От неожиданности я потеряла дар речи. Что происходит? Стеклянная Башня наказывает нас за то, что мы взяли золото?
Скала прорвалась нарывом в стоне и грохоте, лопнула черной лучистой трещиной, родив в сполохе молний многорукое и многоногое божество, разлаписто замершее на долю мгновения во тьме пролома – и сейчас же покатившееся прямо на нас ртутным, стремительным, сверкающим лезвиями колесом.
Небо взревело возмущенно – содрогающаяся твердь остервенело взвизгнула в ответ жутким голосом новорожденного. Мы с Кукушонком замерли, сбившись единым комком – ртутное колесо пронеслось почти впритирку, чудом не разметав нас по камням, накрыв волной горячего пара, пахнущего перекаленным металлом.
– Малыш!!!
Я заорала, размахивая руками – но он уже не видел и не слышал нас. Он легко перемахнул с берега на одиноко торчащий из воды валун и снова замер изваянием – руки стиснули голову, взгорбленная драконья спина ощетинилась сотней кривых лезвий, длинный хвост оплел темный камень.
– Малыш! Эрайн! Куда ты?
Мокрая кукушоночья ладонь залепила мне рот.
– Молчи! Он же нас порвет, если увидит…
Но он ничего не видел и не слышал. Темное небо хлестнуло изломанной ветвью молнии, и на фоне пепельной пропасти, в которую на мгновение превратилась вода, мелькнул небрежный черный росчерк, словно небесный великан поставил свою подпись на полотне безумства стихий.
Эрайн исчез.
Занавес ливня задернулся.
Кукушоночья ладонь сползла с моего лица.
В черных тучах над нашими головами небесный великан зло и раскатисто рассмеялся.
Глава 18
Принцесса и чудовище
Кое-как преодолев последний крутой подъем, я проползла пару шагов на четвереньках, запуталась в юбке и рухнула на рыжий хвойный настил.
– Ты на муравейнике лежишь, – уведомил меня Кукушонок.
Он привалился к сосне, устало переводя дыхание и утирая рукавом пот. Я видела, что он попал волосами в смолу, но сказать ему об этом не было сил – я дышала.
– Солнце почти село. – Кукушонок прищурился на запад. – Мы собираемся и дальше шарахаться по лесу? В темнотище?
– Иди… на фиг, – прохрипела я. – Малыша надо найти… сегодня. Как можно… скорее. Я… буду искать. А ты… иди на фиг.
– Кончай ругаться. Отыщем твоего Малыша. Вон от него колея какая. Словно табун коней прогнали. Глянь, как он тут все распахал.
Я сплюнула.
– Это… другой разговор. Малыш просто перепуган. Если бы… я была с ним рядом… а не трепалась с тобой, я бы успокоила его. Амаргин сказал… Ай-яй!
– Я же говорю – ты лежишь на муравейнике.
Я переползла в сторону, села, принялась отряхиваться.
Грозу унесло на север, тучи разметало по небу, сильный юго-восточный ветер высушил вершины холмов Соленого Леса и нашу одежду. Умытое небо гасло, от солнца осталась только пара угольков на горизонте. По краю холма, в мертвой траве, оглушающе стрекотали кузнечики.
– Однако… если мантикор эдак перепуган, – пробормотал Ратер после паузы, – не след бы нам с тобой за ним по пятам гоняться. Я смекаю, это его еще больше напугает. Вот за тобой бы так гонялись, а?
– Малыш знает меня. Мы с ним разговаривали. Он знает меня.
– Надо бы ему дать передохнуть. Чтоб он полежал под кустом, оклемался, огляделся…
– Я же не из-за собственного каприза за ним бегаю, Ратер! А если его кто-нибудь увидит? Он же чудовище! Его убьют тут же, на месте!
– Эт верно… А еще скорее, он сам кого-нибудь от большого испуга порешит.
– И за ним начнут гоняться охотники похуже, чем мы с тобой… Ну, всё. Отдых окончен. Встаем, идем дальше.
– Это ты вставай, я-то уже стою. Так куда, говоришь, идти?
– А ты не видишь? Вон туда, где деревца поломаны.
Некоторое время мы пытались спуститься там же, где это сделал Эрайн. Но одно дело – залезть на крутизну, и совсем другое – по крутизне спуститься. А у мантикора, кроме пары рук, есть еще четыре когтистые лапы и хвост, которым можно за что попало цепляться.
Я остановилась над отвесным участком. Ну, если он и здесь умудрился не скатиться кувырком, то у него, наверное, еще и крылья ко всему прочему имеются, только я их раньше как-то не замечала.
– Там, внизу, того, – прокряхтел Кукушонок, – болото внизу.
– Какое еще болото?
– Ну, болотце. Жабий Ручей, он в Мележку впадает, вон там. – Ратер махнул рукой куда-то в темноту. – Трясины нет, но грязищи по пояс будет. Особенно сейчас, после дождя. И крапива там знатная.
Я задумалась. Свалиться с кручи в мокрое и грязное болото как-то не улыбалось. Даже если в нем нет трясины.
– А обойти его можно?
– Болото-то? Можно, почему нет. Вдоль старого русла пройти, и вон туда, к Мележке, выйти. Там хороший песчаный овраг. Я б на месте мантикора туда бы и побег, и там бы заночевал.
– Малыш не знает здешних мест. Разве не видишь – он прет напролом, куда глаза глядят. Боюсь, он здесь сверзился прямо в болото.
– Если и сверзился, то давно из этого болота вылез. И бродит сейчас где-то совсем в другом месте. Или в овраге спит.
– Ладно, – решилась я. – Веди к этому оврагу хваленому. А то ребрами гребеня считать в самом деле как-то не тянет.
Мы залезли обратно на вершину, прошли по гребню на север и спустились по гладкому удобному склону. Кукушонок неплохо ориентировался в Соленом Лесу, я неплохо видела в темноте – и вместе мы продвигались довольно резво. Правда, мокрая трава и размеренный шаг после беготни сказались не в лучшую сторону – мы оба начали мерзнуть.
По правую руку кромешной стеной стоял лес, по левую меж деревьев проглянуло небо в белесых перьях облаков.
– Ага, – сказал Ратер. – Похоже, мы правильно идем. Овраг должен быть прямо впереди.
– Постой, – я схватила его за руку. – Послушай…
За деревьями, на прогалине, надрывался коростель, но за его нескончаемым «спать пора» странным, неуместным фоном доносилось…
– Музыка?
Кукушонок уставился на меня, глаза его блеснули белками. Я пожала плечами в те м ноте:
– Точно, музыка. Похоже, здесь где-то гулянка в лесу.
Мы еще послушали далекое пиликанье виол, чьи-то нестройные голоса, пьяный х о хот…
– Я знаю, кто это, – заявил вдруг Кукушонок.
– Да ну? Какие-нибудь разбойники с большой дороги?
– Почти угадала. Это ее высочество сотоварищи. Шабаш у них.
– Какой еще шабаш?
– Ну, не шабаш, а эта… как ее… орания… оргация?
– Оргия?
– Во, во. Благородные развлечения, сопровождаемые ором и гиканьем.
Я нахмурилась, почесала нос.
– Знаешь что… пойдем-ка отсюда. Мантикор туда, где шумно точно не сунется. Он или удрал подальше, или отлеживается где-нибудь в тихом месте. Здесь ни ему, ни нам д е лать нечего.
– Я вижу огонь, – сказал Ратер. – Во-он, внизу, смотри… Они совсем рядом. Просто они ниже нас, в самом овраге.
– В овраге?
– Стань ко мне, отсюда видно.
А и правда, овраг-то оказался прямо перед нами, в двух шагах. Темный его зев загор а живали склоненные деревья, куполом нависающие над высохшим ложем ручья. Снизу листву подсвечивали гуляющие оранжевые блики. Серый с подпалом дым, словно зверь, карабкался по противополо ж ному склону, прижимаясь к крутизне. Самого пламени видно не было.
– Я слышал, принцесса и приятели ее… того… – Ратер щелкнул пальцами. – На шаб а шах своих через костер прыгают. Голышом.
– Ну и пусть себе прыгают. Тебе-то что?
– Говорят, она ведьма.
– Мораг – ведьма? – Я покусала губу, потом все-таки сказала: – «Ведьма» – это не с о всем правильно. Она не ведьма. Она… эхисера.
– Что?
– Ну… волшебница. Магичка.
– Да ты что? – Ратер схватил меня за рукав, развернул к себе. – Значит, это правда? Не враки?
– Что – правда?
– Что она колдунья!
– Ратер, все не так просто. Я тебе потом объясню. Пойдем отсюда.
Я потянула его прочь, но парень стоял столбом.
– Колдунья… Я так и знал. Так и знал, что тут не без нечистого… У нее ж на лице н а писано… Душу свою бессмертную продала за силу колдо в скую!
– Да ну тебя, Ратер, ерунду городишь. Все было не так.
– А как?
– Мать ее, королева Каланда, была эхисера. Настоящая эхисера, без всяких там… – З а чем я это ему рассказываю? Тем более – откуда я это знаю? Но вот же знаю, и рассказываю, черт за язык тянет… или старая неизжитая зависть, или тоска неуемная? – Я думаю, это она принцессу к волшбе пр и частила, обряд провела, гения дарующий.
– У-у! – вдруг взвился Кукушонок, пришлось шикнуть на него, чтоб не повышал голос. – У-у…Так это королева Каланда, это все она… это она принцессу нечистому продала, когда та еще маленькой была…
– Да что ты бормочешь! Никого она никому не продавала. И не смей про Каланду г а дости говорить! Ты ее вообще не видел!
– Да твоя обожаемая Каланда… собственную дочь…
Я сунула под нос Кукушонку сжатый кулак.
– Еще одно слово про Каланду… эй, ты куда?
Кукушонок оттолкнул мою руку и зашагал к оврагу. Я догнала его, сцапала за плечо:
– Спятил? Нас поймают. У них собаки.
– Какие собаки?
– Они же охотились днем, балда! Как пить дать, это охота заночевала.
Парень послюнил палец и поднял его над головой.
– Ветер от Нержеля. Обойдем вон там.
– Ты кретин. Ты безмозглый идиот.
– Ну и вали отсюда, если трусишь.
– Я уже имела дело с принцессой. Не хочу ей больше попадаться.
– Вот и вали, говорю.
– И тебя уже один раз вытаскивала из застенков. Мне это тоже надо е ло.
– Давай, давай. Попрекни меня еще куском хлеба.
– Не топай, балбес! Ломишься, как стадо кабанов.
– Тихо ты…
Ратер опустился на четвереньки и осторожно пополз сквозь растущую на краю оврага мокрую малину. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
Внизу открылась неширокая ложбина – на дне ее, прямо под нами, словно в адском котле полыхал костер, по песчаным стенам метались ломкие тени. На фоне пламени корч и лись и скакали три косматых силуэта – правда, не совсем голяком, а в длинных распоясанных рубахах. Пара пестро одетых музыкантов терзали визжащие инструменты. Призывно пахло гор я чим вином и чуть подгоревшим мясом.
Дальше, в глубине котловины, на разбросанных плащах сидели и лежали остальные гуляки, у которых, наверное, уже не было ни сил, ни жел а ния прыгать перед огнем. Трое или четверо спали вповалку на разбросанных коврах, еще четверо, сидя полукругом, лениво п е редавали друг другу полупустой мех, а одна пара, нисколько не смущаясь присутствием зр и телей, з а нималась любовью.
– Ну, разбойники… – вполголоса пробормотал Кукушонок. – Насто я щие разбойники…
– Где-то должны быть слуги. И лошади. И собаки.
– Вон там, я смекаю, – Кукушонок показал в темную глубину оврага.
– Если они там, собаки нас унюхают.
– Навряд ли. Слишком туточки много потных нобилей, чтоб унюхать двух замерзших браконьеров. Хотя какие мы браконьеры, здесь же не Кор о левский Лес.
– А, для них один черт… Смотри-ка, это ведь девушки у костра скачут. У одной, к а жется, кроталы в руках.
– Это альхана, которая с погремушками. А остальные, наверное, просто шлюхи из г о рода. Ноблесок тут нет. Музыканты у них тоже альханы. Вот ведь наяривают, черти…
Я оглядела всю компанию в поисках принцессы.
– А где Мораг?
– Мораг-то? Вон она.
– Где?
– Да вон. С мехом.
А ведь точно. Один из ленивых пьянчужек оказался принцессой.
Сверкнул серебряный обруч – принцесса откинулась назад, расправляя мех и выцеж и вая себе в глотку остатки вина – угольно-черные волосы коснулись скомканного на земле плаща.
Пустой мех отлетел в сторону, Мораг легким, скупым движением вскочила на ноги. Вскинула руку – музыка смолкла на полутакте, танцу ю щие у костра замерли, теперь был слышен только треск пламени и шум ветра в листве.
Принцесса что-то проговорила. Двое пьянчужек поднялись и напр а вились к костру.
– Че это они делают? – удивился Кукушонок.
– Гасят огонь, как видишь.
– Разве так огонь гасят?
Девушки в рубашках отодвинулись к песчаной стене; парни, воор у жившись длинными палками, принялись растаскивать костер в разные ст о роны. Пламя тут же упало, сократилось, сделалось темнее. Принцесса между тем отвесила пару пинков сплетшейся паре и отправ и лась пинать спящих.
Вскоре народ в котловине зашевелился. Вспыхнули факелы. Ковры и разбросанный скарб оттащили подальше, а бывший костер превратился в большую, мерцающую темно-алым кляксу.
– Ого, – пробормотала я. – Или я ничего не понимаю, или сейчас цирк начнется.
– Чего начнется? – Кукушонок недоумевал.
– Цирк, говорю. Это будет похлеще прыжков через костер. Ты гляди, гляди…
– Не нравится мне это… – бормотал он, ерзая и шурша ветками. – Лучше б они этим своим занимались… оргием своим…
– Тссс! – я ляпнула Кукушонку по загривку и придавила его к земле. – Молчи…
Совсем рядом прошелестели шаги, затем кто-то затрещал кустами, пробираясь к краю оврага. Мы с Кукушонком испуганно переглянулись. Невидимка повозился и затих в трех шагах от нас.
Кукушоночьи губы воткнулись мне в ухо:
– Кто-то из слуг, небось. Тоже подглядывает.
Я кивнула и прижала палец к губам.
Тем временем двое помошников стащили с Мораг сапоги и завернули штанины до с е редины икр – она босиком прошлась перед рассыпанными углями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104