Профессор знал, что вечером его будут вскрывать, как консервную банку, и соглашался молча терпеть любые муки.
– Мне так худо, Майк, что я и боли-то толком не почувствую, – шептал он. – Не волнуйся. Это доли секунды, а потом мне станет легче.
Временами он впадал в полубредовое состояние, и Майкл думал: хорошо бы он был в таком состоянии, когда Себастьян начнет его резать. Помутненное сознание не просигналит о боли, профессор ничего не ощутит.
Себастьян тоже волновался. Велел Майклу загодя приготовить мокрые тряпки. С тканью в колонии дела обстояли туго, Майкл оторвал две полосы от своей и профессорской простыни, а в сортире ухитрился намочить их в относительно чистой воде. Он даже сумел кое-как помыть профессору шею, правда, тот дергался от боли и шипел всякий раз, едва Майкл задевал гнойник.
Как рядом оказался Роберт, Майкл не заметил. Только услышал шепот:
– Держи.
И тут же в руку ткнулось что-то твердое, завернутое в огрызок носового платка. От тряпки исходил слабый запах алкоголя. Майкл с благодарностью посмотрел в спину Роберту: ухитрился раздобыть каплю спирта для дезинфекции. Мало, но лучше, чем ничего.
Себастьян за это время подбил Тощего Гарри и еще двоих парней постоять на стреме. Забились в угол, профессора усадили на землю и прислонили спиной к стене. Себастьян долго разгребал бороду, разглаживал жесткие волосы, едва не вылизал их. Потом тщательно растер Робертовым платком.
– Ты что? – спросил Майкл, заподозрив неладное.
– Нет-нет, все в порядке.
И продолжал наглаживать. Майклу уже тошно было глядеть на малиновую, туго натянутую кожу, профессор тоже начал нервничать.
– Майк, – спохватился он. – Погоди. Я… кажется, я вижу ангелов. Да-да, это ангелы! – он смотрел в небо. – Майк, они за мной.
– Проф, заткнитесь. Все будет в порядке.
– Майк, я действительно их вижу! – профессор почти плакал.
– Я боюсь, – внезапно признался Себастьян.
– Чего?!
– Крови, – выдохнул маньяк-каннибал.
– Ты же фельдшер!
– Ну и что?
– И женщин ты убивал, а потом разделывал!
– Я никого не убивал, – прошептал Себастьян. – Я… Майк, знаешь, тут ужасно скучно… Я, правда, никогда не женюсь, но я не убивал. Я вообще всегда сознание терял, когда кровь видел, мне даже перевязку не доверяли.
Майкл выругался. Вот ведь сподобился позвать в помощнички!
– Лучше б ты был натуральным каннибалом, – сказал он. – Я б тебя зауважал. Ладно, как резать?
Себастьян, запинаясь и путаясь, принялся объяснять. Майкл поудобней ухватил заточку, заставил себя Дышать ровно и медленно..
– Ты, главное, глубоко не лезь, – напутствовал его Себастьян. – Там артерия рядом. По самому верху, только чтоб гной вытек. Давай, а я его подержу.
Сосчитав до трех, Майкл наклонился. Пациент не обращал внимания на горе хирургов, его вниманием завладели маленькие создания с белыми крыльями, роившиеся над головами. Руки у Майкла подрагивали, но он напомнил себе: профессора надо спасти. Пусть даже ценой неумелого хирургического вмешательства. Если это сделать, проф выживет. Наверное. Если нет – помрет. Наверняка.
Малиновая кожа треснула с мерзким звуком, плюнув Майклу в лицо горячим гноем. Себастьян вдруг заорал дурниной, вскочил и понесся прочь, сбив с ног Гарри. Майкл испугался до икоты, но продолжал. Еще поперечный разрез, для верности… На спину рухнула тяжесть, он едва успел убрать заточку подальше от раны.
– Он инфекционный! – вопил Киска фальцетом. – Он нас тут всех заразит! Я знаю, это смертельно! Где охрана, нас заражают!
Майкл барахтался под двумя вертухаями. Профессор, потерявший сознание, завалился набок. Майклу заломили руки, он дергался, и тогда его наклонили и ткнули лицом прямо в зияющую, истекающую кровавым гноем рану. Сознание, что произошло непоправимое, оглушило его, и он даже не замечал, что лицо покрыто липкой жидкостью с отвратительным запахом.
Он ругался в полный голос, когда четверо вертухаев тащили его прочь. Ухитрился вырваться, кинулся назад, к тем двоим, которые склонились над телом профессора. Тут его снова скрутили.
Его почти несли, а он орал и оглядывался. И видел, как вертухаи подхватили профессора за ноги и поволокли куда-то. Из раны на шее хлестала кровь, а руками профессор пытался ухватиться за каменистую землю.
* * *
Майкл провел в карцере три дня. Странно, никто не спрашивал, где он взял заточку. Вообще никто ничего не спрашивал. Бить – били. Регулярно. Вместо завтрака, обеда и ужина. Еще и ночью побудку устраивали.
Майкл молча терпел. Только один раз не выдержал, выругался.
В камеру его не пустили, отправили сразу на барщину.
– Теплицы, – распорядился вертухаи.
«Не буду работать, – подумал Майкл. – Пускай насмерть забивают. Вот теперь – пускай. Суки, профессора убили…»
– Куда? – загородил путь вертухаи, когда он направился в упаковочный.
– С Киской перетрещать, – буркнул Майкл. – Он там о большой любви мечтал.
– Стой здесь, – приказал вертухаи и пошел в цех.
Здесь так здесь. Даже лучше. Не придется гада выманивать наружу. Майкл отступил к девятнадцатому отстойнику. Пригляделся и нехорошо обрадовался: рещетка не заперта. Знак судьбы, не иначе. Поднял ее, закрепив в верхнем положении, чтоб раньше времени не упала.
Киска высунулся, осторожно приоткрыв дверь. Майкл сделал вид, что не заметил его. Присел на самом бортике, принялся задумчиво ковырять в носу. Киска подкрался ближе. Майкл вытащил длинную соплю и отправил ее в солевую жижу.
– Ты на меня ведь не обижаешься? – проблеял Киска искательно.
– Нисколько.
Киска расцвел, залопотал какую-то чушь. Майкл встал. Киска тут же шарахнулся.
– Ты чего, – усмехнулся Майкл, – я поцеловать тебя хотел.
– У тебя такое лицо…
– Так ведь били меня.
– Бедненький…
И Киска сделал роковой шаг. Майкл ухватил его за воротник робы и швырнул в отстойник. Киска заверещал так, что слышно было в тауне. Майкл пнул рещетку. Визги сменились бульканьем пузырей.
– Ах ты сволочь, – засмеялся Майкл, увидев, что Киска доплыл до левого замка и пытается открыть его из-под воды.
Рещетка прочная, это он знал. Поэтому смело наступил на пальцы, тянувшиеся к воздуху. Сапоги тут же промокли, но Майклу это понравилось. Внизу, под ногами, отчаянно билась тварь, которую следовало утопить еще при рождении. Ничего, лучше поздно, чем никогда.
Краем глаза он видел бегущих вертухаев, но не пошевелился. Главное – чтоб они не вытащили Киску живым. Кажется, не успевают.
– Ага, – удовлетворенно сказал Майкл, заметив, что жижа порозовела: легкие не выдержали. Теперь Киску не откачают.
Он не сопротивлялся, когда его пинками гнали обратно в карцер. Шел вприпрыжку, хохоча и совершенно не чувствуя боли от ударов дубинками.
Он свое дело сделал.
* * *
В карцере его отмудохали так, что он потерял сознание. Открыл глаза в лазарете при Верхней Палате, о существовании которого даже не подозревал. Белые стены, узкая койка с вполне приличным матрасиком, маленькая, но не тощая подушка и плотное одеяло. Майкл решил, что вся эта роскошь ему снится.
Явился фельдшер. Чуть позже Майкл узнал, что весь персонал лазарета – такие же каторжники, вовсе не вольнонаемные из тауна. Парень измерил ему давление, осмотрел, сказал, что можно вставать. Вещи Майкла лежали рядышком, аккуратно сложенные. Вместо робы со светящимися нашивками выдали серый комбинезон, к нему полагалось теплое белье, носки по колено, сорочка и куртка. И высокие ботинки – по размеру, со шнурками.
Ну что ж, вставать так вставать. Майкл сел, охнул от боли в ребрах, потянулся к белью. Фельдшер Джулиан засмеялся и показал в угол, на дверки стенного шкафа. Кое-как доковыляв, Майкл распахнул их и обнаружил внутри гигиенический набор, полотенце, казенного вида теплый халат и шлепанцы.
– Ого, – пробормотал он и тут же влез в халат.
– Теперь иди сюда.
Отодвинув ширму, Джулиан показал санузел. Личный, ё-моё! Примитивная душевая кабинка, раковина для умывания.и унитаз.
– Значит, так. Вода тут круглосуточно, но на водные процедуры положено тратить полчаса утром и полчаса вечером. Здесь для больных послабления, все-таки госпиталь, а в корпусе строго. За перерасход воды выдерут из зарплаты. Так что ты заранее привыкай. Комбинезон и прочее, что на тумбочке, – это твое, возьмешь с собой в корпус. То, что было в шкафу, оставишь. Понял, да?
Майкл обернулся, уставился на вторую койку в палате, пустующую. Ну да, понял. Все, кроме одного: почему лазарет, если тут такие райские условия, не переполнен?! Симулировать какую-нибудь болячку легко, и уж точно легче, чем терпеть барачные условия!
– Да ты что! Здесь скука смертная, – объяснил Джулиан. – Газет нет, никого не пускают, валяйся и молчи целый день, как дурак. Думаешь, мы на работу из-за зарплаты ходим? Да чтоб развлечься, на самом-то деле.
Джулиан нравился Майклу. Было в этом гибком и высоком латиносе что-то располагающее, вызывающее доверие.
До обеда он поспал, а после еды его навестил врач.
– Замечательно. – вынес он вердикт. – На редкость живучий организм.
И исчез, позабыв закрыть за собой дверь.
– Одевайся в уличное, – скомандовал Джулиан.
Майкл с удовольствием облачился. Фельдшер поправил пряжки комбеза, одобрительно кивнул. И… вызвал конвоиров.
Вертухаи вели себя вежливо, даже приказ держать руки за спиной отдали так, будто попросили. Майкл перепугался, решив, что ведут его обратно в Нижнюю, в какой-то момент хотел симулировать обморок. Но сразу за дверями лазарета вертухаи повернули не направо, а налево, к административному корпусу. Его доставили непосредственно к начальнику колонии. Распахнули дверь с простой табличкой, доложили, дождались разрещения и втолкнули Майкла в кабинет. Сами остались в коридоре.
Помещение выглядело заурядно – никакой роскоши, скупая обстановка и блеклое оформление.
– Не люблю привлекать излишнее внимание, – пояснил начальник вполне добродушно. – Садись, – он показал на стул. – Ты ведь был дружен с заключенным Фрэнком Фишером?
Имя ничего не говорило Майклу.
– Вы, кажется, между собой прозвали его Киской.
Майкл чуть не захохотал: ни фига себе фамилия была у рыбки ! А потом насупился. Он не понял, при чем тут дружба. И тут же сообразил: сукин сын Тощий Гарри подставил его! Наплел, небось, что они были не разлей вода, а потом… Нет, не годится. Его же в дружбе обвинили, а не во вражде.
– Впрочем, можешь не отвечать, вопрос формальный, поскольку большинство заключенных утверждает, что вы были очень близки.
Майкл побагровел. Начальник тут же поправился:
– Нет-нет, я ничего такого не имел в виду!
Странный разговор. Майкл не знал, как обычно ведет допросы администрация, но доверительный тон сбивал его с толку.
– Расскажи об обстоятельствах его смерти.
Майкл тупо молчал.
– Я понимаю, тебе тяжело вспоминать, – подначивал начальник. – Тем более что ты был свидетелем нескольких смертей за последнее время, и все сплошь хорошие друзья…
Наконец-то Майкл уловил лицемерные нотки в голосе такого ласкового начальника.
– Мне доложили, будто он поскользнулся и упал в отстойник, рещетка случайно захлопнулась. А у тебя началась истерика…
Майкл вытаращил глаза. Он понял, к чему клонит собеседник. Понять-то понял, но поверить никак не мог. Неужели тот требует, чтобы Майкл дал заведомо ложные показания?!
– Ну да, что-то в этом роде. Я тяжело перенес смерть Стэнли Закароффа, тот долго болел, потом эта трагедия… У меня тогда была первая истерика. А когда меня выпустили из карцера, я первым делом побежал к Киске… к Фрэнку то есть. Мне очень нужна была дружеская поддержка и ободрение. Стэнли мне как отец был. Я ждал Фрэнка у отстойников. У меня было дурное предчувствие. Фрэнк побежал ко мне, я не успел его остановить и подхватить. Он, кажется, подвернул ногу… Не знаю. Я помню, что он взмахнул руками и упал в яму. А сверху его прихлопнуло рещеткой. Тут со мной такое началось… Я попытался открыть замки, хотя бы один, там можно приподнять рещетку, чтобы он мог дышать, пока не подоспеет помощь… А замок заклинило. Последнее, что я помню, – я плакал, поскольку понял, что спасти его не могу. Что-то перевернулось у меня в голове, и я не помню, совершенно не помню, что творил…
– Да-да, такое бывает от сильных нервных потрясений. Людям с тонкой психической организацией приходится тяжело от испытаний, которые их ждут в Нижней Палате, – поддакнул начальник. Он улыбался. Нажал клавишу на упрощенном пульте настольного компьютера. – Ну вот, Майкл Тейлор, показания твои я записал. Теперь по существу. Я давно за тобой наблюдаю. К тому же Стэнли Закарофф дал тебе блестящую рекомендацию. Я принял рещение о переводе тебя в Верхнюю Палату.
Майкл подумал, что ослышался. Или ему это снится.
– А разве это рещение принимаете вы?
Начальник недовольно дернул бровью:
– Официально я должен запрашивать разрешения вышестоящих инстанций. Но они далеко… поэтому я кое-какие мелкие, бытовые вопросы разруливаю самостоятельно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Мне так худо, Майк, что я и боли-то толком не почувствую, – шептал он. – Не волнуйся. Это доли секунды, а потом мне станет легче.
Временами он впадал в полубредовое состояние, и Майкл думал: хорошо бы он был в таком состоянии, когда Себастьян начнет его резать. Помутненное сознание не просигналит о боли, профессор ничего не ощутит.
Себастьян тоже волновался. Велел Майклу загодя приготовить мокрые тряпки. С тканью в колонии дела обстояли туго, Майкл оторвал две полосы от своей и профессорской простыни, а в сортире ухитрился намочить их в относительно чистой воде. Он даже сумел кое-как помыть профессору шею, правда, тот дергался от боли и шипел всякий раз, едва Майкл задевал гнойник.
Как рядом оказался Роберт, Майкл не заметил. Только услышал шепот:
– Держи.
И тут же в руку ткнулось что-то твердое, завернутое в огрызок носового платка. От тряпки исходил слабый запах алкоголя. Майкл с благодарностью посмотрел в спину Роберту: ухитрился раздобыть каплю спирта для дезинфекции. Мало, но лучше, чем ничего.
Себастьян за это время подбил Тощего Гарри и еще двоих парней постоять на стреме. Забились в угол, профессора усадили на землю и прислонили спиной к стене. Себастьян долго разгребал бороду, разглаживал жесткие волосы, едва не вылизал их. Потом тщательно растер Робертовым платком.
– Ты что? – спросил Майкл, заподозрив неладное.
– Нет-нет, все в порядке.
И продолжал наглаживать. Майклу уже тошно было глядеть на малиновую, туго натянутую кожу, профессор тоже начал нервничать.
– Майк, – спохватился он. – Погоди. Я… кажется, я вижу ангелов. Да-да, это ангелы! – он смотрел в небо. – Майк, они за мной.
– Проф, заткнитесь. Все будет в порядке.
– Майк, я действительно их вижу! – профессор почти плакал.
– Я боюсь, – внезапно признался Себастьян.
– Чего?!
– Крови, – выдохнул маньяк-каннибал.
– Ты же фельдшер!
– Ну и что?
– И женщин ты убивал, а потом разделывал!
– Я никого не убивал, – прошептал Себастьян. – Я… Майк, знаешь, тут ужасно скучно… Я, правда, никогда не женюсь, но я не убивал. Я вообще всегда сознание терял, когда кровь видел, мне даже перевязку не доверяли.
Майкл выругался. Вот ведь сподобился позвать в помощнички!
– Лучше б ты был натуральным каннибалом, – сказал он. – Я б тебя зауважал. Ладно, как резать?
Себастьян, запинаясь и путаясь, принялся объяснять. Майкл поудобней ухватил заточку, заставил себя Дышать ровно и медленно..
– Ты, главное, глубоко не лезь, – напутствовал его Себастьян. – Там артерия рядом. По самому верху, только чтоб гной вытек. Давай, а я его подержу.
Сосчитав до трех, Майкл наклонился. Пациент не обращал внимания на горе хирургов, его вниманием завладели маленькие создания с белыми крыльями, роившиеся над головами. Руки у Майкла подрагивали, но он напомнил себе: профессора надо спасти. Пусть даже ценой неумелого хирургического вмешательства. Если это сделать, проф выживет. Наверное. Если нет – помрет. Наверняка.
Малиновая кожа треснула с мерзким звуком, плюнув Майклу в лицо горячим гноем. Себастьян вдруг заорал дурниной, вскочил и понесся прочь, сбив с ног Гарри. Майкл испугался до икоты, но продолжал. Еще поперечный разрез, для верности… На спину рухнула тяжесть, он едва успел убрать заточку подальше от раны.
– Он инфекционный! – вопил Киска фальцетом. – Он нас тут всех заразит! Я знаю, это смертельно! Где охрана, нас заражают!
Майкл барахтался под двумя вертухаями. Профессор, потерявший сознание, завалился набок. Майклу заломили руки, он дергался, и тогда его наклонили и ткнули лицом прямо в зияющую, истекающую кровавым гноем рану. Сознание, что произошло непоправимое, оглушило его, и он даже не замечал, что лицо покрыто липкой жидкостью с отвратительным запахом.
Он ругался в полный голос, когда четверо вертухаев тащили его прочь. Ухитрился вырваться, кинулся назад, к тем двоим, которые склонились над телом профессора. Тут его снова скрутили.
Его почти несли, а он орал и оглядывался. И видел, как вертухаи подхватили профессора за ноги и поволокли куда-то. Из раны на шее хлестала кровь, а руками профессор пытался ухватиться за каменистую землю.
* * *
Майкл провел в карцере три дня. Странно, никто не спрашивал, где он взял заточку. Вообще никто ничего не спрашивал. Бить – били. Регулярно. Вместо завтрака, обеда и ужина. Еще и ночью побудку устраивали.
Майкл молча терпел. Только один раз не выдержал, выругался.
В камеру его не пустили, отправили сразу на барщину.
– Теплицы, – распорядился вертухаи.
«Не буду работать, – подумал Майкл. – Пускай насмерть забивают. Вот теперь – пускай. Суки, профессора убили…»
– Куда? – загородил путь вертухаи, когда он направился в упаковочный.
– С Киской перетрещать, – буркнул Майкл. – Он там о большой любви мечтал.
– Стой здесь, – приказал вертухаи и пошел в цех.
Здесь так здесь. Даже лучше. Не придется гада выманивать наружу. Майкл отступил к девятнадцатому отстойнику. Пригляделся и нехорошо обрадовался: рещетка не заперта. Знак судьбы, не иначе. Поднял ее, закрепив в верхнем положении, чтоб раньше времени не упала.
Киска высунулся, осторожно приоткрыв дверь. Майкл сделал вид, что не заметил его. Присел на самом бортике, принялся задумчиво ковырять в носу. Киска подкрался ближе. Майкл вытащил длинную соплю и отправил ее в солевую жижу.
– Ты на меня ведь не обижаешься? – проблеял Киска искательно.
– Нисколько.
Киска расцвел, залопотал какую-то чушь. Майкл встал. Киска тут же шарахнулся.
– Ты чего, – усмехнулся Майкл, – я поцеловать тебя хотел.
– У тебя такое лицо…
– Так ведь били меня.
– Бедненький…
И Киска сделал роковой шаг. Майкл ухватил его за воротник робы и швырнул в отстойник. Киска заверещал так, что слышно было в тауне. Майкл пнул рещетку. Визги сменились бульканьем пузырей.
– Ах ты сволочь, – засмеялся Майкл, увидев, что Киска доплыл до левого замка и пытается открыть его из-под воды.
Рещетка прочная, это он знал. Поэтому смело наступил на пальцы, тянувшиеся к воздуху. Сапоги тут же промокли, но Майклу это понравилось. Внизу, под ногами, отчаянно билась тварь, которую следовало утопить еще при рождении. Ничего, лучше поздно, чем никогда.
Краем глаза он видел бегущих вертухаев, но не пошевелился. Главное – чтоб они не вытащили Киску живым. Кажется, не успевают.
– Ага, – удовлетворенно сказал Майкл, заметив, что жижа порозовела: легкие не выдержали. Теперь Киску не откачают.
Он не сопротивлялся, когда его пинками гнали обратно в карцер. Шел вприпрыжку, хохоча и совершенно не чувствуя боли от ударов дубинками.
Он свое дело сделал.
* * *
В карцере его отмудохали так, что он потерял сознание. Открыл глаза в лазарете при Верхней Палате, о существовании которого даже не подозревал. Белые стены, узкая койка с вполне приличным матрасиком, маленькая, но не тощая подушка и плотное одеяло. Майкл решил, что вся эта роскошь ему снится.
Явился фельдшер. Чуть позже Майкл узнал, что весь персонал лазарета – такие же каторжники, вовсе не вольнонаемные из тауна. Парень измерил ему давление, осмотрел, сказал, что можно вставать. Вещи Майкла лежали рядышком, аккуратно сложенные. Вместо робы со светящимися нашивками выдали серый комбинезон, к нему полагалось теплое белье, носки по колено, сорочка и куртка. И высокие ботинки – по размеру, со шнурками.
Ну что ж, вставать так вставать. Майкл сел, охнул от боли в ребрах, потянулся к белью. Фельдшер Джулиан засмеялся и показал в угол, на дверки стенного шкафа. Кое-как доковыляв, Майкл распахнул их и обнаружил внутри гигиенический набор, полотенце, казенного вида теплый халат и шлепанцы.
– Ого, – пробормотал он и тут же влез в халат.
– Теперь иди сюда.
Отодвинув ширму, Джулиан показал санузел. Личный, ё-моё! Примитивная душевая кабинка, раковина для умывания.и унитаз.
– Значит, так. Вода тут круглосуточно, но на водные процедуры положено тратить полчаса утром и полчаса вечером. Здесь для больных послабления, все-таки госпиталь, а в корпусе строго. За перерасход воды выдерут из зарплаты. Так что ты заранее привыкай. Комбинезон и прочее, что на тумбочке, – это твое, возьмешь с собой в корпус. То, что было в шкафу, оставишь. Понял, да?
Майкл обернулся, уставился на вторую койку в палате, пустующую. Ну да, понял. Все, кроме одного: почему лазарет, если тут такие райские условия, не переполнен?! Симулировать какую-нибудь болячку легко, и уж точно легче, чем терпеть барачные условия!
– Да ты что! Здесь скука смертная, – объяснил Джулиан. – Газет нет, никого не пускают, валяйся и молчи целый день, как дурак. Думаешь, мы на работу из-за зарплаты ходим? Да чтоб развлечься, на самом-то деле.
Джулиан нравился Майклу. Было в этом гибком и высоком латиносе что-то располагающее, вызывающее доверие.
До обеда он поспал, а после еды его навестил врач.
– Замечательно. – вынес он вердикт. – На редкость живучий организм.
И исчез, позабыв закрыть за собой дверь.
– Одевайся в уличное, – скомандовал Джулиан.
Майкл с удовольствием облачился. Фельдшер поправил пряжки комбеза, одобрительно кивнул. И… вызвал конвоиров.
Вертухаи вели себя вежливо, даже приказ держать руки за спиной отдали так, будто попросили. Майкл перепугался, решив, что ведут его обратно в Нижнюю, в какой-то момент хотел симулировать обморок. Но сразу за дверями лазарета вертухаи повернули не направо, а налево, к административному корпусу. Его доставили непосредственно к начальнику колонии. Распахнули дверь с простой табличкой, доложили, дождались разрещения и втолкнули Майкла в кабинет. Сами остались в коридоре.
Помещение выглядело заурядно – никакой роскоши, скупая обстановка и блеклое оформление.
– Не люблю привлекать излишнее внимание, – пояснил начальник вполне добродушно. – Садись, – он показал на стул. – Ты ведь был дружен с заключенным Фрэнком Фишером?
Имя ничего не говорило Майклу.
– Вы, кажется, между собой прозвали его Киской.
Майкл чуть не захохотал: ни фига себе фамилия была у рыбки ! А потом насупился. Он не понял, при чем тут дружба. И тут же сообразил: сукин сын Тощий Гарри подставил его! Наплел, небось, что они были не разлей вода, а потом… Нет, не годится. Его же в дружбе обвинили, а не во вражде.
– Впрочем, можешь не отвечать, вопрос формальный, поскольку большинство заключенных утверждает, что вы были очень близки.
Майкл побагровел. Начальник тут же поправился:
– Нет-нет, я ничего такого не имел в виду!
Странный разговор. Майкл не знал, как обычно ведет допросы администрация, но доверительный тон сбивал его с толку.
– Расскажи об обстоятельствах его смерти.
Майкл тупо молчал.
– Я понимаю, тебе тяжело вспоминать, – подначивал начальник. – Тем более что ты был свидетелем нескольких смертей за последнее время, и все сплошь хорошие друзья…
Наконец-то Майкл уловил лицемерные нотки в голосе такого ласкового начальника.
– Мне доложили, будто он поскользнулся и упал в отстойник, рещетка случайно захлопнулась. А у тебя началась истерика…
Майкл вытаращил глаза. Он понял, к чему клонит собеседник. Понять-то понял, но поверить никак не мог. Неужели тот требует, чтобы Майкл дал заведомо ложные показания?!
– Ну да, что-то в этом роде. Я тяжело перенес смерть Стэнли Закароффа, тот долго болел, потом эта трагедия… У меня тогда была первая истерика. А когда меня выпустили из карцера, я первым делом побежал к Киске… к Фрэнку то есть. Мне очень нужна была дружеская поддержка и ободрение. Стэнли мне как отец был. Я ждал Фрэнка у отстойников. У меня было дурное предчувствие. Фрэнк побежал ко мне, я не успел его остановить и подхватить. Он, кажется, подвернул ногу… Не знаю. Я помню, что он взмахнул руками и упал в яму. А сверху его прихлопнуло рещеткой. Тут со мной такое началось… Я попытался открыть замки, хотя бы один, там можно приподнять рещетку, чтобы он мог дышать, пока не подоспеет помощь… А замок заклинило. Последнее, что я помню, – я плакал, поскольку понял, что спасти его не могу. Что-то перевернулось у меня в голове, и я не помню, совершенно не помню, что творил…
– Да-да, такое бывает от сильных нервных потрясений. Людям с тонкой психической организацией приходится тяжело от испытаний, которые их ждут в Нижней Палате, – поддакнул начальник. Он улыбался. Нажал клавишу на упрощенном пульте настольного компьютера. – Ну вот, Майкл Тейлор, показания твои я записал. Теперь по существу. Я давно за тобой наблюдаю. К тому же Стэнли Закарофф дал тебе блестящую рекомендацию. Я принял рещение о переводе тебя в Верхнюю Палату.
Майкл подумал, что ослышался. Или ему это снится.
– А разве это рещение принимаете вы?
Начальник недовольно дернул бровью:
– Официально я должен запрашивать разрешения вышестоящих инстанций. Но они далеко… поэтому я кое-какие мелкие, бытовые вопросы разруливаю самостоятельно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49