Взобравшись по статуе, Картер без труда дотянулся до подоконника.
Окно было самое обычное, но, увы, оно оказалось заперто. Картер разбил стекло рукоятью меча, открыл шпингалет и, подцепив створку кончиком лезвия, распахнул ее и нырнул в кромешную темноту.
Как только Пес-Хаос напал на гвардейцев Белого Круга, Грегори утащил Даскина за груду валунов, и тем, вероятно, спас жизнь не только другу, но и себе, поскольку чудовище сеяло смерть повсюду, круша доспехи и ломая кости. Даскин видел, как пали Лейбер и Брэкетт, перекушенные гигантскими челюстями. Остальные гвардейцы разбежались, а чудовище стояло, завывая и щелкая зубами всего в десяти футах от того места, где притаились Грегори и Даскин. Они по-пластунски поползли в сторону между камнями. Страшный зверь рычал и обнюхивал землю.
Но вот, взревев и ощетинившись, он заметил Картера и исчез из поля зрения друзей. Даскин, не поняв, почему чудовище так внезапно убежало, не поднял головы. Он видел, какой могущсственной силой обладает этот зверь, и понимал, что против него не выстоять ни одному человеку. Издалека доносились крики и звуки боя, но их заглушали стоны раненых анархистов, потому Даскин не знал, что сейчас с Псом-Хаосом сражается его брат. А потом наступило безмолвие, и друзья отважились выглянуть из-за укрытия. Ни Нункасла, ни всех остальных они не увидели, второй отряд анархистов был уже на подходе.
– Мы потеряли своих, – заключил Грегори.
– Да, и Картера тоже! – воскликнул Даскин. – Нужно найти его.
– Искать нет времени. Он Хозяин. Он способен позаботиться о себе, и, быть может, мы встретимся с ним на пути к Дому. Поспешим, не то они нас настигнут.
Друзья выскользнули из-за камней и довольно долго пробирались крадучись, чтобы на попасться на глаза врагам. Даскин тщетно пытался высмотреть товарищей, гадая, сколько же осталось в живых.
Несколько часов друзья пробирались по ущелью и наконец, изнемогая от усталости, бросились на землю среди скал и перекусили вяленым мясом. Но даже утоление голода не обрадовало их – настолько они устали. Ложась спать, Даскин не мог думать ни о чем, кроме брата. Он верил в силу Хозяина, однако утрата им Слов Власти потрясла Даскина до глубины души. Он только себе отводил роль человека, способного на сомнения и смятение духа, а Картера считал горой, которую невозможно сдвинуть с места, человеком непоколебимым и бескомпромиссным. Если он погиб…
Даскин повернулся на другой бок и прогнал мрачную мысль. С упрямым юношеским идеализмом веря в силу Добра, он и помыслить не мог о том, что и Зло тоже могущественно. Картер был Хозяином. Прежде чем он погибнет, разверзнутся небеса. Но ведь и его отец был великим человеком, и все же погиб. И мать Даскина поглотило Зло, во многом ею сотворенное. Даскин лег на спину, дабы не думать ни о том, ни о другом. Сара часто напоминала ему, что все – в руке Господней. С этой мыслью Даскин забылся тревожным сном, в котором ему снился Картер, которого укачивал на громадных белых ладонях какой-то великан. Но лица великана Даскин не рассмотрел.
Он проснулся через несколько часов, пожалел о том, что не захватил карманных часов, но порадовался, что никто не нарушил их отдыха. Даскин со вздохом поднялся, от его вздоха проснулся Грегори, и они наскоро позавтракали сухарями и вяленым мясом. Грегори принялся скатывать походное одеяло, а Даскин забрался вверх по склону ущелья и выглянул за край. Они подошли к Дому гораздо ближе. Даскин отчетливо видел здание сзади и решил, что пути до него остается всего два часа, если они с Грегори пойдут по дну петляющего ущелья. Затем он рассмотрел пса-гиганта. Тот бродил вокруг дома и принюхивался. Если бы не эта тварь, они с Грегори за десять минут перебежали бы равнину. Картер недовольно поморщился, спустился к Грегори, и они продолжили путь.
– Многое бы отдал за яблочко, – пробормотал Грегори.
– А я – за солнышко, – отозвался Даскин. – Было б солнышко, тогда мы бы и яблочко нашли.
– Тут о солнце и мечтать нечего. Его тут не было никогда. Эта часть Вселенной пуста.
– Знобит меня при взгляде на этот дом, – признался Картер. – Огней почти нет, и стережет его чудовище. Такое впечатление, что дом почти заброшен.
– Как думаешь, зачем анархистам он понадобился? Зачем они строят его здесь, во Внешней Тьме?
– Да придурки они, вот и все. Рвутся к власти, как когда-то моя мать.
– Но уж не все же до одного, – не согласился Грегори. – Многие жизнь отдали в борьбе за дело. А те, кого мы в плен брали, производили впечатление людей образованных.
– Это верно, – признал Даскин. – Они умные люди. Но они ненормальные, если думают, что им под силу изменить всю Вселенную. Какой чудовищный эгоизм!
– Наверное. Но обладая могуществом Краеугольного Камня, они могут и добиться своей цели. Даскин покачал головой.
– Молю Бога, чтобы этого не случилось. Ой, мы с тобой об этом спорили не раз, и я всегда прекрасно понимал твою точку зрения. Порой Вселенная кажется жутким местечком. Смерть, жестокость, несправедливость, нищета. И все же их дело не может быть правым.
– Потому что мир создан таким? Но разве нам не следует пытаться его усовершенствовать? Разве колесо – порождение Зла? Разве в огне и паре кроется что-то порочное? Анархисты, безусловно, экстремисты, но мы живем в экстремальном мире. Разве мы можем равнодушно позволить ребенку жить впроголодь, если в наших силах ему помочь? Вот смотрю я на эту тьму, и мне хочется, чтобы вместо нее был сплошной свет.
– Ты говоришь, как соблазненный.
Даскин не смотрел на Грегори, но словно увидел, как тот пожал плечами.
– Ну ты же знаешь, я просто люблю поиграть с разными идеями, повертеть ими так и сяк, посмотреть, что в них сходится, что нет.
– Еще как знаю, – вздохнул Даскин. – Замечательно рассуждать об абстрактном голодающем ребенке, но вот тут-то ты как раз и ошибаешься. Анархисты взяли в плен одного невинного ребенка, Лизбет, и заставили ее жить в одиночестве и тоске ради осуществления собственных планов.
– Во имя блага многих людей, – возразил Грегори. – Они многим пожертвовали ради следования философии анархизма. Разве один человек – это слишком большая жертва ради спасения всего человечества?
– Порой мне кажется, что слишком большая, – ответил Даскин.
– Ради спасения сотен тысяч детей? – не отступался Грегори. – Да ты бы и сам жизнь отдал за такое.
– Мне хотелось бы так думать, и все же я с тобой не согласен. Быть может, это и бессмысленно, но Лизбет не просила о том, чтобы ее приносили в жертву. Ей не предоставили выбора. Пусть бы анархисты сами жертвовали собой, но требовать этого от ребенка… Разве можно доверить таким людям всю Вселенную?
– Может быть, нельзя, но ведь мы доверяем наш мир всяким правительствам, а нашу жизнь – лидерам этих правительств. А весь Дом доверен твоему брату.
– Да, но Дом сам выбрал его. Я бы даже сказал – его избрал Господь. Так сказал Бриттл, когда явился Картеру и Хоупу.
– И ты в это на самом деле веришь?
– Конечно, верю. Почему бы мне в это не верить?
– Само собой, твой брат и мистер Хоуп люди достойные…
– Вот именно. Мой брат никогда не лжет.
– Но он мог ошибиться. Наверняка он до сих пор сильно переживает то, что в детстве из-за него были утрачены Ключи Хозяина, что затем отцу пришлось покинуть Эвенмер. А когда он узнал, что отец погиб, какой человек бы на его месте не стал искать для себя оправдания? И какое оправдание может утешить сильнее, чем изъявление Божьей воли?
– Ты думаешь, это была галлюцинация? А как же Хоуп? Он что, тоже фантазирует?
– Нет, только не мистер Хоуп. Он человек честный. И все же он поднялся от простого юриста до управляющего громадной империей. Не он первый из тех, кто мог и проглядеть некую странность в поведении своего господина – проглядеть, дабы не лишиться места. А потом он подписывался под этой историей с явлением Бриттла, действуя из наилучших побуждений: поначалу руководствуясь желанием помочь твоему брату в горе, а потом – исключительно из соображений верноподданности. А может быть, чудо видел только твой брат. Может быть, он разговаривал со стеной, где ему померещился Бриттл. Разве мог Хоуп, который всегда отрицает все фантастическое, на самом деле поверить в то, что Картер видел покойного дворецкого, когда он сам не видел ровным счетом ничего и никого?
– А я думаю, что нет ничего невероятного, – упрямо произнес Даскин. – По крайней мере до тех пор, пока мы высказываем гипотезы. Но, полагаю, в данном случае все было не так. Разве только потому, что произошло чудо, следует утверждать, что это невозможно? Первобытному человеку трактор бы показался чудом. Разве мы не вольны поверить в то, что событие действительно произошло, если так утверждают два человека? Если бы ты и Сара сказали мне, что идет дождь, разве я непременно должен был бы подойти к окну и проверить, так ли это, или мне следовало бы предположить, что на самом деле никакой дождь не идет, только потому, что вы сказали, что идет? И если двое уважаемых мною людей говорят, что видели ожившего покойника, почему я должен называть их лжецами?
– Тонко подмечено, – похвалил друга Грегори. – Но вот только дожди идут куда как чаще, чем мертвые воскресают. – Он хлопнул друга по плечу. – Редко ли мы вели такие разговоры, кузен? Сколько ангелов уместятся на острие иглы? Если настоящее – это всего лишь текущее время, если прошлого и будущего не существует, потому что первое уже миновало, а второе еще не наступило, как мы можем говорить: «давным-давно» или «в далеком будущем». Какова природа Вселенной и суть возраста человека? О чем мы только с тобой не спорили?
Даскин хмыкнул. Раздражение как рукой сняло.
– Когда нам было по двадцать, мы были хуже. Вспомнить только, как мы спорили ночи напролет в Эйлириуме, в Арворкор-колледже – ты, я, Девин и Вестон, уверенные в том, что знаем ответы на все вопросы на свете. Тогда мы были просто-напросто напыщенными умниками.
– Нас так учили, – возразил Грегори. – Помнишь профессора Беллгроува?
– Старого льва? Мы над ним подсмеивались. Все в университете потешались над ним.
– Но при этом мы его обожали.
– Ты обожал, это точно. Если он и не был анархистом, то их философию он знал получше их самих. Но спорить он не умел. Он был тем запалом, который разжигал нас и сподвигал на споры до утра.
– Ты знаешь, что он умер? – спросил Грегори.
– Вот как? Нет, я не знал. А когда это случилось?
– Я думал, ты слышал. Он был анархистом, и его убил твой брат во время ночной потасовки в Кидине.
Даскин резко остановился и схватил Грегори за руку.
– Ты шутишь
– Нет. Беллгроув не просто изучал философию анархистов. Он был одним из них.
Даскину показалось, что земля уходит у него из-под ног.
– Он на самом деле был анархистом? Да, конечно, он всегда сочувствовал их убеждениям, но я никогда не воспринимал его высказываний всерьез. Я понятия не имел…
– Немногие знали об этом. Я был одним из немногих. Он как-то раз при мне проговорился.
– Но ты мне никогда не рассказывал!
– Он взял с меня слово молчать.
– И ты хранил клятву? Анархист преподавал в Арворкоре! Да ведь ты должен был непременно известить об этом власти!
– Я дал слово.
Даскин отвернулся, и друзья продолжили путь.
– Весь мир – вверх тормашками. Старый чудак Беллгроув погиб в Кидине, под покровом ночи, от руки моего брата! Какая глупая и печальная смерть для такого мудрого человека…
Потом они долго шли молча. В голове Даскина метались тысячи мыслей. Он казался самому себе наивным глупцом. Верно, он не знал Беллгроува близко – он знал его ровно настолько, насколько знают студенты любимых преподавателей, воспринимая их отстраненно, внешне. Но Даскина всегда восхищали могучий баритон профессора, львиная грива его волос, его взгляд – воплощенные мудрость и уверенность. И Картер был вынужден его убить…
Без происшествий друзья добрались до отрезка ущелья, располагавшегося позади Обманного Дома, и взобрались по склону вверх. Перед ними стоял Дом – огромный, пугающий, резкий и странный, раскинувшийся в обе стороны по равнине. Даскин поежился.
– Видишь хоть одного часового? – прошептал он.
– Ни души, – отозвался Грегори. – Странно, правда?
– Да нет, если этот Дом сам себя охраняет. Архитектура непонятная какая-то, ни одной двери не могу разглядеть.
В этот момент из-за угла выбежал Пес-Хаос. Он хищно принюхался, царапая когтями камни, подвывая и скуля. Пробежал в одну сторону, в другую, развернулся к ущелью, где затаились друзья, но тут же отвернулся и исчез за углом. По непрерывному вою было нетрудно проследить за тем, куда он направился.
До Дома Даскин и Грегори добирались, наверное, целую вечность. Даскин чувствовал, как бешено колотится его сердце в такт с топающими по камням подметками. Держа наготове пистолеты, друзья подбежали к Дому. Как и Картер, они не смогли отыскать двери. Вскоре вой страшного пса послышался совсем близко, и Даскин от страха затаил дыхание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Окно было самое обычное, но, увы, оно оказалось заперто. Картер разбил стекло рукоятью меча, открыл шпингалет и, подцепив створку кончиком лезвия, распахнул ее и нырнул в кромешную темноту.
Как только Пес-Хаос напал на гвардейцев Белого Круга, Грегори утащил Даскина за груду валунов, и тем, вероятно, спас жизнь не только другу, но и себе, поскольку чудовище сеяло смерть повсюду, круша доспехи и ломая кости. Даскин видел, как пали Лейбер и Брэкетт, перекушенные гигантскими челюстями. Остальные гвардейцы разбежались, а чудовище стояло, завывая и щелкая зубами всего в десяти футах от того места, где притаились Грегори и Даскин. Они по-пластунски поползли в сторону между камнями. Страшный зверь рычал и обнюхивал землю.
Но вот, взревев и ощетинившись, он заметил Картера и исчез из поля зрения друзей. Даскин, не поняв, почему чудовище так внезапно убежало, не поднял головы. Он видел, какой могущсственной силой обладает этот зверь, и понимал, что против него не выстоять ни одному человеку. Издалека доносились крики и звуки боя, но их заглушали стоны раненых анархистов, потому Даскин не знал, что сейчас с Псом-Хаосом сражается его брат. А потом наступило безмолвие, и друзья отважились выглянуть из-за укрытия. Ни Нункасла, ни всех остальных они не увидели, второй отряд анархистов был уже на подходе.
– Мы потеряли своих, – заключил Грегори.
– Да, и Картера тоже! – воскликнул Даскин. – Нужно найти его.
– Искать нет времени. Он Хозяин. Он способен позаботиться о себе, и, быть может, мы встретимся с ним на пути к Дому. Поспешим, не то они нас настигнут.
Друзья выскользнули из-за камней и довольно долго пробирались крадучись, чтобы на попасться на глаза врагам. Даскин тщетно пытался высмотреть товарищей, гадая, сколько же осталось в живых.
Несколько часов друзья пробирались по ущелью и наконец, изнемогая от усталости, бросились на землю среди скал и перекусили вяленым мясом. Но даже утоление голода не обрадовало их – настолько они устали. Ложась спать, Даскин не мог думать ни о чем, кроме брата. Он верил в силу Хозяина, однако утрата им Слов Власти потрясла Даскина до глубины души. Он только себе отводил роль человека, способного на сомнения и смятение духа, а Картера считал горой, которую невозможно сдвинуть с места, человеком непоколебимым и бескомпромиссным. Если он погиб…
Даскин повернулся на другой бок и прогнал мрачную мысль. С упрямым юношеским идеализмом веря в силу Добра, он и помыслить не мог о том, что и Зло тоже могущественно. Картер был Хозяином. Прежде чем он погибнет, разверзнутся небеса. Но ведь и его отец был великим человеком, и все же погиб. И мать Даскина поглотило Зло, во многом ею сотворенное. Даскин лег на спину, дабы не думать ни о том, ни о другом. Сара часто напоминала ему, что все – в руке Господней. С этой мыслью Даскин забылся тревожным сном, в котором ему снился Картер, которого укачивал на громадных белых ладонях какой-то великан. Но лица великана Даскин не рассмотрел.
Он проснулся через несколько часов, пожалел о том, что не захватил карманных часов, но порадовался, что никто не нарушил их отдыха. Даскин со вздохом поднялся, от его вздоха проснулся Грегори, и они наскоро позавтракали сухарями и вяленым мясом. Грегори принялся скатывать походное одеяло, а Даскин забрался вверх по склону ущелья и выглянул за край. Они подошли к Дому гораздо ближе. Даскин отчетливо видел здание сзади и решил, что пути до него остается всего два часа, если они с Грегори пойдут по дну петляющего ущелья. Затем он рассмотрел пса-гиганта. Тот бродил вокруг дома и принюхивался. Если бы не эта тварь, они с Грегори за десять минут перебежали бы равнину. Картер недовольно поморщился, спустился к Грегори, и они продолжили путь.
– Многое бы отдал за яблочко, – пробормотал Грегори.
– А я – за солнышко, – отозвался Даскин. – Было б солнышко, тогда мы бы и яблочко нашли.
– Тут о солнце и мечтать нечего. Его тут не было никогда. Эта часть Вселенной пуста.
– Знобит меня при взгляде на этот дом, – признался Картер. – Огней почти нет, и стережет его чудовище. Такое впечатление, что дом почти заброшен.
– Как думаешь, зачем анархистам он понадобился? Зачем они строят его здесь, во Внешней Тьме?
– Да придурки они, вот и все. Рвутся к власти, как когда-то моя мать.
– Но уж не все же до одного, – не согласился Грегори. – Многие жизнь отдали в борьбе за дело. А те, кого мы в плен брали, производили впечатление людей образованных.
– Это верно, – признал Даскин. – Они умные люди. Но они ненормальные, если думают, что им под силу изменить всю Вселенную. Какой чудовищный эгоизм!
– Наверное. Но обладая могуществом Краеугольного Камня, они могут и добиться своей цели. Даскин покачал головой.
– Молю Бога, чтобы этого не случилось. Ой, мы с тобой об этом спорили не раз, и я всегда прекрасно понимал твою точку зрения. Порой Вселенная кажется жутким местечком. Смерть, жестокость, несправедливость, нищета. И все же их дело не может быть правым.
– Потому что мир создан таким? Но разве нам не следует пытаться его усовершенствовать? Разве колесо – порождение Зла? Разве в огне и паре кроется что-то порочное? Анархисты, безусловно, экстремисты, но мы живем в экстремальном мире. Разве мы можем равнодушно позволить ребенку жить впроголодь, если в наших силах ему помочь? Вот смотрю я на эту тьму, и мне хочется, чтобы вместо нее был сплошной свет.
– Ты говоришь, как соблазненный.
Даскин не смотрел на Грегори, но словно увидел, как тот пожал плечами.
– Ну ты же знаешь, я просто люблю поиграть с разными идеями, повертеть ими так и сяк, посмотреть, что в них сходится, что нет.
– Еще как знаю, – вздохнул Даскин. – Замечательно рассуждать об абстрактном голодающем ребенке, но вот тут-то ты как раз и ошибаешься. Анархисты взяли в плен одного невинного ребенка, Лизбет, и заставили ее жить в одиночестве и тоске ради осуществления собственных планов.
– Во имя блага многих людей, – возразил Грегори. – Они многим пожертвовали ради следования философии анархизма. Разве один человек – это слишком большая жертва ради спасения всего человечества?
– Порой мне кажется, что слишком большая, – ответил Даскин.
– Ради спасения сотен тысяч детей? – не отступался Грегори. – Да ты бы и сам жизнь отдал за такое.
– Мне хотелось бы так думать, и все же я с тобой не согласен. Быть может, это и бессмысленно, но Лизбет не просила о том, чтобы ее приносили в жертву. Ей не предоставили выбора. Пусть бы анархисты сами жертвовали собой, но требовать этого от ребенка… Разве можно доверить таким людям всю Вселенную?
– Может быть, нельзя, но ведь мы доверяем наш мир всяким правительствам, а нашу жизнь – лидерам этих правительств. А весь Дом доверен твоему брату.
– Да, но Дом сам выбрал его. Я бы даже сказал – его избрал Господь. Так сказал Бриттл, когда явился Картеру и Хоупу.
– И ты в это на самом деле веришь?
– Конечно, верю. Почему бы мне в это не верить?
– Само собой, твой брат и мистер Хоуп люди достойные…
– Вот именно. Мой брат никогда не лжет.
– Но он мог ошибиться. Наверняка он до сих пор сильно переживает то, что в детстве из-за него были утрачены Ключи Хозяина, что затем отцу пришлось покинуть Эвенмер. А когда он узнал, что отец погиб, какой человек бы на его месте не стал искать для себя оправдания? И какое оправдание может утешить сильнее, чем изъявление Божьей воли?
– Ты думаешь, это была галлюцинация? А как же Хоуп? Он что, тоже фантазирует?
– Нет, только не мистер Хоуп. Он человек честный. И все же он поднялся от простого юриста до управляющего громадной империей. Не он первый из тех, кто мог и проглядеть некую странность в поведении своего господина – проглядеть, дабы не лишиться места. А потом он подписывался под этой историей с явлением Бриттла, действуя из наилучших побуждений: поначалу руководствуясь желанием помочь твоему брату в горе, а потом – исключительно из соображений верноподданности. А может быть, чудо видел только твой брат. Может быть, он разговаривал со стеной, где ему померещился Бриттл. Разве мог Хоуп, который всегда отрицает все фантастическое, на самом деле поверить в то, что Картер видел покойного дворецкого, когда он сам не видел ровным счетом ничего и никого?
– А я думаю, что нет ничего невероятного, – упрямо произнес Даскин. – По крайней мере до тех пор, пока мы высказываем гипотезы. Но, полагаю, в данном случае все было не так. Разве только потому, что произошло чудо, следует утверждать, что это невозможно? Первобытному человеку трактор бы показался чудом. Разве мы не вольны поверить в то, что событие действительно произошло, если так утверждают два человека? Если бы ты и Сара сказали мне, что идет дождь, разве я непременно должен был бы подойти к окну и проверить, так ли это, или мне следовало бы предположить, что на самом деле никакой дождь не идет, только потому, что вы сказали, что идет? И если двое уважаемых мною людей говорят, что видели ожившего покойника, почему я должен называть их лжецами?
– Тонко подмечено, – похвалил друга Грегори. – Но вот только дожди идут куда как чаще, чем мертвые воскресают. – Он хлопнул друга по плечу. – Редко ли мы вели такие разговоры, кузен? Сколько ангелов уместятся на острие иглы? Если настоящее – это всего лишь текущее время, если прошлого и будущего не существует, потому что первое уже миновало, а второе еще не наступило, как мы можем говорить: «давным-давно» или «в далеком будущем». Какова природа Вселенной и суть возраста человека? О чем мы только с тобой не спорили?
Даскин хмыкнул. Раздражение как рукой сняло.
– Когда нам было по двадцать, мы были хуже. Вспомнить только, как мы спорили ночи напролет в Эйлириуме, в Арворкор-колледже – ты, я, Девин и Вестон, уверенные в том, что знаем ответы на все вопросы на свете. Тогда мы были просто-напросто напыщенными умниками.
– Нас так учили, – возразил Грегори. – Помнишь профессора Беллгроува?
– Старого льва? Мы над ним подсмеивались. Все в университете потешались над ним.
– Но при этом мы его обожали.
– Ты обожал, это точно. Если он и не был анархистом, то их философию он знал получше их самих. Но спорить он не умел. Он был тем запалом, который разжигал нас и сподвигал на споры до утра.
– Ты знаешь, что он умер? – спросил Грегори.
– Вот как? Нет, я не знал. А когда это случилось?
– Я думал, ты слышал. Он был анархистом, и его убил твой брат во время ночной потасовки в Кидине.
Даскин резко остановился и схватил Грегори за руку.
– Ты шутишь
– Нет. Беллгроув не просто изучал философию анархистов. Он был одним из них.
Даскину показалось, что земля уходит у него из-под ног.
– Он на самом деле был анархистом? Да, конечно, он всегда сочувствовал их убеждениям, но я никогда не воспринимал его высказываний всерьез. Я понятия не имел…
– Немногие знали об этом. Я был одним из немногих. Он как-то раз при мне проговорился.
– Но ты мне никогда не рассказывал!
– Он взял с меня слово молчать.
– И ты хранил клятву? Анархист преподавал в Арворкоре! Да ведь ты должен был непременно известить об этом власти!
– Я дал слово.
Даскин отвернулся, и друзья продолжили путь.
– Весь мир – вверх тормашками. Старый чудак Беллгроув погиб в Кидине, под покровом ночи, от руки моего брата! Какая глупая и печальная смерть для такого мудрого человека…
Потом они долго шли молча. В голове Даскина метались тысячи мыслей. Он казался самому себе наивным глупцом. Верно, он не знал Беллгроува близко – он знал его ровно настолько, насколько знают студенты любимых преподавателей, воспринимая их отстраненно, внешне. Но Даскина всегда восхищали могучий баритон профессора, львиная грива его волос, его взгляд – воплощенные мудрость и уверенность. И Картер был вынужден его убить…
Без происшествий друзья добрались до отрезка ущелья, располагавшегося позади Обманного Дома, и взобрались по склону вверх. Перед ними стоял Дом – огромный, пугающий, резкий и странный, раскинувшийся в обе стороны по равнине. Даскин поежился.
– Видишь хоть одного часового? – прошептал он.
– Ни души, – отозвался Грегори. – Странно, правда?
– Да нет, если этот Дом сам себя охраняет. Архитектура непонятная какая-то, ни одной двери не могу разглядеть.
В этот момент из-за угла выбежал Пес-Хаос. Он хищно принюхался, царапая когтями камни, подвывая и скуля. Пробежал в одну сторону, в другую, развернулся к ущелью, где затаились друзья, но тут же отвернулся и исчез за углом. По непрерывному вою было нетрудно проследить за тем, куда он направился.
До Дома Даскин и Грегори добирались, наверное, целую вечность. Даскин чувствовал, как бешено колотится его сердце в такт с топающими по камням подметками. Держа наготове пистолеты, друзья подбежали к Дому. Как и Картер, они не смогли отыскать двери. Вскоре вой страшного пса послышался совсем близко, и Даскин от страха затаил дыхание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53