Вначале вам хотелось ее поцеловать, затем раздеть, а там уже и возобладать ею. Но и этого вам показалось мало — всегда тянет на что-то большее. Иными словами, дело могло дойти и до убийства.
Карлсен молча кивнул, вяло бросив шапочку на стол, он вдруг почувствовал усталость. «Убийство» — это так, мягко сказано в сравнении с тем, что он, пожалуй, мог бы учинить. Содрогаясь при одной лишь мысли об этом, он, тем не менее, сознавал, что минуту-другую назад удушить Дори казалось таким же естественным, как в нее войти.
— Теперь, надеюсь, вы начинаете понимать проблему груодов? Просто восприятие у них такое же, что буквально сейчас было у вас.
— Да, — Карлсен шумно выдохнул. — Понимаю. Кивнул, и возникло вдруг приглушенное чувство вины. Мелькнула мысль выложить все о том, что испытал в Зале Ритуала с Ригмар, однако сдержался и вместо этого сказал:
— Но мне понятны и проблемы большинства убийц в Ливенуорте. Не значит же это, что я должен сносить убийства.
— Безусловно, — с редкой невозмутимостью кивнул Клубин. — А вы думаете, я их сношу? Или Бенедикт Грондэл? Вовсе нет. Только пока приходится признать, что с груодами нам ничего не поделать. Хорошо ли, худо ли — они свои, и предавать их нельзя. — Карлсен покачал головой. — Скажите-ка мне вот что. Соверши вдруг убийство ваш родной брат: вы бы выдали его — зная, что обрекаете его на смерть?
— Нет. Но и не сидел бы сложа руки, пока он еще чего-нибудь сотворит.
— Вот и прекрасно, — улыбнулся Клубин. — Значит, мы друг с другом солидарны. — Сказал с такой спокойной уверенностью, что Карлсен на миг поверил, что так оно и есть, но тут же спохватился:
— Солидарны, говорите?
— А как же. Вы только что признали, что груоды действительно наши собратья, а потому заслуживают лояльности. Если вам их склад не по душе, вы должен пытаться его изменить.
— И как? — поднял Карлсен глаза с потаенной надеждой.
— Ставя, прежде всего, себя в их положение. Вы ведь понимаете теперь, что и сами способны на убийство.
— Да, но это не значит, что я с ним мирюсь.
— Так что, выдали бы? Скажем, тех же супругов Крайски?
Карлсен заметался в зыбкой, мятежной раздвоенности. Крайски он кое в чем хотя и недолюбливал, но успел проникнуться к нему и доверием, и даже осторожной симпатией.
— Н-не знаю, — выдавил наконец он. — Наверное, нет. (Сказал, а себя будто предал).
— А Фарру Крайски? — Клубин чуть накренил голову с лукаво— проницательной улыбкой.
— Тоже нет.
— Превосходно! А они-то обрадуются, как услышат! Что-то в его голосе заставило Карлсена спросить:
— А Крайски разве здесь?
— Здесь, причем оба.
— Оба??
— Да. Вы б ее хотели увидеть?
(Вот так, заманили в угол).
— Не знаю, — выговорил Карлсен спустя некоторое время.
— Ну да ладно, ладно, — улыбчиво закивал Клубин. — Нет так нет.
Карлсена сдавил вдруг душный стыд.
— Да что вы! Конечно б хотел.
Клубин без разговоров встал и направился к двери.
— Вы за ней посылали? — спросил вслед Карлсен.
— Зачем. Сама определилась.
Стоило остаться одному, как в паху начало набрякать тепло, неизменно разбирающее при мысли о Фарре Крайски. А вместе с тем и раздражение, чувство, что тебя используют как марионетку. Столько всего нагромоздилось после той единственной встречи, что себя он мог уже считать другим человеком. Пережитое с Ригмар (он это понял, заглянув в себя) вызвало глубокое и постоянное изменение. Карлсен теперь знал, что цель секса — не победа или поглощение, а алхимическая трансформация. Как и кузина Билли Джейн, Фарра Крайски принадлежала прошлому. Лучше б уж там и оставалась.
Через пять, а затем и десять минут возмущение пошло на спад. Что интересно, тепло в паху при этом ничуть не убавилось. Подняв шапочку, Карлсен натянул ее на голову. Внутри она почти уже высохла, но волосы были чуть увлажнены, и этого хватило. Как он и подозревал, из всех выделялся шар, фиксирующий сексуальную энергию. Только светился он чисто красным, без всякой черноты.
— Какое странное место встречи, — послышался голос Фарры Крайски.
С ее приближением он понял: ничего не изменилось. Она была и осталась самой сильной из всех женщин, каких ему когда-либо доводилось встречать, и принадлежали они друг другу так, словно были женаты всю жизнь. Едва завидев, он уже жаждал ее как изголодавшееся животное. Неважно, от кого исходила эта тяга, от него или от нее.
Обвив Карлсену руками шею, она улыбнулась с такой непосредственностью, будто встреча происходила буквально у нее в квартире. При этом, наклонясь, нижнюю его губу она ненадолго задержала меж зубов, словно соблазняясь куснуть. Затем она впилась губами — сухими, что возбуждало еще сильнее. Через несколько секунд она, отстранясь, близко оглядела его играющими глазами.
— Посмотри, какое на мне белье. Тут до него дошло, почему эта женщина так его возбуждает. Она в точности олицетворяла живущую в его голове фантазию. Не было даже ощущения, что они существуют раздельно. Карлсен, вздев на Фарре платье, нетерпеливо стянул на пол ее эластичные трусики и привлек к себе, легонько сжав ладонями ягодицы. Хотелось овладеть ею немедленно. Однако беглый обзор комнаты показал, что для любви толком и пристроиться негде.
— Ну и что, давай на полу? — прочла она его мысль.
— Холодновато, жестко.
— Ладно, тогда стоя. — Фарра снова припала к нему губами. Интенсивность ее возбуждения встречно отзывалась в нем, и он завозился с пуговицами платья, пока не одолел все. Когда она притиснулась, Карлсен убедился в ее правоте. Действительно, разницы нет. Их взаимное желание было так велико, что неудобство компенсировалось воображением. Хватало одного уже созерцания ее наготы.
Энергия из ее рта перетекала в его, затем через мужской жезл передавалась ей в руку. Женщина так возбудилась, что входить к ней не имело смысла. В считанные секунды он, — что однажды уже было, — увидел себя через ее глаза, дивясь самой глубине ее пыла. Фарра уяснила, что в сравнении с прошлым разом силы Карлсена неизмеримо возросли, и это усугубляло ее возбуждение. Одновременно улавливалось, что она перестала воспринимать его как личность: для нее он стал просто мужским символом, как какой-нибудь раб-атлет, купленный на рынке всецело для ублажения госпожи. Причем ей невыносимо было сознавать, что это обречено так или иначе закончиться — Фарре хотелось длить жгучую усладу до бесконечности. А достичь этого можно было, лишь поглотив Карлсена, превратив его в свою неотъемлемую часть. Он уже испытал этот синдром при обмене телами с Ригмар.
Именно в эти секунды до него дошло, почему такое невозможно. Фарре неважно было, что поглотить значит его уничтожить. Поглощать у вампира — инстинкт. Однако в Карлсене с прошлой их встречи произошла перемена. Недавнее преображение означало, что поглотить его больше не дано, даже при его желании. «Остановить, пока не поздно», — глухо подумал он, силясь довести до нее, что поток необходимо прервать. Но Фарра никак не хотела обрывать мучительно-сладостную связь. Ей жаждалось растворить мужчину в оргазме, всосав при этом в свой бушующий энергетический водоворот, яростная сила которого не давала оторваться. А самому Карлсену на это не хватало ни сноровки, ни навыка.
Тут его заполонил экстаз: прижав Фарру к себе, он позволил ей упиваться своей жизненной энергией. Последовало же то, чего он так страшился. Теперешняя зрелость составляла в нем непоглотимую часть. Попытка сдержать фурию не удалась. Произошел обмен оболочками, и Фарра оказалась замкнута вне своего тела. Даром что руки ее сдавливали ему шею так, что трудно дышать, циркуляция энергии уже прервалась. Карлсена поглотить ей не удавалось, и ему не оставалось ничего иного, как поглотить ее.
При этом он словно возвратился в свое тело, искрясь восторженной, ни с чем не сопоставимой силищей. Через несколько секунд лицо у Фарры обмякло, голова бессильно свесилась ему через руку. Ноги у Карлсена разъехались в полушпагате, удерживая равновесие, когда он опускал женщину на пол. По распахнутым, застывшим глазам видно, что мертва. Встав возле на колени, Карлсен вытянул ей руки и ноги, застегнул платье (как-никак приличнее). Что ж, ничего не поделаешь. В фатальном самозабвении поглотиться хищнице жаждалось так же, как поглотить.
Растерянно, но не без удовольствия он ощутил к себе стороннее присутствие. Впервые невольно понимались психологические мотивы каннибализма. Вот она в тебе, чужая часть со всеми своими достоинствами. Чем-то сродни браку: некое взаимообладание.
Дверь отворилась, и вошел Клубин в сопровождении Дори. Остановившись, какое-то время он задумчиво созерцал бездыханное тело.
— Ну что, собрат, стало быть? — произнес он наконец.
Карлсен, тяжело пожав плечами, промолчал. Клубин повернулся к Дори:
— Вели стражникам, пускай унесут.
Отстранившись к окну, Карлсен пронаблюдал, как двое вошедших гребиров молча подхватили тело Фарры Крайски под колени и подмышки (А у самого внутри сытость, как у налопавшегося питона). Дори, выйдя следом, бесшумно закрыла дверь.
— Куда ее теперь?
— Тело поместят в морозильную камеру.
— Зачем?
— Человечьи тела на Дреде — редкость. Нашим биоинженеры может пригодиться.
— Если мозг, то не особо: разлагаться начинает через какие-то минуты после смерти.
— У людей. У груодов — нет.
От внезапного ощущения внутри что-то даже екнуло: Фарра Крайски как бы осваивалась в новом для себя теле.
— Простите, если можно. Я не знал, что так получится.
— Тогда зачем было допускать?
— Я не мог ничего поделать.
— Ой ли? Могли бы просто не подпускать ее, сработать на отталкивание.
(А ведь действительно. Не хватило ума вовремя додуматься).
— Одно хорошо: теперь уж без разницы, — цинично улыбнулся Клубин.
— Сами повод дали — выкрутился Карлсен за счет шутливой укоризны.
— Не обязательно. А может, действительно так вышло.
Объясняться было ни к чему. Вобрав в себя Фарру Крайски, Карлсен полностью теперь понимал натуру груодов. Стремление уничтожать не было у них садистским, как у некоторых из его пациентов-уголовников. Желание груода поглощать совпадает с желанием жертвы поглощаться. Получается не убийство, а как бы кража со взломом: легкий и быстрый способ разжиться чужой энергией.
Фарра дала понять и кое-что еще: гребис не является человеком. Карлсен упустил из внимания эту очевидную вещь, поскольку Клубин человеком представился. У человечества же врожденная склонность реакцию своих чувств считать за непреложную истину. Умом-то Карлсен полностью сознавал, что гребис — совершенно чужое существо. И вообще, что гребиры могут при желании менять свой олблик. Тем не менее, свести воедино два этих вывода почему-то никак не удавалось.
Понимал он теперь и то, почему Клубин казался смутно знакомым. Свое неясное сходство он внушал. Неким образом он проведал о жизни Карлсена достаточно, чтобы вызвать определенные отзвуки из прошлого. Получалось как бы лицо, перещупанное множеством ролей. В гребисе угадывался и Иво Йенсен, злодей из космического телесериала «Вне Галактики» — такой же пронзительный взгляд. Чуть искривленный нос был от Дина Слэттери, футбольного кумира его подростковой поры. Улыбка такая же открытая, как у Джесса Балински — с ним первым в колледже они жили в одной комнате, пожатие плеч тоже в точности его. Удивительно четкая и внятная речь — от актера— англичанина Алестейра Кардью. Со временем можно насобирать и вообще с дюжину, кстати, вот этот полувзлет бровей при вопросах наверняка от его, Карлсена, родного отца.
— Главное, что вы теперь один из нас, так ведь? (Опять этот полувзлет бровей, вслед за которым чуть поджимаются губы).
Все это мелькнуло в долю секунды, Клубин и досказать не успел. Причем, не серией вспышек, а новым ровным видением — частью одного и того же озарения.
Карлсен кивнул, сознавая, что лицо выдает нерешительность.
— Есть перемены в ощущениях? — осведомился Клубин.
— Чувствую себя как-то странно. Будто проглотил что-то… живое.
— А так оно и есть. (В глазах заиграли смешливые бесики Джесса Балински).
Удивительно, насколько четко ухватывались эти мимические уловки — словно он, Карлсен, превратился в блестящего театрального критика, настолько сведущего, что может анализировать каждый жест.
Пронизывающие глаза (Иво Йенсена) впились, выведывая подноготную. Карлсен, чутко отрегировав, специально затуманил свои ментальные импульсы. До событий в Хешмаре это было бы невозможно: мысли неизбежно обнажились бы до самой глубины. При теперешнем же уровне самоконтроля прежнее «я» управлялось, как марионетка. Прав был К-10. Несколько секунд, и Клубин потерял интерес к зондированию недоумка-землянина. Впрочем, и такое пренебрежение не нарушило народившейся приязни к гребису.
Карлсен поднял деланно-растерянный взгляд.
— Как же теперь… муж? — (реакция Крайски его, откровено говоря, не заботила, просто надо было как-то сместить фокус разговора).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50