Я знал путь к воротам моря. Он идет по дворцу, оттуда к подземному
помещению в самом конце каменного носа города-корабля, выступающего в
океан, о который бьются волны.
Ясно рассуждать я не мог, мысли были как в тумане, я сам шел, как
тень среди теней.
Тени торопили меня, шептали... о чем они шепчут? Что мне ничто не
может повредить... ничто не остановит меня... но я должен торопиться...
торопиться...
Тени окутали меня, как плащом.
Я увидел стражника. Он стоял у входа в тот подземный коридор, куда я
направлялся. Стоял сонно, глядел отсутствующим взглядом, смотрел сквозь
меня, как будто я уже превратился в тень. Тени шептали: "Убей!" Я ударил
его кинжалом и прошел мимо.
Из подземного коридора я вышел в помещение, за которым находились
ворота. Туда вела еще одна закрытая дверь. Оттуда только что вышел
человек. Это был жрец в белой одежде с желтыми глазами. Для него я не был
тенью.
Он смотрел на меня и на ключи в моих руках, будто я демон. Потом
бросился ко мне, взмахнув кувалдой, поднимая к губам золотой свисток,
чтобы вызвать стражу. Тени подтолкнули меня вперед, и прежде чем он поднес
свисток к губам, я пронзил кинжалом его сердце.
Передо мной была дверь, Я взял самый маленький ключ, и при его
прикосновении дверь открылась.
И снова тени собрались вокруг меня, подталкивая вперед.
Здесь находились два стражника. Одного я убил, прежде чем он смог
извлечь оружие. Потом бросился на второго и задушил его, прежде чем он
смог поднять тревогу.
И когда мы с ним боролись, тени окружили его и тоже душили. Скоро он
лежал мертвый.
Я подошел к воротам моря. Они из того же металла, что и ключи;
огромные; в десять раз выше меня; шириной в два раза больше высоты: такие
массивные, что не могли быть выкованы людьми; действительно, дар морского
бога, как и говорили жители Иса. Я нашел скважину. Тени шептали... сначала
я должен вставить больший ключ и повернуть... теперь меньший и
повернуть... теперь нужно произнести имя, написанное на камне... раз, и
два, и три. Я произнес имя.
Массивные створки задрожали: начали открываться - внутрь. В отверстии
показалась вода, сначала тонкой струйкой. Она, как мечом, ударила в
противоположную стену.
Тени продолжали шептать... нужно бежать... быстрее... быстрее...
Прежде чем я добрался до двери, щель между створками превратилась в
ревущий водопад. Прежде чем добрался до коридора, меня ударила волна. На
гребне ее летело тело жреца, руки протянуты ко мне, как будто и после
смерти он старается вцепиться в меня, утащить за собой на дно... под
воду...
И вот я на лошади, скачу по широкой дороге в Карнак сквозь ревущий
ураган. В руках у меня ребенок, девочка, ее фиолетовые глаза широко
раскрыты, в них ужас. А я скачу все вперед и вперед, и волны гонятся за
мной, пытаются схватить.
И сквозь рев ветра и волн доносится другой шум из Иса: рушатся дома и
храмы, море разрушает стены, слышится предсмертный крик жителей, и все это
сливается в одну ноту отчаяния.

10. ПРОЧЬ ИЗ БАШНИ ДАХУТ
Я лежал с закрытыми глазами, но не спал. Сражался за пробуждение,
боролся за господство над собой с другой личностью, которая упорно не
желала сдаваться. Я победил, и другая личность ушла в мои воспоминания об
Исе. Но воспоминания эти очень живы и сильны, как и та, вторая личность; и
она будет жить, пока живут эти воспоминания; будет ждать своего шанса.
Я так устал, будто борьба была физической; в моем сознании владыка
Карнака и Алан Карнак, Дахут из древнего Иса и мадемуазель де Керадель
сливались в колдовском танце, переходя друг в друга, перемещаясь от одного
к другому - как девушки в "Доме сердечного желания".
Прошло время между тем моментом, когда во время бегства по белым
пескам меня догнал предсмертный вопль Иса, и моим пробуждением. Я это
знал. Но были ли это минуты или тысячелетия, сказать не мог. И произошло
многое другое, чего я не помнил.
Я открыл глаза. Мне казалось, что я лежу на мягкой постели. Но это не
так. Я стоял одетый у окна в комнате, полной розовым светом: в комнате,
похожей на башню... с восьмиугольными стенами, покрытыми шпалерами цвета
морской волны, на которых двигались тени.
И вторая личность во мне вдруг ожила, и я услышал рев бегущих за мной
волн...
Я быстро повернул голову и посмотрел в окно. Никакого бурного моря,
никаких пенных волн, бьющих о стены. Я смотрел на перекрытую мостами Ист
Ривер и на огни Нью-Йорка; смотрел и извлекал из этого зрелища силу и
умственное здоровье.
Медленно отвернулся от окна. На постели лежала Дахут. Она спала, одна
рука и грудь обнажены, волосы шелковой сетью покрывают подушку. Лежала,
прямая и стройная, как меч, и улыбалась во сне.
Никакие теневые руки не держат ее. На руке у нее браслет, и черный
камень немигающим глазом смотрит на меня, наблюдает за мной. Я подумал, не
смотрит ли она на меня из-за своих закрытых ресниц. Грудь ее поднималась и
опускалась, как медленный подъем и падение воды в море. Рот, с оттенком
какой-то древности, мирно расслаблен.
Она похожа на душу моря, над которым пронесся ураган, оставив море
спящим. Очень красива... и в сердце у меня желание и страх. Я сделал шаг к
ней... убить, пока она лежит, спящая и беспомощная... убить безжалостно,
как убивала она...
Я не могу сделать это. И разбудить ее не могу. Мешает страх, стоящий
на пути. А желание таким же барьером стоит перед убийством. Я отступил
назад и вышел на террасу.
Немного подождал, размышляя и следя за комнатой Дахут. Возможно,
колдовство - суеверие. Но то, что дважды сделала со мной Дахут, вполне
подходит под определение колдовства. Я подумал о том, что произошло с
Диком, и о том, как она спокойно призналась, что убила его. Она сказала
правду, независимо от того, что вызвало смерть: внушение или настоящая
тень. Мой собственный опыт не давал усомниться в этом. Она убила Дика
Ральстона и тех троих тоже. И только она одна знает, сколько еще.
Я отказался от мысли возвращаться через ее башню и искать скрытую
дверь. Может, тени не станут помогать мне, как помогли в древнем Исе. И
еще впереди прихожая и лифт.
Правда же заключалась в том, что холодный ужас, который я испытывал
перед мадемуазель, парализовал во мне всякую веру в себя. В ее доме я
слишком уязвим. И если я ее убью, то как объясню свой поступок? Смерть
Дика, тени, колдовство? В лучшем случае меня ожидает сумасшедший дом. Как
я смогу доказать весь этот абсурд? А если я ее разбужу и потребую, чтобы
она меня освободила... мне казалось, что это тоже не сработает. Нью-Йорк и
древний Ис все еще слишком близки в моем сознании, и что-то шептало мне,
что избранный мною в древнем Исе путь по-прежнему остается лучшим. Бежать,
пока она спит.
Я подошел к краю террасы и заглянул за перила. Следующая терраса
находилась ниже в двадцати футах. Прыгать я не рискну. Я осмотрел стену.
Там и тут выступали кирпичи, и я подумал, что справлюсь.
Я снял туфли и повесил за шнурки на шею. Потом перелез через перила и
без особых трудностей добрался до нижней террасы. Окна ее были открыты, и
изнутри доносился храп. Часы пробили два раза, и храп прекратился.
Какая-то женщина подошла к окну, выглянула из него и захлопнула. Мне
пришло в голову, что это не место для незнакомца без шляпы, пальто и
обуви, просящего убежища. Поэтому я пополз к следующей террасе, но она
оказалась заколоченной.
Спустился еще ниже - опять заколоченная терраса. К этому времени
рубашка моя превратилась в лохмотья, брюки порвались в нескольких местах,
ноги стали голыми. Я понял, что быстро приобретаю такую форму, при которой
потребуется все мое красноречие, чтобы мне позволили уйти, как бы мне
дальше ни повезло. Я посмотрел на террасу Дахут, и мне показалось, что
свет в ее комнате стал ярче. Я торопливо перелез через перила и направился
к следующей террасе.
Там оказалась ярко освещенная комната. Четверо мужчин играли в покер
за столом, уставленным бутылками. Я перевернул горшок с растением. И
увидел, что они смотрят в окно. Ничего не оставалось делать, как войти и
использовать представившуюся возможность. Я так и поступил.

Во главе стола сидел толстяк с маленькими мигающими голубыми глазками
и торчащей изо рта сигарой; рядом с ним - человек, похожий на старомодного
банкира, затем худой мужчина с насмешливым ртом и меланхоличный человек
маленького роста с выражением неизлечимого несварения желудка.
Толстяк спросил:
- Вы все видите то же, что и я? Все, сказавшие да, получают выпивку.
Все взяли полные стаканы, и толстяк заявил:
- Единогласно.
Банкир сказал:
- Если он не выпал из самолета, значит это человек-муха.
Толстяк спросил:
- Так как же, незнакомец?
- По стене, - ответил я.
Меланхоличный человек заметил:
- Я так и знал. Я всегда говорил, что этот дом лишен морали.
Худой человек встал и погрозил мне пальцем.
- Откуда по стене? Сверху или снизу?
- Сверху, - ответил я.
- Ну что ж, - заявил он, - тогда мы не возражаем.
Я удивленно спросил:
- А какая разница?
- Большая, - ответил он. - Дело в том, что мы все живем в этом доме
ниже и все, кроме толстяка, женаты.
Меланхоличный человек сказал:
- Пусть это послужит вам уроком, незнакомец. Не верьте в присутствие
женщин и в отсутствие мужчин.
Худой человек сказал:
- За это следует выпить, Джеймс. Билл, налей всем рому.
Толстяк налил. Я вдруг понял, какой им кажусь нелепой фигурой. Я
сказал:
- Джентльмены, я могу назвать вам свое имя и дать удостоверение
личности, и в случае необходимости вы можете проверить по телефону.
Признаю, что я предпочел бы этого не делать. Но если вы позволите мне уйти
отсюда, вы не совершите никакого преступления. А правду вам сообщать
бесполезно, потому что вы все равно мне не поверите.
Худой человек задумчиво сказал:
- Сколько раз мне приходилось уже слышать оправдания и в таких же
точно словах. Стойте на месте, незнакомец, пока присяжные не вынесут
решения. Осмотрим сцену преступления, джентльмены.
Они вышли на террасу, осмотрели перевернутый горшок, осмотрели стену
здания, вернулись. С любопытством посмотрели на меня.
Худой человек сказал:
- Либо у него стальные нервы и он спасал репутацию леди, либо папочка
напугал его до смерти.
Меланхоличный человек, Джеймс, горько:
- Есть способ проверить его мужество. Пусть сыграет с этим толстым
пиратом.
Толстяк, Билл, возмущенно заявил:
- Я не играю с человеком, у которого туфли на шнурках вокруг шеи.
Я надел туфли. И почувствовал себя лучше. Теперь я достаточно далеко
и от древнего Иса, и от мадемуазель. Я сказал:
- Даже под разорванной рубашкой может биться бесстрашное сердце.
Играю.
Худой человек сказал:
- Бесподобное заявление. Джентльмены, еще один кон с участием
незнакомца. - Мы все выпили. Не знаю, как они, а я в этом нуждался.
Я сказал:
- Играю на пару носков, чистую рубашку, брюки, пальто, шляпу и
свободный уход без всяких вопросов.
Худой человек сказал:
- А мы играем на ваши деньги. И если проиграете, уйдете, в чем
пришли.
- Справедливо, - сказал я.
Я раскрыл карты, и худой человек написал что-то на листке бумаги,
показал мне и бросил в котел. Я прочел: "Один носок". Остальные
торжественно написали свои ставки, и игра началась. Я выигрывал и
проигрывал. Последовало множество интересных заявлений и столь же много
конов. В четыре часа я выиграл право на уход. Одежда Билла мне была
велика, но остальные ушли и быстро вернулись с необходимым.
Они провели меня вниз. Посадили в такси и закрыли руками уши, когда я
называл шоферу адрес.
Прекрасная четверка, кем бы они ни были. Когда я переодевался в
клубе, из кармана у меня выпало несколько клочков бумаги. На них было
написано: половина рубашки, половина брюк, поля шляпы и так далее.
Я с трудом двинулся на северо-северо-восток, к кровати. Забыл и об
Исе, и о Дахут. И во сне ничего не видел.

11. ДАХУТ ШЛЕТ СУВЕНИР
Когда я проснулся, все было иным. Тело болело, затекло, и
потребовались три порции выпивки, чтобы я пришел в себя. Воспоминания о
мадемуазель Дахут и древнем Исе оставались яркими, но приобрели черты
ночного кошмара. Например, бегство из ее башни. Почему я не остался и не
вырвался силой? У меня не было причин Иосифа, убегавшего от жены Потифара.
Я знал, что я не Иосиф. Угрызения совести меня не мучили, но факт
оставался фактом: я убежал самым недостойным образом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31