И еще в Верхнем Гейбле огромная библиотека.
Тут вернулся Тинтиллиан.
– Вы готовы, лорд Андерсон?
Картер отдал Нункаслу меч и плащ.
– Быть может, ты хочешь пойти с нами, Даскин? – спросил он.
– А не могли бы и мы с мистером Макмертри тоже пойти? – попросил Крейн. – Я никогда не бывал на башнях.
– Предстоит долгий подъем, – предупредил его Тинтиллиан.
– Я еще хоть куда, не смотрите на мои седины, – заверил его Крейн.
– Годы только закалили нас, – добавил Макмертри.
Они поднимались по лестнице, пока не добрались до двери почти у самого конца ступенек. Картер не очень боялся высоты, но взглянув на синий кружок пола внизу, невольно ухватился за поручень балкона.
– Архитектурное чудо, – с нескрываемым восторгом заявил Крейн.
– Создание гения зодчества, – согласился Макмертри. Он. как и его напарник, просто сиял от восхищения. – Но как только создатели этой лестницы могли верить, что она выстоит…
– Тысячу лет? – подсказал Крейн.
– Если она вообще устояла, то совершенно все равно – один день или тысячу лет, – откликнулся Макмертри.
– Именно так, – кивнул Крейн. – Все равно. Жду не дождусь, когда увижу Гнездовья. Я так много слышал о них. Все мечтал увидеть их своими глазами…
– Но в прошлый раз нас время поджимало, – объяснил Макмертри. – Мы опаздывали на целую неделю.
– Вряд ли сегодня Гнездовья вызовут у вас восторг, – вздохнул Тинтиллиан, когда вывел всю компанию в громадный прямоугольный зал, окна которого выходили на еще более грандиозную по размерам квадратную площадку. Метель билась в стекла, солнце затянули снеговые тучи. В одном углу зала стояли лабораторные столы, уставленные ретортами, перегонными кубами и пробирками, в прорези в потолке уходили трубы телескопов различных размеров и формы. У окон располагались громадные скворечники. Их летки были надежно закрыты от зимнего холодного ветра. В зале было удивительно тепло, но вот голоса птиц звучали как-то странно – сипло и пискляво, словно кто-то водил железом по стеклу. Никакого щебетания и трелей, запомнившихся Картеру во время его последнего визита в Верхний Гейбл, не было и в помине.
Тут применена новая система парового отопления для подачи теплого воздуха, – пояснил Даскину Картер. – Кроме того, производится и очистка воздуха. Обрати внимание: никаких неприятных запахов, несмотря на наличие большого числа птиц. У меня не было времени досконально разобраться в устройстве системы, но я намерен когда-нибудь это сделать.
Когда они подошли к скворечникам поближе, Картер резко остановился.
– Постойте! Окна… Они изменились! Раньше они были круглые, верно? И к тому же фасетчатые! А теперь тут квадратные рамы ровными рядами!
– Я читал о том, что здешние окна представляют собой изумительной красоты витражные розетки, – заметил Макмертри.
– Так и было! – вскричал Тинтиллиан. – Круглые они были, изумительной красоты. А теперь полюбуйтесь – уродливые, прямые! Но это еще не все. Вы на птиц посмотрите!
Картера охватил озноб – но не от холода, конечно. На жердочке у летка одного из птичьих домиков сидело нечто, весьма смутно напоминавшее птицу, – карикатурное создание с головкой в форме спичечного коробка, клювом, изогнутым под углом в сорок пять градусов, шейными перьями, взъерошенными, как у буревестника, кубическим тельцем, ножками-палочками и прямыми коготками. Будь птица мертвой, это бы выглядело не так жутко, но она была жива. Она клевала зернышки, производя при этом механические, ритмичные, замедленные движения, но в остальном оставалась совершенно неподвижной – только было видно, как бьется сердечко в ее кубической грудке.
– Это была изумрудная кукушка, – горестно проговорил Тинтиллиан.
– А теперь она вся серая, – выдохнул Даскин.
– Теперь все птицы серые, даже попугаи, – сказал Тинтиллиан.
Птица издала металлический писк, ей эхом ответили тысячи птиц по всем Гнездовьям. От этой какофонии люди содрогнулись.
– Они все издают этот жуткий звук, – сообщил Великий Сокол. – Каждые двадцать две секунды, ровно по часам. Вы можете помочь нам, лорд Андерсон?
Картер поджал губы. Щеки его пылали яростным румянцем.
– Это проделки анархистов!
– Но вы можете хоть что-то сделать для нас? – в отчаянии вопросил Тинтиллиан. – Ведь вы же Хозяин. Может быть, Слова Власти помогут?
– Я должен попробовать. Сейчас, подождите немного.
Тинтиллиан отвел остальных в сторону, а Картер сосредоточился на Словах Власти, гадая, какое из них сейчас могло бы помочь. Мало-помалу перед его мысленным взором проступило Слово Надежды. Он почти осязательно чувствовал жар, исходящий от букв, слагавших Слово. Картер позволил Слову взойти к голосовым связкам и негромко произнес:
– Рамуррин!
Зал сотрясся. Мгновение ровным счетом ничего не происходило, но вот постепенно та птица, на которую смотрел Картер, вдруг увеличилась в размерах, развернулась, словно лист бумаги, серая окраска сменилась желтой и зеленой, углы и линии сгладились, округлились, смягчились. Птица подпрыгнула раз, другой, весело чирикнула и запела. Зал Гнездовий наполнился щебетом, трелями, шелестом крыльев.
Тинтиллиан, напрочь забыв о своей напыщенности, воссиял и запрыгал на месте, как ребенок.
– Удалось! Удалось! Птицы вернулись к нам! Какое счастье для Верхнего Гейбла! Как же вы это сделали?
Картер улыбнулся:
– Словом Надежды, которое согревает сердце и прогоняет смятение. Несколько лет назад я воспользовался им в Иннмэн-Пике для того, чтобы разрушить созданную анархистами иллюзию. Не так давно оно помогло нам и в Наллевуате. Но хотя природа преображения была подобна той, что я видел при трансформации ложного Пика, здесь все выглядит несколько иначе – посмотрите, окна не изменились.
– Что это значит? – нахмурился Крейн. – Получается, что преображение Дома как бы более реально?
– Наверное, – ответил Картер. – Что изменилось раньше – форма окон или птицы?
– Конечно, форма окон, – отозвался Великий Сокол. – На неделю раньше.
– Следовательно, мистер Крейн прав. В основе всех перемен лежит трансформация Дома. Все остальное по отношению к ней вторично. В следующий раз мне может оказаться и не под силу что-либо исправить.
– Спасибо вам, мой господин, – сердечно поблагодарил Картера Тинтиллиан.
– Не думаю, что нынешняя удача закрепится, – покачал головой Картер. – Если мы не остановим глобальный процесс, птицы постепенно вернутся к прежнему извращенному состоянию. Что еще хуже… Понимаете, жалость к этим несчастным созданиям возобладала над моим разумом. Мне были настолько непереносимы их страдания, что произнеся Слово Власти, я тем самым невольно объявил всему Эвенмеру, что Хозяин сейчас в Верхнем Гейбле.
– Быть может, и так, – согласился Великий Сокол. – Но мы сохранили перемену, происшедшую с птицами, в тайне, хотя слухи и успели распространиться. Все знают, что творится что-то нехорошее, но мы объявили в Гнездовьях карантин, дабы народ не впал в панику. Просто больше терпеть было нельзя.
– Вы боитесь, что ваши подданные запаникуют из-за птиц? – спросил Даскин.
Тинтиллиан устремил на него пронзительный взгляд.
– Птицы – символ всего, что собой представляет Верхний Гейбл. На их хрупких плечах зиждется могущество нашего государственного устройства. Но вы вряд ли это поймете.
– Как бы то ни было, я сделал все, что было в моих силах, – поспешил успокоить Тинтиллиана Картер. – А теперь будьте так добры, проводите нас в отведенную нам комнату. Было бы очень хорошо, если бы завтра вы выделили нам провожатых, которые проведут нас через границу.
– Будет исполнено, – торжественно пообещал Тинтиллиан. – Мы позаботимся о том, чтобы завтра вас вывели за Плетень рано поутру, пока вес еще будут спать. Но до границы не менее двух суток пути.
Слово Власти отняло у Картера много сил, и к отряду он вернулся изможденный и угнетенный мыслями о мутации птиц. Он гадал, что же станет с Эвенмером.
К границе Верхнего Гейбла отряд подошел по узкому переходу, уходящему по спирали вниз и время от времени перемежавшемуся комнатами с наклонным полом и короткими – в два-три пролета – лестницами. С проводниками расстались в Голубином переходе – коридоре, где стены были увешаны знаменитыми огромными гобеленами работы Уильяма Морриса с лесными пейзажами. В гобеленах преобладали коричневые и оливковые тона, и на этом фоне ярко выделялись оранжевые тюльпаны и птицы всех цветов и оттенков. На медных шестах, подвешенных к потолку, сверкали золоченые скульптурные изображения птиц. Этот коридор служил нейтральной зоной между Верхним Гейблом и Муммут Кетровианом. Когда-то в незапамятные времена, после окончания враждебных войн, оба государства по договору пожертвовали рядом помещений ради создания нейтральной зоны, но поскольку граница пролегала по самым нижним помещениям Верхнего Гейбла и самым верхним – Муммут Кетровиана, связывали эти страны всего два коридора, и одним из них был Голубиный.
По нему, дабы не попасться никому на глаза, проследовали быстро, после чего прошли через анфиладу, где двери были выкрашены в красный, синий, оранжевый и шафрановый цвета. Все комнаты были пусты, только в одной спал какой-то бродяга. Услышав шаги, он проснулся, вскочил и пустился наутек. Его топот отдавался в безлюдных комнатах гулким эхом. Довольно скоро вышли в более широкий коридор, где Картер отыскал механизм открывания потайной панели, хитро укрытый в пьедестале высокой статуи, изображавшей херувима. Нос херувима был отколот, лицо покрыто трещинками. Картер надавил на рычаг, панель отъехала в сторону, а за ней обнаружился потайной ход, по которому им предстояло пробраться в глубь территории Муммут Кетровиана. Вначале стены прохода были отделаны деревом, но довольно скоро дерево сменилось черным мрамором. Подошвы сапог гулко стучали по вырубленному в доломите полу, свет фонарей выхватывал из тьмы клыкастые морды, украшавшие архитравы и взиравшие на людей сверху вниз голодными глазами. Древние горельефы на мраморных стенах изображали богов и демонов в роскошных одеяниях. Время от времени можно было увидеть скульптурные головы грифонов и ибисов, напоминавшие трофеи в охотничьем зале. Воздух в туннеле был спертый. Черный камень, казалось, поглощает, впитывает свет фонарей, и даже теней не было видно.
– В другом месте отделка потайного хода такими дорогостоящими материалами выглядела бы чистейшей воды экстравагантностью, верно, мистер Макмертри? – проговорил Крейн, с восхищением водя рукой по отполированному холодному камню.
Глаза Макмертри блеснули.
– Верно сказано, мистер Крейн.
– А вы в Муммуте раньше бывали? – поинтересовался Даскин.
– Четырежды, – не без гордости ответил Крейн.
– А если точнее – пять раз, – добавил Макмертри. – При любой возможности мы стараемся пройти через Муммут, дабы осмотреть его грандиозные постройки. Здешняя архитектура отличается от всякой другой в Эвенмере. Она, следует признать, довольно безвкусна.
– Безвкусна, но удивительна, – возразил Крейн. – Здешним обитателям удалось сохранить древнюю роскошь дворца Нотополассара и Поющие Сады Анкана. Считается, что эта страна – одно из самых древних поселений в Доме, что именно здесь родился первый Хозяин.
– Если это все, чем знаменита страна, меня она не слишком интересует, – проворчал Нункасл. – А теперь потише, будьте начеку.
Путешествие по мрачному коридору действовало на путников угнетающе. Весь день они шли в непроницаемой тьме и в конце концов начали сами себя ощущать тенями собственных теней. Однако под вечер наконец вышли в коридор, где в мраморных стенах толщиной в целый фут были вырезаны четыре узких окна.
– Странно, – сказал Грегори. – Окна в потайном туннеле. Разве это не самый лучший способ рассекретить его?
– Думаю, нет, – покачал головой Картер и выглянул в окно. – Несмотря на то что, уходя из Верхнего Гейбла, мы совершили спуск, мы все еще находимся на два этажа выше основных построек, и снизу нас практически не видно.
Стекло затянуло морозными узорами, падал легкий снег, но Картер все же сумел разглядеть внутренний двор, заметенный высокими сугробами, среди которых статуи казались мрачными призраками с темными провалами глаз и ртов.
Даскин, припавший к соседнему окну, вдруг ахнул.
– Картер, ты только посмотри!
Лорд Андерсон перешел к брату, но не понял, что вызвало восклицание Даскина.
– Что такое?
– Снежинки! Они вес одинаковые! А по идее, двух одинаковых снежинок не бывает.
Картер с содроганием смотрел на прилипающие к стеклу снежинки. Мало того, что они действительно были совершенно одинаковые, но и форма их стала до скучного примитивной – фигура из трех наложенных друг на друга треугольников. Словно над их созданием потрудился математик, не отличавшийся богатством воображения.
– Пойдемте дальше, – резко проговорил Картер. – Нет времени глазеть на это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Тут вернулся Тинтиллиан.
– Вы готовы, лорд Андерсон?
Картер отдал Нункаслу меч и плащ.
– Быть может, ты хочешь пойти с нами, Даскин? – спросил он.
– А не могли бы и мы с мистером Макмертри тоже пойти? – попросил Крейн. – Я никогда не бывал на башнях.
– Предстоит долгий подъем, – предупредил его Тинтиллиан.
– Я еще хоть куда, не смотрите на мои седины, – заверил его Крейн.
– Годы только закалили нас, – добавил Макмертри.
Они поднимались по лестнице, пока не добрались до двери почти у самого конца ступенек. Картер не очень боялся высоты, но взглянув на синий кружок пола внизу, невольно ухватился за поручень балкона.
– Архитектурное чудо, – с нескрываемым восторгом заявил Крейн.
– Создание гения зодчества, – согласился Макмертри. Он. как и его напарник, просто сиял от восхищения. – Но как только создатели этой лестницы могли верить, что она выстоит…
– Тысячу лет? – подсказал Крейн.
– Если она вообще устояла, то совершенно все равно – один день или тысячу лет, – откликнулся Макмертри.
– Именно так, – кивнул Крейн. – Все равно. Жду не дождусь, когда увижу Гнездовья. Я так много слышал о них. Все мечтал увидеть их своими глазами…
– Но в прошлый раз нас время поджимало, – объяснил Макмертри. – Мы опаздывали на целую неделю.
– Вряд ли сегодня Гнездовья вызовут у вас восторг, – вздохнул Тинтиллиан, когда вывел всю компанию в громадный прямоугольный зал, окна которого выходили на еще более грандиозную по размерам квадратную площадку. Метель билась в стекла, солнце затянули снеговые тучи. В одном углу зала стояли лабораторные столы, уставленные ретортами, перегонными кубами и пробирками, в прорези в потолке уходили трубы телескопов различных размеров и формы. У окон располагались громадные скворечники. Их летки были надежно закрыты от зимнего холодного ветра. В зале было удивительно тепло, но вот голоса птиц звучали как-то странно – сипло и пискляво, словно кто-то водил железом по стеклу. Никакого щебетания и трелей, запомнившихся Картеру во время его последнего визита в Верхний Гейбл, не было и в помине.
Тут применена новая система парового отопления для подачи теплого воздуха, – пояснил Даскину Картер. – Кроме того, производится и очистка воздуха. Обрати внимание: никаких неприятных запахов, несмотря на наличие большого числа птиц. У меня не было времени досконально разобраться в устройстве системы, но я намерен когда-нибудь это сделать.
Когда они подошли к скворечникам поближе, Картер резко остановился.
– Постойте! Окна… Они изменились! Раньше они были круглые, верно? И к тому же фасетчатые! А теперь тут квадратные рамы ровными рядами!
– Я читал о том, что здешние окна представляют собой изумительной красоты витражные розетки, – заметил Макмертри.
– Так и было! – вскричал Тинтиллиан. – Круглые они были, изумительной красоты. А теперь полюбуйтесь – уродливые, прямые! Но это еще не все. Вы на птиц посмотрите!
Картера охватил озноб – но не от холода, конечно. На жердочке у летка одного из птичьих домиков сидело нечто, весьма смутно напоминавшее птицу, – карикатурное создание с головкой в форме спичечного коробка, клювом, изогнутым под углом в сорок пять градусов, шейными перьями, взъерошенными, как у буревестника, кубическим тельцем, ножками-палочками и прямыми коготками. Будь птица мертвой, это бы выглядело не так жутко, но она была жива. Она клевала зернышки, производя при этом механические, ритмичные, замедленные движения, но в остальном оставалась совершенно неподвижной – только было видно, как бьется сердечко в ее кубической грудке.
– Это была изумрудная кукушка, – горестно проговорил Тинтиллиан.
– А теперь она вся серая, – выдохнул Даскин.
– Теперь все птицы серые, даже попугаи, – сказал Тинтиллиан.
Птица издала металлический писк, ей эхом ответили тысячи птиц по всем Гнездовьям. От этой какофонии люди содрогнулись.
– Они все издают этот жуткий звук, – сообщил Великий Сокол. – Каждые двадцать две секунды, ровно по часам. Вы можете помочь нам, лорд Андерсон?
Картер поджал губы. Щеки его пылали яростным румянцем.
– Это проделки анархистов!
– Но вы можете хоть что-то сделать для нас? – в отчаянии вопросил Тинтиллиан. – Ведь вы же Хозяин. Может быть, Слова Власти помогут?
– Я должен попробовать. Сейчас, подождите немного.
Тинтиллиан отвел остальных в сторону, а Картер сосредоточился на Словах Власти, гадая, какое из них сейчас могло бы помочь. Мало-помалу перед его мысленным взором проступило Слово Надежды. Он почти осязательно чувствовал жар, исходящий от букв, слагавших Слово. Картер позволил Слову взойти к голосовым связкам и негромко произнес:
– Рамуррин!
Зал сотрясся. Мгновение ровным счетом ничего не происходило, но вот постепенно та птица, на которую смотрел Картер, вдруг увеличилась в размерах, развернулась, словно лист бумаги, серая окраска сменилась желтой и зеленой, углы и линии сгладились, округлились, смягчились. Птица подпрыгнула раз, другой, весело чирикнула и запела. Зал Гнездовий наполнился щебетом, трелями, шелестом крыльев.
Тинтиллиан, напрочь забыв о своей напыщенности, воссиял и запрыгал на месте, как ребенок.
– Удалось! Удалось! Птицы вернулись к нам! Какое счастье для Верхнего Гейбла! Как же вы это сделали?
Картер улыбнулся:
– Словом Надежды, которое согревает сердце и прогоняет смятение. Несколько лет назад я воспользовался им в Иннмэн-Пике для того, чтобы разрушить созданную анархистами иллюзию. Не так давно оно помогло нам и в Наллевуате. Но хотя природа преображения была подобна той, что я видел при трансформации ложного Пика, здесь все выглядит несколько иначе – посмотрите, окна не изменились.
– Что это значит? – нахмурился Крейн. – Получается, что преображение Дома как бы более реально?
– Наверное, – ответил Картер. – Что изменилось раньше – форма окон или птицы?
– Конечно, форма окон, – отозвался Великий Сокол. – На неделю раньше.
– Следовательно, мистер Крейн прав. В основе всех перемен лежит трансформация Дома. Все остальное по отношению к ней вторично. В следующий раз мне может оказаться и не под силу что-либо исправить.
– Спасибо вам, мой господин, – сердечно поблагодарил Картера Тинтиллиан.
– Не думаю, что нынешняя удача закрепится, – покачал головой Картер. – Если мы не остановим глобальный процесс, птицы постепенно вернутся к прежнему извращенному состоянию. Что еще хуже… Понимаете, жалость к этим несчастным созданиям возобладала над моим разумом. Мне были настолько непереносимы их страдания, что произнеся Слово Власти, я тем самым невольно объявил всему Эвенмеру, что Хозяин сейчас в Верхнем Гейбле.
– Быть может, и так, – согласился Великий Сокол. – Но мы сохранили перемену, происшедшую с птицами, в тайне, хотя слухи и успели распространиться. Все знают, что творится что-то нехорошее, но мы объявили в Гнездовьях карантин, дабы народ не впал в панику. Просто больше терпеть было нельзя.
– Вы боитесь, что ваши подданные запаникуют из-за птиц? – спросил Даскин.
Тинтиллиан устремил на него пронзительный взгляд.
– Птицы – символ всего, что собой представляет Верхний Гейбл. На их хрупких плечах зиждется могущество нашего государственного устройства. Но вы вряд ли это поймете.
– Как бы то ни было, я сделал все, что было в моих силах, – поспешил успокоить Тинтиллиана Картер. – А теперь будьте так добры, проводите нас в отведенную нам комнату. Было бы очень хорошо, если бы завтра вы выделили нам провожатых, которые проведут нас через границу.
– Будет исполнено, – торжественно пообещал Тинтиллиан. – Мы позаботимся о том, чтобы завтра вас вывели за Плетень рано поутру, пока вес еще будут спать. Но до границы не менее двух суток пути.
Слово Власти отняло у Картера много сил, и к отряду он вернулся изможденный и угнетенный мыслями о мутации птиц. Он гадал, что же станет с Эвенмером.
К границе Верхнего Гейбла отряд подошел по узкому переходу, уходящему по спирали вниз и время от времени перемежавшемуся комнатами с наклонным полом и короткими – в два-три пролета – лестницами. С проводниками расстались в Голубином переходе – коридоре, где стены были увешаны знаменитыми огромными гобеленами работы Уильяма Морриса с лесными пейзажами. В гобеленах преобладали коричневые и оливковые тона, и на этом фоне ярко выделялись оранжевые тюльпаны и птицы всех цветов и оттенков. На медных шестах, подвешенных к потолку, сверкали золоченые скульптурные изображения птиц. Этот коридор служил нейтральной зоной между Верхним Гейблом и Муммут Кетровианом. Когда-то в незапамятные времена, после окончания враждебных войн, оба государства по договору пожертвовали рядом помещений ради создания нейтральной зоны, но поскольку граница пролегала по самым нижним помещениям Верхнего Гейбла и самым верхним – Муммут Кетровиана, связывали эти страны всего два коридора, и одним из них был Голубиный.
По нему, дабы не попасться никому на глаза, проследовали быстро, после чего прошли через анфиладу, где двери были выкрашены в красный, синий, оранжевый и шафрановый цвета. Все комнаты были пусты, только в одной спал какой-то бродяга. Услышав шаги, он проснулся, вскочил и пустился наутек. Его топот отдавался в безлюдных комнатах гулким эхом. Довольно скоро вышли в более широкий коридор, где Картер отыскал механизм открывания потайной панели, хитро укрытый в пьедестале высокой статуи, изображавшей херувима. Нос херувима был отколот, лицо покрыто трещинками. Картер надавил на рычаг, панель отъехала в сторону, а за ней обнаружился потайной ход, по которому им предстояло пробраться в глубь территории Муммут Кетровиана. Вначале стены прохода были отделаны деревом, но довольно скоро дерево сменилось черным мрамором. Подошвы сапог гулко стучали по вырубленному в доломите полу, свет фонарей выхватывал из тьмы клыкастые морды, украшавшие архитравы и взиравшие на людей сверху вниз голодными глазами. Древние горельефы на мраморных стенах изображали богов и демонов в роскошных одеяниях. Время от времени можно было увидеть скульптурные головы грифонов и ибисов, напоминавшие трофеи в охотничьем зале. Воздух в туннеле был спертый. Черный камень, казалось, поглощает, впитывает свет фонарей, и даже теней не было видно.
– В другом месте отделка потайного хода такими дорогостоящими материалами выглядела бы чистейшей воды экстравагантностью, верно, мистер Макмертри? – проговорил Крейн, с восхищением водя рукой по отполированному холодному камню.
Глаза Макмертри блеснули.
– Верно сказано, мистер Крейн.
– А вы в Муммуте раньше бывали? – поинтересовался Даскин.
– Четырежды, – не без гордости ответил Крейн.
– А если точнее – пять раз, – добавил Макмертри. – При любой возможности мы стараемся пройти через Муммут, дабы осмотреть его грандиозные постройки. Здешняя архитектура отличается от всякой другой в Эвенмере. Она, следует признать, довольно безвкусна.
– Безвкусна, но удивительна, – возразил Крейн. – Здешним обитателям удалось сохранить древнюю роскошь дворца Нотополассара и Поющие Сады Анкана. Считается, что эта страна – одно из самых древних поселений в Доме, что именно здесь родился первый Хозяин.
– Если это все, чем знаменита страна, меня она не слишком интересует, – проворчал Нункасл. – А теперь потише, будьте начеку.
Путешествие по мрачному коридору действовало на путников угнетающе. Весь день они шли в непроницаемой тьме и в конце концов начали сами себя ощущать тенями собственных теней. Однако под вечер наконец вышли в коридор, где в мраморных стенах толщиной в целый фут были вырезаны четыре узких окна.
– Странно, – сказал Грегори. – Окна в потайном туннеле. Разве это не самый лучший способ рассекретить его?
– Думаю, нет, – покачал головой Картер и выглянул в окно. – Несмотря на то что, уходя из Верхнего Гейбла, мы совершили спуск, мы все еще находимся на два этажа выше основных построек, и снизу нас практически не видно.
Стекло затянуло морозными узорами, падал легкий снег, но Картер все же сумел разглядеть внутренний двор, заметенный высокими сугробами, среди которых статуи казались мрачными призраками с темными провалами глаз и ртов.
Даскин, припавший к соседнему окну, вдруг ахнул.
– Картер, ты только посмотри!
Лорд Андерсон перешел к брату, но не понял, что вызвало восклицание Даскина.
– Что такое?
– Снежинки! Они вес одинаковые! А по идее, двух одинаковых снежинок не бывает.
Картер с содроганием смотрел на прилипающие к стеклу снежинки. Мало того, что они действительно были совершенно одинаковые, но и форма их стала до скучного примитивной – фигура из трех наложенных друг на друга треугольников. Словно над их созданием потрудился математик, не отличавшийся богатством воображения.
– Пойдемте дальше, – резко проговорил Картер. – Нет времени глазеть на это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53