— … Какой, к бесу, мозг? Ганглии. Димон его вскрыл, требуху отпрепарировал, за нервный ствол принялся. Только скальпелем прикоснулся, этот урод ожил и полпальца отхватил! Представляешь, больше суток в консерванте отмокал. Димон орет, кровь фонтаном, девочки в ауте.
— А потом?
— Костик косточку склеил, палец пришил, все чин-чином. Но рука перебинтована, к ладошке биотех медицинским пластырем примотан. Не рука, а боксерская перчатка. В рукав скафандра никакими силами не лезет. Димон с тоски на стенку лезет и от капитана прячется.
Лэн замер на полушаге, отстал от парней, развернулся и пошел в другую сторону. Кружным путем пройдя на мостик, вызвал на экран список экипажа и задумался, кто из трех кандидатур мог быть тем самым Димоном. Вызвал медицинский отсек.
— Костик, здравствуй. Как дела у Димона?
— Ты уже знаешь? Все путем. Если к возвращению палец не разработается, на Земле сделаем вторую операцию, нервы подправим.
— Хорошо. Ты скажи ему при случае, чтоб от меня не прятался. И еще. Будет время, напиши рапорт и зарегистрируй в бортжурнале по всей форме. Только не забудь.
— Обязательно, Кэп!
Следующим был групповой вызов всех руководителей лагерей.
— Лэн, можно попозже?
Лэн протянул руку и включил ревун аварийного вызова. С лиц моментально исчезли улыбки.
— В одном лагере произошло ЧП, — с каменным лицом начал Лэн. — А у меня на столе до сих пор нет рапорта о происшедшем. Даю два часа. Если через два часа рапорта не будет, виновный сядет под домашний арест на пятнадцать суток. Если такое повторится, виновный сядет на пятнадцать суток. Вопросы есть?
— Лэн, так нельзя! Сейчас каждый час на счету.
— Вот именно. Пятнадцать суток, и ни часом меньше. Все свободны.
Отключил связь, откинулся на спинку кресла.
— Сейчас, Фафик, нас завалят рапортами. Спорим, их будет три штуки.
— Прогноз принят, — отозвался кибермозг.

* * *
— … Эльвира, ты это серьезно?
— Что, Максик?
— Ну, что больше жизни хочешь.
— Так ведь все равно не позволят.
Макс остановился и дернул ее за руку.
— Ты эти школьные привычки брось. Они здесь не действуют. Мы в космосе, и сами за себя отвечаем.
— Макс, ты что, серьезно?
— Серьезней некуда.
— Тогда и я серьезно, — Эльхен взмахнула челкой. — Да, я хочу развернуть планету, и для этого готова пожертвовать жизнью.
— Идем ко мне в каюту, — Макс уже тянул ее за руку. — Жизнью жертвовать не надо, только карьерой.
Он ворвался в каюту, нырнул в шкаф, бросил на пол небольшой коврик и уселся в позу «Лотос». Джинсы не выдержали и лопнули на самом интересном месте, обнажив ярко-красные плавки. Макс не обратил на это внимания.
— Сядь! — он прикрыл глаза и положил ладони тыльной стороной на колени. По спине девушки забегали знакомые уже мурашки, под сердцем опять похолодело. Послушно опустившись на пол, она вспомнила школьные годы и кое-как повторила позу «лотос».
— Ты понимаешь, что одна не справишься. Нужно пять-шесть человек, которым твоя мечта поломает жизнь. Ты готова на это?
— Но… Только добровольцы, — голос прозвучал робко и неуверенно.
— Они будут думать, что добровольцы. Но решать тебе и сейчас. За них.
— А ты?
— У меня другие планы на жизнь. Но я готов помочь тебе.
— Максик, ты что, бог? Максик, я даже боюсь.
— Правильно боишься. Сосредоточься и решай. Как решишь — так и будет. Обещаю.
Проклятые мурашки никак не давали сосредоточиться. Эльвира чувствовала себя героиней непонятной пьесы. Никогда Макс так грубо не таскал ее за руку по коридору, никогда так странно себя не вел. И теперь сидит, в пол перед собой уставился. Если б удалось в глаза посмотреть…
— Макс, посмотри мне в глаза.
Поднял взгляд, и девушке стало по-настоящему страшно. Холодный, глубокий, но какой-то отстраненно-равнодушный. Глаза в глаза. Неподвижный. Как у змеи. Передернувшись, она зажмурилась, напружинила спину, словно линейку проглотила. И вдруг поверила, что Макс МОЖЕТ, что все — серьезно.
— Ты знаешь, что с нами будет?
— Нет, результат я не гарантирую. Проект запущу, остальное зависит от вас.
Все еще не открывая глаз, Эльвира потрогала ладошкой лоб, щеки. Лицо пылало. Но мысли обрели четкость и глубину. Целая планета получит шанс. Хороший, крепкий шанс начать все сначала. На гигантские стройки уходят десятки тысяч человеколет. Это тысячи жизней. А тут — всего пять-шесть. И — целая планета. Беспомощная как слепой котенок.
— Макс, я готова взять на себя ответственность. Если можешь — помоги.
Голос подвел. Одновременно и сиплый, и писклявый.
— Да будет так!
Эльвира открыла глаза. Макс снова стал обыкновенным. Смущенно улыбался.
— Эль, выйди, пожалуйста. Мне брюки сменить надо. Только не исчезай. У нас куча дел.
— О, великий Будда. Кровью договор подписать не надо?
Макс фыркнул и рассмеялся.

* * *
— … Все? — Эльвира загнула шесть пальцев. — Кэп добро дал, Геологи готовы, Лева слово скажет. Что еще? — И побежала разыскивать Макса.
Максим нашелся в ресторане для ВИП-ов. Пододвинул стол к стенке, на стол поставил мягкое кресло, на него — табуретку. Сам взгромоздился на эту неустойчивую пирамиду и шарил руками по стенке, там, где фальшивые деревянные панели соприкасались с потолком.
— Ой, Максик, подержать табуретку?
— Не надо, я уже закончил, — аккуратно спрыгнул, повалился на бок, красиво перекатился, как каскадер, и поднялся на ноги. Пирамида из кресла с табуреткой с грохотом рассыпалась. Девушка взвизгнула и отскочила.
— Ты что там делал?
— Превентивные меры предосторожности для сохранения карьеры, — Макс убрал в карман маленькие маникюрные щипчики, поставил кресло на ножки. — У тебя все готово?
— Угу.
— Тогда начинаем, — расчехлил гитару, взял несколько аккордов. На звук тут же заглянули чумазые геологи. Эльвира призывно замахала им обеими ладошками, а Макс исполнил полонез Агинского. Гитарой он владел профессионально, и когда закончил, слушателей было уже больше двух десятков. Макс улыбнулся и запел. В этот раз он выбрал старинные песни первой половины двадцатого века.
Девушка вновь не понимала, что с ней происходит. Наблюдала за собой как бы со стороны. И Макс — полчаса назад он был целеустремленный, деловитый, торопливый и даже грубый. А теперь — душа компании.
Ты, конек вороной, передай, дорогой,
Что я честно погиб за рабочих…
И песни поет странные. Наверно, в этом есть какой-то смысл. Максим ничего не делает просто так. Он все на десять ходов просчитывает. Может, и сейчас?… А в голову уж совсем бестолковые мысли лезут, что если за него выйти, то никакие напасти не страшны. За ним — как за каменной стеной… Ни пикнуть, ни «мяу» сказать. Фу ты, пропасть!
Эльвира потрясла головой, изгоняя ненужные мысли, и запела со всеми:
Пьем за яростных, за непохожих.
За презревших грошевой уют.
Во флибустьерском дальнем синем море
Люди Флинта песенку поют!
— Внимание! — прозвучал по трансляции голос капитана. — Через десять минут общее собрание. В программе — доклад биологов, потом геологов, и под конец — доклад группы гляциологов о возможных вариантах эволюции системы.
Макс переждал объявление, тряхнул головой и звонко ударил по струнам:
Мы ехали шагом, мы мчались в боях.
И «Яблочко» песню держали в зубах.
Ах, песенку эту доныне хранит
Трава молодая, степной малахит.
Но песню иную о дальней земле
Возил мой приятель с собою в седле…
Вошел капитан. Макс взял звучный аккорд и отложил гитару.
— Все в сборе?
— Группы Поля не хватает.
— Они задержатся. Просили начинать без них.
Как всегда, от биологов выступал Лева. Кратко описал основные направления эволюции жизни на Макбете, коснулся перспектив. Всем стало грустно.
— Почему это на Макбете эволюция неправильная? — возмутился врач Костик.
— Я не говорил, что неправильная. Необычная! Это совсем другое дело.
— А почему необычная?
— Она возвращает утраченное. Нигде больше эволюция так не делает. Ее лозунг — только вперед! А здесь она в такой заднице, что сама природа поняла — вперед пути нет.
— Э-эй, просветите темного! — донеслось от столика космачей. — Что значит — утраченное?
Лева почесал лоб, подбирая пример.
— Дельфины! Они вернулись в море, но дышат легкими. У их предков были когда-то жабры. Дельфины тоже хотели бы иметь жабры, но эволюция не повторяет ходов. Проехали — значит, все. А на Макбете повторяет!
— О чем это говорит?
— Я бы сказал, о полном эволюционном тупике. Здесь слишком мало суши и слишком мелкий океан. У местной живности нет возможности создать несколько полигонов и проверить на них различные эволюционные модели. Ну, типа Австралии с ее кенгуру. Каждый новый вид распространяется по всей планете. На практике это вырождается в примитивное соревнование зубов. Кто съел, тот и прав. Мы можем еще долгие годы изучать рода и виды, а можем вернуться на Землю хоть завтра. Главное выяснили — разум здесь не появится никогда. По теории ксеноэволюционистов Штрауса-Менге в подобных мирах нет шести необходимых условий возникновения разума.
— Что нужно, чтоб у планеты появился шанс? — с места спросил Максим.
— Я же говорил — суша! Дрейф материков. Материки расположились по полюсам. Если они выплывут в экваториальную область, жизнь моментально их освоит. На островах уже есть растительность. И есть двоякодышащие.
— Спасибо. А что скажут геологи?
— Без шансов! Макбет — старая планета с толстой корой. Если на Земле под океанами до магмы местами всего шесть-восемь километров, то здесь — двести пятьдесят и больше. Литосфера хорошо сбалансирована, так что движения материков не предвидится.
Доклад геологов был не такой печальный, но менее понятный для большинства. Тамара сыпала терминами, играла миллионами лет и геологическими эпохами.
— А вывод-то какой? — поинтересовался космач Толик.
— Планета щедрая, богатая, но для людей абсолютно бесполезная. Нам здесь не жить, а возить ископаемые в другие системы — себе дороже.
— Летели-летели — и все зря… — огорчился кто-то из геологов.
— Напротив! Для нас такая планета — находка! — возразил Макс. — Будь эта планета ценной, наш отчет десять раз перепроверили бы. За каждую неточность… — изобразил, будто возит провинившегося лицом по столу. — А так — проглотят все, что напишем.
Группа гляциологов задерживалась, Макс протянул руку за гитарой, но передумал и начал вполголоса читать стихи. В зале мгновенно наступила тишина. Потому что стихи были не абы какие. А такие, что холодок по спине и горло сводит.
Нас водила молодость
В сабельный поход,
Нас бросала молодость
На кронштадский лед.
Боевые лошади
Уносили нас,
На широкой площади
Убивали нас.
Эльвира вдруг поняла, что план Максима прост как гвоздь. Зажечь ребят, и на волне энтузиазма пробить ее проект. Но ведь не дадут! Прилетят с Земли, силой посадят всех на корабли, и пиши пропало…
Но в крови горячечной
Подымались мы,
Но глаза незрячие
Открывали мы.
Как же он не понимает? Как спросить? Ведь три раза повторил: «Только не мешай. После собрания — все, что угодно. Но после, ясно?»
Макс повернулся к ней, улыбнулся и подмигнул. Эльвира обреченно выдохнула, села на собственные ладошки и зажмурилась.
С шумом ввалились гляциологи.
— Элька, ты где? Сработает твой план. В лучшем виде сработает.
— Я здесь, — пискнула девушка.
— Что за тайны? Какой план? — зашумели вокруг.
— Разворот планеты.
— ЧИВО???
— Ну, передвижка материков в экваториальную область. План, сразу скажем, прост и гениален! — взял слово Поль. — «Фонтаны рая» Кларка все читали? Нет? Ну, об идее космического лифта, надеюсь, все знают? В двух словах — Земля вращается. Если на экваторе вбить колышек, привязать к нему нитку, а на другой конец нитки повесить спутник Земли, то за счет центробежной силы нитка натянется. По ней можно будет пустить кабинку лифта. Прямо в космос. Одна беда — Земля вращается медленно, поэтому нитка должна быть длинной и крепкой. Около пятидесяти тысяч километров. На сегодня такой материал только один — углеродное моноволокно.
— Короче, теоретик!
— Короче? Вопрос в зал! Что будет, если колышек вбить не на экваторе, а рядом с полюсом? Скажем, в Антарктиде, на восьмидесятом градусе южной широты?
— Отколется а-агроменный айсберг с твоим колышком и поплывет на экватор.
— Кто сказал? Молодец, возьми с полки пирожок! А если колышек поглубже вбить?
— Всю Антарктиду ему не сдвинуть…
— Почему? Центробежная сила тянет колышек в сторону экватора. Тянет? Тянет! Каждый день, каждую секунду тянет. Причем, со страшной силой! Если взять время в геологических масштабах, то всю Землю развернет так, что колышек окажется на экваторе.
— Ждать долго…
— А мы куда-нибудь торопимся? На самом деле все произойдет намного быстрее. Развернуть надо только кору. Под ней жидкая магма — она как вращалась, так и будет вращаться.
— Кора треснет.
— Правильно! Земная — треснет. А на Макбете она толстая, прочная…
— Так вы что — собираетесь Макбет развернуть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30