..
— Это для всего-то Отделения Математики? Они уже ждут. Гэри обреченно поплелся вслед за Юго в конференц-зал.
Места во всех трех ярусах зала заседаний были уже заполнены. Сейчас в Отделении Математики, которое всегда считалось высококлассным и престижным благодаря личному патронажу Императора Клеона, собрались, пожалуй, лучшие из лучших умов Трентора — хотя как можно найти мерило уму? Здесь были специалисты по множеству математических дисциплин, в том числе и таких, само назначение которых Гэри Селдон едва мог себе представить.
Гэри занял свое место на возвышении в самом центре зала. Математики любят геометрические параллели, которые отражают взаимоотношения в реальном мире. А потому заслуженные профессора сидели на круглом возвышении в центре зала, в мягких аэрокреслах с удобными подлокотниками.
Вокруг центрального возвышения, несколькими ступенями ниже, кольцом располагались кресла адъюнкт-профессоров тоже людей почтенных, с достаточно высоким положением в научном мире, но еще не достигших высшей точки в своей карьере. Кресла у адъюнкт-профессоров были тоже удобны, хоть и лишены индивидуального компьютерного и голографического оборудования.
Еще ниже, практически на полу конференц-зала, безо всяких возвышений, полукруглыми рядами стояли простые стулья для профессоров, не занимающих в настоящее время официальных должностей. Более почетными считались места, расположенные ближе к центру зала. А позади профессорских стульев стояли вдоль стен обыкновенные длинные скамейки, вообще лишенные какого бы то ни было компьютерного обеспечения — скамейки для инструкторов и ассистентов. На одной такой скамейке пристроился и Юго Амариль. Он сидел, неловко ссутулившись, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
Гэри находил то возмутительным, то забавным — в зависимости от настроения, — что Юго, один из наиболее ценных научных работников Отделения Математики, занимает столь низкое положение в университетской иерархии. Однако за то, что психоисторию приходилось держать в тайне, следовало расплачиваться. Стараясь хоть как-то возместить Юго этот вынужденный недостаток признания, Гэри предоставил ему роскошный просторный кабинет для работы и прочие мелкие привилегии. Самого же Юго, казалось, не особенно волновало несоответствие его заслуг положению в обществе — ему ведь и так посчастливилось подняться по служебной лестнице гораздо выше, чем он когда-либо мечтал. И к тому же — минуя обязательные экзамены Гражданской Службы.
Сегодня настроение у Гэри было хорошее, и он решил, что небольшое озорство ему простят.
— Благодарю вас, коллеги, за то, что вы так дружно пришли на эту конференцию. Нам нужно обсудить немало важных административных вопросов. Юго?
В зале зашептались. Юго удивленно вскинул брови, но быстро совладал с собой и прошел из задних рядов к возвышению, с которого обычно выступали докладчики.
Ему уже приходилось вести кафедральные собрания и научные конференции, хотя как сотрудник кафедры он только сообщал о них, назначал время проведения и утверждал повестку дня.
Гэри знал, что многие считают его сильной личностью уже за то, что он всегда глубоко вникает в суть вопросов, которые обсуждаются на этих собраниях. Таково было довольно распространенное мнение, общеизвестное, но ошибочное. Гэри обнаружил, что, председательствуя на собраниях, он обычно несколько отступает от своей обычной точки зрения. Оказалось, для того, чтобы в зале разгорелась оживленная дискуссия, ему надо в какой-то момент просто сделаться незаметным — молча сидеть в своем кресле и слушать, делая заметки по ходу обсуждения, и высказываться только по ключевым вопросам.
Много лет назад Юго поинтересовался, зачем он это делает, но тогда Гэри только отмахнулся и ушел от прямого ответа. «Я не лидер», — только и сказал он. Юго тогда посмотрел на него как-то странно, словно говоря: «А кто же тогда, интересно?»
Гэри улыбнулся своим мыслям. Некоторые профессора, из сидевших на самых почетных местах, тихонько переговаривались между собой, поглядывая на него. Юго тем временем огласил повестку дня. Говорил он быстро, сильным, хорошо поставленным голосом.
Гэри откинулся на спинку кресла и наблюдал, как на лицах его достопочтенных коллег проявляется с трудом скрываемое раздражение. Они морщили носы и кривили губы, слыша резкий далитанский акцент Юго. Кто-то шепнул на ухо соседу: «Далити!» — а тот ответил: «Просто возмутительно!»
Да, надо-таки время от времени «давать им доброго пинка», как называл это его отец. И Юго это тоже пойдет на пользу. Пусть прочувствует, каково оно — управляться с целым Отделением научных работников.
И вообще, работа премьер-министра наверняка окажется куда хуже этой. И ему может понадобиться заместитель.
Глава 4
— Нам скоро выходить, — сказал Гэри, делая пометки в блокноте.
— Скоро? Но до начала приема еще уйма времени, — Дорс аккуратно разгладила складки на платье и критически оглядела свое отражение в зеркале.
— Я хочу немного прогуляться по пути.
— Ты не забыл — прием будет в секторе Дали, — напомнила Дорс.
— Да, забавно.
Она не без усилия стянула с себя узкое, облегающее фигуру платье и сказала:
— Какая досада, что сейчас в моде именно это! Оно мне не идет.
— Ну так надень что-нибудь другое.
— Дорогой, это твой первый выход в высшее общество по делам Империи. Ты должен выглядеть наилучшим образом.
— Это надо понимать так: я должен позаботиться о том, чтобы ты выглядела наилучшим образом, сопровождая меня на этот прием в высшем обществе.
— А что? Тебе-то самому достаточно надеть парадную форму университетского профессора.
— То есть то, что требуется. Я хочу показать всем, что я и в самом деле всего лишь университетский профессор.
Дорс еще какое-то время возилась со своим платьем, потом сказала:
— А знаешь, некоторым мужчинам нравится смотреть, как их жены наряжаются…
Гэри оторвался от своих записей и проследил, как Дорс заканчивает облачаться в очередное облегающее одеяние — на этот раз в костюм янтарного цвета с голубой отделкой.
— Надеюсь, ты не хочешь, чтобы у меня помутилось в голове от возбуждения и чтобы мне пришлось терзаться все время, пока мы будем на приеме?
Дорс скорчила озорную рожицу.
— Представь себе, именно этого я и добиваюсь!
Гэри откинулся на спинку кресла и театрально вздохнул.
— Математика — вот моя прекрасная леди. Она не так требовательна, как другие.
Дорс тотчас же запустила в него туфлей, промахнувшись всего на пару сантиметров. Гэри только улыбнулся.
— Тише, тише!.. А то наши бравые гвардейцы-охранники прибегут меня спасать.
Дорс — она как раз добавляла к своему наряду последние штрихи — удивленно оглянулась на мужа и сказала:
— Дорогой, ты сегодня еще больше рассеян, чем обычно.
— Так всегда бывает, когда я применяю свои исследования к реальным закоулкам и трещинам жизни.
— Снова твой извечный вопрос? Что на самом деле важно для истории?
— Я бы предпочел знать, что на самом деле для нее не важно.
— По-моему, обычного глобально-исторического подхода, с экономикой, политикой и всем остальным, недостаточно.
Гэри оторвался от своих записей и внимательно посмотрел на жену.
— Некоторые историки считают, что необходимо изучить и вычислить мелкие правила и закономерности общества для того, чтобы понимать глобальные исторические законы, которые заставляют их работать.
Дорс недоверчиво скривила губы.
— Я знакома с этими исследованиями. Маленькие правила и большие законы. А как насчет упрощений? Может быть, большие законы как раз и сводятся к этим самым маленьким правилам?
— Нет, определенно нет.
— Пример, пожалуйста!
Гэри собрался снова погрузиться в размышления, но от Дорс было не так-то просто отвязаться. Она ткнула его под ребра и повторила:
— Пример!
— Ну, ладно. Вот, к примеру, правило: «Если тебе попадется что-нибудь, что тебе нравится, покупай это в таком количестве, чтобы хватило на всю оставшуюся жизнь, потому что это наверняка сразу же перестанут производить».
— Ерунда какая! Ты шутишь?
— В каждой шутке только доля шутки, Дорс. Дело и в самом деле обстоит так.
— Ладно. И ты всегда следуешь своему правилу?
— Неукоснительно.
— Не верю!
— А ты вспомни, что ты увидела, когда первый раз заглянула в мой платяной шкаф?
Глаза у Дорс изумленно расширились. Потом она улыбнулась, вспомнив. Она тогда из любопытства открыла большую, но непрочную на вид дверь, за которой обнаружилась гардеробная. На ровных рядах полок лежала одежда, аккуратно рассортированная по виду и цвету. Тогда Дорс несказанно изумилась и воскликнула:
— Шесть синих костюмов… Не меньше дюжины пар туфель, и все — черные… А рубашки!.. Белые, оливкового цвета, несколько красных. Рубашек здесь целый склад — штук пятьдесят. Так много — и все одинаковые.
А Гэри сказал:
— Зато все они такие, как мне нравится. И по утрам мне никогда не нужно думать, что надеть. Я просто выбираю любую, наугад.
— А я думала, ты каждый день носишь одно и то же…
— Одно и то же? Ты хочешь сказать, я хожу грязным? — возмутился Гэри.
— И правда, если бы ты не переодевался…
— Теперь убедилась, что я каждый день одеваюсь в чистое? — рассмеялся Гэри, вспомнив в подробностях тот день. — А вообще я хожу в одинаковой одежде потому, что она мне нравится. И, заметь, сейчас такую не найдешь ни в одном магазине.
Дорс просмотрела вещи на полках и согласилась.
— И верно… Такое не носят — и не выпускают — уже как минимум четыре сезона.
— Вот, видишь? Правило действует.
— Я за неделю двадцать один раз выбираю, во что одеться. А тебе и выбирать не нужно.
— Ты не следуешь правилу.
— И давно ты так подбираешь одежду?
— С тех пор, как впервые заметил, как много времени у меня уходит на раздумья: что сегодня надеть. А того, что мне хотелось надеть, я зачастую не мог отыскать на магазинных полках. Тогда я вывел эту закономерность, обобщил две проблемы и нашел решение для обеих.
— Не перестаю тебе изумляться.
— Просто я привык мыслить системно.
— Ты просто одержимый!
— Это суждение, но не диагноз.
— Ты милый. Немного сумасшедший, но милый. А может, одного без другого просто не бывает.
— Это что, тоже правило? Дорс нежно его поцеловала.
— Да, профессор.
Неизбежный эскорт гвардейцев окружил Гэри и Дорс, едва они показались из своих покоев. Но супруги уже приучили гвардейцев оставлять их наедине хотя бы в кабине гравиподъемника.
На самом деле устройство гравиподъемника не имело никакого отношения к чудесам гравитации, он был детищем развитой физики электромагнетизма. Гэри кожей ощущал, как частицы тысяч и тысяч электростатических полей поддерживают их в полете сквозь причудливую карусель переменных токов. Гэри чувствовал, как электрические поля играют в развевающихся волосах, осторожно прикасаются к телу — словно передают его одно другому из рук в руки, поддерживая и мягко перемещая вверх вдоль желоба, созданного конфигурацией полей подъемника.
Когда они вышли из кабины подъемника тринадцатью этажами выше, Дорс провела по волосам программируемой расческой. Приборчик пощелкал и покорно уложил волосы Дорс в изящную модную прическу.
Они вышли на широкую пешеходную улицу, вдоль которой длинными рядами выстроились магазины. Гэри нравилось бывать в местах, где открывался обзор На сотню метров вперед и назад, — в «просторных», по тренторианским меркам, местах.
Движение на этой улице было быстрым, поскольку боковые улицы отсутствовали. Скоростная самодвижущаяся дорожка-эскалатор протянулась посередине улицы. Гэри и Дорс медленно прогуливались пешком вдоль вереницы магазинов, разглядывая витрины.
Чтобы уйти в сторону, нужно было просто спуститься или подняться на один уровень, а там встать на самодвижущуюся дорожку или вызвать платформу роботакси. По обе стороны улицы самодвижущаяся дорожка бежала в противоположную сторону. При отсутствии перекрестков и поворотов дорожные происшествия были крайне редким явлением. Многие вообще ходили только пешком — ради тренировки либо ради того, чтобы в полной мере прочувствовать невыразимое, пьянящее ощущение восторженного веселья от созерцания Трентора. Люди, приезжающие на Трентор, желали постоянно, ежеминутно видеть слияние и борьбу идей и культур всего человечества, все спады и подъемы цивилизации. Гэри тоже не избежал этого, хотя в чрезмерной дозе подобные переживания утрачивали остроту.
Пешеходы, запрудившие бульвары и шестиугольные парковые зоны, были наряжены в одежды всех двадцати пяти миллионов миров Империи. Гэри увидел своеобразные «кожаные» костюмы из шкур животных (которые, наверное, даже отдаленно не походили на мифическую лошадь). Вот мимо прошествовал мужчина в обтягивающих штанах с разрезами до самых бедер; разрезы обнажали кожу с ярко-синими полосами. Приземистая женщина щеголяла в корсаже необычной формы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Это для всего-то Отделения Математики? Они уже ждут. Гэри обреченно поплелся вслед за Юго в конференц-зал.
Места во всех трех ярусах зала заседаний были уже заполнены. Сейчас в Отделении Математики, которое всегда считалось высококлассным и престижным благодаря личному патронажу Императора Клеона, собрались, пожалуй, лучшие из лучших умов Трентора — хотя как можно найти мерило уму? Здесь были специалисты по множеству математических дисциплин, в том числе и таких, само назначение которых Гэри Селдон едва мог себе представить.
Гэри занял свое место на возвышении в самом центре зала. Математики любят геометрические параллели, которые отражают взаимоотношения в реальном мире. А потому заслуженные профессора сидели на круглом возвышении в центре зала, в мягких аэрокреслах с удобными подлокотниками.
Вокруг центрального возвышения, несколькими ступенями ниже, кольцом располагались кресла адъюнкт-профессоров тоже людей почтенных, с достаточно высоким положением в научном мире, но еще не достигших высшей точки в своей карьере. Кресла у адъюнкт-профессоров были тоже удобны, хоть и лишены индивидуального компьютерного и голографического оборудования.
Еще ниже, практически на полу конференц-зала, безо всяких возвышений, полукруглыми рядами стояли простые стулья для профессоров, не занимающих в настоящее время официальных должностей. Более почетными считались места, расположенные ближе к центру зала. А позади профессорских стульев стояли вдоль стен обыкновенные длинные скамейки, вообще лишенные какого бы то ни было компьютерного обеспечения — скамейки для инструкторов и ассистентов. На одной такой скамейке пристроился и Юго Амариль. Он сидел, неловко ссутулившись, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
Гэри находил то возмутительным, то забавным — в зависимости от настроения, — что Юго, один из наиболее ценных научных работников Отделения Математики, занимает столь низкое положение в университетской иерархии. Однако за то, что психоисторию приходилось держать в тайне, следовало расплачиваться. Стараясь хоть как-то возместить Юго этот вынужденный недостаток признания, Гэри предоставил ему роскошный просторный кабинет для работы и прочие мелкие привилегии. Самого же Юго, казалось, не особенно волновало несоответствие его заслуг положению в обществе — ему ведь и так посчастливилось подняться по служебной лестнице гораздо выше, чем он когда-либо мечтал. И к тому же — минуя обязательные экзамены Гражданской Службы.
Сегодня настроение у Гэри было хорошее, и он решил, что небольшое озорство ему простят.
— Благодарю вас, коллеги, за то, что вы так дружно пришли на эту конференцию. Нам нужно обсудить немало важных административных вопросов. Юго?
В зале зашептались. Юго удивленно вскинул брови, но быстро совладал с собой и прошел из задних рядов к возвышению, с которого обычно выступали докладчики.
Ему уже приходилось вести кафедральные собрания и научные конференции, хотя как сотрудник кафедры он только сообщал о них, назначал время проведения и утверждал повестку дня.
Гэри знал, что многие считают его сильной личностью уже за то, что он всегда глубоко вникает в суть вопросов, которые обсуждаются на этих собраниях. Таково было довольно распространенное мнение, общеизвестное, но ошибочное. Гэри обнаружил, что, председательствуя на собраниях, он обычно несколько отступает от своей обычной точки зрения. Оказалось, для того, чтобы в зале разгорелась оживленная дискуссия, ему надо в какой-то момент просто сделаться незаметным — молча сидеть в своем кресле и слушать, делая заметки по ходу обсуждения, и высказываться только по ключевым вопросам.
Много лет назад Юго поинтересовался, зачем он это делает, но тогда Гэри только отмахнулся и ушел от прямого ответа. «Я не лидер», — только и сказал он. Юго тогда посмотрел на него как-то странно, словно говоря: «А кто же тогда, интересно?»
Гэри улыбнулся своим мыслям. Некоторые профессора, из сидевших на самых почетных местах, тихонько переговаривались между собой, поглядывая на него. Юго тем временем огласил повестку дня. Говорил он быстро, сильным, хорошо поставленным голосом.
Гэри откинулся на спинку кресла и наблюдал, как на лицах его достопочтенных коллег проявляется с трудом скрываемое раздражение. Они морщили носы и кривили губы, слыша резкий далитанский акцент Юго. Кто-то шепнул на ухо соседу: «Далити!» — а тот ответил: «Просто возмутительно!»
Да, надо-таки время от времени «давать им доброго пинка», как называл это его отец. И Юго это тоже пойдет на пользу. Пусть прочувствует, каково оно — управляться с целым Отделением научных работников.
И вообще, работа премьер-министра наверняка окажется куда хуже этой. И ему может понадобиться заместитель.
Глава 4
— Нам скоро выходить, — сказал Гэри, делая пометки в блокноте.
— Скоро? Но до начала приема еще уйма времени, — Дорс аккуратно разгладила складки на платье и критически оглядела свое отражение в зеркале.
— Я хочу немного прогуляться по пути.
— Ты не забыл — прием будет в секторе Дали, — напомнила Дорс.
— Да, забавно.
Она не без усилия стянула с себя узкое, облегающее фигуру платье и сказала:
— Какая досада, что сейчас в моде именно это! Оно мне не идет.
— Ну так надень что-нибудь другое.
— Дорогой, это твой первый выход в высшее общество по делам Империи. Ты должен выглядеть наилучшим образом.
— Это надо понимать так: я должен позаботиться о том, чтобы ты выглядела наилучшим образом, сопровождая меня на этот прием в высшем обществе.
— А что? Тебе-то самому достаточно надеть парадную форму университетского профессора.
— То есть то, что требуется. Я хочу показать всем, что я и в самом деле всего лишь университетский профессор.
Дорс еще какое-то время возилась со своим платьем, потом сказала:
— А знаешь, некоторым мужчинам нравится смотреть, как их жены наряжаются…
Гэри оторвался от своих записей и проследил, как Дорс заканчивает облачаться в очередное облегающее одеяние — на этот раз в костюм янтарного цвета с голубой отделкой.
— Надеюсь, ты не хочешь, чтобы у меня помутилось в голове от возбуждения и чтобы мне пришлось терзаться все время, пока мы будем на приеме?
Дорс скорчила озорную рожицу.
— Представь себе, именно этого я и добиваюсь!
Гэри откинулся на спинку кресла и театрально вздохнул.
— Математика — вот моя прекрасная леди. Она не так требовательна, как другие.
Дорс тотчас же запустила в него туфлей, промахнувшись всего на пару сантиметров. Гэри только улыбнулся.
— Тише, тише!.. А то наши бравые гвардейцы-охранники прибегут меня спасать.
Дорс — она как раз добавляла к своему наряду последние штрихи — удивленно оглянулась на мужа и сказала:
— Дорогой, ты сегодня еще больше рассеян, чем обычно.
— Так всегда бывает, когда я применяю свои исследования к реальным закоулкам и трещинам жизни.
— Снова твой извечный вопрос? Что на самом деле важно для истории?
— Я бы предпочел знать, что на самом деле для нее не важно.
— По-моему, обычного глобально-исторического подхода, с экономикой, политикой и всем остальным, недостаточно.
Гэри оторвался от своих записей и внимательно посмотрел на жену.
— Некоторые историки считают, что необходимо изучить и вычислить мелкие правила и закономерности общества для того, чтобы понимать глобальные исторические законы, которые заставляют их работать.
Дорс недоверчиво скривила губы.
— Я знакома с этими исследованиями. Маленькие правила и большие законы. А как насчет упрощений? Может быть, большие законы как раз и сводятся к этим самым маленьким правилам?
— Нет, определенно нет.
— Пример, пожалуйста!
Гэри собрался снова погрузиться в размышления, но от Дорс было не так-то просто отвязаться. Она ткнула его под ребра и повторила:
— Пример!
— Ну, ладно. Вот, к примеру, правило: «Если тебе попадется что-нибудь, что тебе нравится, покупай это в таком количестве, чтобы хватило на всю оставшуюся жизнь, потому что это наверняка сразу же перестанут производить».
— Ерунда какая! Ты шутишь?
— В каждой шутке только доля шутки, Дорс. Дело и в самом деле обстоит так.
— Ладно. И ты всегда следуешь своему правилу?
— Неукоснительно.
— Не верю!
— А ты вспомни, что ты увидела, когда первый раз заглянула в мой платяной шкаф?
Глаза у Дорс изумленно расширились. Потом она улыбнулась, вспомнив. Она тогда из любопытства открыла большую, но непрочную на вид дверь, за которой обнаружилась гардеробная. На ровных рядах полок лежала одежда, аккуратно рассортированная по виду и цвету. Тогда Дорс несказанно изумилась и воскликнула:
— Шесть синих костюмов… Не меньше дюжины пар туфель, и все — черные… А рубашки!.. Белые, оливкового цвета, несколько красных. Рубашек здесь целый склад — штук пятьдесят. Так много — и все одинаковые.
А Гэри сказал:
— Зато все они такие, как мне нравится. И по утрам мне никогда не нужно думать, что надеть. Я просто выбираю любую, наугад.
— А я думала, ты каждый день носишь одно и то же…
— Одно и то же? Ты хочешь сказать, я хожу грязным? — возмутился Гэри.
— И правда, если бы ты не переодевался…
— Теперь убедилась, что я каждый день одеваюсь в чистое? — рассмеялся Гэри, вспомнив в подробностях тот день. — А вообще я хожу в одинаковой одежде потому, что она мне нравится. И, заметь, сейчас такую не найдешь ни в одном магазине.
Дорс просмотрела вещи на полках и согласилась.
— И верно… Такое не носят — и не выпускают — уже как минимум четыре сезона.
— Вот, видишь? Правило действует.
— Я за неделю двадцать один раз выбираю, во что одеться. А тебе и выбирать не нужно.
— Ты не следуешь правилу.
— И давно ты так подбираешь одежду?
— С тех пор, как впервые заметил, как много времени у меня уходит на раздумья: что сегодня надеть. А того, что мне хотелось надеть, я зачастую не мог отыскать на магазинных полках. Тогда я вывел эту закономерность, обобщил две проблемы и нашел решение для обеих.
— Не перестаю тебе изумляться.
— Просто я привык мыслить системно.
— Ты просто одержимый!
— Это суждение, но не диагноз.
— Ты милый. Немного сумасшедший, но милый. А может, одного без другого просто не бывает.
— Это что, тоже правило? Дорс нежно его поцеловала.
— Да, профессор.
Неизбежный эскорт гвардейцев окружил Гэри и Дорс, едва они показались из своих покоев. Но супруги уже приучили гвардейцев оставлять их наедине хотя бы в кабине гравиподъемника.
На самом деле устройство гравиподъемника не имело никакого отношения к чудесам гравитации, он был детищем развитой физики электромагнетизма. Гэри кожей ощущал, как частицы тысяч и тысяч электростатических полей поддерживают их в полете сквозь причудливую карусель переменных токов. Гэри чувствовал, как электрические поля играют в развевающихся волосах, осторожно прикасаются к телу — словно передают его одно другому из рук в руки, поддерживая и мягко перемещая вверх вдоль желоба, созданного конфигурацией полей подъемника.
Когда они вышли из кабины подъемника тринадцатью этажами выше, Дорс провела по волосам программируемой расческой. Приборчик пощелкал и покорно уложил волосы Дорс в изящную модную прическу.
Они вышли на широкую пешеходную улицу, вдоль которой длинными рядами выстроились магазины. Гэри нравилось бывать в местах, где открывался обзор На сотню метров вперед и назад, — в «просторных», по тренторианским меркам, местах.
Движение на этой улице было быстрым, поскольку боковые улицы отсутствовали. Скоростная самодвижущаяся дорожка-эскалатор протянулась посередине улицы. Гэри и Дорс медленно прогуливались пешком вдоль вереницы магазинов, разглядывая витрины.
Чтобы уйти в сторону, нужно было просто спуститься или подняться на один уровень, а там встать на самодвижущуюся дорожку или вызвать платформу роботакси. По обе стороны улицы самодвижущаяся дорожка бежала в противоположную сторону. При отсутствии перекрестков и поворотов дорожные происшествия были крайне редким явлением. Многие вообще ходили только пешком — ради тренировки либо ради того, чтобы в полной мере прочувствовать невыразимое, пьянящее ощущение восторженного веселья от созерцания Трентора. Люди, приезжающие на Трентор, желали постоянно, ежеминутно видеть слияние и борьбу идей и культур всего человечества, все спады и подъемы цивилизации. Гэри тоже не избежал этого, хотя в чрезмерной дозе подобные переживания утрачивали остроту.
Пешеходы, запрудившие бульвары и шестиугольные парковые зоны, были наряжены в одежды всех двадцати пяти миллионов миров Империи. Гэри увидел своеобразные «кожаные» костюмы из шкур животных (которые, наверное, даже отдаленно не походили на мифическую лошадь). Вот мимо прошествовал мужчина в обтягивающих штанах с разрезами до самых бедер; разрезы обнажали кожу с ярко-синими полосами. Приземистая женщина щеголяла в корсаже необычной формы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86