Тем не менее, его беспокоило по-прежнему, одно.
— Все это я понимаю. Непонятно мне то, почему груодам нужно убивать людей. Я не вижу, как с этим можно мириться.
— Согласен, — поспешно вставил Клубин. — Теоретически это непростительно. У нас, на этой планете, теория и практика в полной гармонии, поскольку мы научились контролировать свою жизненную силу. У вас же на Земле это еще не так. Как вы и сказали, люди — это раса депрессивов, живущих гораздо ниже своего потенциала. На Дреде для таких у нас есть особое слово. Мы зовем их «кедриды»: можно перевести как… — он чуть нахмурился, — «дойные», что-то вроде вашей «скотины».
— С той разницей, — оговорился Карлсен, — что порядочные люди не относятся к другим как к «скотине».
— Хотя, — и возразить вам нечем, — даже самые наипорядочные не относятся, скажем, одинаково к разным породам животных. Лошади для них благороднее коров, коровы выше, скажем, тех же кроликов, а кролики выше крыс. У вас есть некая шкала ценностей. Тем не менее, не поносите же вы тех, кто питается говядиной — они у вас не считаются извергами. И даже те, кто ест конину.
— Некоторые ругают — крайние вегетарианцы.
— Вот видите. А под «крайними» вы подразумеваете «не совсем в себе». Среди людей нет четкого согласия, кого считать «кедридами». Безусловно, нет насчет этого согласия и у дифиллидов. Риадиры считают людей за ровню, а груоды — за «кедридов». Риадиры — что-то вроде вегетарианцев, груоды — хищники. Впрочем, теперь вы и сами дифиллид, так что должны принимать разницу в подходе.
Карлсен невольно улыбнулся. В теперешней эйфории спор буквально смаковался — вот так говорил и говорил бы часами.
— Но я еще и человек. Вы представляете себе корову, одобряющую тех, кто ест говядину?
— Вынужден не согласиться. Подчеркиваю: вы не человек, а дифиллад. Понятно, вы с этим еще не свыклись, но, тем не менее, это так. Вам хотелось бы снова стать просто человеком?
— Нет, — ответил, подумав, Карлсен.
— Я и не сомневался. Потому что вы — один из нас, хотя скорее риадир, чем груод. Несмотря на то, что сглотнули недавно живую душу, — добавил он с улыбкой, придающей сказанному успокоительную незначительность.
Взгляд магнитила чудесная зеленая река, вьющаяся по равнине с дальних гор. Ум точило глубокое беспокойство. Неужели действительно у него нет больше права считаться человеком? И сочувствовать жертвам груодов?
Клубин, похоже, прочел его мысли.
— Я не говорю, что у вас нет права осуждать груодов, нет лишь права их выдавать. Грондэл тоже осуждает, но знает, что выдавать их нельзя. — Карлсен продолжал остановившимся взором смотреть в окно, понимая, что встретившись глазами с гребисом, вынужден будет согласиться.
— Позвольте еще один вопрос, — сказал Клубин. — Вам бы хотелось гибели всех дифиллидов, включая Бенедикта Грондэла и его дочь?
— Да нет, конечно, — оторопело сознался Карлсен.
— А почему нет?
— Потому что я считаю, что в дифиллизме ничего дурного нет. Более того, я бы хотел, чтобы все люди стали дифиллидами. А вот относиться дружески к груодам не могу. Вы спрашиваете, чего бы мне хотелось? Скажу. Мне б хотелось, чтобы груодов с Земли вынудили уйти, чтоб там жилось спокойно.
Клубин решительно качнул головой.
— Как дифиллид, решать за них вы не имеете права. Это все равно, что вегетарианцы потребуют вдруг, чтобы все, кто ест мясо, покинули Землю. Кроме того, надеяться на это наивно. Каким образом их разоблачить, как все обставить? Ну, напишете вы, допустим, книгу, или выступите с телеобращением. Никто же не поверит. Фактов о существовании груодов нет. Люди подумают, что вы спятили. А вот риадиры обернутся против вас. Скажут, что не имеете права вмешиваться.
Карлсен кивнул. Понятно, что все это так, но все равно мириться сложно.
— И, наконец, — Клубин наконец перехватил взгляд Карлсена, — ну, оставят груоды Землю — дальше что?
— Честно сказать, и не знаю. Звучит амбициозно, но хочется помочь человечеству эволюционировать. Если убивать людей, эволюционировать им не удастся.
— Что такое, по-вашему, эволюция? — спросил Клубин серьезным тоном.
— Главная цель, состоящая в максимальном постижении всего, что может быть изведано.
— Клубин медленно повел головой из стороны в сторону, приглушенно сверкнув глазами. Слова Карлсена, похоже, чудесным образом его повеселили. Несколько секунд он их как бы молча смаковал. Наконец серьезность восстановилась.
— Мысль о познании как о конце и начале всего — заблуждение. Что такое знание? Просто совокупность фактов, — говорил он медленно, с выражением. — Суть не в фактах, которые тебе известны, а то, в какой степени ты жив. — Он встал. — Пойдемте. Хочу показать вам интересный эксперимент насчет эволюции.
Карлсен с любопытством, хотя и слегка настороженно («эксперименты» гребиса нередко выбивали из колеи) двинулся следом за Клубином к двери. Ведашки тут же кинулся убирать со стола, и за их столик сели двое учащихся, дожидающихся у стены. Все казалось таким нормальным, — ни дать, ни взять общественная столовая на Земле, — что сложно было поверить собственным глазам.
Клубин прошел по коридору и поднялся этажом выше, где пол, судя по всему, служил потолком здания. Стена с потолком образовывали единое прозрачное окно, выходящее на красные горы к северу. На полпути по коридору Клубин остановился и постучал в дверь — судя по прекрасной отделке и вдвое большим размерам, вероятно, кабинет какого-нибудь высокого начальства.
Высота дверного проема стала понятна, когда дверь открыла женщина поразительной внешности: длинноволосая шестифутовая блондинка атлетического сложения (вот с кого портреты богинь писать). Покрой горчичного платья выгодно выдавал лепные плечи и мраморный бюст.
— Гелла, — обратился с порога Клубин, — попроси, пожалуйста, Скибора зайти в лабораторию.
Та в ответ улыбнулась, обнажив великолепные зубы (на Земле, такая, пожалуй, по карману только мультимиллионеру).
Клубин, не дожидаясь, пошел дальше по коридору. Следующая дверь, — на этот раз нормальная, — вела в помещение, во многом схожее с лабораторией Ригмар в Хешмаре — разве что потолок черный, а стены оранжевые. По потолку застывшими молниями тянулись слепяще-синие трубки с биоэнергией, тыеячевольтной в сравнении с лабораторией Ригмар.
Из угла к ним вопросительно повернулся сидящий над микроскопом каджек.
— Извини, что отвлекаю, К-70, — громко сказал Клубин.
— А, гребис! Извините, сразу не узнал, — вежливо поклонился тот. — Какие будут распоряжения?
— Я хочу показать доктору Карлсену эксперимент. Будь любезен.
— Та-ак, — в глазах каджека мелькнула некая осведомленность. — Тогда я сейчас выйду.
Этот короткий диалог имел некий приглушенный смысл. Каджек, несмотря на эдакую рассеянность ученого, в присутствии Клубина чувствовал себя неуютно. А поскольку он был первым на сегодня, выказавшим такую неловкость (в отличие от собратьев-гребиров, держащихся с гребисом на равных, не сказать по-свойски), Карлсен мельком усомнился, действительно ли Клубин так дружелюбен и демократичен, как кажется. А усомнившись, понял: Фарра Крайски очнулась, никак не иначе.
Выходя, каджек в дверях чуть не столкнулся с Геллой. Следом за ней в лабораторию буквально протиснулся здоровенный ульфид (прямо Кинг-Конг какой-то). Войдя, он угрюмо воззрился вначале на Клубина, затем на Карлсена.
Они с гребисом обменялись парой телепатических импульсов, причем недоверие ульфида смягчить, видимо, не удалось.
— Гелла, — повернулся Клубин, — проводи-ка его в соседнюю комнату и усади (было видно, что и у него отношение к ульфиду далеко не сахар).
Красавица, подняв обеими руками гориллью лапищу ульфида, сунула ее себе под мышку, так что его пальцы очутились у нее возле бюста.
— Пойдем, Гумочка, — проворковала она.
Ульфид, поглядев на нее с немой верностью Кваземоды, покорно дал себя провести в соседнюю комнату, оставив за собой вонь зверинца.
— Это он-то «гумочка»? — спросил вполголоса Карлсен.
— Это она его так кличет любовно, что-то вроде «малыша».
— Он что, обитает в этом здании?
— Да, у него здесь свои апартаменты, он там живет с Геллой. Ее соорудили специально для него. — Клубин скупо улыбнулся. — В сексуальном плане парочка что надо: гигант и гигантша.
Ульфид уже сидел в необъятном, как раз под него, кресле, обитом кожей, но с основанием из литого металла. За его спинкой на стене находилась матово светящаяся, как телеэкран, прямоугольная панель, где сверху вниз располагались значки — судя по всему, цифры. На одну из нижних указывала красная стрелка. Войдя, парочку они застали за ласками: Гелла, наклонившись, нацеловывала ульфида, пощипывая ему на пузе шерсть. Гориллья лапища елозила ей по спине, и в комнате слышалось по-звериному тяжелое сопение — ну вылитый Кинг-Конг.
— Надень ему на голову скорб, — сказал Клубин, имея в виду свисающее на гибком проводе подобие округлого колпака. Гелла не сразу (ульфид все не отпускал) отстранилась и, потянув колпак, водрузила его кинг-конгу на голову: получилось что-то вроде сушуара в парикмахерской. Ульфид продолжал коситься с угрюмой подозрительностью.
— А показать я собираюсь эксперимент по ускоренной эволюции, — объявил Клубин, становясь за пульт сбоку кресла. — Прежде всего, обучим его английскому, чтобы вы друг друга понимали.
— А-английскому?? — даже не сообразил вначале Карлсен, неуютно снося на себе мрачный взгляд ульфида.
— Это прибор быстрого обучения, усовершенствованный К-90. Изобретен был для роботов, но теперь может работать и с живыми существами. Гелла, сделай, чтоб он сидел спокойно. — Ульфид порывался стянуть скорб с го— ловы. Когда Гелла, забравшись Гумочке на колени, обвила его руками, он, наконец, успокоился, запустив лапу под юбку возлюбленной.
Из ячейки на столе Клубин вынул небольшой, диаметром пару дюймов, металлический диск и, вставив его в прорезь на пульте, легонько крутнул регулятор. Послышалось негромкое жужжание.
— Гума, сиди, сиди, — забеспокоилась Гелла, видя, что ульфид норовит подняться. Карлсен со своего места видел, как его огромное лицо приняло озадаченное выражение. Глазищи на секунду словно присмирели и утратили диковатый блеск.
Через несколько секунд Клубин вынул диск из прорези. Подавшись вперед, он нарочито отчетливо произнес:
— Ты меня понимаешь?
Ульфид, накренив башку, оторопело на него уставился.
— Понимаешь ты меня? — переспросил Клубин. И тут, на изумление, образина хрипло пробасила:
— Да…
— Хорошо. Теперь, прежде чем продолжим, надо, чтобы ты увеличил свой вес. Утяжелись насколько сможешь.
Тронув Карлсена за локоть, Клубин указал на экран. Ульфид, безусловно, проделывал уже такую процедуру: красная стрелка на глазах поползла вверх по столбцу цифр и вскоре придвинулась к максимальной отметке. Кресло— монолит начало натужно поскрипывать.
Клубин одобрительно кивнул.
По земным меркам это тридцать с лишним тонн. Пол здесь специально усилен.
Карлсен впечатленно посмотрел на кресло: снизу, похоже, начинает уже прогибаться.
— Ну что, — Клубин разулыбался. — Не желаете ли порасспрашивать?
Просто фантастика. Карлсен во все глаза смотрел на ульфида, лицо которого было частично скрыто волосами Геллы, и, откашлявшись, спросил громко, но неуверенно:
— Как тебя звать?
Ульфид открыл пасть и так какое-то время сидел. Наконец выдавил:
— Гу-ума.
— Да нет, дурашка, — рассмеялась Гелла, — «гума» значит «малыш». Скибор тебя зовут.
— Ски-ибор, — не сказал, прорычал тот.
— Надо подчистить ему речь, — спохватился Клубин и, поискав, вставил в прорезь еще один диск. Жужжание длилось секунд пять. И опять глаза у ульфида словно остекленели. Карлсен заметил, что красная стрелка со— скользнула на пару делений.
— Спроси еще что-нибудь, — предложил Клубин.
— Откуда происходит ваш род?
— С той стороны гор смерти, — на этот раз голос, все такой же глубокий, звучал отчетливо.
— Тебе нравится жить в Гавунде? — спросил Карлсен.
Физиономию исказило непподдельное отвращение.
— Нет, — произнес он с какой-то странной, механической заунывностью. — Я хочу жить дома. Только я хочу взять с собой ее. Где она, там и я буду. — Лапа заступнически объяла Гелле талию.
— Если ты хочешь вернуться в Граскул, у тебя на то есть мое позволение.
Ульфид в растерянном изумлении поворотил голову.
— У меня есть твое п-позволение… — он чуть заикался.
— Есть. — Клубин, не то беседуя, не то отвлекая разговором, вынул предыдущий диск и вставил новый. На этот раз ульфид во время жужжания нахмурился. Стрелка снова скользнула вниз. Тут он подал голос:
— И я могу взять ее с собой? — голос теперь звучал свободно, по— живому.
— Конечно.
— Сейчас? Сегодня?
— Как только мы закончим. Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо.
— Ну и славно. — Клубин вполоборота повернулся к Карлсену. — Вот она перед вами, механическая эволюция. Так, чему мы теперь его научим?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50