Погоди! Ты не можешь оставить меня вот так просто! Пожалуйста! Я расскажу тебе все! Все, что ты захочешь!
Властитель исчез в кромешной тьме туннеля, даже не обернувшись.
За его спиной, отражаясь от голых стен пещеры, эхом покатился надсадный, безумный крик Ялны.
Глава седьмая. ПЛЕННИКИ
Бредя по заснеженной извилистой лесной тропинке рядом с воительницей, Хальд то и дело невольно прикасалась к собственному затылку с торчащими в разные сторонами прядями когда-то прекрасных волос. Когда солдаты схватили ее, то отняли все, что ей принадлежало, в том числе и мешочек с талисманом и немного лекарственных трав, которыми Норда научила ее пользоваться для исцеления ран и разных болезней. Но колдунья учила ее и другому. Колдовская сила ведьмы зависит не только от мастерства и опыта, но и от длины ее волос. Хальд еще раз потрогала обкромсанные пряди, чувствуя себя очень неуютно и скованно. Ей было зябко, поскольку изрезанная одежда почти совсем не защищала ее от зимнего холода, а тонкий, изношенный плащ не давал ей необходимого тепла.
Хальд дрожала всем телом. Песнь Крови заметила это и остановилась. Она неторопливо расстегнула свой пояс, на котором у нее висел меч и щит, бросила его на снег, затем сняла теплый плащ с меховым капюшоном и накинула его на плечи Хальд, поверх ее тощей одежонки.
На какое-то мгновение ей показалось, что сейчас ведьма возмутится и сбросит с себя плащ воительницы, но молодая женщина лишь поплотней запахнулась в него, стараясь согреться, и с благодарностью кивнула.
— Теперь ты сама замерзнешь, — произнесла она, и в ее голосе впервые, пожалуй, зазвучало некое подобие благодарности.
— Я привыкла к холоду, — спокойно возразила Песнь Крови, вспомнив о владениях богини Хель и Гутрун, оставшейся там.
Воительница так же неторопливо надела на себя пояс со щитом и мечом и, не сказав больше ни слова, направилась дальше по тропинке, ее взгляд внимательно осматривал густой лес в поисках убежавших лошадей. Без этого серого жеребца и волшебного седла, оставшегося на нем, ей даже не имеет смысла пытаться оживить лошадь Тьмы после заката. Она не сумеет ее укротить. А без той бешеной скорости, на которую способно это дивное животное, ей не видать победы, и шансы добраться до Нидхегга тают, точно предрассветный туман под лучами солнца.
— Песнь Крови, — окликнула ее Хальд, — я… я очень благодарна тебе за этот плащ. И еще спасибо тебе за то, что помогла мне. Даже несмотря на то что ты отрезала мне волосы, ты спасла мне жизнь.
— И себе самой.
— Я… я должна кое-что тебе сказать, — неуверенно произнесла Хальд. — Я училась у Норды не три года, а всего три месяца.
Песнь Крови остановилась и выжидающе уставилась на молодую ведьму.
Хальд смело встретила укоризненный взгляд воительницы, но все же не выдержала.
— Ну, скажи же что-нибудь! — наконец в отчаянии выкрикнула она, когда молчание стало совсем невыносимым.
— Месяцев? — переспросила воительница. — Так сколько же заклинаний ты знаешь на самом деле, Хальд?
— Достаточно, чтобы освободить Норду из застенков Нидхегга и помочь тебе уничтожить его, — яростно выпалила молодая ведьма.
— Сколько?
— Ну, во-первых, ночное зрение, потом я умею лечить раны и болезни, умею ограждать от проникновения в разум, открывать замки любого вида, знаю основы лечения травами… — Ее голос затих, наступила пауза.
— И?
Хальд неуверенно пожала плечами:
— И все. Но этого ведь достаточно, если пользоваться заклинаниями с умом, — горячо проговорила она.
Песнь Крови еще какую-то секунду пристально смотрела на ведьму, а затем отрицательно покачала головой:
— То-то все эти твои заклинания не слишком нам помогли пару минут назад.
— Можешь на меня сердиться сколько хочешь, — упрямо бросила Хальд. — Мне все равно. Можешь идти дальше одна, теперь ведь у тебя лодыжка не болит, хотя вылечила ее тебе именно я. Но я поклялась освободить Норду, и я сделаю это, с тобой или без тебя.
— Ты любишь Норду, Хальд. Она была первым и единственным человеком, отнесшимся к тебе по-доброму. Она тоже любила тебя, и любила даже больше, чем твоя собственная мать, если судить по твоим же словам. Но, похоже, тебе придется отказаться от клятвы, — задумчиво произнесла воительница, точно разговаривая сама с собой. — Ты не сможешь ее спасти. И подумай, разве она захотела бы, чтобы ты рисковала своей жизнью ради нее?
— Вот освобожу ее и тогда спрошу, — настаивала Хальд.
Песнь Крови невольно улыбнулась.
— Ты мне кое-кого напоминаешь, — сказала она через мгновение, подумав о себе самой в молодости.
— Кого?
— Это было много лет назад. Она… уже умерла. — И больше ничего не стала добавлять. — Мы теряем время, — наконец заметила воительница и пошла дальше, внимательно присматриваясь к следам копыт на снегу. Хальд старалась не отставать, кутаясь в черный меховой плащ, который был ей велик и путался под ногами.
Когда король Нидхегг подкрепил свои силы обильным и изысканным завтраком, он направился в собственные апартаменты, располагающиеся в центральной башне Ностранда.
Он шел по верхнему уровню замка, и встречающиеся ему на пути богато разодетые вельможи раскланивались с ним, желая доброго дня. Солдаты при его появлении брали на караул, но он проходил мимо них, даже не замечая. Властитель думал о том заклинании, что использовал когда-то двести лет назад. Раньше он мог легко пользоваться им, однако теперь ему требовалось восстановить в памяти все детали заклятия. И для этого он должен был тщательно изучить свиток, что хранился в тайнике спальни.
Наконец он подошел к винтовой лестнице, уходившей вверх, ведя в святая святых башни — самой высокой и самой недоступной во всем замке. Ни солдатам, ни вельможам не разрешалось появляться здесь под страхом смерти, только невидимые демоны бродили по пустынным коридорам, охраняя его покой и защищая его тайны от чуждого вторжения.
Он прочел необходимое заклинание и еще дважды повторил его, прежде чем без всякой опаски ступил на первую ступеньку лестницы. Демоны, сторожившие вход в святилище, расступились, давая ему возможность пройти, но тут же сомкнули свои ряды за его спиной.
Мерцающие факелы освещали ему путь по узкой, крутой лестнице. Эти факелы горели здесь всегда и бессменно. Их тусклый огонь не отбрасывал теней, они никогда не гасли, и их не надо было менять.
Добравшись до конца лестницы, король подошел к невысокой деревянной двери, на которой были вырезаны сложные завитки древних рун. Он произнес вслух слово приказа, и невидимая рука открыла перед ним дверь.
Он перешагнул порог, оказавшись в тайных апартаментах.
Яркое солнце уже позднего утра било прямо в высокое узкое окно, заполняя комнату светом. Сквозь окно просматривались многочисленные крыши и башни Ностранда, и дальше, за стенами замка, виднелась голая, темная равнина, окружавшая цитадель и тянувшаяся от горизонта до горизонта.
Нидхегг подошел прямо к обитому железом сундуку. Произнеся еще несколько магических слов, он подождал, когда демон, охранявший этот сундук, отопрет замысловатый замок и отбросит тяжелую, кованую крышку.
Колдун опустился на колени и принялся рыться в недрах сундука, пока не отыскал маленький, давно пожелтевший свиток, с потрепанными углами, но все же запечатанный красным воском. Произнеся еще несколько заклинаний, он вскрыл печать.
Наполовину прикрыв глаза от внутреннего напряжения, властитель осторожно взял свиток и развернул его на деревянном столе, инкрустированном золотыми и серебряными рунами. Он тяжело опустился на мягкий стул, покрытый подушкой, изучая свиток, содержавший фрагмент текста из запрещенного заклятия, когда-то скопированный им по памяти. Случилось это после очень опасного путешествия, едва не стоившего ему жизни. Произошло это много столетий назад, и с тех самых пор он больше не решался проделывать подобных экспериментов. Тогда король отправил в далекий путь собственную душу и едва не лишился ее.
Нидхегг не заглядывал в этот пожелтевший от времени свиток вот уже больше двухсот лет. До сих пор в нем не возникало никакой нужды, да и тогда он использовался всего раз, поскольку для его применения требовались совершенные приемы исполнения. Не решался он воспользоваться им и теперь, понимая, что какая-то часть знаний все равно потерялась за эти долгие годы. Но сейчас он все же хотел воспользоваться этим разрушительным заклинанием, и воспользоваться им против воительницы Хель.
Заклинание могло бы принести ее прямо сюда, в Ностранд, корчащуюся и кричащую от боли. Ни переданная ей магия Хель, ни эта проклятая ведьма не смогут противостоять силе этого заклинания, потому что мощь его исходила из тех внеземных пределов, которые не подчиняются привычным законам. И никто на целом свете, ни один колдун, маг или ведьма не могли бы бросить вызов ей.
Когда-нибудь, очень скоро, закованная в цепи, Песнь Крови будет продлевать собственную агонию, тем самым доставляя ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Из-за непонятных трудностей он начал свои бесконечные эксперименты в погоне за вечной молодостью. Он боролся с постоянным старением, день ото дня одолевавшим его все больше и больше, и ему хотелось развлечься, послушав вопли и стоны этой несокрушимой воительницы. Пытаясь обнаружить, отчего же омолаживающие заклятия действовали все хуже и хуже и отчего пожирали все больше энергии, он все чаще проводил свои эксперименты с доставляемыми со всех окраин его королевства ведьмами.
Король даже стал подозревать, что сила его омолаживающих заклятий стала меньше из-за того, что Череп Войны постепенно терял магическую мощь. Колдун снова и снова пытался передать силы умирающих ведьм Черепу Войны — источнику собственной жизни и власти, — но преуспел только в одном: все его эксперименты лишь уменьшали количество колдунов, ведьм и магов, а власть Черепа таяла на глазах. Нидхегг надеялся, что если ему удастся схватить Песнь Крови, то уж ее-то силу он сумеет обратить себе на пользу еще до того, как позволит ей умереть в страшных мучениях. Он полагал, что те чары, которыми наградила ее сама Хель, будут сходны с магией Черепа Войны и смогут усилить его, а не противостоять ему, как это было с другими колдуньями.
До того как он отправит ее душу в царство бесконечных мук и агонии и заключит ее разлагающийся труп в камеру под пещерой Черепа Войны, куда он помещал тела всех воителей богини Хель, властитель собирался исполнить задуманное и довести свой эксперимент до конца, чего бы это ему ни стоило. Возбужденный и воодушевленный такой перспективой, он был почти уверен, что, используя колдовскую силу воительницы богини Хель, он разом решит все свои проблемы. Король переводил текст свитка и вчитывался в него до тех пор, пока не понял, что осознал глубинное значение древних рун, изображенных на желтом пергаменте.
Снова и снова Нидхегг находил в своей памяти опасные пробелы или моменты, которые его сознание упрямо не желало понимать. И шаг за шагом, неторопливо, он заполнял их новыми знаниями. Король налил себе в золотой, украшенный драгоценными камнями кубок немного кроваво-красного вина и стал медленно пить его, смакуя глоток за глотком и продолжая изучать руны. Время от времени он машинально потирал виски, стараясь приглушить тяжелую, пульсирующую головную боль, мутью поднимавшуюся из глубин черепа.
И вот наконец ему пришлось осознать, что его задумка совершенно безнадежна. Слишком много прошло времени с тех пор, как он последний раз пользовался этим заклятием. Колдун успел забыть слишком много. Потребуется неисчислимое количество дней, прежде чем он полностью восстановит в памяти эту магическую формулу. Нидхегг не имел возможности рисковать. Если использовать заклинание, не приняв мер предосторожности, он может и сам пострадать от его силы. А вспоминать и отрабатывать забытые приемы времени не было. Ему следовало бы использовать какое-нибудь менее опасное, но и не такое эффективное заклинание. Но в магии чем сильнее действие колдовских чар, тем опаснее для того, кто пользуется этой силой.
Он сидел на мягкой подушке, неторопливо потягивал вино, поглядывая в окно, и перебирал в уме все заклинания, которые бы он мог использовать против воительницы Хель. Ему необходимо какое-нибудь обычное чародейство, без применения древних и мертвых языков, требовавшее лишь привычного ритуала. Он вдруг обнаружил, к своему удивлению, что почти любое средство из его колдовского арсенала требовало предварительной подготовки, притом немалой.
Чувство тревоги стало медленно заползать в его сердце. Сколько способов, приемов, заклинаний было утеряно им за те долгие столетия, прожитые им в относительном покое? Колдун был так уверен в собственных силах, что даже не старался лишний раз практиковаться в магии. А теперь…
Его тревога медленно перерастала в страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Властитель исчез в кромешной тьме туннеля, даже не обернувшись.
За его спиной, отражаясь от голых стен пещеры, эхом покатился надсадный, безумный крик Ялны.
Глава седьмая. ПЛЕННИКИ
Бредя по заснеженной извилистой лесной тропинке рядом с воительницей, Хальд то и дело невольно прикасалась к собственному затылку с торчащими в разные сторонами прядями когда-то прекрасных волос. Когда солдаты схватили ее, то отняли все, что ей принадлежало, в том числе и мешочек с талисманом и немного лекарственных трав, которыми Норда научила ее пользоваться для исцеления ран и разных болезней. Но колдунья учила ее и другому. Колдовская сила ведьмы зависит не только от мастерства и опыта, но и от длины ее волос. Хальд еще раз потрогала обкромсанные пряди, чувствуя себя очень неуютно и скованно. Ей было зябко, поскольку изрезанная одежда почти совсем не защищала ее от зимнего холода, а тонкий, изношенный плащ не давал ей необходимого тепла.
Хальд дрожала всем телом. Песнь Крови заметила это и остановилась. Она неторопливо расстегнула свой пояс, на котором у нее висел меч и щит, бросила его на снег, затем сняла теплый плащ с меховым капюшоном и накинула его на плечи Хальд, поверх ее тощей одежонки.
На какое-то мгновение ей показалось, что сейчас ведьма возмутится и сбросит с себя плащ воительницы, но молодая женщина лишь поплотней запахнулась в него, стараясь согреться, и с благодарностью кивнула.
— Теперь ты сама замерзнешь, — произнесла она, и в ее голосе впервые, пожалуй, зазвучало некое подобие благодарности.
— Я привыкла к холоду, — спокойно возразила Песнь Крови, вспомнив о владениях богини Хель и Гутрун, оставшейся там.
Воительница так же неторопливо надела на себя пояс со щитом и мечом и, не сказав больше ни слова, направилась дальше по тропинке, ее взгляд внимательно осматривал густой лес в поисках убежавших лошадей. Без этого серого жеребца и волшебного седла, оставшегося на нем, ей даже не имеет смысла пытаться оживить лошадь Тьмы после заката. Она не сумеет ее укротить. А без той бешеной скорости, на которую способно это дивное животное, ей не видать победы, и шансы добраться до Нидхегга тают, точно предрассветный туман под лучами солнца.
— Песнь Крови, — окликнула ее Хальд, — я… я очень благодарна тебе за этот плащ. И еще спасибо тебе за то, что помогла мне. Даже несмотря на то что ты отрезала мне волосы, ты спасла мне жизнь.
— И себе самой.
— Я… я должна кое-что тебе сказать, — неуверенно произнесла Хальд. — Я училась у Норды не три года, а всего три месяца.
Песнь Крови остановилась и выжидающе уставилась на молодую ведьму.
Хальд смело встретила укоризненный взгляд воительницы, но все же не выдержала.
— Ну, скажи же что-нибудь! — наконец в отчаянии выкрикнула она, когда молчание стало совсем невыносимым.
— Месяцев? — переспросила воительница. — Так сколько же заклинаний ты знаешь на самом деле, Хальд?
— Достаточно, чтобы освободить Норду из застенков Нидхегга и помочь тебе уничтожить его, — яростно выпалила молодая ведьма.
— Сколько?
— Ну, во-первых, ночное зрение, потом я умею лечить раны и болезни, умею ограждать от проникновения в разум, открывать замки любого вида, знаю основы лечения травами… — Ее голос затих, наступила пауза.
— И?
Хальд неуверенно пожала плечами:
— И все. Но этого ведь достаточно, если пользоваться заклинаниями с умом, — горячо проговорила она.
Песнь Крови еще какую-то секунду пристально смотрела на ведьму, а затем отрицательно покачала головой:
— То-то все эти твои заклинания не слишком нам помогли пару минут назад.
— Можешь на меня сердиться сколько хочешь, — упрямо бросила Хальд. — Мне все равно. Можешь идти дальше одна, теперь ведь у тебя лодыжка не болит, хотя вылечила ее тебе именно я. Но я поклялась освободить Норду, и я сделаю это, с тобой или без тебя.
— Ты любишь Норду, Хальд. Она была первым и единственным человеком, отнесшимся к тебе по-доброму. Она тоже любила тебя, и любила даже больше, чем твоя собственная мать, если судить по твоим же словам. Но, похоже, тебе придется отказаться от клятвы, — задумчиво произнесла воительница, точно разговаривая сама с собой. — Ты не сможешь ее спасти. И подумай, разве она захотела бы, чтобы ты рисковала своей жизнью ради нее?
— Вот освобожу ее и тогда спрошу, — настаивала Хальд.
Песнь Крови невольно улыбнулась.
— Ты мне кое-кого напоминаешь, — сказала она через мгновение, подумав о себе самой в молодости.
— Кого?
— Это было много лет назад. Она… уже умерла. — И больше ничего не стала добавлять. — Мы теряем время, — наконец заметила воительница и пошла дальше, внимательно присматриваясь к следам копыт на снегу. Хальд старалась не отставать, кутаясь в черный меховой плащ, который был ей велик и путался под ногами.
Когда король Нидхегг подкрепил свои силы обильным и изысканным завтраком, он направился в собственные апартаменты, располагающиеся в центральной башне Ностранда.
Он шел по верхнему уровню замка, и встречающиеся ему на пути богато разодетые вельможи раскланивались с ним, желая доброго дня. Солдаты при его появлении брали на караул, но он проходил мимо них, даже не замечая. Властитель думал о том заклинании, что использовал когда-то двести лет назад. Раньше он мог легко пользоваться им, однако теперь ему требовалось восстановить в памяти все детали заклятия. И для этого он должен был тщательно изучить свиток, что хранился в тайнике спальни.
Наконец он подошел к винтовой лестнице, уходившей вверх, ведя в святая святых башни — самой высокой и самой недоступной во всем замке. Ни солдатам, ни вельможам не разрешалось появляться здесь под страхом смерти, только невидимые демоны бродили по пустынным коридорам, охраняя его покой и защищая его тайны от чуждого вторжения.
Он прочел необходимое заклинание и еще дважды повторил его, прежде чем без всякой опаски ступил на первую ступеньку лестницы. Демоны, сторожившие вход в святилище, расступились, давая ему возможность пройти, но тут же сомкнули свои ряды за его спиной.
Мерцающие факелы освещали ему путь по узкой, крутой лестнице. Эти факелы горели здесь всегда и бессменно. Их тусклый огонь не отбрасывал теней, они никогда не гасли, и их не надо было менять.
Добравшись до конца лестницы, король подошел к невысокой деревянной двери, на которой были вырезаны сложные завитки древних рун. Он произнес вслух слово приказа, и невидимая рука открыла перед ним дверь.
Он перешагнул порог, оказавшись в тайных апартаментах.
Яркое солнце уже позднего утра било прямо в высокое узкое окно, заполняя комнату светом. Сквозь окно просматривались многочисленные крыши и башни Ностранда, и дальше, за стенами замка, виднелась голая, темная равнина, окружавшая цитадель и тянувшаяся от горизонта до горизонта.
Нидхегг подошел прямо к обитому железом сундуку. Произнеся еще несколько магических слов, он подождал, когда демон, охранявший этот сундук, отопрет замысловатый замок и отбросит тяжелую, кованую крышку.
Колдун опустился на колени и принялся рыться в недрах сундука, пока не отыскал маленький, давно пожелтевший свиток, с потрепанными углами, но все же запечатанный красным воском. Произнеся еще несколько заклинаний, он вскрыл печать.
Наполовину прикрыв глаза от внутреннего напряжения, властитель осторожно взял свиток и развернул его на деревянном столе, инкрустированном золотыми и серебряными рунами. Он тяжело опустился на мягкий стул, покрытый подушкой, изучая свиток, содержавший фрагмент текста из запрещенного заклятия, когда-то скопированный им по памяти. Случилось это после очень опасного путешествия, едва не стоившего ему жизни. Произошло это много столетий назад, и с тех самых пор он больше не решался проделывать подобных экспериментов. Тогда король отправил в далекий путь собственную душу и едва не лишился ее.
Нидхегг не заглядывал в этот пожелтевший от времени свиток вот уже больше двухсот лет. До сих пор в нем не возникало никакой нужды, да и тогда он использовался всего раз, поскольку для его применения требовались совершенные приемы исполнения. Не решался он воспользоваться им и теперь, понимая, что какая-то часть знаний все равно потерялась за эти долгие годы. Но сейчас он все же хотел воспользоваться этим разрушительным заклинанием, и воспользоваться им против воительницы Хель.
Заклинание могло бы принести ее прямо сюда, в Ностранд, корчащуюся и кричащую от боли. Ни переданная ей магия Хель, ни эта проклятая ведьма не смогут противостоять силе этого заклинания, потому что мощь его исходила из тех внеземных пределов, которые не подчиняются привычным законам. И никто на целом свете, ни один колдун, маг или ведьма не могли бы бросить вызов ей.
Когда-нибудь, очень скоро, закованная в цепи, Песнь Крови будет продлевать собственную агонию, тем самым доставляя ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Из-за непонятных трудностей он начал свои бесконечные эксперименты в погоне за вечной молодостью. Он боролся с постоянным старением, день ото дня одолевавшим его все больше и больше, и ему хотелось развлечься, послушав вопли и стоны этой несокрушимой воительницы. Пытаясь обнаружить, отчего же омолаживающие заклятия действовали все хуже и хуже и отчего пожирали все больше энергии, он все чаще проводил свои эксперименты с доставляемыми со всех окраин его королевства ведьмами.
Король даже стал подозревать, что сила его омолаживающих заклятий стала меньше из-за того, что Череп Войны постепенно терял магическую мощь. Колдун снова и снова пытался передать силы умирающих ведьм Черепу Войны — источнику собственной жизни и власти, — но преуспел только в одном: все его эксперименты лишь уменьшали количество колдунов, ведьм и магов, а власть Черепа таяла на глазах. Нидхегг надеялся, что если ему удастся схватить Песнь Крови, то уж ее-то силу он сумеет обратить себе на пользу еще до того, как позволит ей умереть в страшных мучениях. Он полагал, что те чары, которыми наградила ее сама Хель, будут сходны с магией Черепа Войны и смогут усилить его, а не противостоять ему, как это было с другими колдуньями.
До того как он отправит ее душу в царство бесконечных мук и агонии и заключит ее разлагающийся труп в камеру под пещерой Черепа Войны, куда он помещал тела всех воителей богини Хель, властитель собирался исполнить задуманное и довести свой эксперимент до конца, чего бы это ему ни стоило. Возбужденный и воодушевленный такой перспективой, он был почти уверен, что, используя колдовскую силу воительницы богини Хель, он разом решит все свои проблемы. Король переводил текст свитка и вчитывался в него до тех пор, пока не понял, что осознал глубинное значение древних рун, изображенных на желтом пергаменте.
Снова и снова Нидхегг находил в своей памяти опасные пробелы или моменты, которые его сознание упрямо не желало понимать. И шаг за шагом, неторопливо, он заполнял их новыми знаниями. Король налил себе в золотой, украшенный драгоценными камнями кубок немного кроваво-красного вина и стал медленно пить его, смакуя глоток за глотком и продолжая изучать руны. Время от времени он машинально потирал виски, стараясь приглушить тяжелую, пульсирующую головную боль, мутью поднимавшуюся из глубин черепа.
И вот наконец ему пришлось осознать, что его задумка совершенно безнадежна. Слишком много прошло времени с тех пор, как он последний раз пользовался этим заклятием. Колдун успел забыть слишком много. Потребуется неисчислимое количество дней, прежде чем он полностью восстановит в памяти эту магическую формулу. Нидхегг не имел возможности рисковать. Если использовать заклинание, не приняв мер предосторожности, он может и сам пострадать от его силы. А вспоминать и отрабатывать забытые приемы времени не было. Ему следовало бы использовать какое-нибудь менее опасное, но и не такое эффективное заклинание. Но в магии чем сильнее действие колдовских чар, тем опаснее для того, кто пользуется этой силой.
Он сидел на мягкой подушке, неторопливо потягивал вино, поглядывая в окно, и перебирал в уме все заклинания, которые бы он мог использовать против воительницы Хель. Ему необходимо какое-нибудь обычное чародейство, без применения древних и мертвых языков, требовавшее лишь привычного ритуала. Он вдруг обнаружил, к своему удивлению, что почти любое средство из его колдовского арсенала требовало предварительной подготовки, притом немалой.
Чувство тревоги стало медленно заползать в его сердце. Сколько способов, приемов, заклинаний было утеряно им за те долгие столетия, прожитые им в относительном покое? Колдун был так уверен в собственных силах, что даже не старался лишний раз практиковаться в магии. А теперь…
Его тревога медленно перерастала в страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44