Она...
"Дик, - прервал я его, - что это за вздор?"
Он раздраженно ответил: "Клянусь небом, я хотел бы, чтобы это было
галлюцинацией. Но если я здоров, как ты утверждаешь, этого не может быть.
- Он колебался. - Даже если веришь, что это реально, что ты можешь
сделать? Ты не знаешь, что знает тот, кто послал к тебе тень. Вот почему я
хотел бы, чтобы Алан был здесь. Он знал бы, что делать.. - Он снова
помолчал, потом медленно добавил: - Но... я не уверен... что принял бы его
совет... теперь..."
Я спросил: "Что ты имеешь в виду?"
Он ответил: "Начну с того времени, когда мы решили, что мне лучше
пойти домой и бороться. Я пошел в театр. Сознательно задержался. Когда
вошел в дом, у двери меня не ждал никто. Пошел в библиотеку и по-прежнему
ничего не видел. Смешал себе коктейль, сел и стал читать. Включил все огни
в комнате. Было два часа ночи.
Пробило полчаса. Я оторвался от книги. Ощутил странный аромат,
незнакомый, вызывающий необычные представления: я подумал о лилии,
раскрывающейся по ночам под лунными лучами в тайном пруду среди древних
руин, окруженных пустыней. Поднял голову и осмотрелся в поисках его
источника.
И увидел тень.
Больше не было похоже на то, что кто-то стоит за занавесом и
отбрасывает тень. Она видна была совершенно отчетливо, в десяти футах от
меня. Четко очерченная, в комнате. Видна была в профиль. Стояла
неподвижно. С девичьим лицом, тонким, изящным. Я видел ее волосы,
уложенные на голове, и две пряди более темной тени, спускающиеся между
круглыми, наклоненными грудями. Тень высокой девушки, стройной, с узкими
бедрами, стройными ногами. Она двинулась. Начала танцевать. Она не была ни
черной, ни серой, как мне показалось сначала. Слегка розоватой,
жемчужно-розового оттенка. Прекрасная, соблазнительная, живая женщина не
может быть такой. Она танцевала, потом задрожала - и исчезла. Я услышал
шепот: "Я здесь". Она была за мной... танцевала... сквозь нее я смутно
видел комнату.
"Танцевала, - продолжал он, - ткала. Ткала мой саван... - Он
рассмеялся. - Но богато украшенный саван, Билл."
Он сказал, что ощутил желание, какого никогда не испытывал к женщине.
А с ним и страх, ужас, тоже никогда не испытанный. Как будто приоткрылась
дверь, через которую ему нужно пройти в немыслимый ад. Желание победило.
Он побежал к танцующей розовой тени. И тень, и ее аромат исчезли, как
будто задули свечу. Он снова принялся читать, ожидая. Ничего не
происходило. Часы пробили три, потом пол четвертого. Он пошел к себе.
Разделся и лег в постель.
Он сказал: "Медленно, как ритм, возник аромат. Он пульсировал, все
быстрее и быстрее. Я сел. Розовая тень сидела в ногах моей кровати. Я
потянулся к ней. Но не смог двинуться. Мне показалось, что я слышу шепот:
"Еще нет... еще нет... еще нет..."
- Прогрессирующая галлюцинация, - сказал де Керадель. - От зрения к
слуху. От слуха к запаху. Потом вовлекаются мозговые центры цвета. Все это
очевидно. Да?
Билл не обратил внимания, продолжал:
- Он внезапно уснул. Проснулся утром очень возбужденным и почему-то с
решением избегать меня. У него было только одно желание: чтобы день
побыстрее кончился и он смог встретиться с тенью. Я саркастически спросил:
"А как же другая девушка?"
Он ответил, явно удивленный: "Какая другая девушка, Билл?"
Я сказал: "Другая девушка, в которую ты так влюблен. Имя которой ты
не мог мне назвать".
Он ответил удивленно: "Не помню никакой другой девушки".
Я бросил быстрый взгляд на мадемуазель. Она скромно смотрела в свою
тарелку. Но мне показалось, что в ее взгляде по-прежнему пляшут
светло-фиолетовые искорки. Доктор Лоуэлл спросил:
- Сначала он не мог назвать ее имя из-за какого-то принуждения? Потом
сказал, что ничего о ней не помнит?
Билл ответил:
- Так он объяснил мне, сэр.
Я заметил, как побледнел Лоуэлл, как мадемуазель обменялась быстрым
взглядом с отцом.
Де Керадель сказал:
- Предыдущая галлюцинация уничтожена более сильной.
Билл сказал:
- Может быть. Во всяком случае день он провел в настроении смеси
ожидания и ужаса. "Как будто, - объяснил он, - начала необыкновенно
радостного события и в то же время открытия двери в камеру осужденного".
Но решимость не видеть меня еще больше укрепилась, хотя он беспокоился
из-за того, нашел ли я причину его видений. Поговорив со мной, он ушел из
дома, не для игры в гольф, как объяснил Симпсону, но просто туда, где я не
смог бы его найти.
Домой он вернулся к обеду. Ему показалось, что за обедом он заметил
несколько мимолетных движений, легкое перепархивание тени. Все время он
чувствовал, что за ним следят. У него появилось паническое желание убежать
из дома - "пока еще есть время", как выразился он. Но более сильным
оказалось желание остаться, что-то продолжало нашептывать ему о
необыкновенных наслаждениях, неведомых радостях. Он сказал: "Как будто у
меня две души. Одна корчится от отвращения и протестует против рабства. А
другой все равно, если только она получит обещанные радости".
Он пошел в библиотеку...
И тень появилась, как и накануне. Она подошла ближе, но не настолько,
чтобы он мог ее коснуться. Тень запела, и у него пропало желание касаться
ее; не осталось никаких желаний, кроме желания сидеть бесконечно и
слушать. Он сказал: "Это была тень песни, а пела тень женщины. Как будто
звуки доносились из-за невидимого занавеса... из какого-то чуждого
пространства. Звуки сладкие, как аромат. Одно целое с ароматом, сладкие,
как мед... но в каждой ноте скрывалось зло". Он сказал: "Если у этой песни
и были слова, я их не слышал. Слышал только мелодию... обещающую..."
Я спросил: "Что обещающую?"
Он ответил: "Не знаю... радости, не испытанные никем из живущих
людей... они будут моими... если..."
"Что если?"
"Не знаю... Но я должен что-то сделать, чтобы заслужить их... но
тогда я не знал, что должен сделать..."
Пение смолкло, тень и ее аромат исчезли. Он немного подождал, потом
пошел в спальню. Тень не появлялась, хотя ему казалось, что она следит за
ним. Он быстро уснул спокойным сном без сновидений. Проснулся с
оцепеневшим сознанием, в какой-то необычной летаргии. Продолжал мысленно
слышать мелодию песни тени. Сказал: "Она как будто плела сеть между
реальностью и нереальностью. У меня была только одна сознательная мысль:
острое нетерпение узнать результаты анализов. Когда ты сообщил их мне, то,
что боялось тени, заплакало, а то, что ждало ее, возрадовалось".
Наступила ночь - третья ночь. За обедом он не чувствовал наблюдения
за собой. Не было этого чувства и в библиотеке. Он ощутил одновременно
разочарование и облегчение. Пошел в спальню. Там ничего. Примерно час
спустя он уснул. Ночь была теплой, поэтому он укрылся только простыней.
Он мне сказал: "Не думаю, чтобы я спал. Нет, я уверен, что не спал. И
вдруг почувствовал, что меня окружает аромат... и услышал совсем рядом
шепот. Сел... Тень лежала рядом со мной.
Она была резко очерчена, бледно-розовая на фоне простыни. Склонялась
ко мне, одна рука под подушкой, на другую опирается приподнятая голова. Я
видел острые ногти этой руки, мне даже показалось, что я вижу блеск глаз
тени. Я собрал все свое мужество и положил на нее руку. И ощутил только
простыню.
Тень придвинулась ближе... шепча... шепча... и я понял, что она
шепчет... и тогда она сказала мне свое имя... и многое другое... и что я
должен сделать, чтобы заслужить обещанные мне наслаждения. Но я ничего не
должен делать, пока она не сделает того-то и того-то, и я должен это
сделать в тот момент, как она меня поцелует... когда я почувствую ее
губы...
Я резко спросил: "Что ты должен сделать?"
Он ответил: "Убить себя".
Доктор Лоуэлл, дрожа, отодвинул свое кресло.
- Боже! И он убил себя! Доктор Беннет, не понимаю, почему вы не
проконсультировались со мной по этому случаю. Зная, что я рассказал вам
о...
Билл прервал его:
- Именно поэтому, сэр. У меня были причины пытаться справиться с этим
одному. Я готов изложить вам эти причины.
Я сказал ему: "Это всего лишь галлюцинация, Дик. Фантом воображения.
Тем не менее он достиг степени, которая мне не нравится. Ты должен
пообедать со мной и остаться на ночь. Если не согласишься, откровенно
говоря, я применю насилие".
Он со странным выражением посмотрел на меня. Потом негромко сказал:
"Но если это галлюцинация, что это даст? Мое воображение ведь со мной? И
Бриттис появится здесь, как и у меня дома".
Я ответил: "К дьяволу все это. Ты остаешься здесь".
Он ответил: "Хорошо. Я готов попробовать".
Мы пообедали. Я не позволил ему говорить о тени. Добавил в его стакан
сильное снотворное. В сущности накачал его наркотиком. Немного погодя у
него начали слипаться глаза. Я уложил его в постель. А про себя сказал:
"Приятель, если ты проснешься раньше, чем через десять часов, я не врач, а
ветеринар".
Мне пришлось уйти. Вернулся я сразу после полуночи. Прислушался у
двери Дика, не решаясь войти, чтобы не побеспокоить его. Решил не входить.
На следующее утро в девять часов я заглянул к нему. Комната была пуста. Я
спросил слуг, когда ушел мистер Ральстон. Никто не знал. Когда я позвонил
ему, его тело было уже обнаружено.
Я ничего не мог сделать, и мне нужно было время, чтобы подумать.
Чтобы мне не мешала полиция. Чтобы провести собственное исследование в
соответствии с тем, что говорил мне Ральстон и что я не считал связанным с
этим случаем.
Билл повернулся к де Кераделю.
- Ведь вас профессионально интересуют только симптомы?
Доктор де Керадель ответил:
- Да. Но в вашем рассказе ничто не противоречит моему диагнозу о
галлюцинациях. Может, если вы сообщите подробности, о которых сами хотели
подумать...
Я прервал его.
- Минутку. Билл, ты ведь сказал: Бриттис, кто бы она ни была, тень
или иллюзия, утверждала, что она не демон, не суккуб. Ты начал передавать
его слова: "Она сказала, что она..." - и смолк. Но кем она себя считала?
Казалось, Билл колеблется, затем он медленно ответил:
- Она сказала, что была девушкой, бретонкой, пока не стала... тенью
из Иса.
Мадемуазель откинула назад голову и безудержно рассмеялась. Она
положила свою руку на мою.
- Тень злой Дахут Белой! Алан де Карнак, одна из моих теней!
Лицо де Кераделя оставалось невозмутимым.
- Вот как? Теперь я понимаю. Так. Ну, доктор Беннет, если принять
вашу теорию о колдовстве, то с какой целью это было сделано?
Билл ответил:
- Вероятно, деньги. Надеюсь со временем узнать точно.
Де Керадель откинулся назад, благосклонно поглядывая на Лоуэлла. Он
сказал:
- Не обязательно деньги. Цитируя доктора Карнака, возможно, это
искусство ради искусства. Проявление истинного художника. Гордость.
Некогда я знавал... ну, несомненно, суеверные люди назвали бы ее
ведьмой... так вот она гордилась своим мастерством. Это заинтересовало бы
вас, доктор Лоуэлл. Дело происходило в Праге...
Лоуэлл вздрогнул. Де Керадель вежливо продолжал:
- Подлинный художник, она практиковалась в своем мастерстве, или
использовала свой разум, или, если предпочитаете, доктор Беннет, исполняла
колдовские обряды исключительно ради удовольствия, которое получала как
художник. Между прочим, она умела заключать что-то от убитых ею в
маленьких кукол, точное подобие убитых, и оживляла этих кукол; и затем они
выполняли ее приказания... - Он заботливо наклонился к доктору Лоуэллу: -
Вам плохо, доктор Лоуэлл?
Лоуэлл был бледнее бумаги. Глаза его, устремленные на де Кераделя,
были полны ужасом. Он пришел в себя и твердым голосом сказал:
- У меня случаются прострельные боли. Ничего страшного. Продолжайте.
Де Керадель сказал:
- Подлинный художник... да, ведьма, доктор Беннет. Но я назвал бы ее
не ведьмой, а владелицей древних тайн, утраченной мудрости. Из Праги она
отправилась в этот город. Приехав, я попытался отыскать ее. Узнал, где она
жила. Но увы! Она и жившая с ней племянница сгорели, со всеми своими
куклами и вместе с домом. Загадочный пожар. Откровенно говоря, я
почувствовал облегчение. Я немного побаивался этой кукольницы. Не таю зла
против тех, кто организовал ее уничтожение, если оно было организовано. В
сущности... это может показаться бессердечным, но вы, мой дорогой доктор
Лоуэлл, поймете, я уверен... в сущности, я даже благодарен им... если они
существуют.
Он взглянул на часы и сказал дочери:
- Дорогая, нам пора идти. Мы уже опоздали. Время прошло так приятно,
так быстро... - Он помолчал и сказал подчеркнуто, медленно: - Если бы я
обладал той властью, которой обладала она, а она обладала этой власть, я,
доктор де Керадель, не боялся бы ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
"Дик, - прервал я его, - что это за вздор?"
Он раздраженно ответил: "Клянусь небом, я хотел бы, чтобы это было
галлюцинацией. Но если я здоров, как ты утверждаешь, этого не может быть.
- Он колебался. - Даже если веришь, что это реально, что ты можешь
сделать? Ты не знаешь, что знает тот, кто послал к тебе тень. Вот почему я
хотел бы, чтобы Алан был здесь. Он знал бы, что делать.. - Он снова
помолчал, потом медленно добавил: - Но... я не уверен... что принял бы его
совет... теперь..."
Я спросил: "Что ты имеешь в виду?"
Он ответил: "Начну с того времени, когда мы решили, что мне лучше
пойти домой и бороться. Я пошел в театр. Сознательно задержался. Когда
вошел в дом, у двери меня не ждал никто. Пошел в библиотеку и по-прежнему
ничего не видел. Смешал себе коктейль, сел и стал читать. Включил все огни
в комнате. Было два часа ночи.
Пробило полчаса. Я оторвался от книги. Ощутил странный аромат,
незнакомый, вызывающий необычные представления: я подумал о лилии,
раскрывающейся по ночам под лунными лучами в тайном пруду среди древних
руин, окруженных пустыней. Поднял голову и осмотрелся в поисках его
источника.
И увидел тень.
Больше не было похоже на то, что кто-то стоит за занавесом и
отбрасывает тень. Она видна была совершенно отчетливо, в десяти футах от
меня. Четко очерченная, в комнате. Видна была в профиль. Стояла
неподвижно. С девичьим лицом, тонким, изящным. Я видел ее волосы,
уложенные на голове, и две пряди более темной тени, спускающиеся между
круглыми, наклоненными грудями. Тень высокой девушки, стройной, с узкими
бедрами, стройными ногами. Она двинулась. Начала танцевать. Она не была ни
черной, ни серой, как мне показалось сначала. Слегка розоватой,
жемчужно-розового оттенка. Прекрасная, соблазнительная, живая женщина не
может быть такой. Она танцевала, потом задрожала - и исчезла. Я услышал
шепот: "Я здесь". Она была за мной... танцевала... сквозь нее я смутно
видел комнату.
"Танцевала, - продолжал он, - ткала. Ткала мой саван... - Он
рассмеялся. - Но богато украшенный саван, Билл."
Он сказал, что ощутил желание, какого никогда не испытывал к женщине.
А с ним и страх, ужас, тоже никогда не испытанный. Как будто приоткрылась
дверь, через которую ему нужно пройти в немыслимый ад. Желание победило.
Он побежал к танцующей розовой тени. И тень, и ее аромат исчезли, как
будто задули свечу. Он снова принялся читать, ожидая. Ничего не
происходило. Часы пробили три, потом пол четвертого. Он пошел к себе.
Разделся и лег в постель.
Он сказал: "Медленно, как ритм, возник аромат. Он пульсировал, все
быстрее и быстрее. Я сел. Розовая тень сидела в ногах моей кровати. Я
потянулся к ней. Но не смог двинуться. Мне показалось, что я слышу шепот:
"Еще нет... еще нет... еще нет..."
- Прогрессирующая галлюцинация, - сказал де Керадель. - От зрения к
слуху. От слуха к запаху. Потом вовлекаются мозговые центры цвета. Все это
очевидно. Да?
Билл не обратил внимания, продолжал:
- Он внезапно уснул. Проснулся утром очень возбужденным и почему-то с
решением избегать меня. У него было только одно желание: чтобы день
побыстрее кончился и он смог встретиться с тенью. Я саркастически спросил:
"А как же другая девушка?"
Он ответил, явно удивленный: "Какая другая девушка, Билл?"
Я сказал: "Другая девушка, в которую ты так влюблен. Имя которой ты
не мог мне назвать".
Он ответил удивленно: "Не помню никакой другой девушки".
Я бросил быстрый взгляд на мадемуазель. Она скромно смотрела в свою
тарелку. Но мне показалось, что в ее взгляде по-прежнему пляшут
светло-фиолетовые искорки. Доктор Лоуэлл спросил:
- Сначала он не мог назвать ее имя из-за какого-то принуждения? Потом
сказал, что ничего о ней не помнит?
Билл ответил:
- Так он объяснил мне, сэр.
Я заметил, как побледнел Лоуэлл, как мадемуазель обменялась быстрым
взглядом с отцом.
Де Керадель сказал:
- Предыдущая галлюцинация уничтожена более сильной.
Билл сказал:
- Может быть. Во всяком случае день он провел в настроении смеси
ожидания и ужаса. "Как будто, - объяснил он, - начала необыкновенно
радостного события и в то же время открытия двери в камеру осужденного".
Но решимость не видеть меня еще больше укрепилась, хотя он беспокоился
из-за того, нашел ли я причину его видений. Поговорив со мной, он ушел из
дома, не для игры в гольф, как объяснил Симпсону, но просто туда, где я не
смог бы его найти.
Домой он вернулся к обеду. Ему показалось, что за обедом он заметил
несколько мимолетных движений, легкое перепархивание тени. Все время он
чувствовал, что за ним следят. У него появилось паническое желание убежать
из дома - "пока еще есть время", как выразился он. Но более сильным
оказалось желание остаться, что-то продолжало нашептывать ему о
необыкновенных наслаждениях, неведомых радостях. Он сказал: "Как будто у
меня две души. Одна корчится от отвращения и протестует против рабства. А
другой все равно, если только она получит обещанные радости".
Он пошел в библиотеку...
И тень появилась, как и накануне. Она подошла ближе, но не настолько,
чтобы он мог ее коснуться. Тень запела, и у него пропало желание касаться
ее; не осталось никаких желаний, кроме желания сидеть бесконечно и
слушать. Он сказал: "Это была тень песни, а пела тень женщины. Как будто
звуки доносились из-за невидимого занавеса... из какого-то чуждого
пространства. Звуки сладкие, как аромат. Одно целое с ароматом, сладкие,
как мед... но в каждой ноте скрывалось зло". Он сказал: "Если у этой песни
и были слова, я их не слышал. Слышал только мелодию... обещающую..."
Я спросил: "Что обещающую?"
Он ответил: "Не знаю... радости, не испытанные никем из живущих
людей... они будут моими... если..."
"Что если?"
"Не знаю... Но я должен что-то сделать, чтобы заслужить их... но
тогда я не знал, что должен сделать..."
Пение смолкло, тень и ее аромат исчезли. Он немного подождал, потом
пошел в спальню. Тень не появлялась, хотя ему казалось, что она следит за
ним. Он быстро уснул спокойным сном без сновидений. Проснулся с
оцепеневшим сознанием, в какой-то необычной летаргии. Продолжал мысленно
слышать мелодию песни тени. Сказал: "Она как будто плела сеть между
реальностью и нереальностью. У меня была только одна сознательная мысль:
острое нетерпение узнать результаты анализов. Когда ты сообщил их мне, то,
что боялось тени, заплакало, а то, что ждало ее, возрадовалось".
Наступила ночь - третья ночь. За обедом он не чувствовал наблюдения
за собой. Не было этого чувства и в библиотеке. Он ощутил одновременно
разочарование и облегчение. Пошел в спальню. Там ничего. Примерно час
спустя он уснул. Ночь была теплой, поэтому он укрылся только простыней.
Он мне сказал: "Не думаю, чтобы я спал. Нет, я уверен, что не спал. И
вдруг почувствовал, что меня окружает аромат... и услышал совсем рядом
шепот. Сел... Тень лежала рядом со мной.
Она была резко очерчена, бледно-розовая на фоне простыни. Склонялась
ко мне, одна рука под подушкой, на другую опирается приподнятая голова. Я
видел острые ногти этой руки, мне даже показалось, что я вижу блеск глаз
тени. Я собрал все свое мужество и положил на нее руку. И ощутил только
простыню.
Тень придвинулась ближе... шепча... шепча... и я понял, что она
шепчет... и тогда она сказала мне свое имя... и многое другое... и что я
должен сделать, чтобы заслужить обещанные мне наслаждения. Но я ничего не
должен делать, пока она не сделает того-то и того-то, и я должен это
сделать в тот момент, как она меня поцелует... когда я почувствую ее
губы...
Я резко спросил: "Что ты должен сделать?"
Он ответил: "Убить себя".
Доктор Лоуэлл, дрожа, отодвинул свое кресло.
- Боже! И он убил себя! Доктор Беннет, не понимаю, почему вы не
проконсультировались со мной по этому случаю. Зная, что я рассказал вам
о...
Билл прервал его:
- Именно поэтому, сэр. У меня были причины пытаться справиться с этим
одному. Я готов изложить вам эти причины.
Я сказал ему: "Это всего лишь галлюцинация, Дик. Фантом воображения.
Тем не менее он достиг степени, которая мне не нравится. Ты должен
пообедать со мной и остаться на ночь. Если не согласишься, откровенно
говоря, я применю насилие".
Он со странным выражением посмотрел на меня. Потом негромко сказал:
"Но если это галлюцинация, что это даст? Мое воображение ведь со мной? И
Бриттис появится здесь, как и у меня дома".
Я ответил: "К дьяволу все это. Ты остаешься здесь".
Он ответил: "Хорошо. Я готов попробовать".
Мы пообедали. Я не позволил ему говорить о тени. Добавил в его стакан
сильное снотворное. В сущности накачал его наркотиком. Немного погодя у
него начали слипаться глаза. Я уложил его в постель. А про себя сказал:
"Приятель, если ты проснешься раньше, чем через десять часов, я не врач, а
ветеринар".
Мне пришлось уйти. Вернулся я сразу после полуночи. Прислушался у
двери Дика, не решаясь войти, чтобы не побеспокоить его. Решил не входить.
На следующее утро в девять часов я заглянул к нему. Комната была пуста. Я
спросил слуг, когда ушел мистер Ральстон. Никто не знал. Когда я позвонил
ему, его тело было уже обнаружено.
Я ничего не мог сделать, и мне нужно было время, чтобы подумать.
Чтобы мне не мешала полиция. Чтобы провести собственное исследование в
соответствии с тем, что говорил мне Ральстон и что я не считал связанным с
этим случаем.
Билл повернулся к де Кераделю.
- Ведь вас профессионально интересуют только симптомы?
Доктор де Керадель ответил:
- Да. Но в вашем рассказе ничто не противоречит моему диагнозу о
галлюцинациях. Может, если вы сообщите подробности, о которых сами хотели
подумать...
Я прервал его.
- Минутку. Билл, ты ведь сказал: Бриттис, кто бы она ни была, тень
или иллюзия, утверждала, что она не демон, не суккуб. Ты начал передавать
его слова: "Она сказала, что она..." - и смолк. Но кем она себя считала?
Казалось, Билл колеблется, затем он медленно ответил:
- Она сказала, что была девушкой, бретонкой, пока не стала... тенью
из Иса.
Мадемуазель откинула назад голову и безудержно рассмеялась. Она
положила свою руку на мою.
- Тень злой Дахут Белой! Алан де Карнак, одна из моих теней!
Лицо де Кераделя оставалось невозмутимым.
- Вот как? Теперь я понимаю. Так. Ну, доктор Беннет, если принять
вашу теорию о колдовстве, то с какой целью это было сделано?
Билл ответил:
- Вероятно, деньги. Надеюсь со временем узнать точно.
Де Керадель откинулся назад, благосклонно поглядывая на Лоуэлла. Он
сказал:
- Не обязательно деньги. Цитируя доктора Карнака, возможно, это
искусство ради искусства. Проявление истинного художника. Гордость.
Некогда я знавал... ну, несомненно, суеверные люди назвали бы ее
ведьмой... так вот она гордилась своим мастерством. Это заинтересовало бы
вас, доктор Лоуэлл. Дело происходило в Праге...
Лоуэлл вздрогнул. Де Керадель вежливо продолжал:
- Подлинный художник, она практиковалась в своем мастерстве, или
использовала свой разум, или, если предпочитаете, доктор Беннет, исполняла
колдовские обряды исключительно ради удовольствия, которое получала как
художник. Между прочим, она умела заключать что-то от убитых ею в
маленьких кукол, точное подобие убитых, и оживляла этих кукол; и затем они
выполняли ее приказания... - Он заботливо наклонился к доктору Лоуэллу: -
Вам плохо, доктор Лоуэлл?
Лоуэлл был бледнее бумаги. Глаза его, устремленные на де Кераделя,
были полны ужасом. Он пришел в себя и твердым голосом сказал:
- У меня случаются прострельные боли. Ничего страшного. Продолжайте.
Де Керадель сказал:
- Подлинный художник... да, ведьма, доктор Беннет. Но я назвал бы ее
не ведьмой, а владелицей древних тайн, утраченной мудрости. Из Праги она
отправилась в этот город. Приехав, я попытался отыскать ее. Узнал, где она
жила. Но увы! Она и жившая с ней племянница сгорели, со всеми своими
куклами и вместе с домом. Загадочный пожар. Откровенно говоря, я
почувствовал облегчение. Я немного побаивался этой кукольницы. Не таю зла
против тех, кто организовал ее уничтожение, если оно было организовано. В
сущности... это может показаться бессердечным, но вы, мой дорогой доктор
Лоуэлл, поймете, я уверен... в сущности, я даже благодарен им... если они
существуют.
Он взглянул на часы и сказал дочери:
- Дорогая, нам пора идти. Мы уже опоздали. Время прошло так приятно,
так быстро... - Он помолчал и сказал подчеркнуто, медленно: - Если бы я
обладал той властью, которой обладала она, а она обладала этой власть, я,
доктор де Керадель, не боялся бы ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31