Уже знать, что это не так, значит преодолеть порог, отделяющий животное от божества.
Усвоив это, он решил, что лучшее место — среди каджеков, в этой вневременной среде, где нет ни дня ни ночи, а единственное удовольствие — в волнующем поиске новых взаимосвязей, в попытке ввести бесконечность в границы изреченного.
Возвратясь в сиюминутную реальность, он увидел, как бараш, нагнувшись, говорит что-то на ухо К-10. Каджек, выслушав, сосредоточенно, без улыбки кивнул. Когда бараш удалился, сказал:
— Они ищут тебя.
— Кто, гребиры?
К-10 кивнул.
— Зондируют этот район энергетическими лучами.
— Они могут меня вычислить?
— Нет. Деревья не дадут их сканнеру проникнуть в пещеры.
— Ну и хорошо, — улыбнулся Карлсен. — Значит, им меня не найти.
Он взял еще кусочек кожуры, запил, и возвратился к внутреннему созерцанию.
Через несколько минут до него дошло, что к нему обращается сенгид.
— Ой, извините.
— Я спрашивал, что вы намереваетесь делать?
— Делать?
— Куда вы думаете направиться?
— Никуда. Я хочу остаться здесь.
Каджеки мельком переглянулись. Затем К-10 сказал:
— Это будет затруднительно. Видите ли, сенгид считаете вас боркенанааром.
— Кем-кем?
— Это означает «катализатор перемен», — пояснил сенгид. Карлсен растерянно пожал плечами. — В отдельные периоды истории определенные индивидуумы становятся катализаторами перемен, носителями определенной цели.
Карлсен возвел брови.
— Судьбоносными личностями?
— Не совсем. Иногда их цель состоит в одном единственном открытии, или воздействии на одно единственное историческое событие.
— А почему вы считаете, что я из их числа?
На вопрос ответил К-10.
— Ваш рассказ о долине Джираг. Вы говорите, что во сне получили послание, и что оно, возможно, спасло вам жизнь. Это похоже на то, что вы отмечены как боркенаар. А если вы боркенаар, то здесь вам оставаться нельзя. Вам надо идти и идти, пока не свершится ваше предназначение.
— Кто же его определяет?
— Мы не знаем. Возможно, Галактический Управитель.
— Одно из имен Бога?
— Нет. Это разум, не подлежащий нашему пространству и времени.
— Я все-таки не понимаю.
— Мы, и то не вполне понимаем, — улыбнулся К-10.
— Как же вы контактируете с Галактическим Управителем?
— Мы нет. Секрет знает лишь К-1, а его с нами больше нет.
— Тогда скажите, что я должен делать. Теперь подал голос сенгид.
— Зачем вы прибыли на эту планету?
Карлсен открыл было рот, но замешкался. Мысль о разъяснении вампиризма, — насчет Грондэла, Крайски, груодов, — примитивно как-то, не то… Но каджеки ждут, надо что-то говорить.
— Я прибыл сюда с человеком по имени Георг Крайски, он один из груодов. Вы знаете о груодах?
— Нам не надо говорить словами, — вмешался К-10. — Подумайте про то, о чем желаете сказать, и тогда откройте нам свой ум. — Видя нерешительность Карлсена, пояснил:
— Ваши намерения формируются прежде, чем вы начинаете говорить. На Земле вам требуются слова, поскольку телепатия у вас развита довольно слабо. Мы легко считываем намерения. Попытайтесь.
Карлсен стал смотреть ему в глаза, испытывая неудобную пассивность вроде той, когда зубной врач велит открыть рот. Буквально через секунду К-10 сказал:
— Хорошо. Мы понимаем.
— Трудно представить, — растерянно проговорил Карлсен.
— Вы забываете, что мы улавливаем ваши намерения, а не ментальные образы.
Теперь в глаза Карлсену неотрывно смотрели оба каджека. Это длилось с полминуты. Наконец сенгид качнул головой.
— Я так и думал. Вы и есть боркенаар. Получается, оставаться здесь вам нельзя. Вам надо идти до конца.
— До какого именно?
— Не знаю. Одно ясно: на эту планету вы попали не просто постигать. Вам здесь уготована какая-то иная роль.
— Может, я ее уже отыграл (вспомнилось о Ригмар, о женщинах Хешмара).
— Нет. Предстоит еще что-то.
При этих словах как-то странно перехватило дыхание — не то от радости, не то от тревоги. К-10, видимо, это почувствовал.
— Будьте по-прежнему бдительны. Опасность гибели еще не миновала.
— Крайски думал, ночь еще не кончится, как меня не будет в живых, а я вот он, живой-здоровый, — возразил Карлсен, дивясь собственной самонадеянности.
— На Земле ночь еще не кончилась, — заметил К-10. — Время там движется медленнее, так что до рассвета еще далеко.
— И куда же мне теперь идти?
— Туда, где вас ожидают.
— Это где?
— В Гавунде.
Прозвучало зловеще, эхом отразившись под сводами.
— Как же я туда доберусь?
— Тем же способом, что и сюда.
— Но ведь я не знаю, как это у меня получилось. — Еще не закончив, Карлсен понял, что лишь пытается оттянуть неизбежное.
— Значит, надо научиться, — сказал сенгид.
— Рад бы. Но как?
— Я покажу. Но прежде один совет. Гребиры опасны и коварны. Не следует слишком им доверять. К счастью, они настолько заняты собой, что не умеют толком проникать в чужие умы.
— А что, если они захотят узнать про Серию? — вскинул голову Карлсен.
Ответил К-10:
— Чтобы скрыть от них мысли, постарайтесь секунду-другую не думать ни о чем. Упорствовать у них нет терпения. Люди в их понимании немногим отличаются от скота.
— Ну ладно, пора, — прервал сенгид. — Попытайтесь в точности вспомнить, как вы попали в Сорию.
— Прислонился к джериду, расслабился…
— Вы расслабились — кивнул К-2. — Расслабляясь, вы всякий раз погружаетесь в собственный ум. В том и секрет. Первое, что открывается при глубоком погружении, это что время нереально. Время — лишь очередное название процесса в физическом мире. Чувства внушают вам, что настоящее у вас реальнее, чем прошлое. Тем не менее в определенные моменты озарения вы знаете, что детство у вас так же реально, как и настоящий момент. На еще более глубоком уровне вы начинаете сознавать, что пространство столь же нереально. Ваш дом на Земле так же реален, как и Сория, просто чувства внушают вам, что Сория реальнее, чем Земля. Чем глубже вы погружаетесь в ум, тем четче сознаете, что это не так. Чувства вам лгут — не потому, что обманчивы сами по себе — просто энергия у вас чересчур слаба, а чувство реальности слишком сужено.
Вы должны опуститься до уровня ума, где становится известно, что пространство и время нереальны. Когда вы до этого уровня дойдете, чувство реальности перенесет вас, куда вам заблагорассудится.
Карлсен покачал головой.
— Но препроводили меня сюда джериды леса Сории. Без их помощи я бы понятия не имел, куда податься.
— Не совсем так. Есть еще более глубокий уровень ума, сознающий остальную Вселенную. Он и направляет куда нужно.
— А как мне приступить?
— Закройте глаза и опускайтесь вглубь себя.
— И что потом?
— Попытайтесь. Мы поможем.
Закрыв глаза, Карлсен после глубокого вздоха легко восстановил внутренние покой и уверенность, держащиеся под поверхностью сознания. Все равно, что превратиться в воздушный шар, с медлительной плавностью скользящий среди безмолвной выси. На Земле за таким состоянием тотчас последовал бы сон, однако эксперимент с кристаллом придал новую сноровку.
— Думайте о Гавунде, — прозвучал внутри голос сенгида.
Карлсен вызвал картину кроваво-алого проезда черных трубчатых небоскребов. При этом почувствовалось, как каджеки усиливают образ, придавая ему неожиданную четкость. Стоило этим ментальным картинам совместиться, как город стал вдруг до странности знаком — каждая улица, каждая площадь. И то, что расположен он как-то по спирали, среди черной как уголь лысой равнины.
В этот миг и обозначилась сила, преобразующая мысленный образ в реальность. Так, глядя в окно поезда на перрон, понимаешь вдруг, что на него можно ступить, всего-навсего открыв дверь. И решившись ее открыть, он вновь ощутил во всем теле покалывание, словно кровь приливала в затекшую конечность. Почти тут же тело сковала немота, какая охватывает при пробуждении от кошмара. Только на этот раз он не сопротивлялся (нет надобности: пусть довершают каджеки) и с холодным любопытством мог наблюдать за всем со стороны. «Запомни то, что усвоил в долине Джираг, — донесся голос К-10, уже откуда-то издали. — Пока не страшишься, тебе нечего бояться».
Немота исчезла абсолютно внезапно, словно он из наглухо запертой комнаты шагнул на продуваемую ветром улицу.
Секунда, и воздух превратился в тягучий, словно дыхание вулкана, поток зноя, а свет слепил так, что пришлось, зажмурившись, прикрыть ладонями глаза — от одной лишь его неистовости замирало дыхание. Проглянув меж пальцев, он увидел, что находится на черной равнине за городом, а сернистый запах исходит из трещин в обугленной земле. В медно-зеленом небе безжалостно полыхало синеватое светило. Собрав волю в кулак, Карлсен освоился глазами с жестким светом, невольно супя из-за этого лицо.
Сероватая крапчатая дорога, на которой он стоял, была гладка как мрамор: горячо, но в принципе терпимо. А вот черная земля по обе ее стороны так и пышет жаром, как духовка. Сойти хоть на секунду, и ступни моментально будут в волдырях.
Черная равнина тянулась примерно на пятьдесят миль к югу и оторочена была горами, знакомыми уже по виду. Высота такая, что верхняя часть укрыта в облаках: цвет варьируется от тускло красного до бурого и черного, с желтыми прожилками серы. По ту сторону этого хребта располагается, видимо, Хешмар. Сама равнина не сказать чтобы голая: кое— где встречаются темные, кривые деревья с пурпурной листвой — до ближайшего вон, буквально сотня ярдов. Хотя представить невозможно, как могут жить корни в этой исходящей жаром земле.
В противоположном направлении, милях в пяти, в переливчатом мареве миражом подрагивали черные стены Гавунды, отражающие свет так, словно сделаны из асбеста. За ними высились трубчатые громады небоскребов, стоящие порознь и слитно. Однако город смотрелся не так, как прежде. Гребиры, видимо, решили, что цветовая гамма слишком уж монотонна, и оживили ее прямоугольниками и узкими треугольниками едко желтого цвета, отчего создавался некий эффект зловещести, все равно, что окраска ядовитого паука. И тем не менее, при взгляде на него возникал почему-то невольный восторг.
Надо же, в такой дали очутиться от города. Сотня миль, не меньше, и жара такая изнурительная. Но делать нечего, надо добираться. Хорошо еще, что свободен от физической своей оболочки.
Поравнявшись с деревом, стоящим футах в двадцати от дороги, Карлсен остановился его рассмотреть. Интересно, что за листва: действительно пурпурные листья, или плоды, или и то и другое? Хотя разобрать было невозможно. Текучий воздух искажал изображение: видимость как сквозь водяные струи. Лужица черной тени под ветвями смотрелась чарующе соблазнительно, даром, что корни схожи были с изогнутыми когтями хищной птицы. От дерева сочился специфический въедливый запах (припомнилось из детства: примерно так пахнут жуки, если раздавить). Хотя и такая тень во благо, пока не схлынет полуденный зной. Укрыться от злого косматого солнца, и то радость.
Наклонившись, он на пробу приложил ладонь к черной почве и тут же отдернул. Не земля, а утюг: даже пальцы побелели. Тем не менее, растет же в ней дерево, так что в тени все равно должно быть прохладнее. Были б сандалии, то и рискнул бы подойти, но чтобы босиком — речи нет.
Сузив глаза, Карлсен вгляделся пристальнее — на секунду он готов был поклясться, что дерево сместилось чуть ближе. Но текучий воздух мешал, видимо, из-за него и показалось. Что до листьев, то в таком мареве они безусловно будут трепетать. Тем не менее, на его зачарованных глазах пурпурная листва снова всколыхнулась, и ствол как будто бы двинулся. Нет, не может быть: корни змеисто вживились в грунт уже на новом месте — эдакие узловатые пальцы деревянного великана.
Отвлекло заунывное гудение (что-то вроде большого комара), Карлсен завел руку, чтобы прихлопнуть. Поздно: сзади в шею уже впилось, да остро так. Хлопнув, он накрыл мохнатое насекомое размером со шмеля. С сердитым жужжанием оно вырвалось из пальцев и было таково. Через пару секунд зажгло так, будто под кожу впрыснули жидкого огня, Карлсен с присвистом втянул сквозь зубы воздух. Из места укуса засочилась кровь. Спустя мгновение он взглянул на дерево, и волосы встали дыбом. На этот раз ошибки не было: от него оно находилось уже в десятке футов.
Запоздало сообразив о возможной опасности, — хотя какая, казалось бы, опасность может исходить от дерева с пурпурной листвой, — Карлсен отвел от него взгляд (удивительно, но это удалось не сразу) и быстрым шагом двинулся в сторону города. Боль от укуса при этом разлилась до копчика, словно позвонки при ходьбе сухо терлись друг о друга. Ноги вдруг отяжелели, словно шел он во сне, и глаза начало ломить. Оглянувшись, он увидел, что дерево на месте тоже не стоит: различалось змеистое движение вонзающихся в землю корней.
Он как мог подгонял себя, усилием воли одолевая ватную слабость, и неотрывно глядел при этом на город: сколько еще осталось? На миг показалось, что там, где серая лента дороги подходит к городской стене и втягивается под высокую арку, происходит какое-то движение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Усвоив это, он решил, что лучшее место — среди каджеков, в этой вневременной среде, где нет ни дня ни ночи, а единственное удовольствие — в волнующем поиске новых взаимосвязей, в попытке ввести бесконечность в границы изреченного.
Возвратясь в сиюминутную реальность, он увидел, как бараш, нагнувшись, говорит что-то на ухо К-10. Каджек, выслушав, сосредоточенно, без улыбки кивнул. Когда бараш удалился, сказал:
— Они ищут тебя.
— Кто, гребиры?
К-10 кивнул.
— Зондируют этот район энергетическими лучами.
— Они могут меня вычислить?
— Нет. Деревья не дадут их сканнеру проникнуть в пещеры.
— Ну и хорошо, — улыбнулся Карлсен. — Значит, им меня не найти.
Он взял еще кусочек кожуры, запил, и возвратился к внутреннему созерцанию.
Через несколько минут до него дошло, что к нему обращается сенгид.
— Ой, извините.
— Я спрашивал, что вы намереваетесь делать?
— Делать?
— Куда вы думаете направиться?
— Никуда. Я хочу остаться здесь.
Каджеки мельком переглянулись. Затем К-10 сказал:
— Это будет затруднительно. Видите ли, сенгид считаете вас боркенанааром.
— Кем-кем?
— Это означает «катализатор перемен», — пояснил сенгид. Карлсен растерянно пожал плечами. — В отдельные периоды истории определенные индивидуумы становятся катализаторами перемен, носителями определенной цели.
Карлсен возвел брови.
— Судьбоносными личностями?
— Не совсем. Иногда их цель состоит в одном единственном открытии, или воздействии на одно единственное историческое событие.
— А почему вы считаете, что я из их числа?
На вопрос ответил К-10.
— Ваш рассказ о долине Джираг. Вы говорите, что во сне получили послание, и что оно, возможно, спасло вам жизнь. Это похоже на то, что вы отмечены как боркенаар. А если вы боркенаар, то здесь вам оставаться нельзя. Вам надо идти и идти, пока не свершится ваше предназначение.
— Кто же его определяет?
— Мы не знаем. Возможно, Галактический Управитель.
— Одно из имен Бога?
— Нет. Это разум, не подлежащий нашему пространству и времени.
— Я все-таки не понимаю.
— Мы, и то не вполне понимаем, — улыбнулся К-10.
— Как же вы контактируете с Галактическим Управителем?
— Мы нет. Секрет знает лишь К-1, а его с нами больше нет.
— Тогда скажите, что я должен делать. Теперь подал голос сенгид.
— Зачем вы прибыли на эту планету?
Карлсен открыл было рот, но замешкался. Мысль о разъяснении вампиризма, — насчет Грондэла, Крайски, груодов, — примитивно как-то, не то… Но каджеки ждут, надо что-то говорить.
— Я прибыл сюда с человеком по имени Георг Крайски, он один из груодов. Вы знаете о груодах?
— Нам не надо говорить словами, — вмешался К-10. — Подумайте про то, о чем желаете сказать, и тогда откройте нам свой ум. — Видя нерешительность Карлсена, пояснил:
— Ваши намерения формируются прежде, чем вы начинаете говорить. На Земле вам требуются слова, поскольку телепатия у вас развита довольно слабо. Мы легко считываем намерения. Попытайтесь.
Карлсен стал смотреть ему в глаза, испытывая неудобную пассивность вроде той, когда зубной врач велит открыть рот. Буквально через секунду К-10 сказал:
— Хорошо. Мы понимаем.
— Трудно представить, — растерянно проговорил Карлсен.
— Вы забываете, что мы улавливаем ваши намерения, а не ментальные образы.
Теперь в глаза Карлсену неотрывно смотрели оба каджека. Это длилось с полминуты. Наконец сенгид качнул головой.
— Я так и думал. Вы и есть боркенаар. Получается, оставаться здесь вам нельзя. Вам надо идти до конца.
— До какого именно?
— Не знаю. Одно ясно: на эту планету вы попали не просто постигать. Вам здесь уготована какая-то иная роль.
— Может, я ее уже отыграл (вспомнилось о Ригмар, о женщинах Хешмара).
— Нет. Предстоит еще что-то.
При этих словах как-то странно перехватило дыхание — не то от радости, не то от тревоги. К-10, видимо, это почувствовал.
— Будьте по-прежнему бдительны. Опасность гибели еще не миновала.
— Крайски думал, ночь еще не кончится, как меня не будет в живых, а я вот он, живой-здоровый, — возразил Карлсен, дивясь собственной самонадеянности.
— На Земле ночь еще не кончилась, — заметил К-10. — Время там движется медленнее, так что до рассвета еще далеко.
— И куда же мне теперь идти?
— Туда, где вас ожидают.
— Это где?
— В Гавунде.
Прозвучало зловеще, эхом отразившись под сводами.
— Как же я туда доберусь?
— Тем же способом, что и сюда.
— Но ведь я не знаю, как это у меня получилось. — Еще не закончив, Карлсен понял, что лишь пытается оттянуть неизбежное.
— Значит, надо научиться, — сказал сенгид.
— Рад бы. Но как?
— Я покажу. Но прежде один совет. Гребиры опасны и коварны. Не следует слишком им доверять. К счастью, они настолько заняты собой, что не умеют толком проникать в чужие умы.
— А что, если они захотят узнать про Серию? — вскинул голову Карлсен.
Ответил К-10:
— Чтобы скрыть от них мысли, постарайтесь секунду-другую не думать ни о чем. Упорствовать у них нет терпения. Люди в их понимании немногим отличаются от скота.
— Ну ладно, пора, — прервал сенгид. — Попытайтесь в точности вспомнить, как вы попали в Сорию.
— Прислонился к джериду, расслабился…
— Вы расслабились — кивнул К-2. — Расслабляясь, вы всякий раз погружаетесь в собственный ум. В том и секрет. Первое, что открывается при глубоком погружении, это что время нереально. Время — лишь очередное название процесса в физическом мире. Чувства внушают вам, что настоящее у вас реальнее, чем прошлое. Тем не менее в определенные моменты озарения вы знаете, что детство у вас так же реально, как и настоящий момент. На еще более глубоком уровне вы начинаете сознавать, что пространство столь же нереально. Ваш дом на Земле так же реален, как и Сория, просто чувства внушают вам, что Сория реальнее, чем Земля. Чем глубже вы погружаетесь в ум, тем четче сознаете, что это не так. Чувства вам лгут — не потому, что обманчивы сами по себе — просто энергия у вас чересчур слаба, а чувство реальности слишком сужено.
Вы должны опуститься до уровня ума, где становится известно, что пространство и время нереальны. Когда вы до этого уровня дойдете, чувство реальности перенесет вас, куда вам заблагорассудится.
Карлсен покачал головой.
— Но препроводили меня сюда джериды леса Сории. Без их помощи я бы понятия не имел, куда податься.
— Не совсем так. Есть еще более глубокий уровень ума, сознающий остальную Вселенную. Он и направляет куда нужно.
— А как мне приступить?
— Закройте глаза и опускайтесь вглубь себя.
— И что потом?
— Попытайтесь. Мы поможем.
Закрыв глаза, Карлсен после глубокого вздоха легко восстановил внутренние покой и уверенность, держащиеся под поверхностью сознания. Все равно, что превратиться в воздушный шар, с медлительной плавностью скользящий среди безмолвной выси. На Земле за таким состоянием тотчас последовал бы сон, однако эксперимент с кристаллом придал новую сноровку.
— Думайте о Гавунде, — прозвучал внутри голос сенгида.
Карлсен вызвал картину кроваво-алого проезда черных трубчатых небоскребов. При этом почувствовалось, как каджеки усиливают образ, придавая ему неожиданную четкость. Стоило этим ментальным картинам совместиться, как город стал вдруг до странности знаком — каждая улица, каждая площадь. И то, что расположен он как-то по спирали, среди черной как уголь лысой равнины.
В этот миг и обозначилась сила, преобразующая мысленный образ в реальность. Так, глядя в окно поезда на перрон, понимаешь вдруг, что на него можно ступить, всего-навсего открыв дверь. И решившись ее открыть, он вновь ощутил во всем теле покалывание, словно кровь приливала в затекшую конечность. Почти тут же тело сковала немота, какая охватывает при пробуждении от кошмара. Только на этот раз он не сопротивлялся (нет надобности: пусть довершают каджеки) и с холодным любопытством мог наблюдать за всем со стороны. «Запомни то, что усвоил в долине Джираг, — донесся голос К-10, уже откуда-то издали. — Пока не страшишься, тебе нечего бояться».
Немота исчезла абсолютно внезапно, словно он из наглухо запертой комнаты шагнул на продуваемую ветром улицу.
Секунда, и воздух превратился в тягучий, словно дыхание вулкана, поток зноя, а свет слепил так, что пришлось, зажмурившись, прикрыть ладонями глаза — от одной лишь его неистовости замирало дыхание. Проглянув меж пальцев, он увидел, что находится на черной равнине за городом, а сернистый запах исходит из трещин в обугленной земле. В медно-зеленом небе безжалостно полыхало синеватое светило. Собрав волю в кулак, Карлсен освоился глазами с жестким светом, невольно супя из-за этого лицо.
Сероватая крапчатая дорога, на которой он стоял, была гладка как мрамор: горячо, но в принципе терпимо. А вот черная земля по обе ее стороны так и пышет жаром, как духовка. Сойти хоть на секунду, и ступни моментально будут в волдырях.
Черная равнина тянулась примерно на пятьдесят миль к югу и оторочена была горами, знакомыми уже по виду. Высота такая, что верхняя часть укрыта в облаках: цвет варьируется от тускло красного до бурого и черного, с желтыми прожилками серы. По ту сторону этого хребта располагается, видимо, Хешмар. Сама равнина не сказать чтобы голая: кое— где встречаются темные, кривые деревья с пурпурной листвой — до ближайшего вон, буквально сотня ярдов. Хотя представить невозможно, как могут жить корни в этой исходящей жаром земле.
В противоположном направлении, милях в пяти, в переливчатом мареве миражом подрагивали черные стены Гавунды, отражающие свет так, словно сделаны из асбеста. За ними высились трубчатые громады небоскребов, стоящие порознь и слитно. Однако город смотрелся не так, как прежде. Гребиры, видимо, решили, что цветовая гамма слишком уж монотонна, и оживили ее прямоугольниками и узкими треугольниками едко желтого цвета, отчего создавался некий эффект зловещести, все равно, что окраска ядовитого паука. И тем не менее, при взгляде на него возникал почему-то невольный восторг.
Надо же, в такой дали очутиться от города. Сотня миль, не меньше, и жара такая изнурительная. Но делать нечего, надо добираться. Хорошо еще, что свободен от физической своей оболочки.
Поравнявшись с деревом, стоящим футах в двадцати от дороги, Карлсен остановился его рассмотреть. Интересно, что за листва: действительно пурпурные листья, или плоды, или и то и другое? Хотя разобрать было невозможно. Текучий воздух искажал изображение: видимость как сквозь водяные струи. Лужица черной тени под ветвями смотрелась чарующе соблазнительно, даром, что корни схожи были с изогнутыми когтями хищной птицы. От дерева сочился специфический въедливый запах (припомнилось из детства: примерно так пахнут жуки, если раздавить). Хотя и такая тень во благо, пока не схлынет полуденный зной. Укрыться от злого косматого солнца, и то радость.
Наклонившись, он на пробу приложил ладонь к черной почве и тут же отдернул. Не земля, а утюг: даже пальцы побелели. Тем не менее, растет же в ней дерево, так что в тени все равно должно быть прохладнее. Были б сандалии, то и рискнул бы подойти, но чтобы босиком — речи нет.
Сузив глаза, Карлсен вгляделся пристальнее — на секунду он готов был поклясться, что дерево сместилось чуть ближе. Но текучий воздух мешал, видимо, из-за него и показалось. Что до листьев, то в таком мареве они безусловно будут трепетать. Тем не менее, на его зачарованных глазах пурпурная листва снова всколыхнулась, и ствол как будто бы двинулся. Нет, не может быть: корни змеисто вживились в грунт уже на новом месте — эдакие узловатые пальцы деревянного великана.
Отвлекло заунывное гудение (что-то вроде большого комара), Карлсен завел руку, чтобы прихлопнуть. Поздно: сзади в шею уже впилось, да остро так. Хлопнув, он накрыл мохнатое насекомое размером со шмеля. С сердитым жужжанием оно вырвалось из пальцев и было таково. Через пару секунд зажгло так, будто под кожу впрыснули жидкого огня, Карлсен с присвистом втянул сквозь зубы воздух. Из места укуса засочилась кровь. Спустя мгновение он взглянул на дерево, и волосы встали дыбом. На этот раз ошибки не было: от него оно находилось уже в десятке футов.
Запоздало сообразив о возможной опасности, — хотя какая, казалось бы, опасность может исходить от дерева с пурпурной листвой, — Карлсен отвел от него взгляд (удивительно, но это удалось не сразу) и быстрым шагом двинулся в сторону города. Боль от укуса при этом разлилась до копчика, словно позвонки при ходьбе сухо терлись друг о друга. Ноги вдруг отяжелели, словно шел он во сне, и глаза начало ломить. Оглянувшись, он увидел, что дерево на месте тоже не стоит: различалось змеистое движение вонзающихся в землю корней.
Он как мог подгонял себя, усилием воли одолевая ватную слабость, и неотрывно глядел при этом на город: сколько еще осталось? На миг показалось, что там, где серая лента дороги подходит к городской стене и втягивается под высокую арку, происходит какое-то движение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50