- Опять ты со своими глупостями! - начал злиться я. - Сказала бы лучше, где она сейчас.
- У кабинета физики, - ответила Снежана. И тут же, хитровато прищурив карие глаза, выдала. - Так-так, понимаю. Ромео решил найти себе новую Джульетту?
- Ты опять? - я едва сдерживал себя, чтобы не заехать Снежане в ухо.
Но вместо этого резко повернулся и побежал вверх по лестнице.
- Ты что, обиделся? - услышал я за спиной тихий, и как мне показалось, чуть виноватый голос Снежаны.
Я не стал оборачиваться. Конечно, если разобраться, злился я зря. Снежана не хотела обижать меня, она просто шутила. Но настроение у меня было не столь радужное, чтобы выслушивать дурацкие шутки...
VIII
Фиделина стояла около окна, опираясь руками о подоконник, прижав лицо к стеклу. Вокруг нее царила обычная школьная суета. Девчонки кучковались небольшими группками, о чем-то перешептывались и хихикали. Наверное, сплетничали. Мальчишки сломя голову носились по узким школьным коридорам школа была старая, не очень просторная, - подставляли подножки, мерились силой, дергали девчонок за волосы, а те наказывали своих обидчиков, отвешивая им учебниками по голове. Строгие дежурные пытались утихомирить, призвать к порядку, но их никто не слушал. И тогда дежурные, которым тоже хотелось играть, бегать и бороться, то есть нарушать заведенные порядки, а не следить за тем, чтобы их не нарушали другие, сами начинали гоняться за нарушителями, то и дело организуя небольшие свалки.
А Фиделина тихо стояла у окна и печально смотрела куда-то вдаль, поверх деревянных домиков, выстроившихся в ряд сразу за школьным двором. Шумный улей лихого безвременья, когда уроки еще не начались, и строгие учителя не вышли из учительской, держа под мышками журналы и проверенные тетради, и школа продолжала жить свободной жизнью ребячьей вольницы, - этот мир, мир шумных школьных коридоров, казалось, был очень далек от Фиделины. Издалека Фиделина показалась мне такой маленькой и беззащитной, что я испугался за нее - вдруг стремглав носящиеся по коридорам мальчишки ненароком заденут ее, толкнут, и она не просто упадет от толчка, а рассыплется на части маленькими стеклянными осколками. Так раскалываются, рассыпаясь на части, фарфоровые фигурки...
И мне вдруг страшно захотелось как-то защитить Фиделину, закрыть ее от неминуемой беды и сказать какие-нибудь добрые и приятные слова, чтобы она не стояла так грустно и неприкаянно у окна... Чтобы она приветливо улыбнулась мне и сказала мне что-нибудь хорошее и доброе...
- Линка, - тихо позвал я.
- Андрей, -повернулась она. Чуть улыбнулась. Но ее глаза остались грустными.- Привет... Как хорошо, что ты пришел.
- Привет... О чем задумалась?
- О Мари. Сегодня утром она уже будет в Гаване. А я еще не скоро увижу свой Камагуэй...
- Ты очень хочешь на Кубу? - спросил я, не зная, с чего начать разговор о Луэлле.
- Спрашиваешь... Ты знаешь, как я сейчас завидую Мари. Она почти уже дома.
А я увижу свой дом только летом, когда поеду на каникулы. Тебе, Андрей, не понять меня, ты живешь в своей стране...
- Ну почему, Фиделинка? Я понимаю...
- Спасибо, - сказал Фиделина, и ее глаза, как мне показалось, чуть повлажнели. - Тебе Мари обещала писать?
- Писать? - переспросил я. Ну конечно, Фиделина ничего не знает... Фиделина считает, что Марисель уехала на Кубу. И, значит, должна написать Фиделине письмо, на которое она, конечно же, сразу ответит.
Если бы Фиделина знала, где сейчас Марисель...
Казалось, что может быть проще - сказать прямо, кто такая Марисель и где она сейчас. И сразу станет легче, словно сбросишь с души огромный камень...
Но почему мне так трудно сказать эти простые слова - "Марисель улетела на другую планету..."? Что-то мешает мне произнести их...
- Она обещала мне писать, - говорит Фиделина, отковыривая ноготком старую краску с облезлого подоконника. - Сказала мне, что постарается написать мне сразу, как приедет. Только плохо, что письма с Кубы идут так долго.
Больше месяца... Вот если бы придумали мгновенную почту. Чтобы написать письмо, и оно сразу бы дошло до адресата. Танька Громова как-то говорила, что такую почту в будущем обязательно придумают. А хотелось бы сейчас...
Но я буду ждать.
Я вдруг представил себе, как Фиделина просыпается утром и подходит к своему почтовому ящику. Заглядывает в его темную пустоту, надеясь увидеть долгожданное письмо. Дружеский привет с далекой родины... Ей, Фиделине, кубинской девочке одиннадцати с половиной лет, живущей в гостеприимной, дружественной, но все-таки чужой для нее стране, как никому другому важна сейчас эта тоненькая, но очень прочная ниточка, которая крепко связывает ее с далекой родиной. Поэтому Фиделина будет каждый день подходить к почтовому ящику, надеясь увидеть там почтовый конверт.
Но письма нет. Ящик пуст...
Но Фиделина не отчаивается. Она знает, что письма с Кубы идут очень долго.
"Значит, письмо придет завтра", - вздыхает Фиделина. И нетерпеливо ждет наступления завтрашнего дня.
А назавтра все повторяется снова...
"Эх, Фиделинка ты Фиделинка, - мысленно говорю я ей, - напрасно ты будешь ждать письмо от Марисель. Она не напишет тебе. Никогда не напишет.
Никогда-никогда. Потому что только в фантастических романах существует межпланетная почта..."
- Она и тебе напишет, - продолжает литься серебром тихий ручеек голоса Фиделины. - Она напишет тебе... А когда в следующем году я тоже уеду, я буду тоже писать тебе. Мы будем вместе писать тебе. А ты будешь нам писать?
- Не знаю,- отвечаю я, думая совсем о другом.
- Будешь, - уверенно говорит мне Фиделина, грустно улыбаясь. Улыбка грустная, но мне очень радостно, что я вижу улыбку на ее губах, будешь... Куда ты от нас денешься?
И вдруг я понимаю, что никогда не смогу сказать правду этой девочке с большими черными и очень грустными глазами. Будет очень жестоко разрушить надежды Фиделины, которая сейчас больше всего на свете мечтает получить письмо от Марисель. Она верит в письмо, мысль о нем придает ей силы. А если я скажу, что Марисель улетела на другую планету, и потому никогда не напишет ей, то получится, что я совершу предательство. Предательство не только по отношению к Фиделине, но и к самой Марисель. Которая просила никому говорить, что она с другой планеты.
Правда, она сказала мне: " Фиделина, быть может, поверит тебе..."
Хотя - зачем? Зачем я буду рассказывать Фиделине обо всем? Фиделина вернется на Кубу только на следующий год, за этот долгий срок много воды утечет в реке Волге, сама Фиделина станет на год старше, и, быть может, в Староволжск приедет новая кубинка, которая станет подругой Фиделине, которая постепенно вытеснит у нее память о Марисель...
А сейчас, когда память о Марисель еще жива в детской душе Фиделины, я не могу лишить Фиделину веры. Не могу отнять у нее надежду...
Потому что самое страшное - это лишить человека надежды...
"А вдруг - пронзает мозг отчаянная мысль, - Марисель действительно напишет ей? Или снова прилетит на Землю? И мы снова будем вместе, как раньше?"
Да, это было бы так здорово!
И потому я говорю Фиделине:
- Марисель напишет тебе. Обязательно напишет... Куба находится очень далеко от России.
- Я знаю, - вздыхает Фиделина, - Конечно, далеко. Но у вас в России есть песня... Очень хорошая песня. "Куба далека - Куба рядом". И я верю, что письмо придет очень быстро. А если во что-то веришь, то оно обязательно сбудется. Ведь правда, Андрей? - И Фиделина кладет мне на плечо свою легкую ладонь.
- Правда, - отвечаю я.
.. И сейчас, спустя много лет, я вижу тебя рядом, маленькую кубинскую девочку Фиделину. Русоволосую, с золотистыми точечками веснушек на курносом носу. Ты стоишь передо мной, положив мне на плечо маленькую ладонь. И смотришь на меня снизу вверх черными смородинками грустных глаз.
И я чувствую твой взгляд даже сейчас. Как чувствую мягкое прикосновение твоей горячей ладони. И мне очень хорошо оттого, что ты стоишь рядом, смотришь на меня и касаешься рукой моего плеча. Мне никто вот так не клал на плечо ладонь. Кроме моих друзей-кубинцев. Кроме тебя, моя далекая Фиделина, кубинская девочка одиннадцати с половиной лет, которая сейчас давно уже выросла. Которая стала взрослой. Но в моей памяти осталась прежней маленькой девочкой, подругой моих детских игр...
IX
Прошли два месяца. Наступила зима. Уже ощущалось приближение самого прекрасного на свете праздника - Нового года. Единственного на свете праздника, прихода которого с нетерпением ждут все - и взрослые, и дети.
Ждут и надеются, что в Новом году наконец-то сбудутся самые сокровенные желания. Самые сокровенные...
Однако меня почти не радовала зима - мое любимое время года. И даже приближение новогодних праздников и школьных каникул не настраивало на мажорный лад. Потому что мне очень хотелось снова увидеть Марисель...
Знаете, так бывает всегда, когда уезжает какой-нибудь очень близкий тебе человек. Твой друг... И ты вдруг начинаешь понимать, что уехал не только твой друг, но вместе с ним куда-то исчезла частичка твоей души. И хотя эта частичка очень маленькая, ты начинаешь понимать, что она настолько важна, что без нее будет очень трудно жить.
Так случилось и со мной. Пока Марисель жила в Староволжске, я не придавал этому очень большого значения. Мне казалось, что так будет всегда. Иногда я обижал ее, и она плакала. Но потом мы мирились...
Конечно, я знал, что когда-нибудь Марисель уедет на Кубу. Но я думал, что это наступит не скоро. Я не был готов к наступлению этого дня и гнал от себя мысли о будущей разлуке. Я старался не задумываться о том, что будет, когда Марисель уедет на Кубу. Не говоря уж о том, что она улетит на другую планету.
И теперь, когда Марисель не было рядом, я часто думал о ней. Именно о Марисель. Я не мог называть ее звездным именем Луэлла. Что-то мешало мне назвать ее так...
Но я часто думал о том, как живется ей сейчас на своей далекой планете.
Вспоминает ли она Землю, Староволжск, "иностранный двор", Фиделину, одноклассников... Меня, наконец...
И как-то тоскливо и неуютно стало в "иностранном дворе", словно, уехав, Марисель увезла с собой ту бесшабашность, которая была ей свойственно.
Словно забрала с собой ту воздушную легкость, которая приливами теплых волн всегда исходила от ее черных глаз, когда она затевала какую-нибудь озорную игру, включая в нее всех обитателей иностранцев, даже малышей-дошкольников...
А Фиделина по-прежнему ждала письмо от Марисель.
А Марисель не писала, потому что не могла ничего написать. И Фиделина спрашивала у меня:
- Почему она мне не пишет? Неужели она забыла меня? Или правда письма не доходят?..
Спрашивала, словно знала, что мне что-то известно о том, почему Марисель ей не пишет...
Конечно, я знал, почему. Но не мог ничем помочь Фиделине, которая тяжелее всех переживала разлуку с Марисель. Она почти перестала улыбаться, а в глазах затаилась желтая тоска. И я понимал, что когда-нибудь буду должен рассказать Фиделине всю правду. Потому что тайна Луэллы уже начинала тяготить меня, давить на плечи непосильным грузом. Мне хотелось избавиться от этой невыносимой ноши, которую я был вынужден нести в одиночку. И не раз я думал: зачем мне эти душевные муки? Зачем Луэлла рассказала мне о себе? Зачем я узнал о ней правду? Как было бы хорошо, если бы я, как и Фиделина, оставался в неведении! Если бы я тоже думал, что Марисель сейчас на Кубе. Тоже бы ждал от нее письма. И верил, что письмо дойдет, просто оно где-то затерялось...
И тогда, возможно, я так часто не думал бы о Марисель, не мечтал бы снова увидеть ее, милую девочку-инопланетянку, не хотел бы услышать ее звонкий и веселый голосок, не хотел бы заглянуть в ее бездонные, полные невысказанных тайн черные глаза, не хотел бы подержать ее смуглую руку в своих ладонях...
Ах, если бы она жила на Кубе, я написал бы ей самое прекрасное в мире письмо!
А какое письмо напишешь в созвездие Возничего?
И однажды я твердо решил отделаться от мучившей меня два месяца тайны.
Сбросить с плеч тяжелый груз и разделить его поровну с Фиделиной и Танькой Громовой. Чтобы и они тоже узнали о Луэлле. Не о Марисель, а именно о Луэлле. Об инопланетянке Луэлле. Потому что случилось странное: я разделил для себя Марисель и Луэллу. Теперь мне начинало казаться, что я знал двух совершенно разных людей: кубинку Марисель и инопланетянку Луэллу. Причем я будто бы всегда знал, что Луэлла прилетела на Землю с другой планеты, но только не придавал этому фантастическому факту никакого значения, словно Староволжск инопланетяне посещали столь же часто, как и выдуманный Киром Булычевым Великий Гусляр, и эти посещения воспринимались горожанами как нечто само собой разумеющееся. Так что Луэлла улетела на Ауэю, Марисель уехала на Кубу, и я одинаково тоскую по ним обеим. Такое вот странное получилось у меня раздвоение...
Фиделине я хотел рассказать о Луэлле в первую очередь потому, что мы с ней были лучшими друзьями. Она была доброй и чуткой девчонкой и относилась ко мне очень хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17