Потом они вместе молились.
За полчаса до полуночи на галерее сидели две женщины, по очереди заглядывавшие в церковь. Они ждали момента, когда им можно будет войти. В церкви собрались все обитатели убежища: семейство МакРори, священники, рыцари-михайлинцы.
Вся церковь была освещена громадным количеством свечей. Факелы, закрепленные на стенах, бросали веселые отблески на колонны, на сводчатые потолки, окрашенные золотом, на алтарь. У алтарных ступенек расстилался роскошный ковер. Все было подготовлено к грандиозному празднику.
В ожидании первой рождественской мессы алтарь был украшен хвойными ветками и самыми лучшими драгоценностями, какие только нашлись в кладовых. Однако, казалось, сам воздух был пропитан какой-то неуверенностью, тревогой. Все ждали появления короля. Но по крайней мере невеста была уже здесь, и это еще больше сгущало напряжение.
Меган де Камерон, воспитанница графа Кулдского, а в недалеком будущем принцесса Гвинедда, немного оправилась от первой встречи со своим женихом, но усталость и напряжение уже наложили на нее свой отпечаток.
От возбуждения она не могла ничего есть с самого момента прибытия сюда в полдень. Эвайн старалась успокоить девушку, но все ее заверения, что все будет хорошо, все ее утешительные слова были гласом вопиющего в пустыне. Однако Эвайн понимала, что Меган должна была бы нервничать даже в том случае, если бы обстановка не была такой тревожной.
Эвайн думала о том, как Меган и Синил будут относиться друг к другу, если эта свадьба состоится, хотя никакой гарантии, что это произойдет, не было.
Рис рассказал ей, в каком состоянии духа оставлен Синил после того, как его подготовили к торжественной церемонии, и о неожиданном появлении архиепископа. Она думала, удастся ли Энскому убедить Синила.
Меган говорила, что Синил даже не взглянул на нее во время их встречи.
Эвайн понимала, что это очень обидело Меган. Со своей стороны, она считала, что Синил много потерял от этого— Меган была очень хороша: среднего роста, но очень стройная, с большими, слегка раскосыми глазами, с чуть вздернутым очаровательным носиком. Меган двигалась с непринужденной грацией, в ней поражала восхитительная смесь женского кокетства и девической наивности. Она была создана для того, чтобы околдовать и пленить робкого, замученного угрызениями совести Синила.
Она была одета в серебряное платье, как положено принцессе и невесте, ее роскошные светлые волосы были украшены цветами розмарина и остролиста. Всего этого было Достаточно, чтобы околдовать любого принца, во всяком случае, обыкновенного. А вот сможет ли она вскружить голову принцу, который хочет быть монахом?..
Это чудесное воздушное создание робко взглянуло на Эвайн, вертя серебряный шнур дрожащими пальцами.
— О, все это бесполезно, — прошептала она. — Я ему не нужна. Он вовсе не хочет жениться, и я боюсь, что не понравлюсь ему.
— Дай ему время, Меган, — сказала Эвайн, положив руку на плечо девушки. — Он боится, как и ты, даже больше, ведь он никогда не думал жениться, а ты…
Она шутливо коснулась носа девушки.
— …Ты была объектом обожания мужчин с самого рождения, начиная с твоего отца, упокой, Господи, его душу. Для тебя никогда не было вопроса-выходить замуж или нет, вопрос состоял только в том, когда и за кого.
— Но он сказал, что эта свадьба преследует только династические цели, что я буду всего лишь «наседкой», — прошептала она.
Ее глаза были полны слез.
— Он это сказал?
Эвайн безуспешно старалась скрыть гнев и негодование в голосе. Ей хотелось схватить принца за плечи и даже дать ему хороший пинок под зад, невзирая на то, что он принц.
— О, я не думаю, что он хотел унизить меня, — поспешно добавила Меган, — он просто выплеснул всю горечь, которая накапливалась в нем очень долго.
— Конечно.
— Я понимаю, чего ему стоит жениться на мне, — продолжала Меган. — Для того, чтобы избавить его от страданий, я отказалась бы от него, но ради счастья многих людей я готова выполнить свой долг. Ведь если бы не я, на моем месте оказалась бы какая-нибудь другая девушка. Я понимаю это.
Она безнадежно вздохнула, а Эвайн внимательно посмотрела на нее.
— Мне кажется, что ты полюбила его, — сказала она спокойно, и Меган вздрогнула. — Я угадала?
Меган кивнула с несчастным видом, а Эвайн улыбнулась ей.
— Я знаю, трудно любить и не быть любимой. Но Бог внушит ему любовь к тебе.
— Тебе просто говорить, ведь лорд Рис безумно любит тебя, — прошептала Меган. — А я получу только корону, да и это тоже не наверняка. Ведь мы можем и проиграть.
— Но ты же ему будешь необходима, разве ты не понимаешь? — спросила Эвайн. — Ему нужна нежная, любящая жена, а не соседка по постели. Жена должна уметь успокоить его, когда ему тревожно, ведь он во многих отношениях младше тебя, Меган. И ему предстоит нести тяжелую ношу. Помоги ему нести ее.
— Но я боюсь.
— И я тоже. Все время, — мягко ответила Эвайн. — Но если мы не будем поддерживать наших мужей в их тяжелой борьбе, на что нам надеяться? Подумай о тех, кому сейчас приходится рисковать жизнью. Ты сказала, что я счастлива тем, что у меня есть Рис. О, как ты права. Но он каждый день подвергается грозной опасности, и я могу каждый день потерять его. И все же я не мешаю ему делать то дело, которое он должен делать. И я знаю, что он все время помнит обо мне, а он знает, что я постоянно помню о нем, и это облегчает нам обоим жизнь. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
— Немного.
Меган засмеялась сквозь слезы. Высморкавшись, она спросила:
— Эвайн, ты сделаешь то, о чем я попрошу тебя?
— Если смогу.
— Обещай, что ты не покинешь меня, когда я стану королевой. Мне будет так одиноко одной!
— О, Меган!
Эвайн притянула девушку к себе, и они обе заплакали, но вдруг в церкви послышался шум, и девушки бросились к своему наблюдательному пункту, чтобы видеть происходящее внизу.
Наступила полночь. Рождество. Двери церкви широко распахнулись, и появился большой крест.
Девушки знали, что сегодня будет праздноваться не только Рождество.
Монахи и рыцари-михайлинцы пели:
«Господь сказал своему сыну:-Ты Мой сын и сегодня День, когда зачал тебя…»
Звуки древнего псалма заполнили церковь, гулким эхом отражаясь от высокого сводчатого потолка. Энском вел процессию.
Йорам и Каллен шли рядом с бледным, но величественным Синилом.
За ними шли сыновья Катана, неся на бархатных подушечках серебряные короны. Мальчики встали рядом со своим дедом, широко раскрытыми глазами наблюдая за происходящим.
Архиепископ Энском поднялся на алтарь. Синил, Йорам и Каллен низко поклонились, встали на колени у нижней ступеньки и склонили головы. Лицо Синила было спокойным и бесстрастным, хотя было видно, что ему очень трудно это дается.
Когда молитва кончилась, архиепископ опустился на три ступеньки. Его митра и одеяние сверкали в пламени свечей. Йорам и Каллен, оставив Синила одного, подошли к Энскому.
— Кто достаточно смел, чтобы приблизиться к алтарю Господа? — торжественно провозгласил Энском.
Побелевший Синил поднялся на ноги и нервно поклонился. Все его самообладание исчезло, когда пришло время говорить слова согласно древнему этикету.
— Ваша милость, это я…-он проглотил слюну. — Синил Донал Ифор Халдейн, сын Элроя, внук Эйдана, правнук короля Ифора Халдейна и последний из Халдейнов. — Он помолчал, стараясь справиться с дыханием. — Я пришел, чтобы заявить свое право на престол.
— А какие у тебя доказательства, что ты-законный наследник королей Гвинедда и, следовательно, принц Гвинедда?
Рис, одетый в зеленый плащ, выступил вперед и протянул свернутый пергамент.
— Ваша милость, вот церковные записи о рождении принца Синила и его отца Элроя. Хотя в листах записаны выдуманные имена, которые Халдейны были вынуждены использовать, чтобы скрыться от кровожадных Фестилов, я клянусь, что Дэниэл Драпировщик-дед принца Синила-на самом деле принц Эйдан, законный сын Ифора Халдейна, последнего из королей династии Халдейнов.
Йорам взял Библию, и Рис возложил на нее свою руку.
— Клянусь своим даром Целителя, посланным мне свыше, я говорю правду, и пусть Господь лишит меня этого дара, если я лгу.
Рис и Йорам поклонились друг другу, и Рис вернулся на свое место. Вперед вышел юный Дэвин МакРори с серебряной короной на бархатной подушечке. Йорам протянул Библию, Энском взял корону и положил ее на открытые страницы.
— Встань на колени, Синил Халдейн, — сказал он твердо. Синил повиновался.
— Синил Донал Ифор Халдейн, — провозгласил архиепископ, держа руки над склоненной головой принца. — Я удостоверяю, что ты-законный принц, наследник Халдейнов в изгнании. — Так как не в моей власти восстановить тебя на троне, который по праву принадлежит тебе, я возлагаю на твою голову эту корону как свидетельство твоего королевского сана.
Он взял корону и держал ее над головой принца
— Я буду постоянно молиться о том, чтобы когда-нибудь я смог возложить на твою голову настоящую корону, и пусть она всегда напоминает тебе о твоем долге перед народом.
С этими словами он надел корону на голову Синила, поднял его с колен и поклонился ему.
Синил ответил на поклон и посмотрел на Камбера и Риса. Затем он снял корону и снова опустился на колени.
— Ваша милость, я принимаю эту корону, и вместе с ней я принимаю обязательства, которые она накладывает на меня. Но я раньше принял монашеские обеты, которые могут помешать мне с честью выполнить мой долг.
— Ты желаешь, чтобы я освободил тебя от твоих обетов?
— Не для себя, а для пользы своего народа, — еле слышно пробормотал Синил. — Я-последний из династии, и если я уйду от ответственности, мой народ будет и дальше страдать под пятой тирана. Я хотел бы остаться монахом, но вы меня убедили, что я с большей пользой буду служить Богу, если приму свое право на корону и освобожу свой народ от кровавых завоевателей, восстановив правление династии Халдейнов.
— Мы благодарим тебя за прежнее бескорыстие в службе и освобождаем тебя от монашеских обетов властью, данной нам от Бога.
Когда архиепископ произнес слова освобождения, на галерею вышла Эвайн. Она вела за собой испуганную, но решительную девушку. Они спустились по лестнице. Одетая в серебряное платье девушка опустила глаза, страшась встретить взгляд своего жениха.
Все взгляды были прикованы к ней, когда она шла к алтарю, и она поклонилась всем присутствующим. Принц, стоявший справа от алтаря, не отрывал глаз от распятия на большом нагрудном кресте архиепископа.
Он боялся взглянуть на девушку.
Когда все его обеты были сняты, наступила та часть церемонии, которая страшила его больше всего. Он отдался полностью в руки людей, делал то, что ему говорили, отвечал на традиционные вопросы, которые они задавали, и вдруг поймал себя на том, что произносит слова клятвы при венчании, и красивый женский голос слева от него повторяет те же самые слова.
— Меган де Камерон-единственная дочь лорда и леди Корнхэм и воспитанница графа Кулдского. Мне исполнилось пятнадцать лет в январе этого года. Я по доброй воле вступаю в брак с благородным принцем Синилом Доналом Ифором Халдейном, наследником трона Гвинедда, и называю принца Синила своим мужем до самой своей смерти. И без колебаний и боязни вручаю ему свою судьбу.
В руке Синила появилось маленькое золотое колечко, и он надел его на палец этой незнакомой девушки, его жены.
— In nomine Patris, et Filii, et Spikitus Sancti. Amen. Потом Синил с трудом вспомнил, как архиепископ соединил их руки, накрыл их шарфом и произнес слова благословения.
Началась месса.
Ему казалось, что они приняли причастие. Впервые в жизни он не запомнил это столь важное событие, потому что сразу после этого ему приказали снять венок из розмарина с головы Меган и распустить ее волосы. Они обрушились вниз сверкающим золотом, ароматным водопадом, который смог остановиться только у талии. Это так подействовало на Синила, что он чуть не уронил серебряную корону, которую должен был надеть на нее.
И только когда он был в своей комнате, а она-в своей, к нему вернулась способность ясно мыслить.
Спустя несколько минут к нему пришел Йорам, который помог ему переодеться, а затем оставил его одного, угрюмо стоящего перед камином в теплом меховом халате.
Он опустился на колени перед алтарем в углу комнаты и попытался читать молитвы.
Слова молитв приходили к нему какие-то чужие, ничего не означавшие. Они не принесли ему покоя. Синил дрожал, стоя на коленях, и не знал, сколько времени уже прошло. Потом за ним пришли…
Стук в дверь оторвал его от бессмысленного блуждания в мире беспорядочных мыслей. Факельный эскорт повел его в брачные покои. Двери покоев распахнулись перед ним, и он увидел архиепископа Энскома, опрыскивающего брачное ложе святой водой. Бледное испуганное лицо выглядывало из-под мехового покрывала. Оно утопало в копне уже знакомых ему пшеничных волос.
Синил нерешительно вошел в комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38