Она была выдающимся мыслителем и неординарным философом. И сейчас многие заслуженные ученые по всей Галактике готовы были присягнуть ей на верность.
Прежде чем оба они сели, пожилая дама указала рукой на голограмму.
— Вы не могли бы что-нибудь с этим сделать? Изображение водопада сменилось плотным, непроглядным туманом.
— Почему-то с ним все время что-то не в порядке, и комната выглядит как-то не правильно.
Гэри решил, что таким образом она пытается сразу дать понять, кто тут главный. Хочет, чтобы Селдон приучился исполнять ее маленькие прихоти. Или она из тех женщин, которые чувствуют себя беззащитными, если не могут придумать для мужчины какого-нибудь поручения, пусть даже самого мелкого. А может, она просто не знает, как справиться с управлением, и хочет получить обратно свой водопад. Ну, или он сам все это придумал и, по привычке, анализирует чертову уйму всяких вероятностей.
— Я слышала о вашей работе замечательные отзывы, — сказала она, изменяя манеры с «Высокопоставленной Особы, привыкшей к беспрекословному повиновению» на «Благородную Леди, которая запросто снисходит к нижестоящим».
Гэри сказал в ответ какую-то общую фразу. Тиктак принес стимуляторы, почти жидкие, и Гэри выпил. Стимулятор прокатился по горлу шелковистой, терпкой волной и поднялся к ноздрям облаком газа.
— Вы полагаете, что достаточно опытны, чтобы выполнять обязанности министра?
— Нет ничего более надежного и пригодного для практики, чем верная теория.
— Вы говорите, как настоящий математик. От имени всех ученых я надеюсь, что вы с этой работой справитесь.
Гэри подумал, не сказать ли ей — ведь, в конце концов, она была по-своему привлекательной, — что лично он не дал бы за кресло премьер-министра и ломаного гроша. Но внутреннее предчувствие подсказало ему, что от подобных откровений лучше воздержаться. Эта старушка была сейчас представителем другой силы. А Гэри вдруг вспомнил, что в прошлом мадам Потентейт отличалась мстительным нравом. Она сухо улыбнулась.
— Как я понимаю, вы очаровали Императора своей теорией истории.
— Сейчас это не более чем наброски теории.
— Нечто вроде тезисов?
— Крупное достижение, которое станет настоящим открытием; масса выводов, из которых вырастет целая наука.
— Вы наверняка сознаете, что в подобных амбициях чувствуется налет некоторой несерьезности. — Блеклые глаза сверкнули сталью.
— Боюсь, что… не знаю. Мадам.
— Наука — всего лишь условная конструкция. Она увековечивает сомнительное утверждение «развитие возможно всегда». Невмешательство предпочтительнее.
— О?.. — Гэри растянул губы в вежливой улыбочке. Ни за что на свете он не собирался выдавать, что на самом деле обо всем этом думает.
— Из таких идей могут произрасти только деспотичные социальные устройства. Науке удается ловко маскировать ту простую истину, что она, наука — всего лишь еще одна «словесная игра» среди множества других. Все подобные условные конструкции основываются на умозрительном сочетании противоречащих друг другу утверждений.
— Понимаю… — Гэри было все труднее и труднее сохранять любезную улыбку на лице.
— И превозносить так называемую, — она презрительно фыркнула, — «научную истину» над прочими конструкциями — все равно что пытаться колонизировать интеллектуальную сферу. И навязывать рабство несогласным.
— М-м-м… — У Гэри появилось предчувствие, что в качестве коврика для вытирания ног долго он не протянет. — Вы выносите окончательное суждение о предмете, даже не узнав толком, в чем его суть?
— Социальные теории и лингвистический анализ работают на ограниченном поле, поскольку в историческом и культурологическом аспектах ценность любых истин очень относительна. А следовательно, эта ваша «психоистория» всех общественных устройств — полный абсурд.
Итак, она знает, о чем говорит. В этом мире ничего нельзя сохранить в тайне.
— Возможно, вы просто недостаточно ясно представляете себе грубые реалии жизни?
Ледяная дама чуть оттаяла.
— Умно сказано. Впрочем, вы ведь академик. Но понятие «реалии» относится к социальным конструкциям.
— Видите ли, наука — это и в самом деле социальный процесс. Однако научные теории вовсе не обязательно отражают реальную действительность.
— Как заманчиво было бы так думать… — Губы академика Потентейт слегка растянулись в мимолетной улыбке, которая должна была смягчить стальной блеск ее глаз.
— Научные теории — это не просто изменение предпочтений, как, к примеру, мода в одежде — сегодня мужские рубашки короткие, завтра — длинные.
— Академик, уж вы-то должны бы знать, что в мире ничего невозможно по-настоящему узнать, кроме человеческих суждений.
Гэри старался говорить вежливо, не повышая голоса. Стоит ли обращать ее внимание на то, что в одном предложении она дважды употребила слово «знать», причем в различных значениях? Нет, тогда он скатится до простой придирки к словам и сыграет даме на руку.
— Конечно, скалолазы вполне могут спорить и мечтать о самом лучшем маршруте к неприступной вершине…
— Но им доступны лишь те способы, которые соответствуют историческим и социальным структурам общества, в котором они живут…
— …Но наверняка узнать самый лучший маршрут можно, только взобравшись на эту вершину. И никто не скажет, что скалолазы «конструируют гору».
Академик Потентейт вытянула губы и отпила туманно-белого стимулятора.
— М-м-м… Это примитивный реализм. А все ваши «факты» относятся к области теории. Это ваши взгляды, ваша точка зрения.
— Не могу не заметить, что антропологи, социологи и все ученые подобных областей знания придают огромное значение превосходству научных разработок и открытий, сделанных отвлеченно от объективной реальности.
Пожилая дама встала.
— Не существует конечных истин, оторванных от людей, языков и культур, в которых эти истины зарождаются.
— Выходит, вы не верите в объективную реальность?
— И кто же является в ней объектом? Гэри заставил себя рассмеяться.
— Вы играете словами! По-вашему, выходит, что лингвистические нормы определяют, как мы видим?
— А разве это не очевидно? Мы живем в Галактике, в которой огромное количество различных самобытных культур, и в каждой из этих культур видят Галактику по-своему.
— Но подчиняются всеобщим законам. Во множестве исследований доказано, что мышление и восприятие предшествовали речи и существуют независимо от языка.
— И какие же это законы?
— Законы общественного движения. Теория социальной истории — если бы у нас такая была.
— Вы желаете невозможного. И если вы хотите стать премьер-министром и пользоваться уважением и поддержкой своих собратьев-ученых, то вы должны разделять общепринятые в нашей среде взгляды. Современную науку поддерживает в движении здоровый скептицизм по отношению к таким вот сомнительным гипотезам.
Гэри удержался от реплики: «Значит, вы будете в свое время очень сильно удивлены», — а вместо этого коротко сказал:
— Посмотрим.
— Мы не видим вещи такими, как они есть, — заявила пожилая леди. — Мы видим их такими, какими мы хотим их видеть.
С чувством горечи и некоторого разочарования Гэри понял, что в республике интеллектуалов, как и во всей Империи, тоже не обошлось без внутреннего разложения и упадка.
Глава 6
Академик Потентейт выпроводила Гэри Селдона, напутствовав приличествующими случаю словами. У главного входа его поджидала Дорс, как всегда, готовая ко всяким неожиданностям. Итак, Гэри ясно дали понять, что избранные представители научного мира поддержат его кандидатуру при избрании премьер-министра, если только он хотя бы на словах признает, что разделяет их ортодоксальные взгляды.
Гэри и Дорс вместе с неизбежными гвардейцами-охранниками спустились вниз, в огромный зал для торжественных приемов. Необъятный округлый зал был битком набит представителями всевозможных отраслей науки, облаченными в парадные мантии, украшенные всеми регалиями, какие только могут быть. Толпа кипела и бурлила, тысячи лучших ученых собрались здесь для того, чтобы произнести речь, рассказать о своих достижениях, и, конечно же, для того, чтобы выгрызть себе как можно более высокое положение в иерархической лестнице.
— Думаешь, мы все это переживем? — прошептал Гэри.
— Ой, не знаю. Но не вздумай уходить, — ответила Дорс, пожимая ему руку.
Гэри вдруг понял, что она восприняла его вопрос буквально.
Чуть позже академик Потентейт перестала устраивать представление и смакования тонких вкусовых оттенков стимулятора и начала глотать стим так, словно он составлял основу ее пищевого рациона. Надменная старушка таскала Гэри и Дорс по всему залу, переходя от одной группы ученых к другой. Она вдруг вспомнила о своей роли гостеприимной хозяйки дома и стала уделять Селдону больше внимания, чем простой пешке в крупной шахматной партии. К несчастью, интерес этот касался в основном личной жизни Гэри и Дорс.
Дорс стойко выдержала инквизиторский допрос въедливой старухи и только улыбалась и качала головой. А когда Потентейт повернулась к Гэри и спросила:
— А вы делаете физические упражнения? Он не удержался и ответил:
— Я упражняю свое самообладание.
Сотрудница протокольного отдела нахмурилась, но в том шуме, который стоял в зале, язвительное замечание Гэри осталось незамеченным. Он обнаружил, что ему до странности отвратительно общество коллег-профессоров. Даже между собой они разговаривали высокомерным, пренебрежительным тоном, бесцельно иронизируя по поводу и без повода, всем своим видом показывая, насколько сам говорящий выше и значительнее всего, о чем он говорит.
Гэри неприятно поразили эти язвительные шутки и ничем не обоснованное высокомерие. Он прекрасно знал, что по большинству вопросов, из-за которых велись такие яростные споры, не существует убедительных доказательств ни за, ни против. Выходит, даже среди ученых бесплодное мудрствование — обычное дело.
Фундаментальная физика и космология были прекрасно и полно разработаны еще во времена далекой древности. И теперь вся имперская наука занимается только тем, что выуживает замысловатые подробности и изыскивает разумные применения для уже известных научных разработок. Человечество попало в ловушку, расставленную космосом, — оно упорно распространяется по всей Галактике, почти не замедляя продвижения вперед, все дальше и дальше, и потому обречено увидеть, как гаснут звезды. Медленное, спокойное скольжение в бесконечное будущее было предопределено соотношением энергии и массы, существующим во Вселенной, независимо от любой концепции. И люди ничего не могли с этим поделать. Разве что — понять суть этих явлений.
Итак, самые грандиозные интеллектуальные сферы уже давным-давно были освоены. И сейчас ученые были уже даже не первооткрывателями и исследователями этих сфер, а постоянными обитателями или даже туристами.
И Гэри понял, что не удивится, если окажется, что даже самые выдающиеся ученые, собранные со всей Галактики, будут носить отпечаток угасшего былого великолепия, подобно потускневшему золоту.
У научных аристократов было мало детей, и вокруг них явственно ощущалась аура бесплодности. Гэри задумался: а есть ли разумная середина между затхлостью и безысходностью, царящими здесь, — и безумием дикой поросли «возрождений», процветающих в мирах хаоса? Наверное, следует чуть лучше разобраться в основах человеческой природы.
Сотрудница протокольного отдела подвела Гэри и Дорс к спиральной гравитационной лестнице, висевшей в воздухе, и вежливо отправила вниз, к неизбежной толпе представителей прессы, которые заполнили весь нижний зал. Гэри взглянул на колышущееся море голов, и его пробрала внутренняя дрожь. Он обхватил себя за плечи. Дорс сжала его руку.
— Скажи, тебе в самом деле обязательно с ними разговаривать?
Гэри вздохнул.
— Если я этого не сделаю, именно это они и сообщат в своих репортажах.
— Пусть Ламерк их развлекает!
— Нет! — Глаза Селдона сузились. — Раз уж меня втянули в это дело, я буду играть так, чтобы выиграть.
Дорс удивленно подняла брови.
— Значит, ты все же решился?
— Решил попытаться? Да.
— Но с чего вдруг?
— Из-за этой женщины, Потентейт. Она и ей подобные уверены, что мир — это всего лишь совокупность иллюзий.
— И как это связано с Ламерком?
— Я не могу пока толком объяснить. Все они затронуты разложением. Может быть, дело как раз в этом.
Дорс вгляделась в его лицо.
— Мне никогда тебя не понять.
— Ну, ладно. Наверное, я сказал какую-то глупость?
Они спустились к толпе репортеров и мгновенно оказались под прицелом множества снайперов с трехмерными видеокамерами.
Гэри прошептал на ухо Дорс:
— Любое интервью начинается обольщением и заканчивается предательством.
И началось.
— Академик Селдон, все знают, что вы — математик, кандидат в премьер-министры, геликонец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86