— Мне выйти?
— Нет, Тоби. Просто повесьте здесь трубку, когда я сниму на кухне. — Она намеренно дважды назвала его по имени, чтобы Сондерс не начинал говорить, пока не убедится, что на линии только Пэт.
Тоби взял трубку со скучающим видом, но мысль его работала не предельных оборотах. Он был уверен, что на том конце провода — Джереми Сондерс. Зачем этот ублюдок звонит Пэт Треймор? Говорила ли она с ним раньше? Абигайль подскочила бы до потолка, узнай она об этом. Сквозь разделявшие их сотни миль слышалось дыхание собеседника журналистки.
Вот пустобрех вонючий, подумал Тоби; если он только попробует очернить Эбби...
Раздался голос Пэт:
— Тоби, не могли бы вы положить трубку?
— Конечно, Пэт, — весело отозвался Тоби и не без тайного сожаления опустил трубку на рычаг.
— Тоби? — недоверчиво прозвучало на другом конце провода. — Только не говорите мне, что водите дружбу с Тоби Горгоном.
— Он помогает мне разобраться с некоторыми материалами биографии для передачи, — приглушенно объяснила Пэт.
— Ах да, конечно. Ведь он постоянный спутник нашей выдающейся государственной деятельницы, не так ли? — саркастически отозвался Сондерс. — Пэт, я звоню, поскольку пришел к выводу, что благодаря комбинации водки и вашего сочувствия проявил некоторую несдержанность. Я решительно настаиваю, чтобы вы считали нашу беседу совершенно конфиденциальной. Моей жене и дочери вряд ли доставит удовольствие переданный на всю страну рассказ о юношеском увлечении их мужа и отца.
— Я и не намеревалась цитировать ваши откровения, — отрезала Пэт. — Может, кто-нибудь из «Миррора» и любит посплетничать о чужой личной жизни, но только не я.
— Ну вот и славно. У меня словно гора с плеч свалилась. — Тон Сондерса стал дружелюбнее. — Недавно в клубе я встретился с Эдвином Шефердом, и он рассказал мне, что дал вам экземпляр своей газеты с фотографией Эбби. Я и позабыл о ней. Надеюсь, вы с пользой для дела распорядитесь снимком «Мисс Эйпл-Джанкшен» и ее обожаемой матушки. Такое фото стоит тысячи слов!
— Честно говоря, я другого мнения, — холодно ответила Пэт. — А сейчас, мистер Сондерс, прошу извинить — меня ждет работа.
Она повесила трубку и вернулась в библиотеку. Тоби по-прежнему сидел в кресле, но что-то в нем изменилось. Свойственное ему грубоватое добродушие исчезло; Тоби стал угрюм и молчалив и почти сразу откланялся.
Оставшись одна, Пэт распахнула окна, чтобы выветрился дым сигары, но несносный запах, казалось, пропитал все в комнате. Неожиданно Пэт осознала, что снова дергается от каждого звука. Острый приступ тревоги заставил ее закрыть окна.
* * *
Вернувшись в офис, Тоби прямиком направился к Филиппу.
— Как дела?
Филипп воздел очи горе.
— Сенатор рвет и мечет из-за этой статьи. Только что устроила жуткую головомойку Лютеру Пелхэму — за то, что он уговорил ее участвовать в программе. Она бы сегодня же послала к чертям эту затею, если бы о передаче уже не объявили в прессе. А как дела у Пэт Треймор?
Тоби не хотелось вдаваться в подробности, и он вместо ответа попросил Филиппа выяснить, кто сейчас является владельцем дома Адамсов. Потом он постучал в дверь кабинета Абигайль.
Сенатор выглядела спокойной — даже слишком спокойной. Перед ней лежал дневной выпуск «Трибюн».
— Ты только полюбуйся на это. — Она хлопнула по газете ладонью.
Знаменитая колонка вашингтонских сплетен начиналась словами: «Острословы на Капитолийском холме уже заключают пари по поводу личности неизвестного, который угрожает Патриции Треймор — тележурналистке, работающей над передачей о сенаторе Дженнингс. Предлагается масса кандидатур, и это неудивительно, если учесть, что прекрасная леди-сенатор из Виргинии завоевала среди своих коллег репутацию чрезвычайно взыскательной и нелицеприятной особы...»
Не успел Тоби дочитать фразу до конца, как Абигайль Дженнингс с перекошенным от гнева лицом сгребла газету со стола и, скомкав, швырнула в мусорную корзину.
Глава 14
Сэм Кингсли щелкнул последней кнопкой на рубашке и надел галстук-бабочку. Взглянув на часы на каминной полке, он решил, что времени еще хватит и на скотч с содовой.
Из его уотергейтской квартиры открывался прекрасный вид на Потомак. Боковое окно гостиной смотрело на Центр имени Кеннеди. Иногда вечерами, когда Сэм поздно возвращался с работы, он шел туда и успевал на второй или третий акт какой-нибудь из любимых опер.
После смерти Дженис не было смысла содержать большой дом в Чеви-Чейзе. Дочь жила в Сан-Франциско, а отпуск они с мужем проводили в Палм-Спрингс у его родителей. Сэм предложил Карен забрать фарфор, серебро, антикварные безделушки и мебель, а остальное продал. Хотелось начать все с самого начала, и он надеялся, что новая обстановка поможет преодолеть опустошение и усталость, овладевшие им после болезни и смерти жены.
Держа бокал, он подошел к окну. Воды Потомака сверкали в свете прожекторов Центра имени Кеннеди. Потомакская лихорадка... Он-то уже переболел ею, как и большинство приезжих. Интересно, устоит ли перед ней Пэт?
Он страшно тревожился за Пэт. Его друг из ФБР, Джек Карлсон, высказался без обиняков:
— Сначала ей позвонили, потом положили под дверь записку, затем снова телефонный звонок и, наконец, проникновение в дом. Сам можешь догадаться, что будет дальше. Мы имеем дело с совершеннейшим психом, готовым в любую минуту сорваться с катушек. Наклонные печатные буквы выдают его с головой. И сравни эти записки: они написаны с промежутком в несколько дней, а некоторые буквы на второй практически неузнаваемы. Он явно приближается к критической точке. И как ни крути, а подталкивает его к ней твоя Пэт Треймор.
Его Пэт Треймор. В те последние месяцы перед смертью жены Сэму удалось изгнать Пэт из своих мыслей, и он благодарил за это Бога. Им с Дженис удалось отчасти вернуть былую близость. Она умерла, уверенная в незыблемости его любви.
Похоронив жену, он чувствовал себя выжатым, разбитым, старым. Слишком старым для двадцатисемилетней женщины и всего того, что подразумевает совместная жизнь с ней. Ему хотелось покоя.
Но неожиданно он узнал, что Пэт приезжает работать в Вашингтон, и решил позвонить ей, чтобы пригласить в ресторан. Избегать ее в Вашингтоне не было никакой возможности, да Сэм и не хотел ее избегать, а потому не собирался дожидаться случайной встречи в присутствии посторонних. Лучше назначить встречу самому.
Очень скоро он понял, что чувство, зародившееся когда-то между ними, не исчезло, а все еще тлеет и готово вот-вот вспыхнуть с новой силой. Мало того, он осознал и то, что Пэт этого хочет.
Но чего хочет он?
— Не знаю, — произнес он вслух. В голове набатом звучало предупреждение Джека: «Предположим, что с Пэт что-нибудь случится...»
Зачирикал домофон.
— Ваш автомобиль у подъезда, сэр, — сообщил швейцар.
— Благодарю вас, сейчас выйду.
Сэм поставил полупустой бокал в бар и сходил в спальню за смокингом. Быстрые движения выдавали его нетерпение — через несколько минут он увидит Пэт.
* * *
Собираясь на обед в Белом доме, Пэт достала из гардероба изумрудно-зеленое атласное платье с бисерной вышивкой. Когда-то Вероника настояла, чтобы она купила этот наряд к балу в Бостоне. Теперь Пэт была довольна, что уступила тогда ее уговорам. Ради такого случая она могла дополнить платье бабушкиными изумрудами.
— Нет, ты все-таки не тянешь на молоденькую репортершу, — шутливо заметил Сэм, помогая ей сесть в лимузин.
— Сомневаюсь, можно ли считать это комплиментом.
На Сэме поверх смокинга было темно-синее кашемировое пальто с белым шелковым шарфом. Как назвала его Абигайль? «Один из самых завидных женихов в Вашингтоне»?
— По крайней мере задумано было как комплимент. Тебе больше не звонили? Записок не присылали?
— Нет. — Пэт еще не рассказала ему о кукле, но не хотела делать это сейчас, опасаясь испортить вечер.
— Это хорошо. И все же я вздохну свободнее, когда твоя программа будет выпущена.
— И не ты один.
По пути к Белому дому Сэм поинтересовался ходом работы. Пэт с досадой махнула рукой.
— Так себе. Пелхэм одобрил выбранные мной отрывки фильмов, и сценарий мы закончили. Но вот с рассказом о детстве сенатора ничего не получается. Я опять просила Лютера убедить Абигайль включить этот материал в передачу, но он ни в какую. То, что было задумано как биографический очерк, он превращает в хвалебную песню, в набор трескучих фраз. Для меня это закончится откровенной профессиональной неудачей.
— Ты ничего не можешь изменить?
— Могу только уволиться. Но я приехала сюда не затем, чтобы сбежать через неделю. Что-нибудь да придумаю.
Машина остановилась перед светофором на перекрестке Восемнадцатой улицы и Пенсильвания-авеню.
— Сэм, здесь раньше не было отеля?
— Да, когда-то здесь стоял старый «Роджер Смит». Его снесли лет десять назад.
Когда я была маленькой, меня привезли сюда на рождественский утренник. Я была в красном бархатном платье, белых колготах и новых черных туфлях-лодочках. А потом уронила на платье шоколадное мороженое и разревелась. А папа сказал: «Ты не виновата, Кэрри».
Сэм подъехал к северо-западным воротам Белого дома и пристроился в хвост вереницы машин. Гости по очереди притормаживали у поста возле ворот для проверки. Наконец и машина Сэма поравнялась с вежливым охранником, который, сверившись со списком приглашенных, нашел их имена и пропустил лимузин за ограду.
В мраморном фойе играл военно-морской оркестр; официанты разносили шампанское. Среди гостей Пэт то и дело замечала знакомые лица кинозвезд, сенаторов, министров, видных общественных деятелей и театральных примадонн.
— Ты здесь когда-нибудь бывала? — полюбопытствовал Сэм.
— В шестнадцать лет, со школьной экскурсией. Нам рассказывали, что когда-то Абигайль Адамс вон в той комнате — она теперь называется Восточной — сушила белье.
— Ну, теперь тут не стирают. Пойдем-ка. Если хочешь сделать карьеру в Вашингтоне, полезно кое с кем познакомиться.
Минуту спустя Сэм уже представлял Пэт дружелюбному толстяку, который оказался пресс-секретарем президента.
— Похоже, мисс Треймор, вы вытеснили нас с первых полос, — с вежливой улыбкой заметил Брайан Сэлем.
Значит, вторжение в ее дом обсуждалось даже в Овальном кабинете.
— Полиция нашла какие-нибудь зацепки?
— Я не знаю, но все сходятся на том, что действует какой-то ненормальный.
— Господь свидетель, Брайан тоже повидал на своем веку письма от разных сумасшедших. Кто только не пишет президенту! — добавила супруга пресс-секретаря — сухощавая сорокалетняя дама с проницательными глазами.
— Конечно, — с готовностью согласился ее муж. — Любой человек, занимающий высокий общественный пост, неизбежно становится кому-то поперек дороги. Чем больше у него власти, тем сильнее ополчаются на него какие-то люди или группы людей. А Абигайль Дженнингс занимает весьма жесткую позицию по некоторым взрывоопасным вопросам. Кстати, вот и она. — Сэлем неожиданно ухмыльнулся. — Не правда ли, она великолепна?
И действительно, сенатор Дженнингс как раз входила в Восточную комнату. В этот вечер ее красота блистала в полную силу. На ней было абрикосового цвета платье с корсажем, расшитым жемчугом; юбка-колокол подчеркивала осиную талию и стройность фигуры. Волны мягких волос обрамляли безупречно вылепленное лицо, а бледно-голубые тени, умело наложенные на веки, усиливали яркость поразительно синих глаз.
Это была совсем другая Абигайль — радостная, возбужденная, женственная. В ее смехе появились обольстительно-бархатистые нотки. Приветствуя восьмидесятилетнего посла, она лишь на одно мгновение задержала руку, положенную на локоть старичка.
Интересно, гадала Пэт, все ли женщины в этой комнате сейчас чувствуют себя так же, как я — внезапно потускневшими и никому не интересными?
Абигайль идеально рассчитала время своего появления — через мгновение военно-морской оркестр заиграл бравурное «Да здравствует вождь!», и на лестнице, ведущей в личные президентские покои, показались нынешний хозяин Белого дома и его жена; вслед за ними шли премьер-министр Канады с супругой. После того как замерли последние звуки «Да здравствует», раздались первые аккорды канадского национального гимна.
Гости выстроились в очередь и стали по порядку подходить к встречающим. Когда Пэт и Сэм приблизились к президенту и первой леди, у Пэт учащенно забилось сердце.
Первая леди в жизни оказалась куда привлекательнее, чем на фотографиях. У нее было удлиненное лицо со светло-ореховыми глазами, в льняных волосах пробивалась седина. Блестевшие от возбуждения глаза смотрели уверенно и доброжелательно, а широкая улыбка открывала безупречные зубы. После взаимных приветствий жена президента сообщила Пэт, что в детстве мечтала работать на телевидении.
— Но вышло так, — рассмеялась она, взглянув на супруга, — что едва я сняла венок из маргариток, как обнаружила, что уже замужем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41