Какое это всё-таки растяжимое и относительное понятие. Для меня, в настоящий момент, счастье то, что я сижу у себя дома, в привычной обстановке, со своими друзьями. Что завтра я буду заниматься привычным делом, и никто не будет пытаться заставить меня делать что-то такое против моей воли. Как всё-таки здорово, что я снова сижу со своими друзьями.
Я обвожу взглядом всех четверых. Вот Лена. Она, пользуясь тем, что здесь все свои, забралась в кресло с ногами и спрятала под подолом длинного белого платья серебристые босоножки своего любимого фасона: с ремешками до колен. Она смотрит на пламя камина и наверное вспоминает те дни, которые она провела в одиночестве, в камере замка Сен-Кант, вот так, глядя на пламя очага и гадая: где я, что я, чем всё это кончится, сумею ли я «переломить кривую в нужном направлении» Да, ей, наверное, пришлось тяжелее всех. В отличие от всех других, она хорошо знала, куда меня понесло и как не просто будет оттуда выбраться. И что с нами будет, если мне это не удастся.
Вот Андрей. Левая рука его рассеянно мнёт подбородок, а правая пальцем рисует на столе вокруг стакана какой-то замысловатый орнамент. Ему тоже пришлось не легко. Представляю себя на его месте. Товарищ пропал. Лена пошла на разведку и тоже пропала. Что предпринять? Единственное решение, которое они с Генрихом могут принять, чтобы не сидеть сложа руки, это брать замок приступом. Взять замок и разобраться самим на месте. И в тот момент, когда всё уже готово, какой-то монах приносит маловразумительное письмо. Из него понятно только одно: штурм замка только ещё больше осложнит и без того сложное положение. Что же делать? В письме ясно сказано: «Ждать». Легко ему писать: «Жди». Я на мгновение представляю, каково было сидеть в неопределённости и ждать такой деятельной натуре, как мой друг, и невольно присматриваюсь: на появилась ли у него седина на висках? Вроде, нет. Значит, всё впереди.
Катрин. Она покручивает миниатюрной ступней (тридцать четвёртый размер, не больше) в красной туфельке, а пальчиком, обтянутым белой перчаткой, водит по краю рюмки. Её огромные синие глаза смотрят куда-то в угол отсутствующим взглядом. Впечатление такое, что она засыпает. По-моему, это действительно так. Вот кому эта эпопея далась легче всего. Пусть скажет спасибо Магистру. Как только я исчез, Катрин не отходила от компьютера и все несколько суток ни разу не сомкнула глаз, держалась на стимуляторах. Магистр буквально завалил её расчетами различных вариантов. Он выдавал эти варианты по несколько в час. Как оказалось, все они были далеки от истины. Но, тем не менее, у Катрин не оставалось на эмоции ни одной свободной секунды. К слову, в такой же точно ситуации оказался и Ричард со своим отделом. Они перебрали и пересмотрели бесчисленное множество Фаз, пытаясь найти меня с Леной.
Сам Магистр пальцем левой руки передвигает по столу свою рюмку туда-сюда, а правой трёт переносицу. При этом он морщит нос, словно тот интенсивно чешется, а сам смотрит куда-то в то место, где стена сходится с потолком. Я вспоминаю, каким я увидел его с борта «Джуди Виса», и старательно гоню от себя это кошмарное видение. Нет, я всё-таки найду для себя задание: пособирать на поляне цветочки, и посвящу его своему шефу. О чем сейчас думает Магистр, ясно. Он в очередной раз прикидывает, что собирается ЧВП делать с Олимпиком.
Вот тут-то я и не угадал. Магистр, кончив чесать свою переносицу и изучать угол между стеной и потолком, спрашивает меня:
— Андрэ, а Меф ни разу не конкретизировал, что за противника такого страшного он имел в виду?
— Увы, ни разу.
— Хм! А с тобой, Элен, когда Андрэ работал на Плее, он об этом не говорил?
Лена вздыхает:
— Нет, Магистр. После того, как я помогла ему внедрить Андрея в Риша Кандари, я всё время оставалась одна в той камере, где нашла Андрея. Мефи раза четыре заходил ко мне, но не более чем на минуту. Интересовался, что мне нужно, не обижают ли меня монахи? Вот и все разговоры. Вид у него был весьма озабоченный. Чувствовалось, что ему в это время было не до занимательных бесед. Раза два я просила его дать мне посмотреть, как работает Андрей, но оба раза он категорически отказал мне.
— Молодец Мефи! — не удерживаюсь я, — Прости, Лена, но он делал это по моей просьбе.
— По твоей?
— Ну, да. Видишь ли, мне совсем не хотелось трепать тебе нервы…
— Можешь считать, что ты этого добился, — холодно говорит Лена.
Я улыбаюсь. Представляю, как бы она сейчас себя вела, если бы имела возможность наблюдать мои «постельные сцены» с Корой.
— Извини, Лена. Но это было первое побуждение, заставившее меня обратиться к Мефи с такой просьбой. Может быть, оно и было неверным, но когда я там работал, я несколько раз с ужасом думал: «А вдруг Мефи забыл о моей просьбе, и Ленка сейчас видит меня?»
— Интересно, — с подозрением смотрит на меня Лена, — что я могла увидеть?
«Как хорошо, что это Лена, а не Кора», — думаю я, а вслух говорю:
— В этой Фазе нравы и вкусы настолько экзотичны, что если бы ты меня там увидела, я бы надолго потерял твоё уважение. Выглядел я там дурак дураком.
— Не поняла.
— Попробую объяснить. Помнишь, как выглядел Риш Кандари, когда Мефи устроил нам сеанс связи перед твоим возвращением?
— Смутно.
— Тогда я поясню. Синяя мантия, салатная рубаха, лиловая юбка с зеленым поясом, синие колготки и сиреневые сапоги. И всё это отливает серебром.
Лена прикидывает, и глаза у неё округляются:
— Какой ужас! — шепчет она, — И что, там все так ходят?
— Увы, ещё хлеще! Перед этим я постарался подобрать одежду с менее кричащими сочетаниями цветов, более менее в тон, и получил выговор от Коры. Она сказала, что я выгляжу слишком вызывающе и сразу бросаюсь в глаза.
— О, Время! — смеётся Лена, — Действительно, какая-то сумасшедшая Фаза.
Я коротко описываю нравы и обычаи этой Фазы и под конец добавляю:
— А знаешь, что ваш обычай: не снимать в обществе свои неимоверно длинные перчатки, имеет исток именно в этой Фазе?
— Почему ты так решил?
— А потому, что там самыми интимными местами женского тела считаются ладонь, запястье и внутренняя поверхность руки до локтя.
Лена поражена, а Магистр невинно интересуется:
— А ты случайно не выяснил, у мужчин какие части тела считаются там самыми интимными?
— К сожалению, не успел.
Все смеются, кроме Катрин. Бедняжка Кэт заснула, не справилась с собой. На этой весёлой ноте мы и заканчиваем встречу. Друзья прощаются с нами и уходят к себе. Андрей уносит свою Катрин на руках, как ребёнка. Она так и не проснулась.
Мы с Леной остаёмся одни. Напоив меня крепким, ароматным чаем, Лена направляется к камину, на ходу снимая платье. Она остаётся только в перчатках и босоножках. Обернувшись ко мне, она загадочно улыбается и спрашивает:
— Так значит, в той Фазе у женщин самые интимные места, вот эти? — она проводит ладонью по руке до локтя.
Я киваю и тоже начинаю раздеваться.
— Хм? А когда они занимаются любовью, они эти интимнейшие места обнажают?
— Не всегда, — по простоте душевной отвечаю я, — Только как знак высшего доверия.
— Ну, вот и считай, что я тебе сегодня не доверяю! — смеётся Лена.
Немало мне приходится потрудиться в эту ночь, чтобы вернуть доверие своей подруги. Ох и поиздевалась она надо мной! Надо же, как дёшево купила! Когда, в знак особой милости и прощения, Лена стягивает голубые велюровые перчатки, и я, пользуясь высочайшей милостью, покрываю её «самые интимные места» поцелуями, она вдруг спрашивает:
— А эта твоя напарница, Кора…
— Ляпатч, — подсказываю я.
— Да, Ляпатч. Как она тебе показалась?
— В каком смысле? — теряюсь я.
— Ну, не в сексуальном же, конечно! Здесь она, выходец из биофазы, вне конкуренции. Я имею в виду, что она представляет как человек?
Я задумываюсь. Легко сказать, дать характеристику человеку, с которым и общался-то только три-четыре дня. Хотя, за эти дни она раскрылась передо мной в таких качествах, что с иной женщиной, чтобы узнать такое, потребуется года четыре общения.
— Знаешь, по-моему, это очень несчастный человек. Её истинная Родина её отторгнула, новой Родины она не обрела. Так и слоняется по пространству-времени, как неприкаянная. Но надо отдать ей должное, она на редкость умна и решительна.
— Даже умней меня? — улыбается Лена.
— В повседневной жизни, вряд ли. А вот в таких ситуациях, в которых мы с ней побывали, сравнивать не могу. Поэтому, не буду восхвалять ни тебя, ни её. Отношение её к ЧВП тоже двойственное. С одной стороны, она предана им душой и телом. Как-никак, они удержали её от самоубийства и придали её жизни, пусть и сомнительный, но хоть какой-то смысл. С другой стороны, она ненавидит их… Нет, не так. Не ненавидит, это слишком сильно сказано. Она их боится. В первый же день, как мы встретились, и она узнала, кто я такой, она сказала: «Значит, мы оба здесь не по своей воле». Знаешь, как она называет Мефа? Шат Оркан. На её языке это значит — Старый Волк.
— Старый Волк, — задумчиво произносит Лена, — Ты знаешь, это звучит. Я так и буду его теперь называть. Как там, Шат Оркан?
— Верно.
— Это гораздо точнее характеризует его сущность, чем Мефистофель. Кстати, а о нём ты какого мнения?
— Да, как и о Коре, двойственного. Было бы просто и легко сказать о нём: это враг, хитрый, коварный и злобный. Но это было бы неверно и примитивно. Мефи или Старый Волк, как тебе больше нравится, очень сложный человек. К тому же, он человек не простой судьбы. Ты знаешь, он оказывается выходец из той самой Фазы, где мы с Корой работали. Я, когда туда попал, сразу заподозрил это. А вчера, когда я вернулся в Сен-Кант, он это сам подтвердил. Более того, он жил на Плее и был членом тамошней Мафии. Что-то у него там произошло. Ты заметила шрам на его правом виске?
— Ты хочешь сказать, что он в своё время что-то не поделил с Мафией и вынужден был уйти?
— Что-то в этом роде. Я его не расспрашивал, некогда было. Но до твоего прихода у меня было время с ним пообщаться. Должен сказать, общаться с ним довольно интересно. Ну, ты сама имела возможность это заметить. Не всё, что он говорил, можно принять с восторгом, но, большей частью, мысли его здравые и заслуживают того, чтобы над ними задумались. По крайней мере, он четко обрисовал мне ту цель, которая ими поставлена. К стыду своему и нашему, когда он спросил меня о нашей цели, я не смог дать не только четкого и конкретного ответа, но даже и в общем-то обрисовать не сумел.
— Цель-то у них замечательная, но вот средства…
— Они считают, что цель оправдывает средства. И здесь мы с ними радикально расходимся. Есть у него ещё одна черта: верность слову.
— Ха! Верность слову! Да освободил-то он нас только после того, как ты заминировал камень!
— Нет, Лена, я был уверен, что он освободит нас. А камень я заминировал для того, чтобы ему в этом не препятствовало его руководство.
Мы замолкаем, и я некоторое время созерцаю языки пламени в камине.
— Знаешь, Лена, — говорю я, — меня не оставляет ощущение, что нам ещё предстоит с ним встретиться. Но, как говорится, в другое время и в другом месте.
— И при ином раскладе, — выражает пожелание Лена.
— Возможно, — соглашаюсь я, — возможно и желательно.
Утром меня будит сигнал вызова. Накинув халат, подхожу к компьютеру и включаю экран связи. Это — Ричард.
— Андрей, тебе интересно, для каких целей ты добывал этот Олимпик? Как они хотят его использовать?
— Ну, разумеется!
Лена от камина делает мне отчаянные знаки. Пока Ричард переключает свой пульт, подхожу к шкафу, достаю оттуда что-то из её домашнего гардероба и кидаю ей. Тем временем, на соседнем мониторе появляется изображение какой-то странной конструкции, смонтированной в космосе. Впрочем, смонтированной, не то слово.
По гигантской окружности размещены двенадцать многогранных, широких усеченных пирамид. Основания пирамид направлены к центру окружности. Сами пирамиды выполнены из решетчатых конструкций, и внутри них что-то светится, наподобие огней электродуговой сварки, только зелёного цвета. Между собой эти пирамиды ничем не связаны. Видно, как они независимо друг от друга совершают колебательные движения. Таких окружностей, состоящих из пирамид, видно четыре. У них общая ось. На этой оси располагается ярко светящийся, голубоватый, сильно-вытянутый эллипсоид. Он как бы подёрнут дымкой.
Временами по эллипсоиду пробегает волна то малинового, то желтого света, и он начинает корчиться, как червяк в муравейнике. В такие моменты свечение в пирамидах становится интенсивнее, и эллипсоид «успокаивается».
Несколько дальше, по направлению к довольно близкой звезде, на оси этого эллипсоида расположена конструкция, напоминающая тороидальную космическую станцию. Только вместо центральной сферы у неё решетчатый цилиндр, ось которого совпадает с осью эллипсоида.
Еще дальше, по направлению к звезде, угадываются огромные сферические конструкции, расположенные так же по окружности, имеющей общую с эллипсоидом ось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Я обвожу взглядом всех четверых. Вот Лена. Она, пользуясь тем, что здесь все свои, забралась в кресло с ногами и спрятала под подолом длинного белого платья серебристые босоножки своего любимого фасона: с ремешками до колен. Она смотрит на пламя камина и наверное вспоминает те дни, которые она провела в одиночестве, в камере замка Сен-Кант, вот так, глядя на пламя очага и гадая: где я, что я, чем всё это кончится, сумею ли я «переломить кривую в нужном направлении» Да, ей, наверное, пришлось тяжелее всех. В отличие от всех других, она хорошо знала, куда меня понесло и как не просто будет оттуда выбраться. И что с нами будет, если мне это не удастся.
Вот Андрей. Левая рука его рассеянно мнёт подбородок, а правая пальцем рисует на столе вокруг стакана какой-то замысловатый орнамент. Ему тоже пришлось не легко. Представляю себя на его месте. Товарищ пропал. Лена пошла на разведку и тоже пропала. Что предпринять? Единственное решение, которое они с Генрихом могут принять, чтобы не сидеть сложа руки, это брать замок приступом. Взять замок и разобраться самим на месте. И в тот момент, когда всё уже готово, какой-то монах приносит маловразумительное письмо. Из него понятно только одно: штурм замка только ещё больше осложнит и без того сложное положение. Что же делать? В письме ясно сказано: «Ждать». Легко ему писать: «Жди». Я на мгновение представляю, каково было сидеть в неопределённости и ждать такой деятельной натуре, как мой друг, и невольно присматриваюсь: на появилась ли у него седина на висках? Вроде, нет. Значит, всё впереди.
Катрин. Она покручивает миниатюрной ступней (тридцать четвёртый размер, не больше) в красной туфельке, а пальчиком, обтянутым белой перчаткой, водит по краю рюмки. Её огромные синие глаза смотрят куда-то в угол отсутствующим взглядом. Впечатление такое, что она засыпает. По-моему, это действительно так. Вот кому эта эпопея далась легче всего. Пусть скажет спасибо Магистру. Как только я исчез, Катрин не отходила от компьютера и все несколько суток ни разу не сомкнула глаз, держалась на стимуляторах. Магистр буквально завалил её расчетами различных вариантов. Он выдавал эти варианты по несколько в час. Как оказалось, все они были далеки от истины. Но, тем не менее, у Катрин не оставалось на эмоции ни одной свободной секунды. К слову, в такой же точно ситуации оказался и Ричард со своим отделом. Они перебрали и пересмотрели бесчисленное множество Фаз, пытаясь найти меня с Леной.
Сам Магистр пальцем левой руки передвигает по столу свою рюмку туда-сюда, а правой трёт переносицу. При этом он морщит нос, словно тот интенсивно чешется, а сам смотрит куда-то в то место, где стена сходится с потолком. Я вспоминаю, каким я увидел его с борта «Джуди Виса», и старательно гоню от себя это кошмарное видение. Нет, я всё-таки найду для себя задание: пособирать на поляне цветочки, и посвящу его своему шефу. О чем сейчас думает Магистр, ясно. Он в очередной раз прикидывает, что собирается ЧВП делать с Олимпиком.
Вот тут-то я и не угадал. Магистр, кончив чесать свою переносицу и изучать угол между стеной и потолком, спрашивает меня:
— Андрэ, а Меф ни разу не конкретизировал, что за противника такого страшного он имел в виду?
— Увы, ни разу.
— Хм! А с тобой, Элен, когда Андрэ работал на Плее, он об этом не говорил?
Лена вздыхает:
— Нет, Магистр. После того, как я помогла ему внедрить Андрея в Риша Кандари, я всё время оставалась одна в той камере, где нашла Андрея. Мефи раза четыре заходил ко мне, но не более чем на минуту. Интересовался, что мне нужно, не обижают ли меня монахи? Вот и все разговоры. Вид у него был весьма озабоченный. Чувствовалось, что ему в это время было не до занимательных бесед. Раза два я просила его дать мне посмотреть, как работает Андрей, но оба раза он категорически отказал мне.
— Молодец Мефи! — не удерживаюсь я, — Прости, Лена, но он делал это по моей просьбе.
— По твоей?
— Ну, да. Видишь ли, мне совсем не хотелось трепать тебе нервы…
— Можешь считать, что ты этого добился, — холодно говорит Лена.
Я улыбаюсь. Представляю, как бы она сейчас себя вела, если бы имела возможность наблюдать мои «постельные сцены» с Корой.
— Извини, Лена. Но это было первое побуждение, заставившее меня обратиться к Мефи с такой просьбой. Может быть, оно и было неверным, но когда я там работал, я несколько раз с ужасом думал: «А вдруг Мефи забыл о моей просьбе, и Ленка сейчас видит меня?»
— Интересно, — с подозрением смотрит на меня Лена, — что я могла увидеть?
«Как хорошо, что это Лена, а не Кора», — думаю я, а вслух говорю:
— В этой Фазе нравы и вкусы настолько экзотичны, что если бы ты меня там увидела, я бы надолго потерял твоё уважение. Выглядел я там дурак дураком.
— Не поняла.
— Попробую объяснить. Помнишь, как выглядел Риш Кандари, когда Мефи устроил нам сеанс связи перед твоим возвращением?
— Смутно.
— Тогда я поясню. Синяя мантия, салатная рубаха, лиловая юбка с зеленым поясом, синие колготки и сиреневые сапоги. И всё это отливает серебром.
Лена прикидывает, и глаза у неё округляются:
— Какой ужас! — шепчет она, — И что, там все так ходят?
— Увы, ещё хлеще! Перед этим я постарался подобрать одежду с менее кричащими сочетаниями цветов, более менее в тон, и получил выговор от Коры. Она сказала, что я выгляжу слишком вызывающе и сразу бросаюсь в глаза.
— О, Время! — смеётся Лена, — Действительно, какая-то сумасшедшая Фаза.
Я коротко описываю нравы и обычаи этой Фазы и под конец добавляю:
— А знаешь, что ваш обычай: не снимать в обществе свои неимоверно длинные перчатки, имеет исток именно в этой Фазе?
— Почему ты так решил?
— А потому, что там самыми интимными местами женского тела считаются ладонь, запястье и внутренняя поверхность руки до локтя.
Лена поражена, а Магистр невинно интересуется:
— А ты случайно не выяснил, у мужчин какие части тела считаются там самыми интимными?
— К сожалению, не успел.
Все смеются, кроме Катрин. Бедняжка Кэт заснула, не справилась с собой. На этой весёлой ноте мы и заканчиваем встречу. Друзья прощаются с нами и уходят к себе. Андрей уносит свою Катрин на руках, как ребёнка. Она так и не проснулась.
Мы с Леной остаёмся одни. Напоив меня крепким, ароматным чаем, Лена направляется к камину, на ходу снимая платье. Она остаётся только в перчатках и босоножках. Обернувшись ко мне, она загадочно улыбается и спрашивает:
— Так значит, в той Фазе у женщин самые интимные места, вот эти? — она проводит ладонью по руке до локтя.
Я киваю и тоже начинаю раздеваться.
— Хм? А когда они занимаются любовью, они эти интимнейшие места обнажают?
— Не всегда, — по простоте душевной отвечаю я, — Только как знак высшего доверия.
— Ну, вот и считай, что я тебе сегодня не доверяю! — смеётся Лена.
Немало мне приходится потрудиться в эту ночь, чтобы вернуть доверие своей подруги. Ох и поиздевалась она надо мной! Надо же, как дёшево купила! Когда, в знак особой милости и прощения, Лена стягивает голубые велюровые перчатки, и я, пользуясь высочайшей милостью, покрываю её «самые интимные места» поцелуями, она вдруг спрашивает:
— А эта твоя напарница, Кора…
— Ляпатч, — подсказываю я.
— Да, Ляпатч. Как она тебе показалась?
— В каком смысле? — теряюсь я.
— Ну, не в сексуальном же, конечно! Здесь она, выходец из биофазы, вне конкуренции. Я имею в виду, что она представляет как человек?
Я задумываюсь. Легко сказать, дать характеристику человеку, с которым и общался-то только три-четыре дня. Хотя, за эти дни она раскрылась передо мной в таких качествах, что с иной женщиной, чтобы узнать такое, потребуется года четыре общения.
— Знаешь, по-моему, это очень несчастный человек. Её истинная Родина её отторгнула, новой Родины она не обрела. Так и слоняется по пространству-времени, как неприкаянная. Но надо отдать ей должное, она на редкость умна и решительна.
— Даже умней меня? — улыбается Лена.
— В повседневной жизни, вряд ли. А вот в таких ситуациях, в которых мы с ней побывали, сравнивать не могу. Поэтому, не буду восхвалять ни тебя, ни её. Отношение её к ЧВП тоже двойственное. С одной стороны, она предана им душой и телом. Как-никак, они удержали её от самоубийства и придали её жизни, пусть и сомнительный, но хоть какой-то смысл. С другой стороны, она ненавидит их… Нет, не так. Не ненавидит, это слишком сильно сказано. Она их боится. В первый же день, как мы встретились, и она узнала, кто я такой, она сказала: «Значит, мы оба здесь не по своей воле». Знаешь, как она называет Мефа? Шат Оркан. На её языке это значит — Старый Волк.
— Старый Волк, — задумчиво произносит Лена, — Ты знаешь, это звучит. Я так и буду его теперь называть. Как там, Шат Оркан?
— Верно.
— Это гораздо точнее характеризует его сущность, чем Мефистофель. Кстати, а о нём ты какого мнения?
— Да, как и о Коре, двойственного. Было бы просто и легко сказать о нём: это враг, хитрый, коварный и злобный. Но это было бы неверно и примитивно. Мефи или Старый Волк, как тебе больше нравится, очень сложный человек. К тому же, он человек не простой судьбы. Ты знаешь, он оказывается выходец из той самой Фазы, где мы с Корой работали. Я, когда туда попал, сразу заподозрил это. А вчера, когда я вернулся в Сен-Кант, он это сам подтвердил. Более того, он жил на Плее и был членом тамошней Мафии. Что-то у него там произошло. Ты заметила шрам на его правом виске?
— Ты хочешь сказать, что он в своё время что-то не поделил с Мафией и вынужден был уйти?
— Что-то в этом роде. Я его не расспрашивал, некогда было. Но до твоего прихода у меня было время с ним пообщаться. Должен сказать, общаться с ним довольно интересно. Ну, ты сама имела возможность это заметить. Не всё, что он говорил, можно принять с восторгом, но, большей частью, мысли его здравые и заслуживают того, чтобы над ними задумались. По крайней мере, он четко обрисовал мне ту цель, которая ими поставлена. К стыду своему и нашему, когда он спросил меня о нашей цели, я не смог дать не только четкого и конкретного ответа, но даже и в общем-то обрисовать не сумел.
— Цель-то у них замечательная, но вот средства…
— Они считают, что цель оправдывает средства. И здесь мы с ними радикально расходимся. Есть у него ещё одна черта: верность слову.
— Ха! Верность слову! Да освободил-то он нас только после того, как ты заминировал камень!
— Нет, Лена, я был уверен, что он освободит нас. А камень я заминировал для того, чтобы ему в этом не препятствовало его руководство.
Мы замолкаем, и я некоторое время созерцаю языки пламени в камине.
— Знаешь, Лена, — говорю я, — меня не оставляет ощущение, что нам ещё предстоит с ним встретиться. Но, как говорится, в другое время и в другом месте.
— И при ином раскладе, — выражает пожелание Лена.
— Возможно, — соглашаюсь я, — возможно и желательно.
Утром меня будит сигнал вызова. Накинув халат, подхожу к компьютеру и включаю экран связи. Это — Ричард.
— Андрей, тебе интересно, для каких целей ты добывал этот Олимпик? Как они хотят его использовать?
— Ну, разумеется!
Лена от камина делает мне отчаянные знаки. Пока Ричард переключает свой пульт, подхожу к шкафу, достаю оттуда что-то из её домашнего гардероба и кидаю ей. Тем временем, на соседнем мониторе появляется изображение какой-то странной конструкции, смонтированной в космосе. Впрочем, смонтированной, не то слово.
По гигантской окружности размещены двенадцать многогранных, широких усеченных пирамид. Основания пирамид направлены к центру окружности. Сами пирамиды выполнены из решетчатых конструкций, и внутри них что-то светится, наподобие огней электродуговой сварки, только зелёного цвета. Между собой эти пирамиды ничем не связаны. Видно, как они независимо друг от друга совершают колебательные движения. Таких окружностей, состоящих из пирамид, видно четыре. У них общая ось. На этой оси располагается ярко светящийся, голубоватый, сильно-вытянутый эллипсоид. Он как бы подёрнут дымкой.
Временами по эллипсоиду пробегает волна то малинового, то желтого света, и он начинает корчиться, как червяк в муравейнике. В такие моменты свечение в пирамидах становится интенсивнее, и эллипсоид «успокаивается».
Несколько дальше, по направлению к довольно близкой звезде, на оси этого эллипсоида расположена конструкция, напоминающая тороидальную космическую станцию. Только вместо центральной сферы у неё решетчатый цилиндр, ось которого совпадает с осью эллипсоида.
Еще дальше, по направлению к звезде, угадываются огромные сферические конструкции, расположенные так же по окружности, имеющей общую с эллипсоидом ось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68