Или, может
они просто ничего не знают?
- Гностики хвастают, что обладают никому более неподвластными силами
и знаниями, - сказал я. - Каким-то образом они привлекают на свою сторону
все больше людей. И все ближе подводят страну к социальным потрясениям,
ведущим к... Ладно. Главное вот что - кто еще кроме них может быть связан
с тем, что случилось? Возможно даже, они ввязались в это дело не
преднамеренно. Полагаю, было именно так. Но с тем, что случилось, они
связаны.
Я наклонился к нему.
- Послушай, Барни. Сверкающий Нож признал, что торопиться с
расследованием он не будет. А Вашингтон придержит на привязи его свору еще
крепче, чем хочет сам Нож. Нет сомнения, завтра он разошлет агентов
расспросить иоаннитов. И, как водится, ничего не узнает. Чтобы получить
ордер на обыск в церкви, нужно иметь очень веское доказательство.
Особенно, если так много людей верят, что эта церковь несет им последнее
слово божье. И опять-таки, особенно если весь храм представляет собой
лабиринт, секрет которого знает лишь посвященные различных степеней.
Ну, а если кому-нибудь удастся произвести обыск, что он выяснит? Тут
не какая-нибудь заурядная задача. Обычно тесты по наркомании и тому
подобное не применимы. А будь я верховный адепт зефира, я бы сам пригласил
фэбээровцов. Пусть смотрят, где им угодно. Всюду, где это допустимо с
религиозной точки зрения. Что ему это стоит?
- А чего ты можешь добиться? - вопросом ответил Барни.
- Вероятно, ничего, - сказал я. - Но я намерен действовать сейчас, а
не через неделю. И ни законы, ни общественное мнение меня не остановят, у
меня есть кое-какие особые способности, и есть опыт борьбы со злом. И еще
они меня не ждут. И чтобы закончить наш спор, если там есть что искать, то
лучшие шансы найти - это у меня.
Барни, нахмурясь, разглядывал меня.
- Что касается моральной стороны дела, - сказал я, - ты может быть
прав. С другой стороны, я не собираюсь зверствовать, словно мнимый агент
особого назначения, супердетектив ви-ноль-ноль. И, несмотря на все
опасения Сверкающего Ножа, я честно, не понимаю, как могу спровоцировать
серьезное вторжение со стороны нижнего мира. Это вызвало бы вмешательство
всевышнего, а враг не пойдет на открытое столкновение.
- Что может быть хуже, Барни, незаконного вторжения в чужие
владения... Может быть, осквернение святынь... Или оставленный в аду
ребенок?
Он с маху поставил стакан на край стола.
- Ты прав, - вырвалось у него, - и в удивлении захлопал глазами. -
Кажется, я разбил дно у этого стакана.
- Закончили, - сказал я. - Мне пора. - Мы встали вместе.
- Нужно тебе оружие? - предложил Барни.
Я покачал головой.
- Давай не будем впутываться в уголовщину. Против того, с кем мне
придется столкнуться, оружие, вероятно, не поможет. Мне показалось, что
незачем пояснять, что за пазухой у меня спрятан охотничий нож, а когда я
превращусь в волка, оружие у меня полная пасть. Ах, да, договоримся, чтобы
все было ясно. Я был у тебя. Без сомнения, это может быть установлено,
если хорошо постараться. Но, взяв у тебя метлу, снова исчез неизвестно
куда.
Он кивнул головой и сказал:
- Верю, что тебя ждет удача. Мое помело не такое быстрое, как
какая-нибудь спортивная модель, зато летит почти бесшумно. Я отрегулировал
его только вчера. - Он постоял мгновение, размышляя. Сквозь окна сочилась
тишина, темень. - Тем временем я тоже начну изыскивать. Вим Харди... Янис
Вензель (он работает в библиотеке)... Гм, мы можем привлечь к работе
твоего доктора Акмана. А как насчет профессора Грисволда из университета?.
Я найду и еще людей. Способных держать язык за зубами. Тех, кто с радостью
захочет нам помочь и готов нести любую ответственность. По крайней мере,
мы соберем все незасекреченные данные, относящиеся к нижнему миру
континуума. Может быть, добудем что-то из засекреченного. Мы сможем
составить уравнения, выделим сведения, предположительно относящиеся к
решению нашей проблемы. Потом пропустим весь массив через вычислительную
машину и отсеем неработоспособные идеи. Но, я приступлю к работе прямо
сейчас.
Что можно сказать такому парню?
Только "Спасибо!".

25
Похоже, это было вполне в характере церкви иоаннитов. Свой
кафедральный собор (единственный на весь верхний средний запад) они
воздвигли не в Чикаго, Милуоки или каком-нибудь городе, а в совершенно
пустынном месте. Даже от нашего скромного городка его отделяло миль сто.
Местоположение собора олицетворяло и символизировало отношение гностиков к
этому миру, как к злу. И идея спасения с помощью тайных ритуалов и
оккультных знаний... В отличие от петристского христианство иоаннитов само
не придет к вам. Оно возводит лишь маленькие угрюмые часовни, размером
едва ли больше тех будок, в которых стоят караульные. Вы должны придти к
христианству иоаннитов.
Вызов такого рода кажется очевидным. И поэтому, подумал я, он,
вероятно, неверен. Все, что относится к гностицизму, всегда на самом деле
иное, чем кажется.
Вероятно, так много народу и тянется к иоаннитам в наши дни, что он
весь состоит из загадок, под одной маской у него обнаруживается другая, а
внутри лабиринта - другой лабиринт. Традиционные церкви создали простую и
ясную теологию. Эти церкви четко определяют смысл своих мистерий (хотя тут
нужно отметить общеизвестное, что смертные, то есть мы не могут постичь
всех проявления всевышнего). Они заявляют, что поскольку этот мир дан нам
создателем, значит, в своей основе он добрый, хороший мир... Многие его
недостатки вызваны человеком, и наш долг - стремиться к совершенствованию.
Все это слишком неромантично. А иоанниты апеллируют к мечтам и грезам
человека, к ребенку, всегда сидящему внутри нас. Они обещают, что познав
тайну, человек станет всемогущим. А одна часть этой тайны - отрицание
этого общества. Я относился к этому утверждению с высокомерной насмешкой,
но в то же время... Верил, что в нем есть большая доля правды. Однако, чем
больше я размышлял, тем меньше мне казалось, что это утверждение
что-нибудь объясняет.
У меня было время и желание подумать. Я летел в ночи, над головой
сверкали россыпью звезды, внизу - почти такая же россыпь столь же далеких
огней деревень и ферм. Вокруг свистел делавшийся все холоднее воздух. Он
насквозь пронизывал меня. Теперь я понимаю, как мало знаю, как был ленив в
учебе, не ленился лишь получать стипендию. Но я начал понимать и другое.
Факты, уже забытые мной, всплывали в памяти и начинали складываться в
единую картину. Я чувствовал, что скоро буду понимать больше. Я летел и
мрачно размышлял о том, что мне известно о церкви иоаннитов.
Был ли это просто идиотский культ, появившийся то ли два, то ли три
поколения назад? Культ, взывавший к чему-то глубоко погребенному в душе
человека запада? Или он действительно так древен, как утверждают иоанниты
- основан самим Христом.
Другие церкви отрицали это. Само собой, католиков, ортодоксов и
протестантов нельзя рассматривать, как единую общность петристов. Но
общественное мнение, грубо говоря, их такой общностью, в общем, считало.
Эти церкви одинаково интерпретировали слова, с которыми Иисус обращался к
своим ученикам. Они все признавали особо важную роль, которую играл Петр.
Хотя разумеется, между ними были разногласия (включая вопросы о
старшинстве апостолов), все они совершенно одинаково признавали двенадцать
учеников Иисуса.
Вот еще... Эти странные слова в последней части Евангелия от Иоанна:
"тогда Петр, обернувшись, увидел, что ученик, которого Иисус любил больше
других, следует за ним. И когда была вечеря, он бросился на грудь ему и
спросил:
- господи, который из нас предаст тебя?
Петр, видя это, сказал Иисусу:
- господи, а что будет делать этот человек?
Иисус сказал ему:
- если я хочу, чтобы он ждал, пока я приду, что тебе в этом? Следуй
за мной.
Затем начали ученики все говорить друг другу:
- собратья, этот ученик не умрет.
Однако Иисус не сказал ему, что он не умрет. Но:
- Если я хочу, чтобы он ждал, пока я приду, что тебе в этом?
Этот ученик, который свидетельствует об этом, и написал это. И мы
знаем, что его свидетельство истинно".
Мне были непонятны эти слова, и я вовсе не уверен, что их понимают
ученые-библеисты (безотносительно к тому, что они сами утверждают).
Конечно, именно на этом напрасном основании возникает легенда, что господь
наш чего-то совершил, что никто, кроме Иоанна, не знал. Совершил что-то, о
чем не поведал другим церквам - петристским и схожим с ними. Это деяние в
конце концов станет известно людям и поведет человека к новому помыслу
божьему. Возможно, нынешний культ иоаннитов целиком и полностью зародился
в текущем столетии. Но иоанниты трубят, что этот культ тайно существовал
уже 2000 лет.
Это утверждение почти неизбежно ассоциируется с миром потусторонним.
Гностицизм, меняя названия, существовал издавна. И всегда считался
еретическим течением. В своей первоначальной форме (вернее - формах) он
представлял собой попытку растворить христианство в мешанине тайных
восточных культов, неоплатонизме и колдовстве. Предание возводит его
возникновение к Симону-магу, упоминавшемуся в восьмой главе библии, и
воспоминания о котором приводят ортодоксов в неподдельный ужас.
Современный иоаннизм обрел сомнительную честь, воскресив это древнее, от
зари времен, религиозное течение, и прокламирует, что оно не было ошибкой,
а напротив, несло людям высшую истину. Собственно, Симон-маг не был
извратителем библии и религии, а пророком.
Насколько вероятно, что все это правда? Может быть действительно, мир
стоит на пороге царства любви? Не знаю. Откуда я могу знать? Но
поразмыслив (причем петристская церковь сыграла не меньшую роль, чем мои
эмоции), я решил, что учение иоаннитов - ложь. То, что иоаннизм приобрел
такое широкое распространение, я просто отнес за счет столь свойственной
для человека тяги к иррациональному.
Так же проста община правдоискателей, исполняющая свои ритуалы и
предающаяся различным размышлениям там, где им никто не помешает! Община
притягивает пилигримов, которые нуждаются в крове, заботе и пище. В том же
нуждаются священники, псаломщики и другие. Храму (это более точное
название, чем "кафедральный собор", но иоанниты настаивают на соборе,
чтобы подчеркнуть то, что они являются христианами) необходимы денежные
поступления. Как правило, поступают значительные пожертвования, и эти
деньги оказываются в умелых руках. Зачастую вокруг первоначально
уединенного храма вырастает целый город. Так возник и Силоам, куда я
направлялся.
Просто. Банально. Почему у меня возбуждают беспокойство сведения,
известные любому читателю ежедневной прессы? Может я размышляю над этим
просто, чтобы не думать о Валерии? Нет. Чтобы как можно лучше разобраться
в том, что бесконечно туманно и запутано.
Что-то там еще, что-то там за этим кроется... Неужели мне это не
кажется, неужели я начал понимать их? Но если и так, то что же именно я
начал понимать? Я подумал о нетерпимости иоаннитов. О бунтах и мятежах,
вечно устраиваемых иоаннитами. Я вспомнил, как они откровенно признают,
что их адепты повелевают силами, о которых и вообразить трудно. Ведь это
еще более разоблачает их. Я вспомнил рассказы об отступниках, не
продвинувшихся против их ожиданий, до высших степеней... Что же такое
страшное случилось с ними? Не было ничего преступного, ничего
противоречащего нормам морали... Ничего, что щекотало бы нервы. Просто
было что-то безобразное и плачевное. Было что-то, подобное ненависти.
Всего лишь, и потому не очень интересное для нас, посторонних. Я думал о
теологии гностиков. Вернее, той ее части, что они не скрывали. Какая-то
ужасная смесь апокалипсического откровения и логики. Иоанниты
отождествляли своего Лемурга с Гогом ветхого завета, и с Сатаной.
Я подумал об Антихристе.
Но тут меня не хватило. Слишком мало, как я уже говорил, я знал о
таких вещах. Пришлось остановиться на том, что думать об этом бесполезно.
Ибо всемогущий и сам справится с ним в любом случае, какое бы обличье он
не принимал.
Где-то далеко, чуть ли не на другом краю прерии, замерцали огни. Я
был рад, что полет близится к концу. А что дальше случится неважно. Хватит
с меня размышлений.
Силоам - обычные улицы, обычные дворы и дома. Под главной аэролинией
возле границы города написано "население 5240 человек".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42