— Нет, тогда этого еще не было, не создали. Я проходил тест на вулканическую лаву. Рассказать? — Невозмутимая полуулыбка давала понять: ощущение Карлсена для него отнюдь не загадка.
— Спасибо, не надо!
Картина канула за каменной стеной, и Карлсен ощутил поистине физическое облегчение. Причем не собственное, а скорее Фарры Крайски, буквально шокированной сценами гадрула. Все это самоистязание казалось ей проявлением чисто мужского безумства.
— Ну что, — словно собираясь с духом, приостановился Клубин, — идем в седьмую степень?
Он, повернув, потянул на себя ручку ржавой двери, протяжно заскрипевшей (а как же иначе) петлями.
«Галлюцинация» — вот первое, что мелькнуло в голове от открывшегося вида, навеянного, казалось, извращенной фантазией насмешника-гребиса.
Они стояли наверху большой мраморной лестницы, за которой расстилался сад, словно взятый из «Тысячи и одной ночи». Теплый воздух пах свежестриженной травой (заныла приглушенная ностальгия по Земле): густо, бархатисто жужжали насекомые, и слышался шум воды. Первое, что бросалось в глаза, это буйство красок. Со ступеней взору открывалось множество тропинок, петляющих меж клумб, и синих лужаек, окаймленных цветущим кус— тарником. Лужайки рябили цветами всех оттенков радуги. Дальше начинались матово-кудрявые деревья вроде вязов, но пониже и самых что ни на есть причудливых очертаний. И, наконец, посередине, отражаясь в лучезарно— туманной синеве неба, стыло широкое, зеркально-неподвижное озеро. Местами над равниной поднимались тихо и прямо, как из труб, розоватые струи пара (отсюда, видимо, и серебристый туман над долиной).
— Это место называется Дантигерне, — объяснил Клубин, — что-то вроде «сада удовольствий», хотя точного эквивалента в земном языке нет. Его создатели взяли за основу ваши сады Эдема.
— Просто очаровательно, — сказал Карлсен, глядя на пролегающий через ручей легкий, как на японских гравюрах, мостик. — Здесь, видимо, отдыхают после испытаний?
— Смотря в каком смысле: и да и нет. Как ни странно, это тоже своего рода испытание. Аттестантов здесь тянет расслабиться и забыть все, чего они достигли. Всякий, кто поддается соблазну, возвращается на пятую степень.
После мрачной сырости гадрула тепло казалось роскошью. Хотелось пить и пить благоухающий травами воздух. Мраморные ступени под ногами, и те дышали отрадным теплом.
Следом за Клубином Карлсен спустился в сад. Трава здесь была мягче и не такой упругой, как в долине Джираг, хотя гораздо гуще, чем на Земле, напоминая ворсистый ковер. Глянцевитые цветки, — меленькие, не больше лютиков, — походили на волшебные елочные фонарики. Мальчишкой Карлсен увлекался ботаникой, однако сейчас не встречал ни единого, который был бы хоть как-то знаком.
Клубин разглядывал вьющийся по деревянной решетке побег, и Карлсен, улучив возможность, встал на колени, чтобы внимательнее изучить цветки. Один из них, в форме львиного зева, был словно соткан из белейшего шелка. Однако стоило коснуться его венчика, как того словно не бывало — остался лишь стебелек. Убрал палец, и венчик возник опять.
— Так они что, не настоящие?
— Почему, самые настоящие. В частности, этот вот называется ромит. Венчик у него — своего рода вибрирующая энергия. Как только вы его касаетесь, энергия переходит к вам в палец. Вы понюхайте.
Карлсен удивленно понюхал себе пальцы: и вправду пахнет, да нежно так. Он коснулся головки алого цветка, похожего на перевернутый тюльпан. Палец, задев что-то бесплотно-зыбкое, прошел насквозь, как через язычок призрачной свечи. Хотя запах остался, причем слаще и более густой, чем у белого цветка.
— На этой планете, — сказал Клубин, — у нас много промежуточных форм материи. Вот, например.
Он сорвал зеленый цветок с ракушечной головкой и положил его Карлсену на ладонь. За какие-то секунды головка, размякнув, образовала по центру ладони крохотную зеленую лужицу и истаяла, оставив после себя сладкий лимонный запах и льдистый холодок. Стебелек пожух и побурел.
— Видите, высокая гравитация этой планеты привела к существованию форм жизни, каких на Земле не существует. Здесь, у нас, воочию видно, что жизнь поддерживается волей, а как только воля уходит, то исчезает и сама жизненная форма, — словно в подтверждение, свернутый колечком стебелек при этих словах тоже испарился.
Они шли дорожкой, вымощенной шероховатым розовым камнем вроде пемзы, теплым, как нагретая солнцем уличная брусчатка. Дорожка вилась среди лужаек и кустистой поросли, причем так, будто все было специально рас— считано на удивление: то вдруг клумба откроется за поворотом — роскошное разноцветие в форме застывшей волны, или декоративный пруд, вырезанный из черного стекла, где ракетками сновали многочисленные желтые конусоиды с выпуклым красным глазом. На многих лужайках посередине стояло создание вроде морского анемона, вокруг желтой макушки которого гипнотически, как в толще нежного течения, вились лепестки. Еще одно дерево, в изобилии встречавшееся в саду, было тоже синим, но смотрелось, словно некое украшение из резины или пластика: ствол цилиндрический и гладкий, то же можно сказать и о хоботообразных «сучьях». Время от времени они слегка шевелились, и становилось понятно, что они живы и гибки как щупальца.
— Это мансорды с болот Ригеля-10, — пояснил Клубин, проследив взгляд Карлсена.
Их прервал звук, пронзительный как охотничий рог. Через несколько секунд он повторился. Вскоре со стороны озера донеслись радостно— возбужденные крики, среди деревьев замелькали молодые люди в голубых одеждах — они, задорно улыбаясь, спешили к ним.
— Что происходит?
— Кто-то из кандидатов успешно прошел аттестацию.
Юноши пробежали мимо, даже не взглянув в их сторону. Лишь один, невысокого роста, остановившись ненадолго, пытливо вгляделся в Клубина:
— Ты кто… о, гребис, прошу прощения! — глаза у него растерянно заметались.
Клубин лишь благосклонно кивнул, и юноша помчался догонять товарищей.
— А как вы обычно выглядите? — полюбопытствовал Карлсен.
— Как захочу.
Внимание Карлсена отвлеклось тем, что из густой тени деревьев на лужайке показалась голая девица. Не сознавая постороннего присутствия, она подошла к стоящему посередине мансорду и прижалась к стволу. Несколько «ветвей» проворно опустились и эдакими змеями-искусителями обвились вокруг нее. Карлсен в замешательстве наблюдал, не вполне уверенный в ее безопасности. Но девица, судя по всему, получала от этих объятий удовольствие: вон как льнет, всем животом. Один из хоботов, поласкав ягодицы, скользнул ей меж бедер.
— Дерево безобидно, — вполголоса сказал Клубин. — У себя на планете мансорды смертельны, но здесь гравитация притупляет их чувствительность.
— Она робот? — спросил озадаченно Карлсен.
— Нет.
— Неужели настоящая?
— Тоже нет.
Клубин подошел к дереву (девица ноль внимания — вблизи выяснилось, что у нее, оказывается, закрыты глаза) и, крепко ухватив ближайший хобот, оттянул его от нагого тела. Остальные сучья отодвинулись медленно, как бы с неохотой. Девица разочарованно обернулась. И тут, увидев двоих мужчин, с вялым очарованием улыбнулась.
Сложена божественно: высокие полные груди, продолговатые полушария бедер — красавица редкостная. А вот лицо словно недовершенное: покатый подбородок, едва заметный нос и унылые розовые губы. Большие карие глаза восхищенно оглядывали Карлсена с бесхитростностью ребенка. И действительно, шагнув вперед, она с детской непосредственностью обвила ему шею и всем телом прижалась. Причем жест этот был до странности несексуальным — так ластится ребенок или на худой конец кошка, но никак не женщина, тем более такой наружности. Карлсен в ответ поцеловал ее, — без намека на желание, — не без интереса обнаружив, что ее губы вроде бы передают тепло жизненной энергии.
Фарра Крайски внутри передернулась от презрения, с каким женщины воспринимают распущенных хамок.
— Так она живая!
— А что, можно так сказать, — пожал плечами Клубин, словно сам удивляясь такому выводу. Девица, похоже, была для него пустым местом.
Приближающийся шум голосов дал понять, что юноши возвращаются. Девица с неохотой, как под принуждением, отлипла от Карлсена и ушла назад под сень деревьев.
Юноши, — примерно с дюжину, — шли, обступив голого и донельзя изможденного сверстника. Двое аккуратно его поддерживали. Карлсен прошелся по нему оторопелым взглядом. Вид у парня такой, будто его свежевали заживо: лицо и руки в кровавых пятнах, с ребер и ладоней лохмотьями свисает кожа. Светлые волосы до плеч свалялись от запекшейся крови в колтун. Невероятно, но черные, распухшие губы блаженно улыбались.
— А-а, да это Оврок, — узнал Клубин. — Я рад, что у него получилось с первого раза. Способный малый.
— Что с ним такое было? — спросил Карлсен.
— Он прошел испытание огненными муравьями.
Интересно: несмотря на догадку о присутствии гребиса, никто в их сторону даже не глядел.
Направлялись юноши, судя по всему, к озеру. Дойдя, остановились и выстроились в ряд с интервалом примерно в четыре фута. Затем все дружно положили друг другу на плечи руки. Тот, голый, стоял посередине. На миг все застыли, затем аттестант тронулся в воду. Стоящие сзади сомкнулись, а фланговые отодвинулись, и теперь уже в воду потянулся клин — все это с медленным изяществом, выдающим длительную практику. Явно какой-то ритуал.
К тому времени как Карлсен с гребисом подошли к озеру, юноши забрели уже по горло. Удивительно, но стояли все совершенно безмолвно — ни вскриков, ни плеска. Парень с окровавленным лицом погрузился полностью, через секунду над поверхностью показалась светловолосая голова. Карлсен сперва подумал, что это вынырнул кто-то другой: и лицо и волосы абсолютно чисты, без малейших следов истязания. Хотя в прозрачной воде различалось, что из всех одежды нет только на нем.
И тут строй распался, а над озером разразились смех и озорной плеск. Когда, спустя несколько минут, на берег вышел аттестант, стало видно, что раны исчезли, не осталось ни единой царапины. Впервые за все время парень посмотрел на Клубина взглядом триумфатора.
— Это, наверное, какое-нибудь целительное озеро? — спросил Карлсен.
— Не совсем. Мы называем его «фискрид», что-то вроде батареи.
Смысла от этих слов не прибавилось ни на йоту. Карлсен опустил в воду стопу: приятно, прохладно. Странно, но вода не густая и маслянистая, как озеро в Хешмаре, а обычная, как на Земле. Карлсен медленно забредал в во— ду, отчего у дна вскуривался белый песок. Вода легонько пощипывала, как слабый ток.
Юноши, словно не желая мешать, выбрались на берег. Карлсен заметил это лишь мельком: зайдя по пояс, он почувствовал странное головокружение, словно вокруг светлой мелюзгой роились мириады крохотных созданьиц. А вода между тем была идеально чистой: исключение составляли лишь поднимающиеся к поверхности пузырьки. Чем глубже, тем ошеломляющее головокружение усиливалось. Тем не менее, Карлсен, пересилив себя, дошел до места, где глубины было уже по горло.
— Окунись с головой, — посоветовал с берега Клубин. Карлсен, зажав нос, нырнул. Тут голову закружило так, что впору потерять сознание. Резко кольнуло на шее место укуса. И вдруг все как рукой сняло: впечатление такое, будто лопнул нарыв. Вынырнув, он ощутил непривычную чуткость и ясность. Вытерев от воды глаза (а то пощипывало, как от газировки) Карлсен заметил, что зрение как бы улушилось: все выглядело гораздо резче и яснее обычного, все равно, что близорукому в спасительных очках.
Идя к берегу, он пытался уяснить, что же все-таки произошло. Оказывается, не так просто. Тело, несмотря на прежний вес, казалось подозрительно легким, будто вот-вот плавно поднимется в воздух. И Фарра Крайски внутри чувствовалась отчетливей, странным образом разбавляя в нем мужскую сущность, как будто он перешел в некий промежуточный пол. Причем ощущение было бы еще сильнее, не пройди он ранее закалку в Хешмаре — она была сейчас своего рода консолидирующей поддержкой.
— Что это со мной? — спросил он у Клубина.
— На Земле вы полагаете, что мир неизменен, поскольку все кажется таким незыблемым. А вот сейчас вы изрядно поглотили ксилл-энергии, — той, что меняет вещи, — и до вас доходит, что это не так.
Хотя и по-прежнему растерянный, Карлсен не мог с этим не согласиться. Внутри играла мощная и неутомимая энергия, ищущая действия.
Словно очнувшись, он заметил, что юноши уже скрываются среди деревьев, примерно там, где появлялась девица. Как раз туда и повернул сейчас Клу— бин. За деревьями открывался отвесный горный склон. Он стал заметен только сейчас, поскольку раньше его синева сливалась с синью листвы и не— ба. Впрочем, синие оттенки заметно различались. Теперь были видны и зыбкие струйки дыма, курящиеся над деревьями.
Пронзительная ясность очаровывала, гораздо явственнее донося свежесть леса, вкрадчивую синь травы и листьев, мягкую лужайку под ногами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50