины туннеля доносился шорох. Он слышался все ближе и ближе. Сара выставила перед собой винтовку, крепко прижала приклад к груди. Да, она очень храбро заверила своих спутников в том, что выстрелит, не задумываясь, как только услышит какой-нибудь посторонний звук, но задача оказалась не столь простой. Прежде всего Сара никак не могла определить, с какого расстояния доносится шорох, поскольку он разносился по туннелю многократным эхом. Издававшее шорох существо – кто бы это ни был, человек или зверь – могло находиться как в пятидесяти футах от стоянки, так и в десяти. А если это существо видело в темноте, как, к примеру, летучая мышь, оно могло и напасть на Сару и ее товарищей, если бы Сара, выстрелив, промахнулась. Сара не решалась стрелять и даже шевелиться из опаски, что разбудит Чанта и Еноха.
Шорох слышался все ближе. Саре уже мерещился громадный медведь. Дальше раздумывать было нельзя. Она в последний раз прислушалась, стараясь определить, откуда доносится шорох, резко вскинула винтовку и выстрелила.
Вспышка при выстреле в такой кромешной темноте показалась ослепительной, однако была слишком краткой и не осветила того, по кому стреляла Сара. Отдачей ее отбросило назад, и, пытаясь выпрямиться, она услышала звериный вопль во мраке и удаляющийся топот. Чант и Енох мгновенно проснулись и вскочили.
Фонарщик быстро зажег фонарь. В круге света никого не было видно. Чант стоял на коленях, держа в одной руке фонарь, в другой – револьвер. Енох, вскочив, обнажил кинжал. Клинок яростно сверкал, смуглое лицо Еноха было подобно лику ассирийского божества. Сара дрожала с головы до ног.
– Вы ранены? – взволнованно спросил Чант.
– Нет, оно ко мне не прикоснулось, – судорожно покачала головой Сара.
Чант встал во весь рост, высоко поднял фонарь и, отойдя футов на шесть от стоянки, осветил пятно крови на камнях. Задумчиво подняв брови, Фонарщик проговорил:
– «Не ты ли чудище сразил могучею рукой? Приди в объятия мои, спаситель и герой!» – Он прошел еще несколько шагов по туннелю, вгляделся по тьму и вернулся. – Не мог ли это быть человек?
– Нет, – покачала головой Сара. – Убегая, эта тварь вопила, как зверь.
Чант кивнул:
– Будем надеяться, что она не вернется.
– Но нам имело бы смысл отойти назад, – сказал Енох, – а не то запах крови привлечет сюда еще кого-нибудь.
– Эта мысль просто-таки окрыляет, – мрачно пошутила Сара. Она встала и подняла с пола свое одеяло. – Не дай Бог, притащится зверюга побольше первого. Часы есть у кого-нибудь?
Енох вынул карманные часы.
– Прошло совсем немного после полуночи. Теперь моя очередь дежурить. Не лучше ли нам оставить фонарь зажженным?
Новую стоянку устроили в двухстах ярдах от прежней дальше по туннелю. Сара улеглась и завернулась в одеяло. Перед тем как закрыть глаза, она долго смотрела на крошечный язычок пламени фонаря. Спала она плохо, но старательно прогоняла от себя сны про страшного зверя, подкрадывающегося к ней в темноте.
Остаток ночи прошел спокойно. Перекусив, снова тронулись в путь. Сара проспала меньше пяти часов и потому чувствовала себя совершенно не отдохнувшей. Однако и оба ее спутника – опытные и закаленные в странствиях люди – вид имели не самый бодрый, из чего Сара заключила, что она не в самом худшем положении, и это ее немного утешило. Вот только она мечтала о чашке горячего чая.
Некоторое время путникам попадались на глаза пятна крови на камнях, но затем кровавый след исчез в сточной трубе поперечником в четыре фута. Таких отверстий потом они видели еще несколько. Путники миновали их в молчании, боясь, что потревожат целую стаю таких тварей, как та, что подкрадывалась к ним среди ночи. Сара размышляла о том, не бывает ли в этом туннеле наводнений.
День миновал без происшествий. На пути странникам попались три ответвления от основного туннеля, но они не стали обращать на них внимания. К вечеру Сара ужасно устала от бесконечного однообразия дороги. Ей приходилось то и дело одергивать себя, но она снова сбивалась и непроизвольно начинала считать камни под ногами. Чант тоже явно подустал, только Енох сохранял хорошее настроение и юмор и непрерывно рассказывал всякие истории, которых предостаточно наслушался за свою немыслимо долгую жизнь. Он говорил о красотах Каркассона, сверкающего под лучами утреннего солнца, о маленькой стране Доримар, где сочные луга питались водами двух рек, о лесах в долине Эрл, родине древних царей, об остроконечных крышах и зеленых домиках Ультара, где закон запрещал убивать кошек, об огромном городе Целефасе на равнине Ут-Наргай за Танарианскими холмами, где тротуары были вымощены ониксом и где шпили башен терялись в облаках. Он рассказывал о древнем Гиперборее, где упражнялись в своем мастерстве древние маги, о доисторическом Посейдонисе, который скрылся под волнами океана, о прекрасном Вандаре, городе, окруженном просторными полями, где племена кенторов пасли огромных коней. Лучшего спутника, чем Енох, трудно было себе представить. Свои истории он научился рассказывать под полной луной древней Арамеи, и когда он говорил, глаза его сверкали раскатистый голос звучал все громче, и в конце концов Чант попросил его говорить потише.
Затем последовали дни, которые не изобиловали приключениями. Туннель тянулся бесконечно, как страшный сон. Путникам не встретилось ни одного зверя. Все дни напролет они шли и шли по туннелю, выложенному красными камнями, а потом Саре всю ночь снилось, что она идет по этому же туннелю, и наконец день и ночь слились в одно непрерывное странствие. Настало четвертое утро пути. Енох уже устал рассказывать истории, а Чант – цитировать стихи. В безмолвии все трое шли вперед под звук собственных шагов. Изредка попадавшийся на глаза ползущий по стене жук стал чудом для глаз, жаждущих хоть какой-то смены изнурительному однообразию. Трещинки или выбоинки в камне хватало для того, чтобы потом еще целый час размышлять о них.
На шестой вечер, когда спутники разделили скудный ужин, Сара сказала:
– Когда мы дойдем до конца этого туннеля, мы все лишимся рассудка.
– В такое время задумаешься о смысле жизни, – вздохнул Енох. – Как часто мы в праздности проживаем день в ожидании дня грядущего? Но как знать? Боль завтрашнего дня может заставить нас горько пожалеть об этом безмолвном туннеле. Таковы уж приключения. Потом, когда их вспоминаешь, вспоминаешь именно тяготы пути.
Сара улыбнулась:
– Жить сегодняшним днем? Наверное, ты прав. Уж конечно, в этом у тебя больше опыта, чем у меня. Но я бы предпочла поскорее покончить с этим приключением и узнать, чем завершится история.
– Согласен, – кивнул Чант. – И мне хочется поскорее вернуться к привычному зажиганию фонарей и к таким путешествиям, в конце которых тебя ждет теплая постель. «Звуки волшебные ночь огласят, стихнут заботы дневные. В путь собираясь, коней снарядят, сложат шатры полевые». Горячая еда и чай – вот это было бы приключение…
– О таком приключении пока мы можем только мечтать, – вздохнула Сара. – Жаль, что камни нельзя жечь, как дрова.
К утру восьмого дня странники подошли к концу Глубинного Перехода – гранитной лестнице, высеченной в стене. Скользкие ступени, узкие, без перил, поднимались вверх и заканчивались неизвестно где. Путники начали подъем. Щеки их обвевали потоки воздуха. Время от времени они останавливались и, тяжело дыша, придерживались за стену. Енох держал наготове меч, Чант – револьвер. Впереди Сары шел Фонарщик, поэтому от ее винтовки сейчас не было никакого толку. Лестница вилась зигзагом от площадки к площадке. После головокружительного получасового восхождения путники подошли к обитой железом двери, точно такой же, как та, открыв которую они попали в туннель. К их величайшей радости, засов был отодвинут, но для того, чтобы открыть дверь, Чанту и Еноху пришлось долго дергать ее изо всех сил. Друг за другом все трое вошли в неосвещенную комнату, в которой не было ничего, кроме стоявшего в самом центре вырезанного из оникса стола. Луч фонаря выхватил из мрака лестницу, ведущую на галерею, и ряд странных приборов.
Как только Чант, Сара и Енох оказались в центре комнаты, дверь за ними с громким лязгом захлопнулась, и с галереи донесся холодный, жестокий голос:
– Бросьте оружие и сдавайтесь. Вы окружены. Бежать бесполезно. Дверь заперта, ее не взорвать и тонной динамита. Объявляю вас пленниками от имени Общества Анархистов.
Хоуп сидел в своем кабинете у камина, укутав шею красным шерстяным шарфом, и читал. Он нервничал и поймал себя на том, что уже несколько раз перечитывает один и тот же абзац. Сара, Енох и Чант ушли больше недели назад. Снегопад неожиданно прекратился, вид за окном уподобился изображенному на картине зимнему пейзажу. В Доме все шло относительно спокойно, хотя время от времени поступали сообщения о том, что некоторые коридоры подвергаются изменениям. Хоуп получил известие, что главный Коридор в Иствинге стал непроходим, и он отправил туда солдат, дабы те разобрались на месте, что там случилось. Но еще больше, чем волнения, Хоупа истерзало одиночество. Вечера он коротал в обществе ректора Уильямса и его супруги, с которыми не так давно свел знакомство.
В данный момент Хоуп изучал толстенный фолиант в красном кожаном переплете под названием «Полные Летописи Эвенмера». Эта книга служила дополнением к более тонкой «Истории Высокого Дома». Хоуп искал все упоминания об анархистах. Выяснилось, что в качестве организации Общество Анархистов существовало чуть меньше двухсот лет и в действительности произошло от Цайтгайстхаймской партии, которая имела значительный вес в течение более чем трех столетий. Хоуп, привыкший работать методично и скрупулезно, мало-помалу подбирался ко временам Войн за Желтую Комнату. Одолев общий очерк войн, он перевернул страницу и обнаружил между двумя следующими засохшего мертвого мотылька. На этих страницах излагался длинный список офицеров, воевавших на стороне анархистов. Хоуп стряхнул мотылька на пол и был уже готов продолжить чтение, когда в глаза ему бросилась фамилия, которую до этого мгновения закрывал злосчастный мотылек.
Сердце Хоупа часто забилось, щеки вспыхнули от волнения. Пару мгновений он даже дышать не мог. Затем, вне себя от ужаса, он захлопнул книгу, вскочил с кресла и поспешил в библиотеку. Он бежал так быстро, как только мог, хотя ноги у него от долгого сидения в кресле затекли.
На бегу распахнув настежь тяжелые двери, Хоуп промчался между доломитовыми колоннами и диванами и бросился к стеллажам. Через пять минут он обнаружил две ссылки, подтвердившие его худшие опасения.
К нему робко подошел мальчик-паж, заметивший, как дворецкий пробежал по прихожей.
– Могу ли я чем-то помочь вам, сэр?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53