— Дорогой, любимый, единственный Авр. Ты был светом в моей жизни, моей любовью, страстью, самой жизнью. Я помню твой смех, твои нежные руки, твои сияющие от счастья глаза. Я никогда не смогу забыть тебя. Я отомстил за твою смерть, но месть не вернет тебя к жизни. Спи спокойно, любимый мой. До свидания, жди меня, там…я скоро буду.
Молодой тролль рукавом утер слезы, положил на свежую могилку еловую ветку. Авр так любил цветы. Он собирался сказать дяде, что пора идти, когда в его рот внезапно проникло нечто пушистое невидимое и постоянно хихикающее. Гее закашлялся, ощущение чужого
проникновения прошло. Он посмотрел на Тлжа, Лину, они смотрели на могилу.
Постояв немного, троица двинулась прочь от могилы, Гее повел их к скрытым за старыми дубами крылатым коням. Старый тролль, глухо ворчал, перелезая через вспучивающиеся над землей корни, обходя завалы высохших деревьев, что у него ноги не казенные и дальше он ни шагу. Лина посмеивалась над отцом, предлагая понести его на ручках. Гее слушал их непринужденную беседу, не в силах даже улыбнуться, у него перед глазами стоял образ возлюбленного. Ощущение слежки, преследующее Лину, не исчезло, хотя она и старалась отогнать вредные мысли. Они вышли на небольшую полянку, на краю которой возвышались могучие дубы. Слышалось тихое ржание коней. Гее первым ступил на пожелтевшую траву, следом за ним пошли Тлж с дочерью.
— А почему трава такая желтая? — удивилась Лина, глядя под ноги. — Сейчас же лето? А-а-а!
— А-а-а! — поддержали ее отец с двоюродным братом.
Земля внезапно осыпалась, и троица полетела вниз, размахивая руками, словно птицы в полете.
Прошло пять минут, а полет все не заканчивался. Никто уже не кричал, Лина обеспокоившись, что волосы метут земляные стены, усердно заплетала их в косу. Тлж нервно грыз ногти, а Гее отрешенно смотрел на свои ноги. Потом в голове Гее некто задорно сказал «Хи-хи». Рот молодого тролля сам собой открылся и он с изумлением услышал, что поет веселую песенку. Он попытался закрыть рот ладонью, не выпустить шутливые слова, но неудачно. Его хрипловатый голос выводил:
Жили у бабуси
Два веселых тролля
Лина и Тлж подхватили, сами часто пели ее вечерами:
Один жирный, другой тощий
Два веселых тролля.
Ели тролли бабку,
Бабку — кулебябку.
Один жирный, другой тощий
Два веселых тролля.
— Смотрите, там что-то белеет! — раздался крик Лины.
Песня прервалась, Гее вздохнул свободнее Подобная песня, причем исходящая от него самого, неприятно удивляла, потому что он продолжал скорбеть о погибшем возлюбленном.
Все заинтересованно посмотрели вниз, действительно, что-то белое стремительно приближалось к ним. Вскоре белеющее нечто расплылось перед глазами в большую натянутую простыню, они мягко ударились о ее поверхность и взмыли вверх. Снизу донеслось.
— Вы не крысаки, а стая идиотов. Кто оставил батут?
— Но шеф, это же наш спортзал, — слышались виноватые голоса. — Мы должны поддерживать хорошую физическую форму.
— Идиоты, кретины, крысы-ы-ы!
Троица все выше поднималась к поверхности земли, и голоса постепенно угасали. На поверхности их ждал еще один сюрприз, крысак, ковыряющийся в зубах. Он с интересом посмотрел, как они выпрыгнули из ямы, плюнул и ушел, бормоча под нос:
— Следишь тут за всякими, следишь. В ловушки их заманиваешь, а всякие бюрократы их досрочно отпускают. Противно, простого крысака ни во что ни ставят.
— Эй, крысак, — окликнул его Гее. — А лошади мои где?
— Где и оставил, — буркнул в ответ тот. — И не приставай ко мне, знаю я, кого геем называют.
Гее не пожелал ответить на подобную грубость. К чему глупые обиды, когда жить не хочется. Его губы беззвучно шептали дорогое имя. Беззаботное нечто, поселившееся в голове молодого тролля, молчало.
Кони оказались на месте. Можно было лететь.
—30-
Верзун прошел в свою спальню, на ходу снимая тюрбан, он всегда чувствовал себя в головных уборах неуютно, казалось, они сжимают голову тисками. Голова болела. Да что это с ним в последнее время? Сам не свой.
Он ощущал удовлетворение, Корделия нашлась, в груди тоненькой струйкой разливалось чувство радости. Как-то само собой решилось, что девушка должна находиться не в подвале, там не оказалось свободных камер, а в комнате рядом с ним. Он позвал слугу, отдал распоряжение, сел в кресло перед камином и задумался.
Его опять беспокоил Верховный Повелитель Аск. Верзун вспомнил безразличного старика, последнего в роду монаха знающего о существовании плиты. Ложным обещанием вернуть погибшую семью, Аск едва не подкупил человека. Старик, не смотря на то, что рассудок помутился от горя, сумел распознать ложь. Он задал вопрос, который поставил в тупик Аска:
— Вампир, у тебя есть душа?
— Нет, старик, ни к чему лишняя поклажа.
— Тело без души мертво. Но способен ли тот у кого нет души, вернуть чужую душу?
— Да, конечно, — не моргнув глазом соврал Аск.
— Тогда верни свою душу.
Взбешенный Аск запер старика в подвале замка, где тот и томился до сих пор. Тролли, не решились напомнить, что в подвале сидит Антифрикцио и бросили старика в ту же камеру. В гневе Аск пообещал, что войдет в камеру, только если старик сам позовет его. Правда, слегка поостыв, отдал распоряжение кормить старого упрямца, чтоб не помер. И вот уже три месяца как Антифрикцио и старый Солпо коротали вместе дни и ночи.
Верзун все же наведался в пещеру, где, как он помнил, должна была находиться плита. К его удивлению под натиском времени плита раскрошилась в песок, одной проблемой стало меньше. Верзун пожалел, что в далеком прошлом рассказал монаху свою историю. Но за все века монах был единственным человеком, с которым Верзун был предельно откровенен, этот человек был гением, опережающим свое время. Он стремился найти обьяснение всему, не принимая ничего на веру. Дошел до замка Верховного Повелителя нелюдей, и, упав на колени, попросил знаний. Верзуну пришлась по душе человеческая смелость, монах остался жив. Он прожил в замке Верховного Повелителя три года, и совершил невозможное, стал другом Верзуна. Долгими вечерами они беседовали сидя в креслах у камина, Верзуну было интересно разговаривать с человеком, обладающим умом острым, как бритва. Монах понимал его с полуслова. Странно, Верзун нахмурился, он помнил каждую морщинку на лице своего единственного друга, но не мог вспомнить имя. Тогда он дал разрешение другу записать историю, но просил хранить ее в тайне. Монах поклялся и сдержал свое слово, на протяжении веков история, изложенная на пергаменте, и на каменной плите осталась тайной для всего мира. И вот теперь Аск ворошит прошлое. Прошлое…Верзун пошатнулся, оперся на стену, ноги не держали. Да что же с ним происходит? Он упал на каменный пол, успел заметить поблизости глубокую нишу, заполз в нее.
…Верзун оказался в комнате с зеркалами. Семь зеркал, на этот раз он пересчитал их. В двух первых зеркалах поверхность была нежно голубой, чистой, словно горный родник. В них он смотрелся, когда попал сюда в первый раз.
— Познай себя. — голос шел ниоткуда и одновременно отовсюду — Познай себя. Познай себя.
Зеркала закружились вокруг него, бросая блики на лицо. Верзун ощутил, как в нем разгорается ярость. Одно из зеркал остановилось перед ним, отражение брезгливо посмотрело на оригинал. Потом отвернулось и демонстративно стало смотреть на горные вершины, виднеющиеся вдали. И Верзун вспомнил. Он тогда только стал Верховным Повелителем нелюдей, кровью и магией проложил себе путь к трону. Каким же он был молодым и дерзким, хотел власти над всеми живыми существами Земли, большое богатство и множество красивых женщин — кукол, исполняющих любую прихоть. Стоя на балконе Верзун тогда смотрел на горные вершины и отождествлял их с собой. Он тоже вечен, могуч и мудр. Как же он ошибался! Уже через пятьсот лет он понял, что власть не приносит ему радости, богатство лишь тлен бытия, а женщины стали для него одинаковы лицом и телом. Но это случилось потом, а пока он стоял, локтями упираясь в крепкие перила, и смотрел на горы.
И познал Верзун свою гордыню.
Новое зеркало. В нем отражается маленькая девочка. Он помнит ее, совсем недавно, лет двести или триста назад, маленькое личико тогда испуганно смотрело на больших страшных дядей. Это случилось на пиру, там, за девочкой виднеются нелюди, сидящие за столами, и стоят дети. Много детей лет четырех-пяти, все стоят с испуганными лицами, некоторые прикрывают лица ладонями. Стоит плач. Только девочка с пшеничными волосами не плачет, на лице испуг, но губки крепко сжаты. На ней длинная белая рубашонка, ноги босые. Он стоял тогда в дальнем углу, привычно скучал. Девочка поворачивается и смотрит прямо в глаза Верзуна. И внутри грубого мужчины рождаются чувства, которые Солнцеликие Боги не вкладывали в камень. Он ощущает жалость.
Отражение выходит из угла и смотрит на Верзуна. На его лице жалость.
И познал Верзун свое сострадание.
Зеркала опять закружились в диком танце. Верзун закрыл глаза, раздул пламя ярости. Потом поднял веки, в его глазах горел огонь. Зеркала издали слабый звон, а потом рассыпались, стали серебристой пылью. Серебристая пыль разделилась на черную и белую, небольшим смерчем взметнулась вверх. Из пыли поднялись два могучих воина: пронзительно черный и ослепительно белый. Черный воин шире в плечах, более подвижен, отметил Верзун. Воины затеяли бой.
— В тебе всегда боролись два начала: Добро и Зло. — раздался вкрадчивый голос подсознания — Твоими создателями стали Солнцеликие Боги, изначально несущие в себе Свет. Но со временем их Свет потемнел и обратился во Тьму. Темноликие Боги оставили свой след в твоей душе, когда ты был еще совсем юным. Черный воин всегда был раза в два больше белого, поэтому он побеждал. Но жизнь имеет привычку все менять, сейчас воины почти равны по силе. Тьмы в тебе и теперь больше, но ты не потерян для Света. Смотри на них, этот бой продолжается на протяжении всей твоей жизни.
Верзун смотрел на сражающихся бойцов во все глаза. Черный воин побеждал, он повалил белого воина на пол, принялся душить. Было заметно, что он уверен в победе, торопится быстрее довести бой до конца. Неожиданно белый ухватил его за большой палец, резко вывернул. Черный зарычал, его руки соскользнули с шеи белого, и тот не преминул воспользоваться моментом. Отбросил соперника, мгновенно вскочил. Его кулак просвистел удалую песню, врезался в скулу черного. Черный воин закачался, белый шумно втянул воздух, с силой ударил ногой в живот соперника. Черный воин упал, как подкошенный. Белый воин торжествующе пропел:
— Свет да погубит тьму.
А потом Верзун услышал шум…
Верзун лежал в нише, широко раскинув руки. Он поднялся выглянул в коридор, никого не было. Визг доносился из комнаты, куда он недавно поселил Корделию. Нелюдь почесал лоб, голова болела.
Корделия бегала вокруг массивной кровати, спасаясь от служанок. Служанки улыбались, при этом были видны их острые клыки. Как видно крылатая девушка решила, что они хотят отобедать ее кровью, и поэтому убегала так, что пятки сверкали. Верзун рассмеялся, когда увидел, что служанки уже отошли в угол комнаты, шумно дышали, переводя дух. Корделия меж тем продолжала бегать по кругу. Верзун кивнул служанкам на дверь, они потихоньку вышли. Крылатая девушка успела сообразить, что убегать не надо и села на кровать. Верзун заметил:
— А у тебя действительно плохо с вокалом.
— Ох, замок чудищ. Того и гляди съедят. — она запыхалась — К тебе, Верзун, это конечно не относится.
— Девочки просто улыбались.
— Если у вас все так улыбаются, то я, пожалуй, залезу под кровать.
— Зачем?
— Чтобы не умереть от смеха.
— Пока ты жива. — чуть улыбнулся Верзун, головная боль отступала.
— Зачем ты убил бедную Ингу? Разве нельзя было оставить ей жизнь. — робко поинтересовалась Корделия.
— Кто такая Инга?
— Ты не помнишь девушку, которая вонзила нож в свое тело ради тебя?
— Ах, эта. — вспомнил Верзун — Ее смерть была необходима, для уничтожения камня Света. Она была обычным человеком, не испорченным Лучами Смерти.
— Но зачем ты подарил людям этот страшный камень?
— Когда-то он действительно был камнем Света, его поверхности коснулись ладони Солнцеликих Богов. Я подарил его маленькой девочке, дочери предка барона де Сантиньяка, дабы он защищал замок от Тьмы.
— Но почему? Разве сам ты не Тьма?
— Во мне живут два человека. — тихо произнес Верзун, вспоминая комнату с зеркалами — Один из них Тьма, другой — Свет. Я не всегда знаю, кто из них выйдет победителем.
Он вышел из комнаты, в полуприкрытую дверь просочились улыбающиеся служанки. Корделия старательно скрывая страх, посмотрела на них, вздохнула:
— Ведите купаться.
Они словно ждали этих слов. Тут же в комнату втащили большую бочку, следом крысаки внесли ведра с теплой водой, гномы аккуратно насыпали в бочку ароматических солей. Они удалились и Корделия осталась в окружении трех улыбающихся служанок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34