Другим краем глаза я заметил появившийся из-за угла темный акулий нос «понтиака-эквадоре».
— А вот и наш гость, — объявил Саркисян. Машина остановилась в двадцати метрах от нас. Дуг встал и сделал несколько шагов к автомобилю. Выскочил водитель и еще один такой же с переднего сиденья. Задняя дверца щелкнула и открылась, из машины вышел высокий мужчина и сразу же сгорбился так, чтобы его почти два метра роста сравнялись со ста восемьюдесятью четырьмя Саркисяна. Они обменялись рукопожатием и что-то друг другу сказали, затем подошли к нам. Профессор был не особенно худым, но щеки у него ввалились так, что я мог бы поклясться, что за едой он то и дело их прикусывает. Разве что он повырывал себе все коренные зубы.
— Это профессор Огюст Таттл, — представил гостя Саркисян. Наших фамилий он сообщать не стал. — Выпьете чего-нибудь, профессор?
— Крепкий кофе, пожалуйста, и бурбон, если можно. — Саркисян сделал жест рукой, водитель остался на месте, а его коллега быстро направился в дом, что-то шепча в лацкан пиджака. Профессор кивнул мне и Нику, мы кивнули в ответ, а затем он уселся поудобнее и несколько раз качнул ногой. У него были чудовищно большие ноги, наверное, семнадцатого размера. — Как я понимаю, вы интересуетесь снами?
— Можно сказать, да, — ответил Ник. — В конце концов, этим мы занимаемся с самого рождения.
— Но что конкретно?
— Конкретно — мы хотели бы, чтобы вы в доступной форме познакомили нас со следующими темами: сны, сновидения, кошмары, страхи, содержание снов… — помог я Дугласу. — Если мы что-то из этого поймем, то начнем задавать вопросы.
— Хо-хо! — По мере того как я говорил, профессор всё выше поднимал брови и откидывал назад голову. — Довольно широкая тематика, я бы сказал.
— Не сумеете?
— Сумею, конечно. — Он провел указательным пальцем вдоль ноздрей, одновременно втягивая ими воздух. Послышался звук, похожий на дыхание простуженного слона. — Но, учитывая широту темы, естественно, изложение будет очень популярным…
— И очень хорошо, профессор, — обрадовался Ник. — Именно это нам и надо. Потом уточним детали…
Из дома вышел охранник с подносом. Поставив поднос на столик, он подошел к машине и чудесным образом исчез, словно впитавшись в кузов. Профессор спокойно долил в кофе сливки, всыпал сахар, размешал, попробовал, добавил еще.
— Конечно, я так и не узнаю, с кем имею честь и с какой целью меня…
— Профессор, — Саркисян наклонился к ученому, — мы платим за консультацию шесть тысяч и выделяем грант институту. Это в самом деле вполне приемлемая оплата.
— Наверняка! — Профессор отставил чашку и сделал глоток бурбона. — Ладно. — Он бодро хлопнул ладонью по бедру. Мне он начинал не нравиться. — Гм… С чего бы начать… Ладно! Начнем с того, что до сих пор мы не знаем, зачем, собственно, и почему мы спим, хотя есть одна закономерность, а именно: спят все, у кого есть мозг.
— Простите, — вмешался Ник, — а что, есть такие, у кого нет мозга? — Он сардонически усмехнулся.
— Дождевой червь, например, — спокойно парировал Таттл. — Устрица.
— Ну да… — Ник больше не улыбался.
Зато улыбался я — поскольку не успел задать тот же вопрос до Дугласа и теперь имел на это полное право.
— Итак, — продолжал Таттл, — мы спим наверняка в память о тех временах, когда наш не цивилизованный еще предок вынужден был отдыхать ночью, чтобы пережить очередной день. Во всяком случае, существует несколько десятков тысяч тщательно исследованных и описанных случаев, когда люди в результате контузий и повреждений не смыкали глаз в течение нескольких или даже нескольких десятков лет и нормально функционировали двадцать четыре часа в сутки. — Он глотнул бурбона. — Сновидения — неотделимая черта сна, а кошмары, например, являются, как сказал когда-то Джон Мак, «самыми страшными психическими переживаниями, какие только могут случиться с людьми». Человек, преследуемый таким кошмаром, впадает в состояние наивысшего ужаса, в смертельном страхе бежит от воображаемых противников, врагов, преследователей. Застигнутый в безвыходной ситуации — на пристани, в глухом переулке, в лифте или даже в своем собственном, но в данный момент враждебном жилище, — он может оказаться на грани удушья. Впрочем, — он многозначительно посмотрел на нас, — кто знает, сколько умерших во сне отправились на тот свет в результате именно такого кошмара. Во всяком случае, почти каждому известны подобные истории — попадание под грязевую, каменную или снежную лавину, падение в пропасть, с крыши, с самолета…
— Простите, вы, профессор, говорите о кошмарах. Означает ли это, что сон исследован лишь с этой стороны? — спросил я.
— Нет, но я думал… — Он беспомощно огляделся, впервые после того, как вышел из машины, почувствовав себя слегка неуверенно. — Раз вы… вы… Ну, понятно! Просто я…
— Кошмары, как неотделимая часть явления, наверняка нас интересуют. Но начнем с самих сновидений как таковых. Что их вызывает?.. —Я огляделся, ища поддержки у друзей, но их не было рядом, во всяком случае, никто не отозвался.
— Ага. Ладно. Ладно… — повторил он, собираясь с мыслями. — Звучит парадоксально, но мозг человека вовсе не отдыхает во сне; мы уже точно знаем, что во время сна он работает интенсивнее, чем, например, — он показал на гамак, три головы повернулись и посмотрели в ту сторону, — во время обычного пребывания в лежачем положении. — Словно по команде, мы повернулись обратно. Несколько секунд он держал паузу. — Основной цикл сна повторяется несколько раз в течение ночи. Мы выделяем в нем до пяти фаз. В первой фазе человек просто переходит от бодрствования ко сну. Это обычно продолжается около пяти минут. Во второй фазе у спящего снижается частота дыхания и сердцебиения, падает также температура тела и уменьшается скорость обмена веществ.
— Поэтому не следует наедаться перед сном? — спросил Ник.
Он явно не мог примириться с недавней оплошностью. Похоже, ему хотелось наброситься на профессора и прыгать по нему, как по батуту.
Таттл испепелил его взглядом.
— Несколько минут спустя начинается третья фаза, когда мозговые волны на электроэнцефалограмме становятся более регулярными, ну, а еще через какое-то время наступает четвертая — так называемый глубокий сон. И только потом начинается наиболее интересная для нас, ученых, фаза быстрого сна, называемого также парадоксальным. Парадокс заключается в том, что мозг спящего столь же активен, как и наяву, в то время как его тело спит. Именно в фазе быстрого сна происходят сновидения, а наблюдателя удивляет неподвижность спящего, за исключением быстрых движений глазных яблок; наступает паралич туловища и конечностей, а наиболее характерным является снижение напряжения мышц шеи и падение активности межреберных мышц, так что дыхание поддерживается в основном благодаря работе диафрагмы. Люди, страдающие нарушениями дыхания, могут даже умереть из-за снижения активности дыхательного центра. С другой стороны — во время кошмарных сновидений пульс спящего может подскочить за пятнадцать секунд до ста восьмидесяти ударов в минуту; ни одно другое событие, ни резкое физическое усилие, ни даже страстный половой акт не могут вызвать столь быстрого увеличения пульса.
— О господи, профессор, — простонал Ник, — вы хотите сказать, что во время сна я всё время нахожусь под гильотиной?
— Ну, не стоит преувеличивать, — покровительственно улыбнулся разоруженный Таттл. — Здоровым людям ничего не угрожает как во сне, так и наяву, а для больных опасность одна и та же. Хотя иногда… — Он развел руками.
— А что насчет сновидений? — вмешался я.
— Фаза быстрого сна занимает от двадцати до двадцати пяти процентов сна и сокращается с возрастом. Она появляется с интервалом в девяносто минут и каждый раз продолжается от пятнадцати до тридцати минут. Первый период парадоксального сна, наступающий примерно через полтора часа после засыпания, обычно короткий, следующие периоды, около четырех, — длиннее. Таким образом, первая фаза быстрого сна продолжается десять минут, а последняя, уже ранним утром, может длиться час. Но в любом случае в памяти остаются лишь сновидения, которые были прерваны в фазе быстрого сна, хотя и они быстро выветриваются, теряют свой цвет и привлекательность, а потом забываются. Даже записывание не помогает: всё сильнее в них видны отсутствие логики, несвязность и сюрреализм.
— Сновидения бывают у всех? — быстро спросил я.
— Да, — безапелляционным тоном ответил он и, заметив, как шевельнулся Саркисян, добавил: — Те, кто утверждает, что у них не бывает сновидений, просто просыпаются в фазе нормального сна и потому ничего не запоминают.
— А как так получается, что, например, мне снилось, — начал Саркисян, — что меня обложили взрывчаткой, а потом произошел взрыв, и я проснулся? Оказалось, что поблизости действительно раздался выстрел. Значит ли это, что во сне я стал ясновидцем? Что я предвидел этот выстрел и подстроил под него сновидение?
— Что подстроили — справедливое замечание, — обрадовался Таттл. — Но мы уже давно убедились, что время в снах не обязательно течет линейно. Вы просто услышали грохот, а мозг за долю секунды «сотворил» подходящий к этому звуку сон, как бы происходивший раньше по времени. Неплохой фокус, но во время сна и не такое бывает! — Он рассмеялся, гордясь собственным превосходством. — Иногда то, что мы во сне слышим по радио, или телевизору, или из ведущегося рядом разговора, переходит в сновидение, и утром мы вспоминаем, что во сне сгорел какой-то самолет, а потом из новостей узнаем, что это произошло на самом деле. И так далее.
— А вот другой сон, — подхватил я. — Мне снилось, будто я всю ночь не сомкнул глаз, и я проснулся, повторяю, проснулся, страшно уставшим, словно действительно не спал ни минуты. Однако я знаю от другого человека, что спал как сурок.
— Знаете, очень часто случается, что сновидения становятся продолжением последних сознательных мыслей. Например, известный писатель конца прошлого века Норхан Каббидж утверждал, что всегда перед сном думал о последних написанных словах, о последних сценах. Часто во сне он видел продолжение, которым затем пользовался. В случае вашего сна — последней сознательной мыслью могло быть что-то вроде: «Черт побери, не могу заснуть, только мучаюсь. Утром буду падать от усталости!», или что-то подобное. Ну, вот вам это и приснилось.
Он довольно улыбнулся.
— А… — я постучал пальцем по столу, чтобы снова привлечь к себе внимание профессора, — можно ли управлять снами?
Он удивленно посмотрел на меня.
— Речь идет о содержании сновидений, — уточнил я.
— Управлять снами? — Он поморщился. — Знаете, перегрев организма или переедание влияет на частоту появления кошмаров. Поэтому, например, больные с высокой температурой…
— Нет, я имею в виду специально вызываемые… — я щелкнул пальцами, — сюжеты.
— Ну, как я уже говорил — с помощью, например, передачи какой-либо информации по звуковому каналу. Или читая перед самым засыпанием какую-нибудь лекцию, на которой объект должен сосредоточиться. Потом эта лекция часто получает свое продолжение. Мы можем довольно легко прерывать кошмары, даже можно после короткой и простой тренировки самому это делать…
— Понятно, но я имел в виду нечто иное: можно ли уложить человека спать, а потом включить ему сон об африканском сафари?
Профессор задумался.
— Если бы мне поставили такую задачу, то я попытался бы подсунуть ему какие-нибудь «африканские» звуки: там-тамы, рев слона, может быть, ливень на какой-нибудь равнине Серенгети. Но вызвало ли бы это именно такой сон…
— Значит ли это, что мы не в состоянии навязать сновидение? Например, сделать так, что человеку будет сниться, будто он разгадывает кроссворды?
Профессор наклонил голову и некоторое время, прищурившись, смотрел на меня.
— Это абстракция, которую я мог бы попытаться вызвать, лишь заставив интенсивно разгадывать кроссворды непосредственно перед сном, может быть, сеанс гипноза и нашептывание на ухо спящему текста: «Ты любишь разгадывать кроссворды. Ты часто этим занимаешься, и у тебя это хорошо получается».
Теперь уже я прищурился и посмотрел на него.
— И какова надежность…
— Почти никакой! — прервал он меня, явно довольный. — А знаете…
Я хотел задать очередной вопрос, но замолчал и кивнул, чтобы он продолжал.
— Знаете, — наверное, раз уже в третий начал он таким образом фразу, — у меня была одна коллега по профессии, так сказать. Вот как раз она пыталась вызывать конкретные сны — не с помощью гипноза. Лейша Падхерст… — Его взгляд затуманился — он вспоминал Лейшу и лишь потому не заметил, как мы вздрогнули, все трое. — У нее, чертовки, даже была куча грантов. Деньги сыпались на нее как из рога изобилия! — Он несколько принужденно засмеялся. — Конечно, дама она привлекательная, но не настолько, чтобы от нее можно было сойти с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— А вот и наш гость, — объявил Саркисян. Машина остановилась в двадцати метрах от нас. Дуг встал и сделал несколько шагов к автомобилю. Выскочил водитель и еще один такой же с переднего сиденья. Задняя дверца щелкнула и открылась, из машины вышел высокий мужчина и сразу же сгорбился так, чтобы его почти два метра роста сравнялись со ста восемьюдесятью четырьмя Саркисяна. Они обменялись рукопожатием и что-то друг другу сказали, затем подошли к нам. Профессор был не особенно худым, но щеки у него ввалились так, что я мог бы поклясться, что за едой он то и дело их прикусывает. Разве что он повырывал себе все коренные зубы.
— Это профессор Огюст Таттл, — представил гостя Саркисян. Наших фамилий он сообщать не стал. — Выпьете чего-нибудь, профессор?
— Крепкий кофе, пожалуйста, и бурбон, если можно. — Саркисян сделал жест рукой, водитель остался на месте, а его коллега быстро направился в дом, что-то шепча в лацкан пиджака. Профессор кивнул мне и Нику, мы кивнули в ответ, а затем он уселся поудобнее и несколько раз качнул ногой. У него были чудовищно большие ноги, наверное, семнадцатого размера. — Как я понимаю, вы интересуетесь снами?
— Можно сказать, да, — ответил Ник. — В конце концов, этим мы занимаемся с самого рождения.
— Но что конкретно?
— Конкретно — мы хотели бы, чтобы вы в доступной форме познакомили нас со следующими темами: сны, сновидения, кошмары, страхи, содержание снов… — помог я Дугласу. — Если мы что-то из этого поймем, то начнем задавать вопросы.
— Хо-хо! — По мере того как я говорил, профессор всё выше поднимал брови и откидывал назад голову. — Довольно широкая тематика, я бы сказал.
— Не сумеете?
— Сумею, конечно. — Он провел указательным пальцем вдоль ноздрей, одновременно втягивая ими воздух. Послышался звук, похожий на дыхание простуженного слона. — Но, учитывая широту темы, естественно, изложение будет очень популярным…
— И очень хорошо, профессор, — обрадовался Ник. — Именно это нам и надо. Потом уточним детали…
Из дома вышел охранник с подносом. Поставив поднос на столик, он подошел к машине и чудесным образом исчез, словно впитавшись в кузов. Профессор спокойно долил в кофе сливки, всыпал сахар, размешал, попробовал, добавил еще.
— Конечно, я так и не узнаю, с кем имею честь и с какой целью меня…
— Профессор, — Саркисян наклонился к ученому, — мы платим за консультацию шесть тысяч и выделяем грант институту. Это в самом деле вполне приемлемая оплата.
— Наверняка! — Профессор отставил чашку и сделал глоток бурбона. — Ладно. — Он бодро хлопнул ладонью по бедру. Мне он начинал не нравиться. — Гм… С чего бы начать… Ладно! Начнем с того, что до сих пор мы не знаем, зачем, собственно, и почему мы спим, хотя есть одна закономерность, а именно: спят все, у кого есть мозг.
— Простите, — вмешался Ник, — а что, есть такие, у кого нет мозга? — Он сардонически усмехнулся.
— Дождевой червь, например, — спокойно парировал Таттл. — Устрица.
— Ну да… — Ник больше не улыбался.
Зато улыбался я — поскольку не успел задать тот же вопрос до Дугласа и теперь имел на это полное право.
— Итак, — продолжал Таттл, — мы спим наверняка в память о тех временах, когда наш не цивилизованный еще предок вынужден был отдыхать ночью, чтобы пережить очередной день. Во всяком случае, существует несколько десятков тысяч тщательно исследованных и описанных случаев, когда люди в результате контузий и повреждений не смыкали глаз в течение нескольких или даже нескольких десятков лет и нормально функционировали двадцать четыре часа в сутки. — Он глотнул бурбона. — Сновидения — неотделимая черта сна, а кошмары, например, являются, как сказал когда-то Джон Мак, «самыми страшными психическими переживаниями, какие только могут случиться с людьми». Человек, преследуемый таким кошмаром, впадает в состояние наивысшего ужаса, в смертельном страхе бежит от воображаемых противников, врагов, преследователей. Застигнутый в безвыходной ситуации — на пристани, в глухом переулке, в лифте или даже в своем собственном, но в данный момент враждебном жилище, — он может оказаться на грани удушья. Впрочем, — он многозначительно посмотрел на нас, — кто знает, сколько умерших во сне отправились на тот свет в результате именно такого кошмара. Во всяком случае, почти каждому известны подобные истории — попадание под грязевую, каменную или снежную лавину, падение в пропасть, с крыши, с самолета…
— Простите, вы, профессор, говорите о кошмарах. Означает ли это, что сон исследован лишь с этой стороны? — спросил я.
— Нет, но я думал… — Он беспомощно огляделся, впервые после того, как вышел из машины, почувствовав себя слегка неуверенно. — Раз вы… вы… Ну, понятно! Просто я…
— Кошмары, как неотделимая часть явления, наверняка нас интересуют. Но начнем с самих сновидений как таковых. Что их вызывает?.. —Я огляделся, ища поддержки у друзей, но их не было рядом, во всяком случае, никто не отозвался.
— Ага. Ладно. Ладно… — повторил он, собираясь с мыслями. — Звучит парадоксально, но мозг человека вовсе не отдыхает во сне; мы уже точно знаем, что во время сна он работает интенсивнее, чем, например, — он показал на гамак, три головы повернулись и посмотрели в ту сторону, — во время обычного пребывания в лежачем положении. — Словно по команде, мы повернулись обратно. Несколько секунд он держал паузу. — Основной цикл сна повторяется несколько раз в течение ночи. Мы выделяем в нем до пяти фаз. В первой фазе человек просто переходит от бодрствования ко сну. Это обычно продолжается около пяти минут. Во второй фазе у спящего снижается частота дыхания и сердцебиения, падает также температура тела и уменьшается скорость обмена веществ.
— Поэтому не следует наедаться перед сном? — спросил Ник.
Он явно не мог примириться с недавней оплошностью. Похоже, ему хотелось наброситься на профессора и прыгать по нему, как по батуту.
Таттл испепелил его взглядом.
— Несколько минут спустя начинается третья фаза, когда мозговые волны на электроэнцефалограмме становятся более регулярными, ну, а еще через какое-то время наступает четвертая — так называемый глубокий сон. И только потом начинается наиболее интересная для нас, ученых, фаза быстрого сна, называемого также парадоксальным. Парадокс заключается в том, что мозг спящего столь же активен, как и наяву, в то время как его тело спит. Именно в фазе быстрого сна происходят сновидения, а наблюдателя удивляет неподвижность спящего, за исключением быстрых движений глазных яблок; наступает паралич туловища и конечностей, а наиболее характерным является снижение напряжения мышц шеи и падение активности межреберных мышц, так что дыхание поддерживается в основном благодаря работе диафрагмы. Люди, страдающие нарушениями дыхания, могут даже умереть из-за снижения активности дыхательного центра. С другой стороны — во время кошмарных сновидений пульс спящего может подскочить за пятнадцать секунд до ста восьмидесяти ударов в минуту; ни одно другое событие, ни резкое физическое усилие, ни даже страстный половой акт не могут вызвать столь быстрого увеличения пульса.
— О господи, профессор, — простонал Ник, — вы хотите сказать, что во время сна я всё время нахожусь под гильотиной?
— Ну, не стоит преувеличивать, — покровительственно улыбнулся разоруженный Таттл. — Здоровым людям ничего не угрожает как во сне, так и наяву, а для больных опасность одна и та же. Хотя иногда… — Он развел руками.
— А что насчет сновидений? — вмешался я.
— Фаза быстрого сна занимает от двадцати до двадцати пяти процентов сна и сокращается с возрастом. Она появляется с интервалом в девяносто минут и каждый раз продолжается от пятнадцати до тридцати минут. Первый период парадоксального сна, наступающий примерно через полтора часа после засыпания, обычно короткий, следующие периоды, около четырех, — длиннее. Таким образом, первая фаза быстрого сна продолжается десять минут, а последняя, уже ранним утром, может длиться час. Но в любом случае в памяти остаются лишь сновидения, которые были прерваны в фазе быстрого сна, хотя и они быстро выветриваются, теряют свой цвет и привлекательность, а потом забываются. Даже записывание не помогает: всё сильнее в них видны отсутствие логики, несвязность и сюрреализм.
— Сновидения бывают у всех? — быстро спросил я.
— Да, — безапелляционным тоном ответил он и, заметив, как шевельнулся Саркисян, добавил: — Те, кто утверждает, что у них не бывает сновидений, просто просыпаются в фазе нормального сна и потому ничего не запоминают.
— А как так получается, что, например, мне снилось, — начал Саркисян, — что меня обложили взрывчаткой, а потом произошел взрыв, и я проснулся? Оказалось, что поблизости действительно раздался выстрел. Значит ли это, что во сне я стал ясновидцем? Что я предвидел этот выстрел и подстроил под него сновидение?
— Что подстроили — справедливое замечание, — обрадовался Таттл. — Но мы уже давно убедились, что время в снах не обязательно течет линейно. Вы просто услышали грохот, а мозг за долю секунды «сотворил» подходящий к этому звуку сон, как бы происходивший раньше по времени. Неплохой фокус, но во время сна и не такое бывает! — Он рассмеялся, гордясь собственным превосходством. — Иногда то, что мы во сне слышим по радио, или телевизору, или из ведущегося рядом разговора, переходит в сновидение, и утром мы вспоминаем, что во сне сгорел какой-то самолет, а потом из новостей узнаем, что это произошло на самом деле. И так далее.
— А вот другой сон, — подхватил я. — Мне снилось, будто я всю ночь не сомкнул глаз, и я проснулся, повторяю, проснулся, страшно уставшим, словно действительно не спал ни минуты. Однако я знаю от другого человека, что спал как сурок.
— Знаете, очень часто случается, что сновидения становятся продолжением последних сознательных мыслей. Например, известный писатель конца прошлого века Норхан Каббидж утверждал, что всегда перед сном думал о последних написанных словах, о последних сценах. Часто во сне он видел продолжение, которым затем пользовался. В случае вашего сна — последней сознательной мыслью могло быть что-то вроде: «Черт побери, не могу заснуть, только мучаюсь. Утром буду падать от усталости!», или что-то подобное. Ну, вот вам это и приснилось.
Он довольно улыбнулся.
— А… — я постучал пальцем по столу, чтобы снова привлечь к себе внимание профессора, — можно ли управлять снами?
Он удивленно посмотрел на меня.
— Речь идет о содержании сновидений, — уточнил я.
— Управлять снами? — Он поморщился. — Знаете, перегрев организма или переедание влияет на частоту появления кошмаров. Поэтому, например, больные с высокой температурой…
— Нет, я имею в виду специально вызываемые… — я щелкнул пальцами, — сюжеты.
— Ну, как я уже говорил — с помощью, например, передачи какой-либо информации по звуковому каналу. Или читая перед самым засыпанием какую-нибудь лекцию, на которой объект должен сосредоточиться. Потом эта лекция часто получает свое продолжение. Мы можем довольно легко прерывать кошмары, даже можно после короткой и простой тренировки самому это делать…
— Понятно, но я имел в виду нечто иное: можно ли уложить человека спать, а потом включить ему сон об африканском сафари?
Профессор задумался.
— Если бы мне поставили такую задачу, то я попытался бы подсунуть ему какие-нибудь «африканские» звуки: там-тамы, рев слона, может быть, ливень на какой-нибудь равнине Серенгети. Но вызвало ли бы это именно такой сон…
— Значит ли это, что мы не в состоянии навязать сновидение? Например, сделать так, что человеку будет сниться, будто он разгадывает кроссворды?
Профессор наклонил голову и некоторое время, прищурившись, смотрел на меня.
— Это абстракция, которую я мог бы попытаться вызвать, лишь заставив интенсивно разгадывать кроссворды непосредственно перед сном, может быть, сеанс гипноза и нашептывание на ухо спящему текста: «Ты любишь разгадывать кроссворды. Ты часто этим занимаешься, и у тебя это хорошо получается».
Теперь уже я прищурился и посмотрел на него.
— И какова надежность…
— Почти никакой! — прервал он меня, явно довольный. — А знаете…
Я хотел задать очередной вопрос, но замолчал и кивнул, чтобы он продолжал.
— Знаете, — наверное, раз уже в третий начал он таким образом фразу, — у меня была одна коллега по профессии, так сказать. Вот как раз она пыталась вызывать конкретные сны — не с помощью гипноза. Лейша Падхерст… — Его взгляд затуманился — он вспоминал Лейшу и лишь потому не заметил, как мы вздрогнули, все трое. — У нее, чертовки, даже была куча грантов. Деньги сыпались на нее как из рога изобилия! — Он несколько принужденно засмеялся. — Конечно, дама она привлекательная, но не настолько, чтобы от нее можно было сойти с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55