В стороне
мелькнул топор Фригейта, он обрушил его на грудь третьего человека.
Американец так боялся стать убийцей, что попал не совсем точно, однако
сильный удар обухом топора свалил противника с ног. Тот попытался
подняться, но рухнул под кулаками подоспевшего Бартона. Четвертый, побывав
в руках Моната, уже корчился на полу.
Все произошло мгновенно и в полном молчании - без криков и шума.
Никто не услышал их возни. Фригейт с Каззом подняли упавшие факелы, и
Бартон открыл дверь склада. Стражников втянули внутрь, затем Монат быстро
осмотрел их.
- Все в порядке, живы, - сообщил он.
- Они могут скоро прийти в себя. Казз, последи.
Бартон поднес фонарь к чашам, осветив их.
- Ну, все, мы не нищие!
Его раздирали сомнения. Должны ли они ограничиться семью цилиндрами
или следует забрать все? В этом случае лишние можно обменять на древесину
и паруса для нового судна. Конечно, его девиз - "Честь, не выгода!" - но в
данном случае он не занимается воровством, а лишь возмещает потери.
Наконец, он принял решение и велел забирать все тридцать цилиндров.
Повесив их на шею, взяв по паре в каждую руку, они покинули склад и
замкнули дверь. Держась за веревку, все двинулись в сторону каноэ, оставив
факелы на палубе возле входа.
- Когда же индейцы начнут атаку? - спросил Монат.
- Я думаю, попозже, - ответил Бартон.
Спустившись в каноэ, они навалились на весла. Им нужно было добраться
до южного берега и как можно дальше уплыть вверх по Реке. Бартона
беспокоила сохранность лишних чаш. Их могли отобрать местные вожди, да и
любой завистник наверняка бы покусился на такое сокровище.
Наконец, он придумал надежное укрытие. Двадцать три цилиндра
наполнили водой и спустили под днище лодки, привязав к кожаному ремню. Ход
каноэ сразу замедлился, но на их счастье берег был почти рядом.
Они причалили напротив грейлстоуна и, в ожидании завтрака, уселись на
берегу. Со всех сторон сюда подходили местные жители. Бартон знакомился,
представлял своих спутников, просил разрешения воспользоваться граалем.
Туземцы не возражали. Они были весьма миролюбивы и благоволили
чужестранцам, которые приносят свежие новости и слухи.
Туман спал. Бартон залез на вершину камня и осмотрелся. Отсюда он мог
видеть примерно мили на четыре. Ему удалось разглядеть большие строения и
идола на палубе; очаг в его брюхе не горел. Очевидно, вавилоняне опасались
пожара на плоту, застрявшем у берега и зажатом со всех сторон бревнами.
Бартон понимал, что после напряжения прошедшей ночи, его команде
необходим хороший отдых. Около полудня сюда прибыли вождь с несколькими
воинами ганопо, и он принялся их расспрашивать.
- Эти тупоголовые шааванвааки не заметили плота и промахнули мимо. Не
понимаю, как они умудрились не разглядеть наш костер! Плавали вокруг до
рассвета, а когда туман рассеялся, обнаружилось, что их отнесло течением
на пять миль ниже острова. Вот куча болванов!
- А что говорят на плоту о пропаже каноэ? Не жалуются, что мы помяли
охрану?
Бартон предпочел не упоминать о цилиндрах. Вождь рассмеялся.
- Да, перед вспышкой камня-кормильца они бушевали на берегу! Очень
были сердиты, но почему - не сказали. Неужели из-за лодки? Цеплялись к
нам, правда, дело обошлось без драки. Но мы рады, что эти скупцы остались
в дураках. Они облазили весь остров, но вас, конечно, не нашли. Обнаружили
пепел костра, спросили нас. Я объяснил, что здесь мы зажигаем огонь в
честь Великого Духа, но они мне не поверили. Думаю, скоро они догадаются,
где вы. Но не беспокойтесь, сейчас у них нет свободных людей - все, даже
их шаман, трудятся на плоту. Раньше вечера они не нападут. Но шааванвааки
могут их опередить...
Бартон так никогда не узнал, что случилось с поклонниками Рашбаха. Во
избежание неожиданностей, он решил сразу же двинуться в путь. Оставив за
кормой пару миль, путники вытащили из-под воды чаши и сложили их на дно
каноэ. Странствие продолжалось.
21
Через двести миль Бартон обнаружил место, пригодное для строительства
судна. Здесь на берегах густо росли сосны, дубы, тис и бамбук; за ними
простиралась открытая равнина. К тому же, в предгорьях еще оставался
кремень и сланец, необходимые для изготовления топоров - это было сейчас
большой редкостью. В некоторых государствах запасы подходящего камня
совершенно истощились. В былые дни из-за таких месторождений часто
вспыхивали жестокие войны.
К концу 32 года п.д.в. (После Дня Воскрешения) окончилась эпоха
строительства судов. Это произошло во всех государствах, которые миновал
Бартон за время своих странствий, но он полагал, что так было повсюду.
Страна, где они остановились, принадлежала к числу немногих,
сохранивших запасы кремня и сланца. Местные жители - предшественники
индейцев-алгонкинов с примесью древних пиктов - очень хорошо понимали
ценность своих залежей. Их вождь по имени Оскас свирепо торговался с
Бартоном. В конце концов, он заломил невероятную цену: семь тысяч обычных
сигарет, пятьсот - с марихуаной, двадцать пять сотен сигар, сорок пачек
трубочного табака и восемь тысяч чашек вина. Кроме того, он полагал, что
неплохо было бы раз пять переспать с блондинкой - Логу. Он, конечно,
предпочел бы заниматься этим каждую ночь, но боялся вызвать недовольство
своих трех жен.
Бартон несколько минут не мог прийти в себя от изумления, затем
сказал:
- Ну, это может решить только сама женщина. Но полагаю, что ни она,
ни ее друг не согласятся. К тому же, ты просишь слишком много. Столько
табака и марихуаны нам не набрать и за год.
Оскас пожал плечами.
- Ну, как хочешь...
Бартон собрал всех на совет и рассказал о требованиях вождя.
Казз возмутился.
- Бартон-нак, я прожил на Земле сорок пять зим без виски и табака, но
здесь попал на крючок. И если я не получу и того, и другого хотя бы
неделю, то чувствую себя как медведь с занозой в лапе.
- Ну, или две порции индейки к обеду или судно, - решил Бартон. -
Выхода у нас нет, поэтому пожертвуем лишними цилиндрами.
Он вернулся к Оскасу, они сели, закурили трубки и приступили к новым
переговорам.
- Женщина с желтыми волосами и голубыми глазами сказала, что ты
можешь получить только одну часть ее тела - ногу; но и ту до колена.
Боюсь, вождь, тебе придется трудновато.
Оскас долго смеялся, хлопая себя по бедрам и вытирая выступившие на
глазах слезы.
- Вот неудача! Люблю умных женщин, но это уж слишком!
Бартон почесал нос, изображая нерешительность.
- Случилось так, что нам достался свободный цилиндр. Мне хотелось бы
передать его тебе - в обмен на место, где мы могли бы построить судно, и
на материалы для него.
Оскас не задал вопроса, где и как гость приобрел такую ценность;
видимо, предположил кражу.
- Ну, что же, - засмеялся он, - сделку мы заключим, но сперва я
должен взглянуть на эту кормушку. Ты не думаешь, что блондинка уж слишком
поскупилась?
Вождь забрал цилиндр и отнес его в укрепленный дом совета племени,
где хранились еще двадцать свободных цилиндров, собранных за многие годы.
Их дары шли только вождю и его близким; как и повсюду, привилегии
доставались лишь избранным.
Постройка судна заняла около года. Когда дело шло к концу, Бартон
задумался о названии. Он не хотел давать ему имя предшественников -
"Хаджи-1" и "Хаджи-2", плохо кончивших свой век; Бартон был слегка
суеверен. По согласию с командой корабль окрестили "Снарком". Алисе очень
нравилось это название, связанное с воспоминаниями о Льюисе Кэрролле, и
она поддержала Фригейта, также считавшего его весьма удачным.
Улыбаясь, она прочитала вслух "Речь Белмена" из "Охоты на Снарка":
Он с собою взял в плаванье карту морей,
На которой земли - ни следа:
И команда, с восторгом склонившись над ней,
Дружным хором воскликнула: "Да!"
Для чего, в самом деле, полюса, параллели,
Зоны, тропики и зодиаки?
И команда в ответ: "В жизни этого нет,
Это чисто условные знаки.
На обыденных картах - слова, острова,
Все сплелось, перепуталось - жуть!
А на нашей, как в море, одна синева,
Вот так карта - приятно взглянуть!"
Бартон улыбался, но в глубине души был сердит на Алису: пусть
иносказательно и метафорически, она оскорбила его как капитана. Дальше
разговор пошел еще хуже.
- Будем надеяться, что путешествие на новой лодке не кончится новой
катастрофой, - заявила Алиса.
- Ну, что же, - свирепо усмехнулся в ответ Бартон, - этот Белмен -
капитан не лучше меня, если взял в путь вместо карты раскрашенную синим
бумажку. - Он подумал и добавил: - Кроме того, в "Своде Морских Правил"
существует статья 42, гласящая: "Никто не спорит с капитаном".
- А у Белмена она звучит так: "Капитан не спорит ни с кем".
Воцарилось молчание. Все ощутили напряжение, возникшее между ними и,
неловко переглядываясь, в страхе ожидали гневной вспышки Бартона.
Монат поспешил исправить положение. Он улыбнулся.
- Я помню эти стихи. Особенно меня восхищает "Вопль шестой. Сон
адвоката". Дайте-ка припомнить... Ах, да - там еще есть коза, которую
судят за осквернение реки, и Снарк - в мантии, лентах и парике:
Снарк (защитник) в конце выступления взмок -
Говорил он четыре часа;
Но никто из собравшихся так и не смог
Догадаться, при чем тут коза.
Он помолчал, поднял глаза вверх,
- Да, вот еще мое любимое четверостишие:
Но тюремщик, роняя слезу на паркет,
Поуменьшил восторженность их,
Сообщив, что козы уже несколько лет,
К сожалению, нету в живых.
Все засмеялись, и Монат добавил:
- Эти строчки - квинтэссенция земного правосудия: буква закона не
отражает его сути.
- Я поражен, - вмешался Бартон. - За ваше краткое пребывание на Земле
вы сумели не только многое прочитать, но и запомнить.
- Видите ли, "Охота на Снарка" - стихи, а я решил, что скорее пойму
сущность людей Земли через их поэзию и беллетристику, чем из научной
литературы. Вот почему мне запомнились эти стихи. Мой земной друг показал
мне их, сказав, что это одно из величайших метафизических произведений,
которым может гордиться человечество. Он, кстати, поинтересовался, есть ли
у людей Тау Кита произведения, подобные этому.
- Ну уж вы, конечно, распустили хвост, расхвастались, - предположила
Алиса.
- Ничего подобного! Уверен, что у нас такого нет.
Бартон удивленно покачал головой. Он был всегда ненасытным читателем
и обладал почти фотографической памятью. Но он-то прожил на Земле
шестьдесят девять лет, а Монат - лишь с 2002 по 2008 год! Однако здесь, за
время их совместного плавания, Монат обнаружил познания, которые ни один
человек не мог приобрести за столетие.
Разговор закончился мирно, и они приступили к работе на судне.
Но Бартон не мог отделаться от воспоминаний о колкостях Алисы и,
когда они отправились спать, обрушился на нее с упреками. Она смотрела на
него широко раскрытыми глазами, застывшими и безжизненными. При его атаках
Алиса замыкалась, уходила в себя, что доводило Бартона до бешенства.
- Нет, Дик, я совсем не хотела тебя оскорбить. Если это и случилось,
то совершенно бессознательно.
- Ах, бессознательно? Еще хуже! Неосознанные чувства - истинная суть
человеческая! Ты можешь контролировать мысль, выраженную в словах...
Можешь даже избавиться от нее! Но то, что лежит на дне подсознания... то,
что смутной тенью мелькает в голове...
Он принялся вышагивать взад и вперед, его лицо в слабом свете костра
казалось маской демона.
- Изабелла молилась на меня, но, когда я был неправ, спорила -
яростно, упрямо! Ты же... от обиды ты, словно пес, залезаешь в свою конуру
и сидишь там, затаившись. А в результате мы страдаем оба! Что дурного в
спорах? Они, как гроза, очищают воздух!
- Вся беда в том, что тебя воспитали как леди. Ты никогда в гневе не
повысила голоса, ты всегда ровна, холодна, спокойна. Но твое подсознание,
доставшееся от прародителей-обезьян, бьется и бушует, как барс в клетке.
Глаза Алисы вспыхнули, она крикнула во весь голос:
- Ты лжец! И не смей попрекать меня своей женой! Мы же договорились
никогда не вспоминать прежних супругов, а ты каждый раз толкуешь о ней и
доводишь меня до исступления! Неправда, я - не каменная статуя... и не
только в постели, ты-то прекрасно это знаешь! Да, я не стану скандалить
при каждом неудачном слове и выхожу из себя лишь в самых крайних случаях.
А ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
мелькнул топор Фригейта, он обрушил его на грудь третьего человека.
Американец так боялся стать убийцей, что попал не совсем точно, однако
сильный удар обухом топора свалил противника с ног. Тот попытался
подняться, но рухнул под кулаками подоспевшего Бартона. Четвертый, побывав
в руках Моната, уже корчился на полу.
Все произошло мгновенно и в полном молчании - без криков и шума.
Никто не услышал их возни. Фригейт с Каззом подняли упавшие факелы, и
Бартон открыл дверь склада. Стражников втянули внутрь, затем Монат быстро
осмотрел их.
- Все в порядке, живы, - сообщил он.
- Они могут скоро прийти в себя. Казз, последи.
Бартон поднес фонарь к чашам, осветив их.
- Ну, все, мы не нищие!
Его раздирали сомнения. Должны ли они ограничиться семью цилиндрами
или следует забрать все? В этом случае лишние можно обменять на древесину
и паруса для нового судна. Конечно, его девиз - "Честь, не выгода!" - но в
данном случае он не занимается воровством, а лишь возмещает потери.
Наконец, он принял решение и велел забирать все тридцать цилиндров.
Повесив их на шею, взяв по паре в каждую руку, они покинули склад и
замкнули дверь. Держась за веревку, все двинулись в сторону каноэ, оставив
факелы на палубе возле входа.
- Когда же индейцы начнут атаку? - спросил Монат.
- Я думаю, попозже, - ответил Бартон.
Спустившись в каноэ, они навалились на весла. Им нужно было добраться
до южного берега и как можно дальше уплыть вверх по Реке. Бартона
беспокоила сохранность лишних чаш. Их могли отобрать местные вожди, да и
любой завистник наверняка бы покусился на такое сокровище.
Наконец, он придумал надежное укрытие. Двадцать три цилиндра
наполнили водой и спустили под днище лодки, привязав к кожаному ремню. Ход
каноэ сразу замедлился, но на их счастье берег был почти рядом.
Они причалили напротив грейлстоуна и, в ожидании завтрака, уселись на
берегу. Со всех сторон сюда подходили местные жители. Бартон знакомился,
представлял своих спутников, просил разрешения воспользоваться граалем.
Туземцы не возражали. Они были весьма миролюбивы и благоволили
чужестранцам, которые приносят свежие новости и слухи.
Туман спал. Бартон залез на вершину камня и осмотрелся. Отсюда он мог
видеть примерно мили на четыре. Ему удалось разглядеть большие строения и
идола на палубе; очаг в его брюхе не горел. Очевидно, вавилоняне опасались
пожара на плоту, застрявшем у берега и зажатом со всех сторон бревнами.
Бартон понимал, что после напряжения прошедшей ночи, его команде
необходим хороший отдых. Около полудня сюда прибыли вождь с несколькими
воинами ганопо, и он принялся их расспрашивать.
- Эти тупоголовые шааванвааки не заметили плота и промахнули мимо. Не
понимаю, как они умудрились не разглядеть наш костер! Плавали вокруг до
рассвета, а когда туман рассеялся, обнаружилось, что их отнесло течением
на пять миль ниже острова. Вот куча болванов!
- А что говорят на плоту о пропаже каноэ? Не жалуются, что мы помяли
охрану?
Бартон предпочел не упоминать о цилиндрах. Вождь рассмеялся.
- Да, перед вспышкой камня-кормильца они бушевали на берегу! Очень
были сердиты, но почему - не сказали. Неужели из-за лодки? Цеплялись к
нам, правда, дело обошлось без драки. Но мы рады, что эти скупцы остались
в дураках. Они облазили весь остров, но вас, конечно, не нашли. Обнаружили
пепел костра, спросили нас. Я объяснил, что здесь мы зажигаем огонь в
честь Великого Духа, но они мне не поверили. Думаю, скоро они догадаются,
где вы. Но не беспокойтесь, сейчас у них нет свободных людей - все, даже
их шаман, трудятся на плоту. Раньше вечера они не нападут. Но шааванвааки
могут их опередить...
Бартон так никогда не узнал, что случилось с поклонниками Рашбаха. Во
избежание неожиданностей, он решил сразу же двинуться в путь. Оставив за
кормой пару миль, путники вытащили из-под воды чаши и сложили их на дно
каноэ. Странствие продолжалось.
21
Через двести миль Бартон обнаружил место, пригодное для строительства
судна. Здесь на берегах густо росли сосны, дубы, тис и бамбук; за ними
простиралась открытая равнина. К тому же, в предгорьях еще оставался
кремень и сланец, необходимые для изготовления топоров - это было сейчас
большой редкостью. В некоторых государствах запасы подходящего камня
совершенно истощились. В былые дни из-за таких месторождений часто
вспыхивали жестокие войны.
К концу 32 года п.д.в. (После Дня Воскрешения) окончилась эпоха
строительства судов. Это произошло во всех государствах, которые миновал
Бартон за время своих странствий, но он полагал, что так было повсюду.
Страна, где они остановились, принадлежала к числу немногих,
сохранивших запасы кремня и сланца. Местные жители - предшественники
индейцев-алгонкинов с примесью древних пиктов - очень хорошо понимали
ценность своих залежей. Их вождь по имени Оскас свирепо торговался с
Бартоном. В конце концов, он заломил невероятную цену: семь тысяч обычных
сигарет, пятьсот - с марихуаной, двадцать пять сотен сигар, сорок пачек
трубочного табака и восемь тысяч чашек вина. Кроме того, он полагал, что
неплохо было бы раз пять переспать с блондинкой - Логу. Он, конечно,
предпочел бы заниматься этим каждую ночь, но боялся вызвать недовольство
своих трех жен.
Бартон несколько минут не мог прийти в себя от изумления, затем
сказал:
- Ну, это может решить только сама женщина. Но полагаю, что ни она,
ни ее друг не согласятся. К тому же, ты просишь слишком много. Столько
табака и марихуаны нам не набрать и за год.
Оскас пожал плечами.
- Ну, как хочешь...
Бартон собрал всех на совет и рассказал о требованиях вождя.
Казз возмутился.
- Бартон-нак, я прожил на Земле сорок пять зим без виски и табака, но
здесь попал на крючок. И если я не получу и того, и другого хотя бы
неделю, то чувствую себя как медведь с занозой в лапе.
- Ну, или две порции индейки к обеду или судно, - решил Бартон. -
Выхода у нас нет, поэтому пожертвуем лишними цилиндрами.
Он вернулся к Оскасу, они сели, закурили трубки и приступили к новым
переговорам.
- Женщина с желтыми волосами и голубыми глазами сказала, что ты
можешь получить только одну часть ее тела - ногу; но и ту до колена.
Боюсь, вождь, тебе придется трудновато.
Оскас долго смеялся, хлопая себя по бедрам и вытирая выступившие на
глазах слезы.
- Вот неудача! Люблю умных женщин, но это уж слишком!
Бартон почесал нос, изображая нерешительность.
- Случилось так, что нам достался свободный цилиндр. Мне хотелось бы
передать его тебе - в обмен на место, где мы могли бы построить судно, и
на материалы для него.
Оскас не задал вопроса, где и как гость приобрел такую ценность;
видимо, предположил кражу.
- Ну, что же, - засмеялся он, - сделку мы заключим, но сперва я
должен взглянуть на эту кормушку. Ты не думаешь, что блондинка уж слишком
поскупилась?
Вождь забрал цилиндр и отнес его в укрепленный дом совета племени,
где хранились еще двадцать свободных цилиндров, собранных за многие годы.
Их дары шли только вождю и его близким; как и повсюду, привилегии
доставались лишь избранным.
Постройка судна заняла около года. Когда дело шло к концу, Бартон
задумался о названии. Он не хотел давать ему имя предшественников -
"Хаджи-1" и "Хаджи-2", плохо кончивших свой век; Бартон был слегка
суеверен. По согласию с командой корабль окрестили "Снарком". Алисе очень
нравилось это название, связанное с воспоминаниями о Льюисе Кэрролле, и
она поддержала Фригейта, также считавшего его весьма удачным.
Улыбаясь, она прочитала вслух "Речь Белмена" из "Охоты на Снарка":
Он с собою взял в плаванье карту морей,
На которой земли - ни следа:
И команда, с восторгом склонившись над ней,
Дружным хором воскликнула: "Да!"
Для чего, в самом деле, полюса, параллели,
Зоны, тропики и зодиаки?
И команда в ответ: "В жизни этого нет,
Это чисто условные знаки.
На обыденных картах - слова, острова,
Все сплелось, перепуталось - жуть!
А на нашей, как в море, одна синева,
Вот так карта - приятно взглянуть!"
Бартон улыбался, но в глубине души был сердит на Алису: пусть
иносказательно и метафорически, она оскорбила его как капитана. Дальше
разговор пошел еще хуже.
- Будем надеяться, что путешествие на новой лодке не кончится новой
катастрофой, - заявила Алиса.
- Ну, что же, - свирепо усмехнулся в ответ Бартон, - этот Белмен -
капитан не лучше меня, если взял в путь вместо карты раскрашенную синим
бумажку. - Он подумал и добавил: - Кроме того, в "Своде Морских Правил"
существует статья 42, гласящая: "Никто не спорит с капитаном".
- А у Белмена она звучит так: "Капитан не спорит ни с кем".
Воцарилось молчание. Все ощутили напряжение, возникшее между ними и,
неловко переглядываясь, в страхе ожидали гневной вспышки Бартона.
Монат поспешил исправить положение. Он улыбнулся.
- Я помню эти стихи. Особенно меня восхищает "Вопль шестой. Сон
адвоката". Дайте-ка припомнить... Ах, да - там еще есть коза, которую
судят за осквернение реки, и Снарк - в мантии, лентах и парике:
Снарк (защитник) в конце выступления взмок -
Говорил он четыре часа;
Но никто из собравшихся так и не смог
Догадаться, при чем тут коза.
Он помолчал, поднял глаза вверх,
- Да, вот еще мое любимое четверостишие:
Но тюремщик, роняя слезу на паркет,
Поуменьшил восторженность их,
Сообщив, что козы уже несколько лет,
К сожалению, нету в живых.
Все засмеялись, и Монат добавил:
- Эти строчки - квинтэссенция земного правосудия: буква закона не
отражает его сути.
- Я поражен, - вмешался Бартон. - За ваше краткое пребывание на Земле
вы сумели не только многое прочитать, но и запомнить.
- Видите ли, "Охота на Снарка" - стихи, а я решил, что скорее пойму
сущность людей Земли через их поэзию и беллетристику, чем из научной
литературы. Вот почему мне запомнились эти стихи. Мой земной друг показал
мне их, сказав, что это одно из величайших метафизических произведений,
которым может гордиться человечество. Он, кстати, поинтересовался, есть ли
у людей Тау Кита произведения, подобные этому.
- Ну уж вы, конечно, распустили хвост, расхвастались, - предположила
Алиса.
- Ничего подобного! Уверен, что у нас такого нет.
Бартон удивленно покачал головой. Он был всегда ненасытным читателем
и обладал почти фотографической памятью. Но он-то прожил на Земле
шестьдесят девять лет, а Монат - лишь с 2002 по 2008 год! Однако здесь, за
время их совместного плавания, Монат обнаружил познания, которые ни один
человек не мог приобрести за столетие.
Разговор закончился мирно, и они приступили к работе на судне.
Но Бартон не мог отделаться от воспоминаний о колкостях Алисы и,
когда они отправились спать, обрушился на нее с упреками. Она смотрела на
него широко раскрытыми глазами, застывшими и безжизненными. При его атаках
Алиса замыкалась, уходила в себя, что доводило Бартона до бешенства.
- Нет, Дик, я совсем не хотела тебя оскорбить. Если это и случилось,
то совершенно бессознательно.
- Ах, бессознательно? Еще хуже! Неосознанные чувства - истинная суть
человеческая! Ты можешь контролировать мысль, выраженную в словах...
Можешь даже избавиться от нее! Но то, что лежит на дне подсознания... то,
что смутной тенью мелькает в голове...
Он принялся вышагивать взад и вперед, его лицо в слабом свете костра
казалось маской демона.
- Изабелла молилась на меня, но, когда я был неправ, спорила -
яростно, упрямо! Ты же... от обиды ты, словно пес, залезаешь в свою конуру
и сидишь там, затаившись. А в результате мы страдаем оба! Что дурного в
спорах? Они, как гроза, очищают воздух!
- Вся беда в том, что тебя воспитали как леди. Ты никогда в гневе не
повысила голоса, ты всегда ровна, холодна, спокойна. Но твое подсознание,
доставшееся от прародителей-обезьян, бьется и бушует, как барс в клетке.
Глаза Алисы вспыхнули, она крикнула во весь голос:
- Ты лжец! И не смей попрекать меня своей женой! Мы же договорились
никогда не вспоминать прежних супругов, а ты каждый раз толкуешь о ней и
доводишь меня до исступления! Неправда, я - не каменная статуя... и не
только в постели, ты-то прекрасно это знаешь! Да, я не стану скандалить
при каждом неудачном слове и выхожу из себя лишь в самых крайних случаях.
А ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65